скачать книгу бесплатно
3 июня 1937 года, посёлок Черняхов
– Лейтенант Скуратов?
– Да, это я, а в чём дело, товарищ лейтенант?
– Лейтенант госбезопасности! Вы арестованы за подрывную деятельность! Сдайте оружие!
– Пожалуйста.
Я спокойно под настороженным взглядом этого лейтенанта госбезопасности и двух бойцов НКВД вынул из своей кобуры ТТ и передал его лейтенанту. Интересно, в чем дело, и это не наш дивизионный особист, это, так сказать, левый гэбист. Ладно, поживём, увидим, грехов за мной нет, хотя… а может, это наследие тела? Может, это Скуратов в своё время набедокурил, и теперь отдача до меня дошла? Ладно, паниковать пока рано, посмотрим, что мне инкриминировать будут.
3 июня 1937 года, Житомир
Мы погрузились в чёрную «эмку», на которой с бойцами приехал за мной лейтёха. Полтора часа езды, и мы въезжаем в Житомир. Интересно, это житомирский гэбист, так что случилось? Впрочем, ждать пришлось недолго. Вскоре мы доехали до Житомирского отделения НКВД, и меня завели в кабинет, где привезший меня лейтенант начал вести допрос, а его бойцы стали позади меня.
– Итак, гражданин Скуратов, когда и где вы были завербованы немецкой разведкой? Кто поручил вам доводить наших бойцов до истощения?
– Товарищ лейтенант, а…
Договорить мне не дали.
– Не товарищ, а гражданин, и не просто лейтенант, а лейтенант госбезопасности! Тебе, гнида, это ясно?!
– А по какому праву вы так со мной разговариваете?! Без объяснения задержания, без предъявления обвинения!
Тут мне прилетел удар сбоку от стоявшего там бойца. Я лишь в последний момент слегка отодвинулся, и удар, который должен был снести меня с табурета, на котором я сидел, лишь прошел вскользь по моей голове. Ну всё, карапузики, баста! Превращать себя в отбивную я никому не позволю, а потому, развернувшись и нанеся молниеносный удар, я вырубил этого бойца, после чего вскочив, вырубил вторым ударом и другого, который уже замахивался на меня, а лейтенант в это время судорожно лапал свою кобуру, пытаясь вытащить табельное оружие. В пару прыжков я достиг его стола и одной рукой ухватил его за горло, а другой за руку, в которой уже показался извлечённый из кобуры ТТ. Приподняв лейтенанта и встряхнув его, я отпустил горло и легко двинул его в солнечное сплетение, отчего он замер, пытаясь вдохнуть воздух, а я тем временем отобрал у него ТТ. Пока лейтёха пытался прийти в себя и вдохнуть хоть немного воздуха, я глянул на писульки, что лежали у него на столе. Как оказалось, причиной моего задержания оказалась анонимка, написанная на меня моим бойцом. Этому дятлу надоели физические упражнения, и он не придумал ничего лучше, чем накатать на меня анонимку, причем не нашему особисту, а в Житомирское отделение НКВД.
Теперь всё встало на свои места, однако надо как-то разруливать эту байду. Сначала я связал за спиной руки обоим бойцам их же ремнями и привязал их к батарее отопления. А затем, плотоядно улыбаясь, я придвинулся к лейтенанту. Только теперь, я узнал, как его зовут, изучив его удостоверение личности. Лейтенант госбезопасности Линевич Яков Генрихович. Видно, тут привыкли к звукам и крикам при допросах, так как никто к нам в кабинет, который, кстати, был заперт, это ещё Линевич сделал, когда мы зашли, не зашел, привлечённый криками, стонами и звуками ударов. Я прекрасно знал метод полевого допроса, вот и применил его в очередной раз на практике, и Линевич поплыл. Всхлипывая и утирая кровь с разбитого лица, он послушно писал под мою диктовку чистосердечное признание, которое потом и подписал с датой и местом написания. Перечитав написанное, я сунул в кобуру свой ТТ и, сев за стол Линевича, поднял трубку телефона и после того, как на противоположном конце сняли трубку, произнёс:
– Товарищ капитан госбезопасности, вы можете подойти в кабинет лейтенанта Линевича, очень надо.
Глава 2
3 июня 1937 года, управление НКВД города Житомир
Капитан госбезопасности Павел Сергеевич Костромин работал в своём кабинете с бумагами, когда раздался странный телефонный звонок.
– Капитан Костромин слушает.
В ответ он услышал:
– Товарищ капитан госбезопасности, вы можете подойти в кабинет лейтенанта Линевича, очень надо.
Костромин несказанно удивился такому странному звонку. Положа руку на сердце, лейтенанта Линевича он не любил. Пришедший в управление около года назад лейтенант показал себя за это время как амбициозный, но тупой сотрудник. Как знал Костромин, Линевич с утра куда-то уехал, прихватив с собой двоих бойцов, и тут этот звонок, судя по всему, из его кабинета, вот только звонил не Линевич. Это крайне заинтриговало Костромина, и он, убрав в сейф бумаги, с которыми работал, направился в кабинет Линевича. Зайдя в его кабинет, он остолбенел, и было от чего.
За столом самого Линевича в вальяжной позе развалился неизвестный пехотный лейтенант. Два бойца, которых Линевич взял с собой утром и которые обычно выбивали для него показания, в этот раз оказались привязаны к батарее отопления, причём их руки были связаны за спиной. Сам Линевич, хлюпая разбитым носом, сидел на прикрученном к полу табурете, на который он обычно сажал допрашиваемых, причём без ремня. Типичный задержанный на допросе, по-другому и не подумаешь, глядя на него. Внутренне Костромин не напрягся от такой картины, как можно было ожидать, а наоборот – развеселился. Как-то так получилось, что с самого начала ему не понравился Линевич, и последующие выводы только подтвердили правоту этой неприязни. Из Линевича так и пёрла гниль, вот только избавиться от него капитан Костромин не мог.
– День добрый, – раздалось от вскочившего пехотного лейтенанта. – Вы, я так полагаю, начальник этого… – При этом лейтенант брезгливо указал на Линевича.
– Да, я начальник лейтенанта госбезопасности Линевича, а вы кто такой и что, собственно говоря, здесь происходит? Почему наши бойцы связаны и привязаны к трубе отопления?
– Насчет ваших бойцов, так они вели себя неправильно, позволили себе рукоприкладство ко мне.
Костромин сразу отметил: не к задержанному, не к допрашиваему, а ко мне.
– А что касается так называемого лейтенанта госбезопасности Линевича, то прошу вас самому ознакомиться с его признательными показаниями.
С этими словами лейтенант встал из-за стола Линевича и протянул Костромину несколько листков бумаги. Сам Линевич в это время быстро проговорил:
– Товарищ капитан госбезопасности, он силой заставил меня это написать и подписать.
В ответ Костромин ничего не сказал, а лишь с интересом стал читать написанное. Каким-то шестым чувством, которое его ещё ни разу не подводило, он знал, что лично для него этот странный, незнакомый пехотный лейтенант не опасен. На трёх листках бумаги рукой Линевича было написано признание лейтенанта в том, что он работает на абвер, а также уругвайскую и парагвайскую разведки. В частности, было написано, что одной из основных задач лейтенанта Линевича было уничтожение советских командиров под видом борьбы с врагами народа. Читая это, Костромин только смеялся про себя, он оценил шутку незнакомого лейтенанта.
Уже сейчас Костромин всё понял: Линевич арестовал армейца, привез его в управление, завел в свой кабинет и стал выбивать из него признательные показания, а армеец, недолго думая, сам скрутил Линевича с бойцами и заставил уже его самого дать такие же показания. Кому расскажи из сотрудников, не поверят. А лейтенант хорош, не испугался их ведомства и сам сделал так же. Сам Костромин не одобрял и не применял такие методы дознания. Он как раз хорошо понимал, что выбить нужные показания можно практически из любого, вот только цена им будет грош в базарный день. Это хорошо только начальству пыль в глаза пускать, имитируя успешную работу, а на деле, если вместо настоящего врага и шпиона задержат и осудят невиновного, то толку не будет. Враг останется на свободе и будет дальше вредить молодой стране Советов, вот только сам сделать он ничего не мог. Костромин был реалистом, и лавры Дон Кихота по борьбе с ветряными мельницами ему были не нужны.
– Ну что, Линевич, и как это понимать? Ты у нас, оказывается, матёрый шпион, работающий сразу на три зарубежные разведки?
Костромин едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.
– Товарищ капитан госбезопасности, он силой выбил из меня это признание и сам мне диктовал, что писать. Это матёрый враг, его нужно немедленно арестовать! Вот же, нападение на сотрудников госбезопасности, одно это подтверждает, что он вражеский шпион!
– А как же собственноручные показания? Ведь ты сам мне говорил, что собственноручное признание перевешивает всё, или это действительно только для тех, кого ты допрашиваешь и у кого выбиваешь силой необходимые тебе показания?
Лейтенант Линевич молчал, он не знал, что говорить.
– Ладно, с тобой всё ясно, теперь вы, товарищ лейтенант, представьтесь, пожалуйста.
Всё это время неизвестный лейтенант с явным интересом смотрел за представлением и теперь так же спокойно, без малейшей дрожи или волнения проговорил:
– Лейтенант Скуратов, Игорь Павлович, командир третьего взвода третьей роты второго батальона 137-го пехотного полка 46-й стрелковой дивизии.
– И по какому обвинению вас задержали?
– Судя по этому доносу, – тут лейтенант махнул какой-то бумажкой, – который я нашел в его бумагах, в работе на зарубежную разведку меня обвиняет мой боец. А сама подрывная деятельность заключается в том, что я заставляю своих бойцов усиленно заниматься физическими упражнениями. Короче, товарищ капитан, ленивый раздолбай из моего взвода решил таким образом избавиться от ежедневных тренировок на физическую выносливость и силу.
– Можно глянуть? – спросил Костромин.
– Разумеется, – с этими словами Скуратов отдал ему листок доноса.
Костромин с интересом прочитал донос, где довольно безграмотно писали про вредительскую деятельность лейтенанта Скуратова, который ежедневно гонял на физподготовку свой взвод, в то время как остальные бойцы роты и батальона занимались повседневными делами.
– И это всё из-за одного лентяя?
– Получается, что так.
– Ну а с Линевичем как так вышло?
– Да всё очень просто, я с самого начала понял, что разбираться в этом деле он не будет. Раз есть донос, значит, всё ясно, осталось только выбить признательные показания. Вот только делать из себя отбивную я никому не позволю. А ваш Линевич, кстати, натуральный враг народа.
От услышанного лейтенант Линевич вздрогнул.
– Вместо того чтобы нормально разбираться с поступившими заявлениями, что это, действительно сигнал на вредителя или кляуза на не угодившего тебе человека, он сразу всех записывает во враги народа. А если как раз наоборот, это враг народа написал донос на передовика производства или хорошего специалиста, чтобы убрать его и тем самым нанести вред нашей стране и нашему народу? Вот и получается, что ваш Линевич как минимум пособник врагов народа, а как максимум сам им является, используя своё служебное положение для максимального вредительства стране и народу.
Костромин задумался, с этой стороны он как-то не рассматривал такое положение вещей. А ведь действительно, зачем самому кого-то убивать, проще написать на него донос, и вот такие Линевичи дальше сами всё сделают.
– Вот что, товарищ лейтенант, пойдемте в мой кабинет, поговорим.
От этого капитана не веяло угрозой, похоже, мне повезло нарваться на адеквата. Я спокойно вышел из кабинета Линевича и проследовал за капитаном. Уже в его кабинете я как бы между прочим вытащил из кармана галифе ТТ Линевича и отдал его капитану. Оставлять пистолет на столе или в столе лейтенанта я не захотел, ну его к лешему. Сейчас в его мозгах полный раздрай, а если он, схватив пистолет, ринется за нами сводить со мной счёты, то что, устраивать с этим дебилом перестрелку в здании городского НКВД? Как говорится, бережёного бог бережёт, вот и не будем искушать дебилов. Зайдя вместе с капитаном в его кабинет, я сел на стул, не такой, как у Линевича. Нормальный стул за столом для совещаний.
– Давай, лейтенант, рассказывай, что там у вас произошло, только правду, а про эту филькину грамоту… – Капитан потряс листками с чистосердечным признанием Линевича, – можешь забыть.
– Хорошо, товарищ капитан, или я должен обращаться к вам гражданин капитан госбезопасности?
– Да брось ты, лейтенант, называй просто товарищем капитаном.
– Итак, сегодня утром к нам в часть заявился этот перец…
– Кто?!
– Лейтенант Линевич, весь из себя такой грозный и праведный, приказал сдать личное оружие и следовать с ним, так как я арестован. Я не стал возмущаться, решил сначала узнать, в чём меня обвиняют, а лейтенант привёз меня к вам в управление, завёл в свой кабинет и сразу попробовал выбить из меня признание в моей работе на немецкую разведку. Вот так с ходу, даже не зачитав причины ареста и не объяснив, в чём меня обвиняют.
– А боец твой, чем ты ему так досадил, что он на тебя даже не своему особисту донос написал, а нам, в центральное управление.
– С этим дятлом я ещё разберусь! Понимаете, товарищ капитан, я только пришел из училища и, посмотрев на боеспособность своих бойцов, ужаснулся. Доведись нам, не дай бог, сейчас с кем воевать, так они такого навоюют. Физическая подготовка отвратительная, боевая тоже не очень. Идти с этим к начальству? Кто я для них, зелёный лейтёха, только из училища, одним словом – салага, а уже их, опытных командиров, учить будет. Знаете ведь, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Вот я и решил, что сначала я свой взвод в порядок приведу, а там, глядишь, и рота подтянется, за ней и батальон. Представляете, в первый день у меня меньше половины взвода смогли десять километров пробежать, и это без оружия и снаряжения. И как с такими бойцами воевать?! Сейчас, спустя две недели после усиленных тренировок, они все смогли пробежать эту дистанцию. Я хочу одного: чтобы мои бойцы были самыми умелыми и подготовленными, а кроме того, хочу с ними отработать методику различных боев, в поле, в помещениях, снятие часовых, маскировка, уничтожение вражеских объектов, рукопашный бой, меткая стрельба. Я хочу сделать элитное подразделение, которое сможет выполнить любое задание командования. А для этого в первую очередь необходима превосходная физическая подготовка, чем я пока и занялся со своими бойцами. Я для этого специально пока спортгородок построил, надеюсь, позже мне удастся уломать начальство на строительство полосы препятствий, для уже полноценной тренировки своих бойцов.
Капитан с интересом слушал этого лейтенанта. То, что тот превосходный боец, было видно уже по тому, как он в одиночку скрутил троих их сотрудников, причем, похоже, без членовредительства. Да, не похож он на врага народа или шпиона, тот просто не стал бы так подставляться, был бы в тени, а не лез на рожон со своими идеями. А вот задумка лейтенанта об элитном подразделении его заинтересовала. Им самим такое подразделение не помешает, вот только где его взять, а если припахать этого лейтенанта? Во-первых, ссориться с НКВД после произошедшего не в его интересах, а во-вторых, это плюс для него в глазах его начальства. Раз этим заинтересовался НКВД и направил для тренировок и обучения своих сотрудников, значит, они решили, что это дело стоящее, а раз так, то и им, армейцам, надо поощрить лейтенанта. Но в любом случае сначала надо посоветоваться с начальством.
– Вот что, товарищ лейтенант, меня тоже заинтересовала ваша задумка, но как вы понимаете, сначала надо обсудить это с начальством. Сейчас мы с вами пойдём к начальнику НКВД, и вы подождёте меня в его приёмной, возможно, он сам захочет с вами поговорить.
Я лишь молча поднялся за капитаном, шел и, как говорится, держал кулаки: если моей идеей заинтересуется городской отдел НКВД, то моё начальство сразу пойдёт мне во всём навстречу, ещё бы, тут дело даже не в страхе перед особистами, а в том, что раз энкавэдэшники посчитали это перспективным, значит, и нам не след отставать, тем более что это наш командир всё затеял.
У кабинета начальника НКВД я остался в приёмной, а капитан зашел в комнату. Его не было минут десять, после чего он выглянул и махнул мне рукой, заходи, дескать. Я и зашел.
На меня смотрел капитан, другой капитан, среднего роста, лет под сорок, взгляд умный и опасный.
– Так вот ты какой, лейтенант Скуратов. Товарищ Костромин рассказал мне о твоей задумке. В ней что-то есть, как ты смотришь, если мы выделим тебе для обучения отделение наших бойцов?
– Только положительно, товарищ капитан госбезопасности, появится дух соперничества, как это так, гэбисты лучше нас. Будут стараться и сами не ударить в грязь лицом и больше и лучше тренироваться. А вот если вы ещё поспособствуете строительству полосы препятствия и учебного городка, то это будет просто отлично.
– Что ещё за учебный городок?
– Имитация различных построек. Зачастую приходится действовать не в поле, а в городе или деревне, и тогда надо правильно работать в постройках. Бой в населённом пункте, как правильно действовать. Там можно будет отработать тактику и стратегию боя в постройках, как надо делать, а как – ни в коем случае. Думаю, вам самим это пригодится в большей степени, всё же мы как бы больше в поле действуем, а вы в населённых пунктах.
– Пожалуй, ты прав, идея интересная. Хорошо, капитан Костромин поможет тебе со строительством и будет курировать обучение наших бойцов. Всё, свободен.
Логика начальника Житомирского отдела НКВД была понятна, да это любому умному человеку будет понятно. Есть новая идея и есть человек, который её продвигает. А самое главное, он из другой структуры, и ты сам, считай, ни за что не отвечаешь. Не получилось? Ну что поделать, ты тут ни при чём, а если вышло, то ты вроде как одобрил это и даже поучаствовал, зато потом начальству можно представить это как совместную инициативу. При любом исходе ты ничего не теряешь и ни за что не отвечаешь.
– Пошли, новатор! – Костромин дружески хлопнул меня по плечу, когда мы вышли из кабинета начальника Житомирского отдела НКВД.
В его кабинете мы обсудили, что необходимо для постройки полосы препятствий и учебных зданий, а также где это всё будет. Разумеется, строить будут рядом с нашей частью, а энкавэдэшников для обучения откомандируют в мой батальон. Вот не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. День начался совершенно паршиво, а закончился просто отлично. Я даже набрался здоровой наглости попросить отвезти меня обратно, откуда утром забрали. Капитан лишь хмыкнул, но машину выделил, правда не «эмку», а «полуторку», но я и такой машине был рад, а то думай, как к себе из Житомира добираться.
3 июня 1937 года, посёлок Черняхов
– Гляди, Малюта идёт.
– Вот гадство, и НКВД ему не указ, я уже думал всё, закончились наши мучения, ан нет, этот аспид, Ирод царя небесного снова тут.
Вот так переговаривались между собой мои бойцы, когда видели меня. Думали, наивные, что всё, избавились от злого меня, а не вышло. Про свою кличку среди бойцов я уже знал, и ведь как метко приметили черти, Малюта. Вот она фамилия этого тела, да и среди бойцов, значит, есть образованные, раз знают, кто такой был Малюта Скуратов, а я для них сейчас именно мучитель и есть. Вон другие бойцы, они так не упахиваются, не носятся как угорелые весь день так, что вечером еле ноги переставляют и после отбоя, только рухнув на свою койку, тут же засыпают мёртвым сном.
Широких, увидев меня, сразу приказал:
– Скуратов, ко мне, живо!
Мы зашли в кабинет комбата, и тут, словно джинн из бутылки, материализовался и ротный.
– Скуратов! А мы уже и не надеялись тебя снова увидеть, отпустили? Давай рассказывай, что от тебя гэбисты хотели.
Комбат хотел знать, впрочем, в этом не было ничего удивительного, ему, скажем так, по должности положено, что, зачем, кому и почему в его хозяйстве, иначе какой он к чертям собачьим комбат.
– Не дождётесь! Вам теперь от меня так легко не отделаться!
– Да не тяни резину, говори!
– Короче, меня вломила одна падла из моего взвода, говнюку физподготовка надоела, вот он и решил через донос в НКВД от меня избавиться. Такой урод мне не нужен, я его из взвода отчислю, хоть в свинарник при хозчасти дивизии, хоть куда, думайте сами, куда его определить.
– Но я смотрю, там разобрались, раз ты тут, да ещё сегодня.
– Ага, разобрались, затем догнали и ещё раз разобрались. Вы видели, кто за мной приезжал, это же натуральный утырок.
– Как тогда тебя отпустили?
– Всё очень просто: я подумал, что раз он, даже не попытавшись разобраться, сразу начинает выбивать кулаками из меня признание о работе на немецкую разведку, то скорее всего он сам её агент. Поставили ему задачу изничтожать красных командиров, вот он её и выполняет.
– И?..
– Заставил его самого написать признательные показания. Он вначале не хотел, упирался, но у меня в чём хочешь признаешься, даже в интимной жизни с крупным рогатым скотом.
Тут раздался дружный смех моих командиров.
– Он, гадёныш, оказывается, ещё и на парагвайскую с уругвайской разведками работал, кроме немецкой. Больше мне ничего как-то в голову не пришло.
Тут снова раздался смех командиров.
– Затем вызвал его начальника и дал ему почитать собственноручно написанные его подчиненным признательные показания. Вот его начальник нормальный, разбираться стал, что к чему. Хорошо с ним поговорили, кстати, он к нам отделение своих бойцов пришлёт.
– Зачем?!
– Для тренировок. А кроме того, будем строить полосу препятствий и учебный городок для отработки действий в помещениях и жилых постройках.
