скачать книгу бесплатно
Это был облом, и восприняла она его не иначе как унижение. Даже обозлилась в очередной раз на этого урода. Только тут рыжая поняла, что не только зажмурилась, но и напрягла все до одной мышцы так, что пальцы на ногах заныли от перенапряжения.
В воздухе пахнуло привычной жареной коноплёй, а сволочь, на которого она уже успела обидеться начал омывать её липкое тело и прополаскивать рыжие лохмы в деревянной посудине. Делал он это с нежностью, как оценила Зорька, и чем-то мягким и тёплым, словно беличьим пухом.
У ярицы менялось настроение подобно беспорядочному кручению листа на дереве от ветра. То она от страха цепенела, то вдруг возжелала того, кого только что боялась, тут же возненавидела, обиделась, а сейчас с такой же скоростью размякла и растаяла. Рыжей стало так приятно, что девка моментально обо всём забыла, разомлев как сытая собака возле недогрызенной кости. Зорька даже веки прикрыла от удовольствия, только что не поскуливала.
После того как мужик приласкал её чем-то мягким и тёплым, он принялся устраивать щекотки, осторожно поглаживая пальцем раны и ссадины, нанося на них судя по ощущениям что-то вязкое и липкое. Сначала ранки от его прикосновения слегка пощипывали, а затем принялись чесаться, и чем дальше, тем больше.
Вскоре нега с блаженством улетучилась и начались мучения. Нет, сущая пытка. Чесаться хотелось неимоверно, аж до «не могу», но кутырка терпела. Лишь когда он закончил экзекуцию и зашебаршил в стороне она разлепила веки и принялась оглядываться, а заодно потихоньку почёсываться.
Мужик мылся. Оттирал черноту с лица и волос, и избавлялся от того, что прилипло в котле. Рыжая первым делом осмотрела себя с ног до головы. Каждая царапина была вымазана чем-то зелёным и ей не надо было объяснять, что он обработал раны целебной мазью. Притом эта лечебная зелень оказалась на удивление быстродействующей, потому что чесотка как раз и была связана с тем, что раны стремительно заживали.
Ярица как-то быстро бросила заниматься собственным осмотром, тут ей было всё понятно, и с неподдельным интересом принялась разглядывать похитителя. Молодой ариец стоял к ней вполоборота и был занят исключительно собой, совершенно не обращая на пленницу внимания. По крайней мере Зорька ничего подобного не заметила. Правда и пара он в шатре нагнал так много, что рыжая едва различала его мелькающий силуэт. Интересно, неожиданно подумала она, а как его зовут? Тут Зорька вспомнила, что по дороге все называли его только «атаман» и никак по-другому.
Девка осторожно спустила ноги на песок и уселась, делая вид что втирает нанесённую мазь, а сама пялилась в наглую на молодого мускулистого мужика даже наклоняясь чуть вперёд, чтобы лучше разглядеть. Таких мясистых кутырка даже среди своих артельных мужиков ни разу не видела. А он такой молодой и уже такой здоровый.
Странный по её понятиям лесной ариец продолжал неспешно оттираться, плескаясь в широком ушате и постоянно поддавая пар. В конце концов воздух стал настолько обжигающим, что Зорька хоть с рождения и привыкшая к бане, но из-за содранной кожи, этого безобразия не выдержала и тихонько сползла на прохладный песок, устроившись за лежаком, а за одно охлаждая спину о сырую, пропитанную каплями конденсата стену.
Раздалось громкое шипение залитых водой головешек. В шатре резко потемнело, и полупрозрачный пар превратился в беспросветный туман, такой, что не было видно даже вытянутой руки. В лицо ударил тугой волной жар и каждая царапина взвыла от жжения. Тут неожиданно мужик позвал её откуда-то из глубины тумана по полному – Утренней Зарёй. И девку в тот момент даже не насторожило, да ей и в голову не пришло задуматься, откуда он её знал. Не до этого ей было. Кутырка вообще тогда не обратила внимание на такое странное обстоятельство.
Она что-то пискнула в ответ, закрывая при этом лицо ладошками и стараясь укрыться от нестерпимого жара.
Рыжая поняла только, что он её звал на выход. Где тут выход и куда ползти? В какую сторону? Кутырка отлепившись с дуру от стены вообще потеряла ориентацию и теперь могла только сообразить, где верх, где низ, а вот с определением сторон была большая проблема. Мало того, что темно, так ещё и ни зги не видно из-за тумана. Угораздило же идиота, тупую собаку вонючую, залить очаг при закрытой двери, ругалась тогда обозлённая девка.
Ползти на четвереньках она не могла – колени были содраны. Встать, поднять голову – жар стоял такой, что можно было обвариться. И тогда рыжая не придумала ничего лучшего, как встать на все четыре конечности задрав зад выше головы, и нащупав наконец влажную стенку, используя её как единственный ориентир двинулась куда-то вперёд, сама не зная куда.
– Утренняя Заря, – заорал он откуда-то спереди, почти рядом, – выползай оттуда пока не задохнулась.
И тут же через пару шагов Зорька разглядела мутное расплывчатое пятно спасительного света, и вот в этой несуразной и вызывающей позе рыжая выскочила на свежий воздух. Замерла, не разгибаясь и судорожно дыша ни то от испуга что задохнётся, ни то от резвости бега на четырёх конечностях.
Вдруг откуда-то сверху на разгорячённую спину хлынул поток ледяной воды. Зорька ни то взвизгнула, ни то, хрюкнула от неожиданности и резво вскочила на ноги.
Всё перед глазами поплыло, закачалось словно отражение в спокойной воде реки. Но холодный душ привёл кутырку хоть в какое-то сознание, пусть и пьяное. Она, продолжая тяжело и часто дышать, медленно, как бы устало, убрала мокрые волосы с лица и прямо перед собой увидела двух мальцов лет по десять. Те замерли будто вылепленные из глины, уткнувшись вытаращенными глазами на её волосатую щёлку между ног, ничего похоже больше ни видя и ни слыша вокруг.
Это эпическое зрелище с ватажным мясом, к которому Зорька давным-давно привыкла у себя в баймаке, как-то автоматически включило в кутырке истинную сущность – рыжую оторву. И ярица, не спеша, даже где-то вальяжно с ехидной улыбочкой, прикрыла лобок ладошками, а затем из одной скрутила смачную фигу, скривив при этом наиграно злобное выражение лица.
Мальчишки разом встрепенулись, опустили стыдливо глазки и застенчиво заёрзали на месте. Затоптались, не зная куда себя деть и где поблизости провалиться сквозь землю, при этом моментально покраснев. Рыжая, тогда не ожидая подобной реакции ещё удивилась: «Какие странные тут пацаны? Как будто ни разу не видели голую девку?»
Откуда было знать речной кутырке, что в этом лесном логове куда она попала, вообще девок нет, и самое главное – никогда не было. А если эти мальчики и видели когда-нибудь голую особь противоположного пола, то это было для них так давно, что они и не помнили.
Но Зорьке её выходка понравилась, и она какое-то время прибывала вполне себе довольная. Пока рыжая издевалась над малолетками, молодой ариец окатил себя водой из большого долблёного ведра, выхватил шубу из рук одного из пацанов, стоящих с потерянным и смущённым видом, и грозно на них рявкнул да так, что ярица вместе с мальчишками вздрогнула:
– Накрыли пожрать?
– Всё готово атаман, – отворачиваясь наконец от голой красавицы и смотря на орущего, пролепетал один из прислужников.
Ещё раз вздрогнули, Зорька не поняла отчего и проскальзывая на мокрой траве босыми ногами, рванули куда-то за ляписный шатёр бани. Рыжая растянулась в улыбке глядя на их карикатурную реакцию и потешную беготню. Но тут сильные руки схватили саму расслабившуюся кутырку, вскидывая в воздух как пушинку и куда-то понесли.
У ярицы всё веселье как рукой сняло. От неожиданности она затрепетала, задёргалась, даже ногами начала брыкаться словно косуля со страха. Изначально дыхание от возмущения перехватило, и она, даже не видя себя поняла, что покраснела, как только что стоявшие перед ней пацаны. Девку никто и никогда в жизни на руках не носил и пусть бы попробовал! И вот, на тебе.
Зорька, не зная, как себя вести, но уверенная что сопротивление бесполезно, довольно быстро замерла, а перестав дрыгаться, оценила своё положение как привилегированное, и даже успела загордиться тем, как он к ней относится. Прижатая к мощному мускулистому телу она интуитивно в противовес обмякла. Ощущение, как про себя подумала кутырка, офигенное. Даже где-то в душе мелькнуло некая симпатия к этому грубому мужлану.
Но тут ариец, донеся рыжую до входа в своё жилище, резко опустил её на ноги. Притом проделал это достаточно грубо. Даже не поставил, а небрежно бросил, что ли. По крайней мере, ярице это не просто показалось, а была уверена в этом. Отчего тут же забыв про то где она и в каком положении, умудрилась по-настоящему обидеться, а обиженную Зорьку все девки в баймаке обходили стороной, потому что из простой оторвы, ярица превращалась в невыносимую стерву, и непременно добивалась того, что обиженными становились все, кто был рядом.
– Залазь, – тихо рыкнул молодой ариец, не обращая внимания на надувшуюся кутырку.
Рыжая на волне короткой девичий памяти, напрочь забыв всякий страх, со злобой метнула на мужика сверкающий яростью взгляд, поджав губки в высшей степени стервозности, но тут же упёрлась в ещё более зверские глаза. Мгновенно дёрнулась как от удара в лоб, запаниковала, наконец-то вспомнив кто она и где находится, и уходя от неминуемого удара, морального или физического, ей как-то было без разницы как её будут бить, быстро юркнула в кибитку, понимая каким-то внутренним чутьём, вот теперь уже точно ничего хорошего ждать не приходится. Вернулся страх перед зверем, он вновь стал сволочью, превратившись в изначального урода, что только и делал что пугал, делал больно и издевался.
Прошла куда указал, потупила взгляд, уставившись в пол, застеленный соломой. Даже не предприняла попытки оглядеться по сторонам, и рассмотреть помещение. К ней вернулся сковывающий ужас что был в самом начале, когда он сбросил её с повозки за ногу. Молодой ариец, только что казавшийся ей ласковым и заботливым, снова превратился в злого людоеда, и от него повеяло холодом смерти. Зорька аж всем своим голым телом, особенно задницей почувствовала опасность. Неужели его так разозлила безобидная шалость с этими мальчишками, спрашивала она себя, вспоминая скрученную фигу.
Мужик приказал сесть на лежак. И как только рыжая пристроилась на застеленные шкуры, он с какой-то озлобленностью как ярице показалось, с силой швырнул ей на голову меховое одеяло
Зорька вздрогнула, думая, что он её ударил, запаниковала от наступившей темноты. Тут же с ошарашенными глазами вынырнула из накинутого покрывала, и сообразив в чём дело торопливо закуталась в него по самый нос, почувствовав при этом хоть какую-то эфемерную защиту. Ну, или, по крайней мере, возможность в нём укрыться, рассуждая по детской наивности, что, укутавшись с головой, потеряется. И раз не видит злого мужика, значит спряталась.
– Ешь. Голод не тётка, и голову не забивай, пока. Сначала еда, – потом разговоры.
– О чём? – машинально и не задумываясь ляпнула рыжая, и получилось это по интонации с неким вызовом, и больше походило: «да пошёл ты, мразь».
Тут раздался мерзкий хруст костей от большой жареной птицы, что лежала перед ним на тёсаной доске, стоящей на четырёх брёвнышках по углам, и мужик буквально взревел:
– Я тебя предупреждал, кажется, что дважды не повторяю!
В мановение ока, паника без разбора накрыла бедную кутырку с её лохматой головой и одеялом, куда она полностью запаковалась. В состоянии липкого ужаса, девка не только зажмурилась что было силы, но и втянула голову в плечи. Ярица была уверена, что её сейчас будут бить, и похоже, чем ни попадя. Она даже успела отругать свой длинный язык. Обозвать себя дурой, тупицей и приказывая этой дуре в рот воды набрать и помолчать, пока все эти непонятки что с ней происходят, хоть немножечко прояснятся.
Время шло, но бить он её не стал. Даже ничем не швырнул. Зорька, сидя под одеялом с зажмуренными глазами в собственных фантазиях отчётливо представила, как он замахивается, но видимо поняв, что, ударив пигалицу даже ладошкой, прибьёт к * матери, и поэтому передумал. А она ему нужна была живой. И Зорька понимала для чего. Даже в этой страшной для неё ситуации она не отказалась от своего предположения, что ариец своровал её из баймака исключительно для постельных утех. И поэтому избиение откладывалось. Но и высовывать свой нос из-под меха всё-таки не решилась.
Было слышно, как он ест. Молча. С жадностью. А у рыжей аж живот скрутило от запахов и слёзы лились от осознания того, что он ест, сволочь, а она голодная. Есть хотелось очень, но вылезать из своего укрытия кутырка боялась ещё больше, чем есть.
Просидев весь обед принюхиваясь и прислушиваясь к любому шороху, осталась девонька голодной, изойдя на слюну. Зорька ни о чём не думала. Она просто сидела, трясясь как мышь и в очередной раз плакала, жалея себя.
А потом вспомнился родной кут, мама, ярицы-подруги. Что-то они делают? Кинулся ли баймак её искать? А если артель кинулась, то почему по следам не догнала? Ехали-то эти коробки по степи еле-еле, никуда не торопясь.
Молодуха, что пёрла из неё в бане куда-то напрочь запропастилась, будто не было, и наружу вылезла зарёванная кутырка. Именно такой она себя и представила. Не нужны ей стали ни арийцы, ни свои мужики. Ни нужна стала взрослая жизнь пропади она пропадом. Девка хотела к маме, как последняя посикуха. Зорька уже не прислушивалась к звукам, не следила за этим «зверем» и поэтому не заметила, как он закончил есть, встал и вышел.
Мужик заговорил со стороны входной занавески абсолютно неожиданно, и рыжая снова вздрогнула, и как бы ни хотела, но ей пришлось вернуться в этот нескончаемый день кошмаров и мучений. Но вернулась она уже не запуганной кутыркой, а вполне себе успокоившейся молодухой, злой и голодной.
– А теперь слушай меня внимательно.
«А куда я денусь», – обречённо подумала рыжая, – «зверюга ты тошнотная».
– Я помылся, наелся, напился и поэтому добрый, и великодушный.
Параллельно тому, как он говорил, растягивая фразы и делая длинные паузы, как бы с некой сытой леностью в голосе, девка, лишь шевеля губами под одеялом вставляла в эти паузы нелицеприятные комментарии. Кутырка подобно маленькой злобной собачонке постоянно тявкала и огрызалась, постепенно превращаясь из покорной трусихи в сущую язву и рыжую оторву, но, тем не менее пуганную.
А кто запретит? Она же про себя его обзывает, а эта сволочь, как и все сволочи мыслей слышать не умеет. Лица он с гримасами не видит, потому что оно спрятано под мехами. Поэтому у Зорьки была полная свобода волеизъявления, правда только в пределах накидки.
Рыжая почти на каждую его реплику вкручивала гнусное оскорбление, и ещё при этом умудрялась корчить злобные рожицы. Вот только сначала у неё было как-то бедно с фантазией. Гнусности выходили какие-то однобокие – говнистые. И помылся-то он говном, и наелся того же в неимоверных количествах, ну и так далее.
– Даю тебе выбор, притом не один, а несколько.
«А я тебе высер», – язвила про себя злобная кутырка, – «и то же хоть завались говном с горой выше головы».
– Даю слово. Что исполню то что выберешь. Я так решил.
«Да засунь ты его себе в белую жопу».
– Первый выбор. Ты отказываешься жить.
«Ага, размечтался, * говно собачье».
– Я с удовольствием порублю тебя на мясо. И сварю суп.
От такого поворота её внутренняя язва обо что-то запнулась и на выдохе подавилась. Зорька, вытаращив глаза сначала даже не поверила в услышанное.
– Мясо у тебя молодое. Суп должен получиться съедобный.
«Мама!» – прошептала она одними губами.
– Выбор второй.
Тут ярица уже прислушалась, неожиданно поняв, что разговор для неё серьёзный.
– Ты хочешь жить, но только не здесь.
«Угадал говноед. И как можно дальше от тебя»
– Я продам тебя первому встречному арийцу в коровник.
«Ну, так ещё куда не шло, – подумала Зорька, приняв надменное выражение на лице и даже чуть задрав нос, – В арийский коровник я ни против. А то ишь, в суп он меня захотел, * *»
– Девка ты молодая, отмытая и не дурна собой. К тому же похоже ещё и не пользованная. Значит продать тебя можно хорошо и за золото.
«Да, я молодая и красивая, не то что ты урод с укороченным огрызком. Я даже его как следует рассмотреть не смогла».
– В какое ты сборище крыс попадёшь и к какому хозяину, мне плевать.
«Фу! А вот это мне как-то не нравится», – опустила она задранный носик и задумалась.
– Третий выбор, – тем временем доводил до пленницы свои требования молодой ариец.
«Ну что ещё, говнюк *»? – продолжая обдумывать пакости чужого коровника и сравнивая его с ужасами чужого бабняка.
Хотя ни того, ни другого девке в жизни видеть не приходилось, но по крайней мере могла себе представить чужой бабняк по их купленным невестам, оценивая каково им у них. А вот про коровник ярица раньше как-то и не думала.
– Ты хочешь жить. Не хочешь, чтобы тебя продавали ни весь, кому и остаёшься при мне со своей злобой и ненавистью.
«Да разбежавшись трахнись оземь, вонючка облезлая. На кой ты мне сдался, зверюга сраная».
– Тогда я сажаю тебя на поводок, и ты становишься моей коровой.
«Ух ты!» – она скорчила ехидную мордочку и даже плюнула в его сторону, но естественно, не вылезая из-под одеяла.
– Корова атамана – это высокое звание.
«Да я прям рухну с этой высоты, * пёс».
– Среди других коров логова ты будешь пользоваться определённым уважением.
«Ну, с другой стороны, я чё ли большухой сделаюсь? Это уже не плохо».
Зорька вновь призадумалась. Одно дело в чужой коровник шлёпать бесправной молодкой, а другое, вроде как сразу большуха. Да. Было бы не плохо. Она бы тут навела порядки, никому бы мало не показалось.
– Будешь делать, что скажу, когда, где, как и сколько.
«А вот * тебе с поленницу, глиста жопогрызная. Я на такое несогласная. Чай не в помойке себя нашла любимую».
Рыжая так вошла в роль беспредельницы, что, напрочь забывшись, даже выпрямилась загордившись, складывая руки на груди и закидывая ногу на ногу.
– Следующий выбор.
«Да пошёл ты полем со своими выборами, недосерок *, чтоб тебя кабан *».
– Ты хочешь жить в достатке и во власти.
«Ещё бы не желать, и ты мне в этом деле не помеха, жопа ушастая».
– Не хочешь продаваться, а желаешь продавать сама.
«Да», – шепнула она, при этом глубоко кивая, с таким видом будто это дело давным-давно решённое и пусть только кто оспорит.
– Меняешь злобу на покорность с обожанием и становишься моей женой.
Вот тут разошедшаяся Зорька перестала дышать, выпучив глаза и замирая с открытым ртом, в котором застряло очередное матерное зубоскальство.
– Первой и пока единственной.
«Женой!?» – недоумённо переспросила она сдавленным шёпотом, не веря в услышанное.
– Рожать и воспитывать моих детей.
Это осталось без комментария, потому что рыжая впала в ступор от неожиданного предложения и вместо злобной мысли молча пустила по щеке слезу.
– И наконец, последний выбор.
Она продолжала слушать, но уже как-то рассеяно.
– Ты забываешь всё, что я здесь наговорил. Одеваешь своё платье, оно валяется там, где сбросила, и я вывожу тебя за последнюю засаду. После чего ты свободна.
«Воля?». Глаза ярицы вновь округлились и притом чуть не вылезли из орбит. Сердце заколыхалось словно порванная тряпка на ветру. Такого она вообще не ожидала от похитителя. На кой тогда крал?
