скачать книгу бесплатно
– Ячмень хорош в этом году, – многозначительно произнес он и отвинтил пробку. – А вами, полковник, теперь весь Гринвиллоу гордиться будет. Знаем уже, знаем… ишь, надо же! Наш старый док лицом в грязь не ударил!
– Аксель умер генералом, – негромко перебил его Андрей.
Шериф спрятал улыбку и, неторопливо отпив из фляги, протянул ее Андрею. Тот машинально глотнул, ощутил знакомый вкус местного самогона, шумно выдохнул и потянулся за сигарой.
– Док Кренц был настоящим мужиком, – сказал Маркелас, – я горжусь им. Особенно после того, как покойник приварил меня по балде моим же излучателем, а потом волок меня на себе, чтобы заклеить рану. Да-а… настоящие мужики, они… черт… вот так вот, в общем. Заедете ко мне, док? – неожиданно спросил он.
– Не могу, – поморщился Андрей. – Давай лучше ты ко мне – тем более, что тут и ехать-то два шага осталось. У меня мымра моя, старшая сестрица, закончила распаковывать аптеку, посмотреть надо, а то она, знаешь… ты посидишь минуту, а потом и поболтаем.
– Идет, – легко согласился Маркелас и, дав газ, развернул своего мастодонта почти что на месте.
Убедившись, что Бренда все сделала как надо, Огоновский спустился вниз, однако шерифа не обнаружил. Тот ждал его в саду.
– Знаете, – сказал он, прихлебывая свой самогон, – у меня часто бывает так, что вот положу деньги в какой-то карман, а потом долго не могу их найти… в последнее время у нас появились люди, которые всегда помнят, где у них что лежит.
Андрей вопросительно поднял брови. Раньше Ник Маркелас не умел говорить намеками.
– После войны многое изменилось. Вы поздно приехали, док, нам тут вас здорово не хватало. Никто, в общем-то и не верил, что вы вернетесь – думали, погибли, как все…
– Что значит – как все? – удивленно переспросил Андрей.
– Да вот то и значит. Я ведь, – шериф сделал глоток и яростно затянулся сигаретой, – трижды подавал прошение зачислить меня кем угодно и куда угодно, а мне все отвечали: нет, до инвалидов пока не дошло. Нашли инвалида, с-суки!
– Ну, призывные комиссии правы, куда с твоим позвоночником. Ты ведь перегрузку не выдержишь, зачем тебя калечить?
– Да при чем тут мой позвоночник! У нас же больше половины мужиков не вернулись, понимаете?
– Я знаю, Ник. Я смотрел статистику. Да, Окс почему-то пострадал сильнее всех… судьба.
– Ни черта вы, док, не знаете! Вы б видели баб, которые криком кричат, потому что сынишки подрастут – когда еще, а в шахту лезть надо сегодня! Вы еще увидите… фермы стоят, док, шахты валятся, в этот год почти половина так и не посеялись. Жрать они что будут? Я пришел к шефу этому, Бэрду, и говорю: надо писать отчет, требовать правительственных субсидий, а он мне в ответ только вздыхает. Никто нам, говорит, никаких денег не даст, надо выползать как получится. Как получится, док? Как?
Андрей промолчал. Он знал, что Маркелас, наверное, прав, но в то же время понимал и еще кое-что: слава богу, что на Оксдэм не навесили продовольственную программу. Чиновников крупных метрополий совершенно не волнует, сколько рабочих рук потеряла та или иная планета, у них есть план госзаказа, и его надо выполнять. А то, что на Оксдэме дерьмовые почвы и он еле научился обеспечивать самого себя – так кого это волнует? Конфедерация только что вылезла из войны, потери кошмарные, причем это везде, и сейчас нужно в первую очередь восстанавливать экономику, а не платить кому-то какие-то субсидии.
– Я слышал, что у тебя возник конфликт? – осторожно поинтересовался он.
– Басюк, сучий сын, – фыркнул Маркелас. – Есть у меня странные ощущения, док, но то не сейчас.
– Какие – странные?
– А вот такие – странные, и все тут. Вы сами увидите, как покрутитесь в долинах. Вы мне лучше вот что скажите – вы работать-то готовы или как? Что мне людям сказать, когда спрашивать будут?
– Я готов работать всегда, Ник, и ты это прекрасно знаешь. Ты обиделся? Но почему?
– Да бог с вами, док… это вы меня простите. Вы… вы еще на войне, наверное, а я тут, и никуда отсюда не девался. Простите, поеду. А люди, кстати, ждут вас… да.
– Обожди, Ник, – Андрей остановил шерифа уже возле самой машины. – А доктор Коннор… он что?
– Коннор? – Маркелас скривился, пожал плечами и молча нырнул за руль. – Счастливо, док.
Огоновский проводил его долгим взглядом, дождался, когда зеленая корма вездехода растает среди холмов и поплелся к себе.
С Авроры он привез двоих медсестер: старшую, Бренду, которая имела самые лучшие рекомендации, ему фактически навязали в Центре здравоохранения развивающихся миров. Бренда всю жизнь прослужила в разных респектабельных клиниках, была безусловно компетентна, и так же безусловно неприспособлена для Оксдэма. Андрей был уверен, что если она тут и задержится, то только на характере – этого добра Бренде было не занимать. Младшая, милое существо по имени Лалли, прошла всю войну операционной сестричкой и честно заслужила свои лейтенантские погоны вместе с Рыцарским Крестом. Едва Андрей узрел в Центре грустную, немного неуклюжую из-за своего совсем не девичьего роста сестру с «Рыцарем» на жакете, как ему стало ясно: это то, что надо. Лалли вызывала у него откровенно отцовские чувства, и сразу же по прибытии он дал себе слово сосватать ей сыночка кого-нибудь из местных аристократов. Очаровательный гренадер в юбке, плюс еще и госслужащий, плюс украшенный одной из высших боевых наград – да от такого компота любой навозный лендлорд растает, как снег на экваторе.
С сестрами все было вроде как ясно. Вот с остальным было хуже. Андрей органически не мог существовать без шумной толпы, населяющей его дом – молоденьких девочек, чьих-то детей, которые остались на «пару деньков», и зависли на месяц, без всей той атмосферы бедлама, которая сопровождала его в прежние годы на Оксдэме. Он привык спускаться к обеду в плотном домашнем камзоле, с неизменным, древним стетоскопом на шее, с напускной строгостью оглядывать свое многочисленное «семейство», хлопать по заднице кого-нибудь из девчонок, делать традиционный, совершенно театральный выговор кухарке и, хитро щурясь, садиться с краю стола. Наверное, именно ради этого он и летел в этот не самый лучший из миров.
Вспомнив былые годы, Андрей горько вздохнул и пошел наверх, к себе в кабинет, заваленный нераспакованными еще книгами и коробками с кучей военных реликвий.
– Лалли! – гаркнул он, поднимаясь по лестнице, – Принеси мне кофе и булочку!
Старик генерал, владевший домом, имел, по всей видимости, огромную библиотеку, но после его смерти дом некоторое время стоял без всякого присмотра, и книги перешли в собственность всяких обормотов, шлявшихся по окрестностям. Андрей был рад уже тому, что в большущем кабинете уцелели камин и темные, под самый потолок, книжные шкафы. Свой ковер он расстелил на полу в первый же день, прежде, чем занести остальные вещи. За ковром последовал письменный стол и новенькое, приятно скрипящее кресло, от которого пахло дорогими ботинками.
Дождавшись, когда Лалли принесет на подносе кофейник и булочки, Андрей принялся вскрывать книги. Библиотека у него была большая, с медициной соседствовала классическая беллетристика самых разных эпох, начиная еще с XIX-го века, многие издания были старинными, попадались даже раритеты имперского времени, напечатанные на бессмертном пластике и переплетенные в специально обработанную кожу, которой не страшны столетия – то была собственность его семьи, прошедшая через множество парсек и сражений. Прихлебывая кофе, Огоновский располагал книги на чуть поскрипывающих деревянных полках. Шкафы были местной работы, солидные, никакой химии, только дерево и лак, да небьющийся пластик в тяжелых дверцах. Он долго, с наслаждением перебирал тома, подбирая их сперва по тематике, а потом – по цвету корешков. К тому моменту, когда большинство книг заняли свои места на полках, кофейник был пуст, а пепельница, наоборот, полна. Андрей устало сел в кресло, глянул за окно – уже начало темнеть, и вдруг услышал, как внизу приглушенно заблеял звонок.
Тихо, словно стесняясь, щелкнула входная дверь. Огоновский навострил уши: ему показалось, что он слышит слабый, очень усталый голос молодой женщины. И – резкий, сухой ответ Бренды:
– Доктор не может принимать в такое время. Существует распорядок… приходите завтра.
– Старая сука, – прошипел Андрей, вскакивая. – Бренда! – заорал он, открыв дверь кабинета. – Не смейте выпроваживать посетителей!
В гостиной стояла худенькая, совсем еще юная девушка в потертом плаще, под которым виднелись большие болотные сапоги. Увидев спускающегося по лестнице Андрея, она подняла на него измученные, полные безнадежности глаза:
– Доктор… мой братик, он, кажется, умирает. Мать послала меня за вами, но я так долго шла…
– Бренда, принесите ей рому, – приказал Андрей. – Что с вашим парнем?
– Он весь синий, доктор, почти не дышет. Губы распухли, глаза тоже… мама давала ему травы, но ничего не помогает.
– На болотах был?
– Да откуда ж нам знать, доктор? Он ведь целыми днями бегает, где ему вздумается. Ему всего одиннадцать, как за ним таким уследишь?
– Выпейте рому, он вас успокоит. Бренда, выездной кейс. Лалли! Одеваться!
– Вы собираетесь ехать к больному на ночь гладя? – широко распахнула глаза сестра. – Но где же такое видано?
– Здесь вам не Аврора, – прошипел Андрей, – на этой планете нельзя отказывать больному только из-за того, что у вас приступ мигрени. Советую вам это запомнить – раз и навсегда. Иначе нам с вами не сработаться.
Через две минуты он, затянутый в кожаный комбинезон пилота атмосферных машин, уже заводил свой джип. На заднем диване расположилась совершенно невозмутимая Лалли со здоровенным белым чемоданом, в котором было все необходимое для акта воскрешения на месте.
– Как вас зовут? – спросил он девушку.
– Анита, доктор. Скажите, это лихорадка, доктор? Мама очень боится, что Юрген подхватил на болотах лихорадку…
– Я не могу ставить диагноз на расстоянии, Анита. Мне нужно видеть больного. Губы, говорите, распухли? Но он говорит, а? Крыша у него не поехала?
– Он в полном сознании, доктор. Но он еле дышет, понимаете?
– Понимаю. Учись, Лалли, – произнес он, обернувшись к своей сестре, – сейчас ты увидишь довольно типичный случай. Если, конечно, я не ошибаюсь.
Дорога до фермы «Три ключа», где произошло несчастье, заняла у Андрея не более пятнадцати минут. Спустившись в долину, он увидел, как светятся окна большого, запущенного дома, за которым расположился целый лес ветрогенераторов.
На фырканье джипа из дома выбежала высокая, некогда очень красивая женщина в пухлой теплой куртке.
– Ах, доктор, мы все так рады, что вы вернулись к нам! – она дрожала, но не от холода, – Наш Юрген, кажется, подхватил-таки лихорадку. Я уже думала, что Анита не успеет. Пойдемте, пойдемте… он, кажется, задыхается.
Сопровождаемый молчаливой Лалли, Андрей поднялся на второй этаж и очутился в чистенькой комнатке, стены которой еще недавно покрывали ковры. Теперь ковров не было, как не было в ней и игрушек, кроме пары старых, истрепанных кукол в ногах кровати, на которой лежал белокурый мальчишка с вытянутым, синюшным лицом. Его рот с такими же, почти фиолетовыми губами, был широко раскрыт, из красных, словно навыкате глаз, текли слезы.
– Та-ак, – хмыкнул Андрей, подходя к кровати, – ну что, парень, что ж это ты? Хм-м, да это прямо классика. Лалли, возьмите свет и загляните ему в рот. Что вы там видите? Десны, небо? Как состояние слизистой?
– Все интенсивно-красного цвета, однако я не вижу ни фолликулов, ни отечности, – доложила сестра.
– Но губы распухшие, не так ли? И, конечно же, некоторый отек гортани. А теперь смотрите.
Наклонившись, Андрей сорвал с ног мальчишки одеяло и после недолгих поисков повернул под яркий свет фонаря его правую лодыжку, на которой виднелось крохотное пятнышко застывшей крови.
– Вот, – удовлетворенно сказал он. – Я сколько уже раз говорил, что по болотам нельзя бегать без сапог! На этой планете водится маленький червячок, яд которого содержит сильнейший токсин комбинированного действия… Всадите ему токсиштамм, Лалли, я думаю, кубов так пять, пистолетом, прямо в вену. Это все ерунда. Через сутки после укуса наступает отек гортани… асфиксия, смерть. Иногда отек легких. Следует помнить – отекшие губы и полное сознание, запомните это, иначе вы перепутаете червячка с лихорадкой, а это дело серьезное. При лихорадке – бред в течение первых же суток… мадам, – Огоновский повернулся к перепуганной матери, – не выпускайте сына без сапог.
– Дядя доктор, – свободной левой рукой мальчишка поднял одеяло, и на Андрея уставилась пара влажных черных глаз, – купите у нас Тома… нам нечем его кормить… ну купите, ну что вам стоит… он не может без людей, он умрет один.
Андрей глубоко вздохнул. Не видя побледневшей женщины, которая вдруг покраснела до корней волос и закрыла рукой губы, он вытащил из кармана купюру в двадцать крон и поднял за шкирку довольно крупного черного с желтым брюхом щенка. Щенок задергал хвостом, тихонько заскулил и тотчас же устроился у него на руках.
– Пока, Юрген, – улыбнулся Андрей, стараясь не глядеть на хозяйку. – Будь осторожен на болотах.
Он держал руль левой рукой, а правой почесывал тощего мохнатого Тома, который, враз признав в нем хозяина, лежал под его бедром, внимательно поглядывая вперед. На дорогу Андрей почти не смотрел.
Перед его глазами крутились полыхающие, изуродованные корабли. Он видел, как корчатся в пламени, гибнут от удушья тысячи людей, видел, как плачут от боли раненые, обгоревшие солдаты, он ощущал характерный запах операционной, через которую за сутки прошло больше ста человек – тот запах страдания, запах горелого человечьего мяса, смешанный с вонью оплавленных комбинезонов…
Щенок утробно заворчал, завозился и опустил голову на гладкую кожаную ногу Андрея.
– Ага, Томми, – сказал он, – ну, скоро и у нас будет семья, верно?
Глава 3.
– К вам доктор Коннор, доктор.
Андрей недоуменно оторвался от книги и несколько секунд пытался сообразить, о ком, собственно, идет речь. Вспомнив, он скорчил недовольную мину:
– Просите, Бренда… я сейчас спущусь.
Доктор Коннор оказался высоким молодым парнем в дорогом кожаном плаще и совершенно неуместных здесь легких туфлях. Бросив короткий взгляд на его узкое лицо, на котором застыло выражение брезгливой усталости, Андрей постарался нарисовать улыбку:
– Рад знакомству, коллега. Андрей…
– Арманд, – его рукопожатие было настолько сильным, что позволяло заподозрить в юноше спортсмена. – Счел своим долгом представиться, мастер доктор. Если я не ошибаюсь, мы с вами приписаны к одной территории?
– Только вчера пришел приказ о моем увольнении с Флота. Так что с сегодняшнего дня я действительно приписан к Гринвиллоу. Может быть, мы поднимемся в мой кабинет? Лалли, прими у доктора его плащ…
Оказавшись наверху, доктор Коннор хищно осмотрелся – так, словно уже видел себя в роли приценивающегося покупателя. Разглядывая книги, он неодобрительно прищурился; немного удивленный, Андрей пожал плечами и гостеприимно взмахнул рукой:
– Коньяк, виски?
Доктор Коннор молча боднул головой и опустился в кресло.
– Как вам Оксдэм, доктор? – Наливая гостю коньяк, Андрей спрашивал себя, что именно так раздражает его в этом мальчишке – может быть, то что считается обаянием и лоском где-то там, в огромных чопорных клиниках столиц?.. он не знал. – В наших широтах не лучший климат, а?
– Меня предупреждали, что это мерзкая планетка, – вздохнул Коннор, – но я и представить себе не мог, что настолько.
– Все так считают. Все, кто прибывает на Оксдэм с больших и старых миров. Потом, когда проходит время, некоторые привыкают настолько, что начинают находить этот мир пусть и суровым, но, все же, по-своему привлекательным.
– Как вы, коллега? – на губах Коннора появилась кислая улыбка.
– О, это вопрос сложный. Да, я долго держался здесь на одном упрямстве, а потом и в самом деле привык, оброс знакомствами, связями и, скажу честно, вернулся сюда с большим удовольствием. Давайте выпьем за вашу карьеру, доктор: на правах старшего хочу вам пожелать терпения, упорства… а потом все пойдет как надо.
– У вас тут удивительная репутация, – заметил Коннор, залпом выпив свой коньяк. – У вас и у этого… м-мм, Кренца. Это правда, что на заре своей карьеры вам приходилось орудовать не только скальпелем, но еще и мечом?
– И бластером тоже, – с улыбкой ответил Огоновский. – Вы, я вижу, передвигаетесь без оружия? Это вы зря. Говорят, правда, что после войны порядки стали помягче, но я, между нами, в это не верю. Полгода, может быть, еще год, и все вернется на круги своя. Мне-то бояться нечего, пусть меня все боятся, а вот вам… смотрите.
Андрей распахнул дверь огромного стариковского сейфа, который занимал почти половину стены справа от окна, и вытянувший шею Коннор увидел десяток разнокалиберных армейских излучателей, вставленных в специальные фиксаторы. В нижнем отделении сейфа лежали коробки с боеприпасами, украшенные трафаретными флотскими орлами.
От ужаса Коннор провел рукой по лбу и облизнулся.
– Кажется, это армейское оружие…
– Совершенно верно, коллега, – раскрыв один из шкафов, Андрей изящно накинул на голову высоченную темно-синюю фуражку; вокруг черного креста кокарды золотились миниатюрные крылышки экипажного состава. – Всю войну я прошел в экипажах, уволен с почетом, так что имею полное право. Ну и допуск, разумеется…
– Странно, – Коннор был ошарашен, и изо всех сил пытался это скрыть, – странно, – потому что отправляясь к вам, я представлял себе классического колониального доктора старой формации, добродушного идеалиста, немного оторванного от реального мира и все такое…
– …с бородой…
– Что? Ах, простите. Ну да, конечно же, с бородой. А вижу… а… ну то есть да! А передо мной военный врач высокого ранга… простите, не в курсе, в каком вы чине…
– … полковник, с вашего позволения…
– Да! Полковника, с таким-то арсеналом…
В эти минуты Коннор стал гораздо более симпатичным. Наверное, решил Андрей, вся эта спесь, как и эти идиотские столичные туфельки, была надета на его личину еще там, весьма далеко отсюда – надета в первую очередь для того, чтобы избавиться от комплекса «молодого и подающего». Андрею все это было хорошо знакомо. Наверное, такие же чувства испытывает каждый юнец, получивший на руки сверкающий диплом медицинского корпуса и не имеющий жирных покровителей, которые помогли бы ему сразу же занять место на подступах к олимпу медицинского мира. Возможно, именно из-за этого он и пошел на Флот в самом начале своей карьеры: синий мундир да змеи Эскулапа в петлицах помогали избавиться от проблем, вмиг поднимая его над цивильными элитами.
– Как говорил мой лучший друг, покойный легион-генерал Кренц, «Оксдэм – место выживания цельных натур». Да-да… так что я рекомендовал бы вам сделать заказ прямо сейчас, чтобы ближайший же транспорт доставил вам оружие. Гражданское, конечно – но если хотите, можем слетать в порт, и я познакомлю вас с парой «жучков», которые будут рады оказать молодому доктору любые услуги. За наличные, само собой.
– Я вижу, что ваш коллега был склонен к философии… – промямлил Коннор. – На меня, конечно, никто не нападает, но знаете, иногда встречаешь такие взгляды, что становится просто холодно.
Андрей понимающе закивал и поспешил долить гостю коняька.
– Репутация, коллега, имеет здесь первостепенное значение – ничуть не меньшее, чем на каком-нибудь там Орегоне. Только там предпочитают спесивых врачей, которые выписывают пациентам заведомо дорогие процедуры и смотрят на них сверху вниз, а здесь, увы, все наоборот. Мой вам совет: забудьте все правила поведения, которые приняты в нашем цеху там. Забудьте то, чему вас учили в корпусе. Вам и так платят больше, чем крупному специалисту в аврорской клинике, верно? Вот и работайте, тем более, что здесь за эти деньги можно получить гораздо больше, нежели принято думать. Когда-нибудь вы сделаете трахеотомию посреди болота, держа больного на своем колене, а потом – когда-нибудь – ваш пациент встанет у вас за спиной с оружием в руках и, возможно, отдаст таким образом свой долг.
Коннор вздохнул и вылез из кресла.
– Вы, вероятно, правы. Что ж, придется привыкать. Я летел сюда за пенсией, и никак иначе. И я ее добуду! Рад знакомству, коллега…
