скачать книгу бесплатно
На пути домой успел перекинуться парой слов с дочерьми Лиды. И хотелось и не хотелось этого разговора – поначалу не знал, как к ним подступиться, памятуя о самоубийстве матери, но возле лифта они мена нагнали.
Обе отправлялись на встречу с парнями старшей, в клуб. Странно, что они, несмотря на разницу в возрасте, оставались дружны и активно делились секретами – по крайней мере, со мной.
Неловкая пауза при встрече продлилась недолго, в ответ на мой вопрос, обе заговорили чуть не хором, пытаясь вспомнить, что было с матерью (они именно так ее называли) за день-два до самоубийства. Не нашли ничего необычного, а потому просто пересказали обычный ее день, насколько удалось вспомнить.
Поблагодарив, расстался, а вернувшись, долго приходил в себя – всякое воспоминание о визите к Коробановым наждаком царапало разум. Немного успокоился и, забыв поесть, отправился спать – провалился тотчас в беспамятный сон.
Наутро отправился искать следователя.
Антонов нашелся быстро, в кафе, где традиционно перекусывал в середине напряженного рабочего дня. Поприветствовал меня, немного удивившись визиту, отвык за последние год-два.
– Чем обязан? – поинтересовался, не отрываясь от сосисок с капустой. Я изложил свою новую позицию представителя Коробанова, попросив разрешения взглянуть на вещдоки – тишком, по старому знакомству.
– Что за ерунда! – фыркнул Антонов, едва не подавившись. – Дело пустышное, чистой воды самоубийство. Что тут еще решать можно? – он помолчал, глядя на меня, и прибавил: – А-а, ты хочешь клиента на деньги развести. Все понятно. Да, у меня еще лежит мобильник Харитона, можешь глянуть. Или клиент требует доказательств измены? Так дома, небось, завал. Или мало?
Он был прав, дома не хватало. Лида очень хорошо знала благоверного, чтоб ничего не хранить в четырех стенах, вся надежда на мобильник Харитона. Ему вроде скрывать не от кого. На всякий случай, спросил о родственниках знакомого Лиды – даже в мыслях не смог назвать его любовником или партнером. Антонов пожал плечами:
– Как перст. Из детдома, так что тело пойдет на усмотрение государства, – жестко усмехнувшись, произнес следователь. Я поморщился.
– Говоришь, как будто…
– А что, нет? Да и не твой он клиент.
– Что ты о нем насобирал?
Тот посмотрел на меня недоуменно. Чувствовалось, разговаривать о деле, которое должны закрыть за отсутствием состава преступления, он не желает ни одной минуты. Даже при дружеском отношении к собеседнику.
– И что я должен насобирать? Босяк, голь, работал в типографии подручным, платили мало. Как связался с Лидией, непонятно, что она в нем нашла – тем более. Их бессмысленный флирт продолжался полгода. Судя по заявлению директора и письмам, знакомство – чуть дольше. Кажется, они сговорились бежать, во всяком случае, именно такой бред несла Галина Пономарь, подружка Лидии, когда рассказывала о последнем дне. Лидия уехала поздним утром, якобы на встречу с директором школы, где доучивалась ее младшая дочка, на деле же заехала за Харитоном. Трудно сказать, куда они собирались ехать, машину нашли… да ты знаешь.
– На окраине поселка Горлово, в двадцати километрах от города.
– Так какого рожна тебе еще надо?
Спросить напрямую или подождать? Всплыл мерзкий червячок, заставил спросить:
– У них в тот день что-то было?
Антонов даже отвлекся от чая.
– А это так важно? Без понятия. Твой клиент будет настаивать на экспертизе? Поздновато уже, четыре дня прошло. Или ты сам?
Он будто меня насквозь видел. Я вздрогнул. Ждал, когда он допьет и приведет меня в кабинет.
На снимках Лиду я не увидел. Чужая женщина в темном платье, с наброшенной на плечи курткой. Неприятно думать, но на душе полегчало. За рулем сидел Харитон, она рядом, прильнула к нему, тихо так, спокойно. Вдруг подумалось, умел ли он водить или просто повернул ключи в замке зажигания, что я говорю, это же «Мерседес», нажал на кнопку «старт»? Милая пара, хоть и немного странная, она одета нарочито небрежно, как бы подстраиваясь к его стилю, молодой человек же напротив, отчаянно броско. Наверное, это самый дорогой его костюм.
Снова вспомнилось, как я рассказывал Лиде, встрепанной со сна, о своем видении, а она улыбалась, ерошила мои волосы, успокаивала. Наверное, сразу же забыла обо всем. Да и я забыл. А вот как обернулось. Нет, сон не пророческий, но ясно показавший наше будущее.
И все-таки в машине. Тонкая трубка тянулась от выхлопной трубы к чуть утопленному стеклу. Антонов сказал, что мотор давно перестал работать, когда свидетели нашли машину. Поначалу не поверил глазам – чего это дорогой иномарке делать в их глухомани. Подошли и все поняли.
– Японская традиция, – сообщил следователь. – У них это спокон веков так – если влюбленные не могут быть вместе, уезжают куда-то в красивое место, чтоб уйти в закат.
– Как супруги Маркс, – вдруг вспомнил я когда-то вычитанное. Антонов переспросил, напирая, что у Карла жены не имелось. Я объяснил.
– Теперь у нас стало востребованным уйти красиво и не одному. Уже третий случай за год в городе. Но одно дело подростки, а тут солидная дама. Вообще, понимаю мужа, ну как так получилось, что и любовник моложе и… этот Харитон альфонс той еще. Ничего со своего положения не поимел. Значит, дурак, вправду любил.
Протянул его потертый мобильник. Не стоило смотреть, какой-то голосок нашептывал, но не выдержал, как в лицо Вия, глянул.
Антонов сидел напротив, чему-то улыбаясь. Видимо, выражение моего лица, сменам настроений, отчетливо прорисовывавшихся на нем.
Это была переписка двух старшеклассников. Он называл Лиду Лапушкой, она его Гаричкой, было в этом что-то мило наивное, не от мира сего. Действительно, как в первый раз встречались. Хотя тот же Харитон честно признавал за собой два развода. Да и Лида не стеснялась, рассказывая о прошлом. В котором мне роль почти не отводилась, так, мельком, вроде, был, вроде, нет. Для нее так и было или это преувеличение? Поди пойми. Но вот то, что с ней происходило в последние месяцы – действительно как обухом по голове для обоих растерянных, разочаровавшихся, не представляющих, как и куда заведет новое, нахлынувшее чувство. Которого они и стеснялись и боялись и которым надышаться не могли. Лиде действительно не хватало воздуха, она спешила на работу, как на праздник, да и неудивительно, если сама написала, что подобное с ней впервые. На сорок пятом-то году. Поневоле с ума сойдешь.
Харитон оказался столь же несдержан, но хотя б немного более рационален. Честно признавая за собой неумение устраиваться в жизни, он пытался найти быстрый способ решения их проблем. Я все искал, когда же он заикнется о непонятно как найденном компромате на бывшего мэра, оказалось, в последние две недели его только и заполучил. Сперва не понимал, как им воспользоваться, а после вдруг решил сходить к прежнему городскому голове. К этому времени оба перебрали довольно много нелепых способов выхода из их ситуации, ни один не увенчался успехом. Лида попросту не могла уйти из семьи, пусть дочери и подросли, но проблемы остались. Да и муж, вдруг отпустивший работать, видимо, глаза намозолила, вдруг спохватился и стал приглядывать за благоверной с удвоенной силой. У Женьки кто-то есть? Возможно, но не это главное. Денег Лида так и не скопила, работа почти ничего не давала, а на выплату бескрайних долгов Харитона требовалась миллионная зарплата Коробанова.
Неудивительно, что Лиза, вдруг уверовавшая в реинкарнацию или сделавшая вид, что считает ее больше, чем мифом, часто говорила о следующей лучшей для них жизни, почти как о свершившемся факте. Харитон частенько ей вторил. Оба порой несли такую удивительную розовую чушь, что читать становилось неловко. Кажется, Антонов проглядывал переписку по диагонали и теперь понять не мог, зачем я подробно с ней знакомлюсь. Я и раз был объяснить, но ловил себя на мысли, что просто не могу оторваться, не понимая, с чего вчитываюсь. Как из другой жизни. В моей и с моей Лидой все выходило иначе.
Я еще раз глянул на последние снимки Лиды, те самые, с которых на меня смотрела чужая женщина. Отложил, снова взялся за телефон. Писем друг другу за полгода они написали много, на роман, только читай. Но уже не хотелось.
– Не в курсе, а почему они в Горлово поехали? – от неожиданности или от долгого молчания Антонов, кажется, задремал, ибо вздрогнул всем телом и стремительно повернулся ко мне, прежде, чем пожать одним левым плечом и ответить:
– Сколько ты уже читаешь, почти час, а самого главного не увидел. В мае они там побывали, в самом начале знакомства, Харитон какой-то закут снял, четыре дня в нем провели. А перед кончиной решили помянуть былое.
Он выдохнул, долго молчал, не глядя на меня. Потом поинтересовался, буду ли я и дальше мучить мобильник. Я покачал головой.
– Уже без надобности. Возьми.
Вправду, больше незачем. Совсем чужая женщина, ничего общего. Или я за то время, что мы провели вместе, так и не потрудился ее узнать?
Моя Лиза ушла в прошлое вместе с мечтами о ней. Потому и отпустить оказалось легко, как перышко, присевшее ненароком на плечо. Незаметно появилась она из мрака ночи, столь же неуловимо скрывалась в нем.
– Что решил? – спросил Антонов, прерывая ход мыслей. Я кивнул на фото Харитона. Лицо молодого человека обезобразила разбитая скула. Не сразу заметно, при первом, мимолетном взгляде, подумал, тени.
– А что это с ним?
– Я сам подумал на насилие, но нет, за два дня до случившегося к бывшему мэру за подачкой ходил, – и, поймав мой недоуменный взгляд, уточнил: – А ты не в курсе, что у того благотворительный фонд для шибко нуждающихся. Да только мордой не вышел. Там уж совсем бездомных берут или своих обслуживают. По слухам, это обычная стиралка для черного нала.
– Откуда такая информация?
Антонов пожал плечами.
– Ходят слухи. Доказать ничего не можем, вернее, могли бы, будь свидетели поразговорчивее. Сам понимаешь, даже против бывшего мало, кто хочет слов сказать. Он в городе по-прежнему голова, в отличие от головы нынешнего. Так что Харитон зря к нему ходил, бедным у нас не подают. Поддают только.
– Нет, он за другим поперся, – хмыкнул я, пристально глядя на следователя.
Мысль мелькнула, ну не получилось у них, может, хоть у этого выйдет. Глупо, конечно, все равно Лиза ушла. Все равно непонятно, что испытывала да ощущала ли хоть что-то, кроме наивной привязанности, которую принимала за первую любовь. Это все давно позади. Но только что-то, заноза некая, не давала покоя. Хотелось хоть напоследок, в память об ушедшей помочь.
– Харитон человек наивный. Нашел компромат на моего клиента и решил выбить немного денег из бывшего мэра, который засветился при получении взяток от Коробанова в особо крупном… – помолчал и прибавил: – Только я тебе этого не говорил.
Антонов осклабился:
– О чем разговор. Ты вообще никудышный адвокат, столько времени пробыл, а ничего не вызнал. Там фотокопии или…
– Сам глянь вложения в последних письмах. Ты как-то мимо них сумел пройти.
Он кивнул, тряхнув руку на прощание.
Не знаю, правильно ли поступил. Лиде это уже ни к чему, но может, мне как-то зачтется перед ней. Очень на это надеюсь.
Ежедневник на этот год
Мы еще остаемся в коконе света.
Когда он распадется (медленно или мгновенно),
Успеем ли мы вырастить крылья
Как у павлина ночи, покрытые глазами,
Чтобы устремиться в этот холод и тьму?
Ф. Жакоте
В этом городке мне оставалось провести последний день. Поезд уходил в восемнадцать тридцать одну, у меня в запасе оставалась уйма времени. Пообедав в одном из местных ресторанчиков, где народу всегда немного, а обслуживание великолепное, я решил немного пройтись. Поразмять ноги перед долгой тряской в «коше», ехать в котором предстояло часов шесть, не меньше, и то, если повезет, и машинист будет поторапливаться, опираясь на график движения, а не торчать перед каждым остановочным пунктом, мимо которого должно проехать на предельно возможной скорости.
Впрочем, я всегда спешу только забронировать места в гостинице. В город, куда увозил меня поезд, было необходимо пробыть некоторое время по работе, а потом лишь, переделав все дела, отмеченные в обоих пунктах пребывания, вернуться домой.
Ноги сами вынесли меня за черту города, неудивительно, – он невелик, да и расположен в окружении лесов. Мимо вырубки природоохранной организации, я и направил свои стопы.
Дорожка петляет, сперва асфальтовая, постепенно становится щебеночной, а затем, поплутав мимо вековых дерев и просто едва заметной тропкой. Еще несколько десятков метров – и она разбегается звериными тропами в разные стороны. Я повернулся и хотел возвращаться, как неожиданно услышал чьи-то шаги.
Выходит, не один только я любитель дальних пеших прогулок. Ко мне подходил немолодой мужчина, на вид лет сорок пять, в светлом костюме-тройке, поверх которого накинута ветровка компании «Адидас», и в черных, начищенных до блеска, остроносых ботинках.
– У вас закурить не найдется? – дойдя до той границы, с которой можно начать разговор, спросил он.
Я молча протянул ему пачку «Ротманс» с некоторым интересом разглядывая мужчину. Он поблагодарил, глубоко затянулся и выпустил в чистое небо струйку табачного дыма. Я заметил, как дрожат у него пальцы, цепко сжимающие сигарету, видно, курильщиком он был заядлым.
Я по-прежнему наблюдал за ним, не говоря ни слова и не трогаясь с места; возникло ощущение, будто нахожусь в музее, подле одного из экспонатов, взятым в кольцо низкими никелированными столбиками с протянутыми меж ними веревкой.
Докурил он исключительно быстро, легко отбросил обкуренный до самого фильтра «бычок» в сторону, в заросли боярышника и, заметив, что я все еще здесь, нахмурился, но тоже ничего не сказал, лишь поблагодарил кивком головы.
Именно в этот момент мне захотелось его убить.
Прямо так – вцепившись ему в горло или… у него же шелковый шарф вместо галстука, вот, потянуть за концы, сужая узел, наподобие аркана и….
От волнения у меня пересохло в горле. Чисто инстинктивно я обернулся, разумеется, никого, – кроме того человека, которого мне внезапно захотелось убить; кому еще в голову придет мысль забраться в этакую глушь?
Жуткое, ни с чем не сравнимое желание, оно как лесной пожар, охватило мозг, вцепилось в сознание, завладев им, одномоментно подчинило своей воле. Холодной, настойчивой, безразличной ко всему, кроме одного – действовать и исчезнуть по окончании безумного действия.
Да меня уже сегодня не будет в городе. Послезавтра я потеряюсь из виду вовсе… к чему все это, страхи, никчемные волнения, если нет свидетелей, нет… надо быть просто аккуратным и чисто довести дело до логического, разумного конца.
Логического, разумного ли? Кто это мне нашепнул, отчего в голове появилась крамольная богохульная мысль? Именно богохульная, ведь я покушаюсь важнейшую из Его заповедей. Жуткое желание преступить и – кажется, ничто и не в состоянии остановить его, точно набирающую силу в бездействии, в бесполезном ожидании лавину низменных, непотребных чувств, освобожденных невольным толчком мысли. Я не имею в виду, конечно, громы небесные и архангелов с грозными ликами, нет, нечто более обыденное, прозаическое, да появись сейчас здесь хоть кто-то!
Я не в силах сопротивляться, я молю о чьем-то вмешательстве, просто смешно. Самое смешное, что я держу в собственных руках, чашу весов жизни и смерти этого человека. Незнакомец, попросивший у меня закурить, не за сигарету же я собираюсь его убить. Я и себе не могу втолковать, зачем мне понадобилось, – а понадобилось ли вообще? – сводить его счеты с жизнью. Он мог бы протянуть еще лет тридцать при хорошем отношении к собственному организму.
А ведь страшно? Немного да, немного, я не понимаю своего состояния…. Только адреналин в крови да шум в ушах, должно быть так или, похоже, чувствуют себя все охотники. И какая-то странная радость, возбуждение от предстоящей игры.
Я назвал себя игроком, очень точное сравнение. Банальные фразы о суетности мира, о добре и зле неуместны, я позволил себе стать тем, кем, быть может, подсознательно мечтал быть с малых лет, кем, пусть и, не осознавая того, мечтает стать почти каждый из серой массы человечества. Вот так прикоснуться пальцами к чужой жизни, подержать ее нить в руке, подергать за нее….
Если не заговорит во мне совесть. Но она молчит, моя совесть, свернувшись в клубок, спит, точно котенок, утомленный игрой, и видит радужные сны о том, что он проснется и войдет в ликующий мир, и день принесет ему то, о чем он мечтает.
Спи, моя милая совесть, спи дальше, я тебя не потревожу, я все сделаю тихо и аккуратно, ты и не заметишь. Смотри свои цветные сны.
А я пока пытаюсь понять, что есть человек – вселенная или половинка дикой груши. Такая возможность предоставляется редко, раз в жизни, наверное, я не могу ей не воспользоваться.
Не знаю, что на меня нашло. Что я могу сказать в свое, нет, не оправдание, в объяснение неумолимо предстоящему поступку. Только то, что стояла прекрасная погода, а вокруг ни единой души, что мне встретился любитель прогулок. И только? За это не убивают человека, но за что скажите на милость, я вообще хочу его убить?! Какая-то непереносимая жажда чужой смерти, будто она избавит меня от давящего уже много лет, даст свежие силы, будто случится то, о чем я давно мечтаю.
Кто знает, наверное, и вправду. Не уверен, просто подумалось, ведь бывают такие мечты, бывают же? Правда, ловить себя на подобном приходилось разве что на просмотре дешевых голливудских боевиков, когда я искренне переживал за несчастных злодеев и всеми силами желал смерти положительному до идиотизма герою. И не дожидался ее никогда.
Глупейшая мысль, единственная, что мне приходит в голову, вот только кто же определит, где за явной глупостью стоит то или иное глубоко осмысленное подсознанием и логически им же обоснованное действие? Никто не возьмется решать подобную задачу, ведь и человеческий разум – сплошная загадка, так как же с его помощью, возможно найти истоки любых деяний, понять и оценить их? Иголка в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в ларце, ларец на дубе на семи цепях, окруженный недреманной стражей…. Как проникнуть туда без заветного ключа, как усыпить бдительных сторожей, как добыть то, что считается самым сокровенным? Я не знаю ответа, никто не знает. Мир ищет этот вековой дуб, а, быть может, он давно рухнул от старости, и стражи разошлись по своим делам. Сказка кончилась, не успев как-то толком начаться.
А может, и не было никакой сказки.
Мужчина отошел от меня на порядочное расстояние, тем лучше. Я быстро догнал его, он не оглянулся, погруженный в свои мысли. От быстрой ходьбы адидасовская ветровка задралась, под ней показался широкий пояс, на который обыкновенно деловые люди вешают различную электронику вроде пейджера или электронного секретаря. Выходит, что и «мой» из таких. Очень похоже. Надо будет получше рассмотреть… потом, как-нибудь потом, если будет интересно после всего этого еще и…
За пару шагов мужчина обернулся, на лице его я прочитал легкое удивление – да я все еще был здесь, вместо того, чтобы, оказав ему услугу, раствориться в неизвестном направлении.
– Не подскажете, – спросил я, оглядываясь при этом по сторонам, – который час?
Он выпростал из рукава ветровки позолоченные часы, солнце отразилось в них, на миг ослепив нас обоих. Этого мне было вполне достаточно. Мужчина был занят часами, видно, недавно купил и как бы, между прочим, демонстрировал незнакомцу, что за прибор служит ему: дорогая и прекрасно отделанная вещь немалой цены.
Он хотел сообщить требуемое, когда судьба решилась. Он открыл рот, когда я резким, почти неуловимым движением схватился за концы легкого шелкового шарфа, лениво полоскавшегося на ветру.
И с силой сдавил, потянув в разные стороны. Кашне, вмиг превратившись в удавку, захлестнуло шею. Я тянул что есть силы, слова, что так и не были произнесены, перешли в хрип; мужчина вскинул руки, защищаясь, слишком поздно, пальцы лишь бессмысленно хватались за кашне, ползли по нему, не встречая сопротивления.
Резким движением я намотал на костяшки пальцев конец шарфа и вновь с усилием потянул. Хрип начал слабеть, мужчина попытался перехватить мои руки; в этот миг у него откуда-то сбоку раздался переливчатый визг – затарахтел пейджер.
Мы оба вздрогнули, и драгоценные мгновения были потеряны нами обоими. Я замер, он тоже, только новый сигнал вывел нас из состояния прострации. Кашне еще глубже врезалось в шею, послышался треск рвущейся материи, поздно, слишком поздно, мужчина отпустил меня, глаза его, изумленно раскрытые, распахнулись еще шире, рот замер в задохнувшемся крике, он покачнулся и стал заваливаться на меня. Не выпуская кашне из рук, продолжая усердно давить, я опустил его, уже мертвого, на землю.
На всякий случай сдавил еще сильнее – кашне порвалось в пальцах, не выдержало бессмысленного усилия.
Я поднес зеркальце к раскрытому в агонии рту и подержал несколько минут. Какая предусмотрительность, вообще-то оно предназначалось для другого, но пригодилось и теперь. Так и не запотело. Пульс… я боялся касаться, но все равно придется проверить его… на шее, где еще. А для этого надо будет снять остатки кашне. И… куда его… в карман, потом, по дороге выбросить.
Пульса нет, теперь, когда выяснилось, что я имею дело с трупом, меня охватила дрожь.
Словно в лихорадке я прыгал на месте, дергался, пытался изгнать ледяной холод из тела, но озноб не проходил; минут десять я бестолково топтался у трупа прежде, чем снова смог придти в себя.
Что теперь? Понятно, что рано или поздно его найдут. Господи, как же не хочется шарить по карманам в поисках документов, удостоверяющих личность покойного, – рано или поздно его найдут, может, завтра, может, через день. Дабы иметь фору перед органами дознания, которым какой-нибудь гуляющий прохожий, натолкнувшийся на неподвижно лежащего с открытым ртом и вылезшими из орбит глазами мужчину среднего возраста, не преминет сообщить об обнаруженной аномалии. Они моментально прибудут на место, переполошат весь город – полагаю, здесь, в глухом городишке, убийство будет знаковым событием.
Газетчики точно будут в восторге. Если этот человек – ах, как не хочется обыскивать его карманы! – и впрямь окажется местным «белым воротничком», если я положил кого-то из чиновничьей, финансовой братии, пускай и урюпинского масштаба. Еще больше, если найдут подозреваемого.
