скачать книгу бесплатно
Перед болезнью Андрея (как вспомнила потом Наталья) Ефимушка особенно ныл, охал и жаловался. Дарья тогда не выдержала и устроила ему скандал:
– Замолчите! Сколько можно! Вы хотите нас всех погубить!
Ефимушка принял это с обычным смирением – как хулу и напраслину.
– Видимо, пора убираться. Что ж, простите. Спасибо за гостеприимство. Век буду помнить.
И как-то быстро-быстро подхватил свой портфель, свился, скрутился, стал как-то скрадываться и исчез.
Бросились догонять. Не догнали. Но, видимо, приказ уже был отдан, и Андрей принял на себя насланную болезнь.
XI
На террасе с размаху хлопнула дверь. При этом из замочной скважины выбило ключ, зазвеневший по полу, и дрогнули стеклышки в переплетах (того и гляди выпадут и разобьются) – то ли от ветра, то ли оттого, что кто-то вошел. Все прислушались. Если бы это был вошедший, тотчас донеслись бы шаги, скрип половиц и прочие звуки, выдающие его присутствие. Но было странно тихо. Поэтому решили, что ветер, хотя на всякий случай говорили вполголоса и продолжали краем уха прислушиваться.
Невольные опасения подтвердились, как всегда подтверждается то, от чего пытались отмахнуться.
– Ага, вы здесь пьянствуете! Хорошо устроились, – воскликнул если не вошедший, то вошедшая, и ею оказалась молодая особа по имени Дарья, худая, с маленьким носом, крупными губами и рыжей челкой, хотя волосы были скорее каштановые.
Все переглянулись, словно они так и думали: конечно же, никакой не ветер, а просто вернулась дочь Натальи, сама немного навеселе, во всяком случае чуть раскосые глаза поблескивали и улыбка на губах блуждала – хмельная.
– У нас отходная по даче, хотя еще неизвестно, кому она отходит. Поэтому и пьянствуем, хотя еще ничего неизвестно… – Наталья виновато взглянула на Натали и только после этого посмотрела на дочь. – А ты где была? И почему босая? Теперь что – новая мода босиком ходить?
– Отец так учит. Я не виновата.
– Опять возле магазина сидела с этими алкашонами?
– Мамочка, дай я им что-нибудь вынесу. Им не хватило. У них душа горит.
– В буфете осталось полбутылки хереса. Можешь взять. Херес не хуже портвейна. Только сама не пей.
– А конька нет?
– И не мечтай. Коньяк я им не дам.
– Ну, пожалуйста. Я тебя очень прошу.
– Не дам и все. Не для них куплено.
– Ах, так! А если я тебе кое-что скажу? – Дарья уклончиво и скромно отвела глаза, словно бы безразличная к тому, что мать ей на это ответит, и в то же время совсем не безразличная.
– Ну, что ты мне такого скажешь? – Наталья не то чтобы забеспокоилась, но, не показывая вида, слегка насторожилась. – Все, что ты можешь сказать, я тысячу раз уже слышала.
– А если я… – Дарья кашлянула, словно у нее так некстати (а на самом деле весьма кстати) запершило в горле, – выхожу замуж?
Она с жалобным видом коснулась горла, привлекая к своему кашлю большее внимание, чем к словам.
– Ты уличная девка! Кто тебя возьмет!
Дарья совсем не обиделась на девку, словно в устах матери это была лучшая похвала.
– Представь себе, берут. И даже очень охотно. Я сама удивляюсь. Наверное, за мои сисечки.
– Замолкни. Противно слушать.
– Молчу, молчу.
– И кто же этот несчастный? За кого ты выходишь? Впрочем, что я спрашиваю! Это абсурд! Сюрреализм. – Наталья подобрала бранное словечко, подобающее жене художника, который сюрреализма не признает. – Ну, что ты молчишь?
– Ты же сама мне велела. А насчет сюра… нет, наоборот, это классика. Я выхожу за Виктора Карповича Подорогу.
– Девоньки, вы слышали? – Наталье понадобились свидетели столь крамольных речей. – За этого пропойцу и забулдыгу! Да пусть меня бульдозером переедут, бензопилой распилят – не позволю.
– Подорога, мамочка, не пропойца. Он – лучший ученик отца. Можно, сказать, продолжатель и систематизатор. К тому же у него, как и у отца, дар предсказания.
– И что же он предсказал?
– Что мы с ним поженимся.
– Ой, смех! Ой, держите меня! Надо же быть такой дурой! Выходить за сорокалетнего мужика!
– И не только это. Он предсказал, что у нас родится необыкновенный ребенок, саошьянт.
– Ну что ты несешь! Ты хотя бы знаешь, кто такой саошьянт?
– Знаю, хотя могу ошибаться.
– Ну?
– Сын Заратуштры. Вернее, один из трех сыновей, которым надлежит родиться.
– Так от кого ты родишь? От Подороги или Заратуштры?
– Мамочка, ты бываешь вульгарна…
– Нет, ты мне объясни. Тебе задурили голову, а я оказываюсь вульгарной…
– Заратуштра – это мистический жених.
– Белая горячка! Типичная белая горячка! Слышал бы отец все эти бредни!
– А он слышал…
– Как он мог слышать?
– Очень просто. Мы с Виктором Карповичем говорили, а он слышал и даже кивал?
– Где и когда?
– Здесь и сейчас.
– Так он с вами? Возле магазина? Пьет портвейн?
– Пьет-то он не особо. Но он с нами, возле магазина.
– Боже мой, нам же послезавтра лететь! – воскликнула Наталия и зажала себе рот ладонью, словно от таких бессмысленных восклицаний никогда ничего не менялось.
– Не знаю. Мне он об этом не сообщал. Похоже, что он никуда не полетит. Он мне обещал, что Ефимушку навсегда отдалит и теперь все время будет со мной.
– Да пойми ты, дуреха, что отец болен. Ему надо лечиться, – напустилась на дочь Наталья.
– Чем он болен? – Заметив, что все от нее отвернулись, Дарья не знала, на кого смотреть и кого спрашивать. – Чем? Чем?
– А то ты не знаешь! У него насморк, – сказала Наталья и сама высморкалась. – Раз он здесь, с вами, позови его.
– Он сказал, что сам через минуту придет.
– Позови, я прошу! Неужели трудно позвать!
– Сейчас, сейчас. – Дарья скрылась за ситцевой занавеской, но через минуту вернулась и возвестила: – Вот он. Встречайте и аплодируйте.
XII
Хотя на лестнице из-за тусклого окна было темно, Андрей заслонился ладонью, словно из темноты попал на нестерпимо яркий – ангельский – свет. Он был одет во все дачное, старое, заношенное, обветшалое: безрукавку поверх армейской рубашки защитного цвета, брюки с отпоротыми лампасами, армейскую фуражку без кокарды и козырька. Из-под фуражки выбивался клок седых волос. Глазницы были обведены синевой. Запавшие щеки и лоб загорели до цвета жженого сахара. На подбородке остались следы недавно сбритой бородки, не тронутые загаром.
– Приветствую славную компанию. Разрешите присоединиться?
Поскольку на ступеньках не было места, он принес с террасы стул, но садиться не стал.
– Присоединяйся, – лишь после этого сказала Наталья, словно только теперь появилась надежда, что он ее услышит.
– Будем пить и веселиться.
– А не хочешь сначала объяснить, что все это значит? Ты всем надавал обещаний и ни одно не выполнил. – Наталья сама села на стул, словно он принес его для нее (позаботился), но забыл ей об этом сообщить.
– Каких обещаний? Родиться на свет в этом аду – это обещание я выполнил, хотя мог бы и не выполнять. Остальные же не столь важны.
– Миленькое дело! – Наталья обратила к нему лицо, стараясь, чтобы и в нем прочитывалось что-то дьявольски миленькое. – А обещания Наталии, Натали, Дарье, наконец? О себе уж и не говорю.
– Хорошо, я открою вам секрет. Вернее, Божественный План. Вы будете жить долго и счастливо. Наталия – до девяноста двух лет, Натали – до восьмидесяти четырех, Дарья – до восьмидесяти, а ты как моя жена – до ста четырех. Правда, под конец жизни тебя будут возить. В роскошном лимузине.
– Каком это еще лимузине?
– Ну, в кресле для парализованных…
– Ах ты дрянь!
– А остальными предсказаниями вы довольны?
– Ты все шутишь. Никак не уймешься. А уж седой весь…
– Ну, положим, не весь. – Он спрятал выбившийся клок под фуражку. – Повторяю, довольны сроками жизни?
– Многовато. Зачем столько? Можно подсократить. – Наталья обернулась к подругам, словно надеясь, что они тоже согласны подсократить свои сроки.
– Нет уж, вы сокращайте, а лишнее можете отдать мне. Пригодится. – Наталия любезно улыбнулась, чтобы никто не сомневался в том, что сказанное соответствует истине.
– А у меня хоть все забирайте. Мне не жалко. – Натали разглядывала свои ядовито-зеленые ногти, словно они были единственным, о чем она, может быть, пожалела.
– Никаких сокращений не будет. Так положено. Не возражать. – Андрей хотел для солидности тронуть бородку, но вспомнил, что она сбрита.
– Слушаемся, товарищ генерал. Какие еще будут распоряжения? – Наталья по-военному выпрямилась и приставила ладонь к виску.
– А вот какие, любезные дамы. – Андрей сам не заметил, что все-таки тронул отсутствующую бородку. – Вы все можете здесь жить – дача отныне ваша. Располагайтесь, как вам удобно, а мне дайте одну маленькую комнату.
– Какую? – Наталья сочла, что уточнение в данном случае не будет лишним.
– Ту, которую твой дед пристроил для гостей.
– Но у нас нет такой комнаты.
– Как это нет! Есть! Он принимал там бывших однополчан – генералов, маршалов. Словом, архистратигов. И хранил именное оружие.
– Да где она? Где?
– На втором этаже. Под самой крышей. Он в ней и застрелился однажды ночью.
– Дед никогда не стал бы стреляться. Он просто умер. Во время сна.
– Нет, он застрелился.
– Андрей! – Сказанное им было настолько абсурдным, что Наталья сочла достаточным произнести его имя, чтобы тем самым возразить ему.
Но он не принимал никаких возражений.
– Застрелился из этого именного пистолета. – Он на мгновение достал из кармана и снова спрятал в него нечто, похожее на пистолет.
– Андрей, прошу тебя, дай.
Он словно не слышал.
– Дай, пожалуйста. Отдай это мне.
Он пожал плечами, словно ему нечего было давать и он не понимал, о чем его просят.
Ей стоило больших – мучительных – усилий заговорить о другом.
– Ну, хорошо. Пойдем, ты нам покажешь. Покажешь эту комнату.
