скачать книгу бесплатно
8 февраля 1946 года
Дорогая мисс Эштон!
Ко мне только что приходил Доуси Адамс. Он сегодня получил от Вас подарок и письмо – никогда прежде не видела его настолько счастливым. Он так горячо упрашивал меня написать Вам со следующей почтой, что даже забыл о своей стеснительности. Не уверена, что Доуси это сознает, но у него редкий дар убеждения. Он никогда ни о чем не просит для себя, поэтому люди с удовольствием делают то, о чем он просит для других.
Он рассказал о статье, над которой Вы работаете, и попросил меня написать о литературном клубе, который мы создали в период – и благодаря – немецкой оккупации. С удовольствием это сделаю, но с условием.
Знакомая из Англии прислала мне книгу «Иззи Бикерштафф идет на войну». Мы пять лет не имели новостей о большом мире, так что можете вообразить, с каким интересом я читала о военном времени в Англии. Ваша книга познавательна, увлекательна и смешна, но именно ее веселый тон меня немного смущает.
Наше название – «Клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков» – весьма необычно, и его легко сделать мишенью для насмешек. Вы можете гарантировать, что этого не произойдет? Члены клуба очень дороги мне, и я не хочу, чтобы они стали предметом потехи.
Не расскажете ли коротко, о чем намереваетесь писать в статье, а также немного о себе? Если Вы понимаете важность моих вопросов, буду рада рассказать о нашем клубе. Надеюсь на скорый ответ.
Искренне Ваша Амелия Моджери
Джулиет – Амелии
10 февраля 1946 года
Миссис Амелии Моджери
Виндкросс-мэнор
Ля Буви
Сент-Мартинс, Гернси
Дорогая миссис Моджери!
Спасибо за письмо. Я с удовольствием отвечу на Ваши вопросы.
Я действительно описывала многие военные ситуации в шутливой форме: в «Спектейтор» считали, что легкий тон служит противоядием от плохих новостей и помогает ободрить упавших духом лондонцев. Я рада, что Иззи служила этой цели, однако сейчас – благодарение небесам! – нужда смеяться сквозь слезы отпала. И я ни за что не стала бы потешаться над теми, кто любит читать. А над мистером Адамсом тем более – как приятно было узнать, что одна из моих книг попала в такие замечательные руки.
Вы хотели что-нибудь обо мне узнать, поэтому я попросила его преподобие Саймона Симплесса из церкви Св. Хильды близ Берри-Сент-Эдмундс в Саффолке написать Вам. Его преподобие знает меня с детства и очень любит. Также я попросила рекомендацию у леди Бэллы Тонтон. Мы с ней тушили зажигалки во время блицкрига; она ненавидит меня всей душой. Надеюсь, взгляды с диаметрально противоположных точек дадут более или менее верное представление о моем характере.
Прилагаю экземпляр биографии Энн Бронте моего пера как подтверждение того, что способна писать в ином стиле. Биография продавалась не слишком хорошо – по сути, вовсе не продавалась, но ею я горжусь больше, чем «Иззи Бикерштафф».
Если есть еще что-то, что убедит Вас в моих добрых намерениях, буду рада это предоставить.
Искренне Ваша Джулиет Эштон
Джулиет – Софи
12 февраля 1946 года
Милая Софи!
Маркхэм В. Рейнольдс, кавалер с камелиями, наконец материализовался. Представился мне, осыпал комплиментами, пригласил на ужин – и не куда-нибудь, а в «Кларидж». Я с царственной небрежностью согласилась («Кларидж»? Да-да, слыхала про такой), а потом целых три дня страдала из-за своей прически. Хорошо, что у меня есть прелестное новое платье, я хотя бы сэкономила на страданиях, что надеть.
Выражаясь словами мадам Хелены, «этот волос, он у нее никудышный». Пучок развалился. Изысканный узел тоже. Я уже готовилась водрузить на макушку здоровенный бант из красного бархата, но тут на помощь явилась соседка Евангелина Смит, дай ей бог всяческого здоровья. Через две минуты я была воплощением элегантности. Она гениально управилась с моими кудельками – собрала их и пустила по шее сзади, причем я спокойно могла вертеть головой. И этакой вот прелестницей и чаровницей уверенно отправилась на встречу. Даже в мраморном вестибюле «Клариджа» не оробела.
Но затем передо мной возник Маркхэм В. Рейнольдс, и пузырь моей самоуверенности лопнул. Маркхэм ослепителен. Честно, Софи, я таких еще не встречала. Печник и тот рядом не стоял. Маркхэм – загорелый красавец с яркими голубыми глазами. Потрясающие кожаные туфли, элегантный шерстяной костюм, ослепительно белый носовой платок в нагрудном кармане. Высокий – американец как-никак. С немного пугающей американской улыбкой в миллион зубов. Весь радушие и благорасположение, но отнюдь не добряк. Полон значительности и явно привык распоряжаться людьми – хотя проделывает это столь естественно, что никто ничего не замечает. Чтобы кто-то ему отказал? Нонсенс!
Мы сели за стол – в отсеке за бархатной занавеской, – и, когда официанты, стюарды и метрдотели закончили вокруг нас суетиться, я в лоб спросила, почему он присылал горы цветов, но не вложил ни единой записки.
Маркхэм рассмеялся:
– Чтобы заинтриговать. Если бы я прямо попросил о встрече, что бы вы ответили?
Я признала, что отказалась бы. Он приподнял бровь домиком. Его ли вина, что меня так легко обвести вокруг пальца?
Я была невероятно оскорблена собственной предсказуемостью, но он лишь опять надо мной посмеялся и завел разговор о войне, викторианской литературе – он знает, что я писала про Энн Бронте, – Нью-Йорке, карточках… Не успела я опомниться, как уже, очарованная до предела, купалась в лучах его внимания.
Помнишь, мы в Лидсе гадали, почему Маркхэм В. Рейнольдс-младший хранит инкогнито? Должна нас разочаровать: мы во всем не правы. Он не женат. И точно не застенчив. У него нет шрама через все лицо, из-за которого он избегал бы показываться при свете дня. На оборотня тоже не похож (во всяком случае, на костяшках пальцев шерсти нет). И он не беглый нацист (был бы акцент).
С другой стороны, может, он все-таки оборотень. Легко представляю, как Маркхэм гонится по болоту за невинной жертвой и не задумываясь ее сжирает. Надо будет внимательно понаблюдать за ним в следующее полнолуние. Он пригласил меня завтра на танцы – пожалуй, есть смысл надеть что-нибудь с высоким воротником. Ой, это же от вампиров! Перепутала.
По-моему, я слегка напилась.
С любовью, Джулиет
Леди Бэлла Тонтон – Амелии
12 февраля 1946 года
Дорогая миссис Моджери!
Передо мной лежит письмо от Джулиет Эштон, и я потрясена его содержанием. Правильно ли я поняла, что Вам нужна ее рекомендация? Что ж, извольте! Не скажу ничего дурного о характере Джулиет – лишь о ее здравом смысле. Таковой у нее полностью отсутствует.
Как известно, на войне как на войне, с кем только не столкнешься. Меня судьба свела с Джулиет – мы тушили зажигалки в самом начале блицкрига. Дежурили ночами на лондонских крышах и, если падала бомба, бежали к ней с ручной помпой и ведрами песка и тщательно гасили все искорки. Меня поставили в пару с Джулиет. Мы не болтали попусту, в отличие от других, менее добросовестных дежурных. Я старалась проявлять постоянную, неусыпную бдительность. Но тем не менее успела узнать многие подробности ее довоенной жизни.
Ее отец был в Саффолке уважаемым фермером. А мать, полагаю, типичной фермерской женой, которая доила коров, ощипывала кур – и держала книжный магазин в Берри-Сент-Эдмундс. Когда Джулиет было двенадцать, ее родители погибли в автомобильной аварии. Сиротку отправили в Сентджонсвуд, к двоюродному деду, известному классицисту. Она мешала его занятиям и существованию в целом тем, что сбегала от него – дважды.
Отчаявшись, он отослал Джулиет в элитарный пансион. Она закончила школу, отказалась от высшего образования, уехала в Лондон и поселилась на съемной квартирке с подругой Софи Старк. Днем Джулиет работала в книжном магазине, а по ночам писала книгу об одной из несчастных девиц Брон-те – забыла, какой именно. Насколько помню, книгу опубликовало издательство брата Софи, «Стивенс и Старк». Очевидно, что своим появлением книга обязана странной форме внебиологического непотизма.
Так или иначе, Джулиет начала строчить для газет и журналов. Легкий, фривольный взгляд на вещи обеспечил ей признание среди не самой интеллектуальной части наших сограждан – им, как Вы знаете, несть числа. Остатки наследства Джулиет потратила на приобретение квартиры в Челси, районе, испокон веку служившем приютом художникам, натурщицам, вольнодумцам, социалистам и прочим безответственным натурам, к каким принадлежит и Джулиет, – что особенно наглядно проявилось при тушении зажигалок.
Приведу пример.
Я, Джулиет и еще несколько человек дежурили на крыше Иннер-Темпл «Судебных иннов»[9 - Судебные инны – традиционная форма самоорганизации адвокатского сообщества в Англии. Каждый адвокат должен вступить в одну из четырех юридических палат – Линкольнс-инн, Грейс-инн, Миддл-инн или Иннер-Темпл. Здания этих палат занимают обширную территорию в самом сердце Лондона.]. Позволю себе напомнить, что для дежурного быстрота реакции и трезвость мышления – императив. Требовалось подмечать все вокруг. Решительно все.
Майской ночью 1941 года на крышу библиотеки Иннер-Темпл упала фугасная бомба, довольно далеко от поста Джулиет. Однако та все равно бросилась спасать книжки – словно могла в одиночку потушить пожар! Разумеется, это не привело ни к чему хорошему, кроме дополнительных неприятностей, поскольку пожарным пришлось тратить часть драгоценного времени на спасение самой Джулиет.
Она получила незначительные ожоги, но сгорело около пятидесяти тысяч книг. Джулиет исключили из дежурных – и правильно. Позднее мне стало известно, что она предложила свои услуги бригаде помощников пожарных – тех, кто по утрам после бомбежки приходят на пожарище, разливают спасателям чай и оказывают им моральную поддержку. Также они помогают выжившим искать родственников, обеспечивают временным жильем, одеждой, едой, деньгами. Слава богу, это оказалось Джулиет по плечу: чашкам и ложкам трудно навредить.
Теперь ночами она могла заниматься чем угодно и, очевидно, с головой ушла в журналистские почеркушки, поскольку «Спектейтор» нанял ее вести еженедельную колонку о положении нации в военное время, что она проделывала под именем Иззи Бикерштафф.
Я прочла всего одну статью и отказалась от подписки. Джулиет позволила себе высмеивать безупречный вкус нашей любимой (пусть и покойной) королевы Виктории. Вы, несомненно, знаете мемориал, который наша монархиня возвела в память об обожаемом супруге принце Альберте. Это жемчужина Кенсингтон-Гарденз – памятник не только дорогому усопшему, но и идеальному чувству стиля королевы. Однако Джулиет осмелилась аплодировать министерству продовольствия за приказ обсадить мемориал зеленым горошком – по ее мнению, видите ли, лучшего пугала, чем принц Альберт, не сыщешь во всей Англии.
Дурновкусие, нелепые суждения, неверно расставленные приоритеты и сомнительное чувство юмора. Однако в одном хорошем качестве Джулиет не откажешь: она честна. Если она обещала не порочить доброе имя вашего литературного клуба, значит, не опорочит. Больше мне нечего сказать.
Искренне Ваша Бэлла Тонтон
Его преподобие
Саймон Симплесс – Амелии
13 февраля 1946 года
Дорогая миссис Моджери!
Заявляю ответственно: Джулиет доверять можно. Ее родители были моими добрыми друзьями и прихожанами церкви Св. Хильды. В ночь, когда родилась Джулиет, я находился у них дома. Она росла упрямым, но прелестным, деликатным, веселым ребенком – необычайно честным с самых юных лет.
Приведу один пример. Джулиет было десять. Она дошла до четвертой строфы гимна «Следит Он за каждою птахой», внезапно захлопнула молитвенник и наотрез отказалась продолжать пение. А дирижеру хора заявила, что эти стихи бросают тень на личность Господа. Он (дирижер, не Господь) растерялся и привел Джулиет ко мне, дабы я ее вразумил.
Я преуспел мало. Джулиет сказала:
– Что за название: «Следит Он за каждою птахой»? Что оно означает? Что Бог занимается орнитологией, когда так нужен людям?
Мне нечего было возразить – и как это я сам не подумал? С того дня хор не исполняет упомянутый гимн.
Джулиет потеряла родителей в двенадцатилетнем возрасте, и ее отправили в Лондон к двоюродному деду доктору Родерику Эштону, человеку не то чтобы недоброму, но настолько погруженному в греко-римские штудии, что они не оставляли ему времени на девочку. Кроме того, у доктора Эштона начисто отсутствовало воображение, а обстоятельство это для воспитателя фатальное.
Джулиет дважды от него убегала. В первый раз добралась лишь до вокзала Кингс-кросс, полиция поймала ее там с упакованным рюкзаком и отцовской удочкой, она ждала поезд на Берри-Сент-Эдмундс. Девочку вернули к доктору Эштону, но она снова бежала. На сей раз доктор позвонил мне и попросил помощи в розысках.
Я знал, куда идти – на бывшую ферму ее родителей. Бедняжка, насквозь мокрая, сидела на пеньке против входа, не замечая дождя, и смотрела на свой (уже проданный) дом. Я отправил телеграмму в Лондон и на следующий день повез туда Джулиет. В приход планировал возвратиться сразу, обратным поездом, но, увидев, что бессердечный дед прислал за Джулиет кухарку, поехал с ними. Ворвался к ученому мужу в кабинет и имел с ним серьезную беседу. Он согласился, что Джулиет лучше отослать в пансион. Средств, оставленных ее родителями, на это хватало с лихвой.
К счастью, я знал хорошее место – школу св. Суизина, прекрасную с академической точки зрения. И руководила ею женщина, сделанная не из гранита. Рад сообщить, что там Джулиет опять расцвела. Ей очень нравилось учиться, но, полагаю, истинная причина – в дружбе с Софи Старк и ее семьей. Джулиет часто уезжала к Софи на каникулы. Дважды девочки гостили в приходе у меня и моей сестры. Мы устраивали пикники, ездили на велосипедах, ловили рыбу. Как-то приезжал брат Софи, Сидни Старк. Он был на десять лет старше девочек и постоянно порывался ими помыкать, однако ему удалось стать достойным членом нашей небольшой команды.
Наблюдать за взрослением Джулиет – и знать ее сейчас – для меня настоящий подарок судьбы. Я польщен, что она от Вашего имени попросила меня охарактеризовать ее как личность.
Я описал историю нашего с ней знакомства, чтобы Вы поняли: я хорошо ее знаю. Если Джулиет говорит да, – значит, да. Если нет, – значит, нет.
Всецело Ваш
Саймон Симплесс
Сьюзан Скотт – Джулиет
17 февраля 1946 года
Дорогая Джулиет!
Ты ли это в последнем «Татлере» танцуешь румбу с Марком Рейнольдсом? Выглядишь сногсшибательно – почти так же сногсшибательно, как он, – но, по-моему, пока Сидни не увидел номер, тебе лучше переселиться в бомбоубежище.
Мое молчание, как ты догадываешься, можно купить парой пикантных подробностей.
Твоя Сьюзан
Джулиет – Сьюзан Скотт
18 февраля 1946 года
Дорогая Сьюзан!
Я все отрицаю.
С любовью, Джулиет
Амелия – Джулиет
18 февраля 1946 года
Дорогая мисс Эштон!
Спасибо, что отнеслись к моему условию серьезно. На вчерашнем заседании клуба я рассказала о Вашей статье для «Таймс» и предложила желающим написать о прочитанных книгах и о том, какую радость доставляет им чтение.
Реакция оказалась настолько бурной, что Изоле Прибби, нашему парламентскому секретарю, пришлось призвать всех к порядку громким ударом молотка (впрочем, Изола вообще не стесняется им пользоваться). Думаю, Вы получите немало писем, и надеюсь, они помогут при создании статьи.
Вы уже знаете от Доуси, что наш клуб создало воображение нашей дорогой Элизабет Маккенна, чтобы немцы не арестовали тех, кто присутствовал у меня на ужине, – Доуси, Изолу, Эбена Рамси, Джона Букера, Уилла Тисби и саму Элизабет, благослави Господь ее быстрый ум и золотые уста.
Я, конечно, вначале пребывала в неведении. Едва все ушли, я поспешила в погреб припрятывать остатки пиршества. И о литературном клубе услышала лишь назавтра в семь утра. Элизабет влетела ко мне на кухню с вопросом:
– Сколько у вас всего книг?
Порядочно. Но Элизабет, оглядев шкаф, качнула головой:
– Надо еще. Слишком много садоводства.
Что ж, это моя страсть.
– Придумала! – воскликнула Элизабет. – Разберусь с комендатурой, и мы с вами пойдем в книжный магазин Фокса и скупим все, что там есть. Раз уж у нас книжный клуб, надо соответствовать.
Я все утро волновалась из-за комендатуры. Что, если их отправят в гернсийскую тюрьму? Или, кошмар из кошмаров, в концлагерь на континенте? Немецкое правосудие было настолько иррационально, что предугадать, какое наказание за каким преступлением последует, не представлялось возможным. Однако ничего страшного не произошло.
Прозвучит странно, но немцы, в некотором смысле, поощряли жителей Нормандских островов в их художественных и культурных занятиях. Целью было показать Британии, что немецкая оккупация – оккупация идеальная. Как они планировали донести сию информацию, неясно, поскольку телефонный и телеграфный кабели между Гернси и Лондоном перерезали в первый же день высадки германских войск в июне 1940 года. Но, какова бы ни была их логика, Нормандским островам поначалу везло больше, чем остальной завоеванной Европе.
В комендатуре моим друзьям велели заплатить небольшой штраф и предоставить список членов клуба. Комендант объявил, что и он большой любитель литературы, так нельзя ли ему вместе с офицерами-единомышленниками изредка присутствовать на заседаниях?
Элизабет заверила, что мы будем счастливы. Потом мы с ней и Эбеном сломя голову помчались к «Фоксу», набрали по охапке книг для новоявленного клуба и полетели обратно в особняк расставлять их по полкам. И лишь затем прогулочным шагом, с беспечным видом принялись обходить людей, сообщая, что вечером они должны зайти выбрать книгу. Очень тяжело было сдерживать нетерпение и останавливаться поболтать с каждым, когда хотелось поскорей все уладить! Время поджимало. Элизабет боялась, что комендант придет на следующее заседание – через две недели. (Он не пришел. За годы к нам лишь несколько раз забредали по одному немецкие офицеры, но уходили они в замешательстве и, к счастью, назад не возвращались.)
Таково начало. Я знала всех членов клуба, но кое-кого не слишком хорошо. Доуси – свыше тридцати лет мой сосед, но мы никогда не обсуждали ничего, кроме погоды и сельского хозяйства. Изола – мой добрый друг, но Уилл Тисби – только знакомый, а с Джоном Букером знакомство шапочное, ведь он появился на острове недавно, одновременно с немцами. Нас объединила Элизабет, это она настояла, чтобы я пригласила всех на ужин. Без нее гернсийский клуб любителей книг и пирогов из картофельных очистков не появился бы на свет.
Вечером они пришли за книгами, и те, кто прежде держал в руках лишь Писание, каталоги семян и «Календарь свиновода», открыли для себя совсем иную литературу. Доуси нашел Чарльза Лэма, Изола – «Грозовой перевал». Я выбрала «Записки Пиквик-ского клуба» в надежде воспрянуть духом – и помогло.
Люди разошлись по домам читать. А после стали встречаться, вначале из страха перед комендантом, затем – для удовольствия. Не имея опыта посещения литературных клубов, мы выработали собственные правила. Каждый по очереди рассказывал о книге, которую прочел. Мы пытались оценивать их беспристрастно, однако из этого ничего не вышло, докладчику страстно хотелось увлечь слушателей, заставить срочно схватиться за полюбившуюся ему книгу. Если двое читали одно и то же, между ними иногда разгорался диспут – огромное развлечение. Мы читали, разговаривали о книгах, спорили до хрипоты и с каждым разом становились ближе и дороже друг другу. К нам постепенно присоединялись новые люди, и собрания сделались настолько яркими и оживленными, что мы временами забывали об ужасах внешнего мира. Встречи по-прежнему проходили раз в две недели.
Тому же, что в названии клуба фигурируют пироги из картофельных очистков, мы обязаны Уиллу Тисби. Немцы немцами, но он не собирался ходить ни на какие сборища, если там нечего поесть! Закуски вошли в программу. На Гернси тогда было мало сливочного масла и еще меньше муки, а сахар отсутствовал полностью. Уилл изобрел пирог из картошки: очистки для теста, пюре в начинку и немного давленой свеклы для сладости. Как правило, рецепты Уилла весьма сомнительны, но этот нам полюбился.
Буду рада узнать, как продвигается работа над статьей и какие у Вас новости.
