скачать книгу бесплатно
– Стоп! – Марк, честно послушавший несколько секунд нового знакомого, не выдержал, – Давай-ка мы начнем еще раньше. Вольфганг… какой, по-твоему, сейчас год?
Воцарилось молчание. Немец смотрел на вопрошающего с явным недоумением, не понимая, как это год может быть «по его». Год – он же год и есть, он для всех одинаков!
Тата с Пашкой переводили взгляды с одного из собеседников на другого, не совсем понимая не столько вопрос, сколько причины, побудившие Марка его задать. Не понимая серьезности на лице того, не понимая сосредоточенности в его глазах… Он что, всерьез полагает, что немец выпал из времени и свалился точно на ступени лестницы, в никому не известной башенке, куда занесло только их? Но это же абсурд! Понятно, конечно, что тут творится что-то странное, да и то, каким образом Вольф сумел за одну ночь вполне сносно выучить русский язык представляет загадку, но не надо же доходить до сумасшествия! Наверняка все объяснимо, сейчас Марк сам…
– Тысяча девятьсот сорок третий, – медленно, с видимым трудом подбирая слова, выговорил Вольфганг и, моргнув, нахмурился, – Разве ты не знаешь? Скоро Рождество… – по губам его мелькнула слабая тень улыбки.
Ребята медленно переглянулись; Марк оставался все так же каменно-серьезен.
– А если я скажу тебе… – неспешно начал он, – Что сейчас май две тысячи двадцатого года? Что война закончилась семьдесят пять лет назад победой русских? Ты помнишь об этом?
– Помнить?.. – Вольфганг, глядящий на собеседника, как на сумасшедшего, слабо усмехнулся и покачал головой, – Как помнить, это невозможно! Сейчас сорок третий год, бои идут по всей Германии, русские теснят нас… – он неожиданно померк и опустил голову, – Хочу, чтобы это кончилось…
– Но все это давно кончилось, – Тата, вступая в беседу, сдвинула брови, недоверчиво вглядываясь в немца, – Вольф… Марк говорит правду – сейчас две тысячи двадцатый год, конец мая, а в начале его отмечали семьдесят пять лет со дня победы! – она вздохнула и сочувственно покачала головой, – Ты, должно быть, упал, сильно ударился, у тебя в голове перемешалось…
Пашка, ошарашенный не меньше, только рукой махнул.
– Это ж как надо было приложиться… – буркнул он и, окинув долгим взглядом мундир немецкого офицера, продолжил допрос, – Почему у тебя кровь на форме?
Вольф, словно почувствовав в этом парне более адекватного собеседника, перевел взгляд на него, слегка пожимая плечами.
– Я ранен. Немного. Фридрих больше…
Воцарилось молчание. Ребята переглядывались, совершенно не представляя, как реагировать на слова нового знакомого, не находя в себе сил поверить в его безумные речи и, вместе с тем, как-то подспудно ощущая, что парень не лжет. Что он и в самом деле верит в свои слова, что он свято убежден в их истинности… Но ведь это невозможно!
– Так, – Марк, как самый здравомыслящий, решительно хлопнул в ладоши, – Со странностями разберемся потом. Рассказывай, Вольф, свою версию событий, потом попробуем осмотреть твои раны, объясним, как все обстоит… если сами что-нибудь поймем.
Немец, явно не до конца понявший сложных конструкций собеседника, неуверенно кивнул и, кашлянув, попытался продолжить объяснения.
– Наш полк был уничтожен, – на сей раз слово подобрать ему удалось быстрее и легче, – Я и Фридрих остались живыми, бежали. Он был очень ранен, я хотел помочь… Фридрих – мой друг, мы друзья еще до войны. Когда она началась, мы сначала были в разных… – он пошевелил пальцами, ища нужное слово и неуверенно продолжил, – Полках. Потом нас перевели в один. Он был ранен, я хотел спасти его, увел с… поля боя. Мы шли сквозь лес, я все время слышал войну, – парень тяжело вздохнул, – Потом вдруг звуки исчезли. Мы увидели башню среди камней, над ней было две звезды. Со сторонам… – он сообразил, что сказал неправильно и смущенно улыбнулся, – Мы были внутри, Фридрих услышал голос. Он говорил – это ребенок, пошел вниз. Я с ним. Там… – здесь его передернуло, – Там были кости, много костей! И тот ребенок. Фридрих пошел к нему, поднял… Мне не понравилось. Я спросил, кто он… – Вольфганг нахмурился, припоминая ответ, – Он сказал… Сказал, он «темпор», но я не знаю… У меня в голове закружилось, я упал. Наверное. Когда проснулся – вы.
Рассказ закончился; рассказчик перевел дух и, окинув слушателей виноватым взглядом, пожал плечами. Говорить по-русски, да еще и говорить так долго, объяснять то, чего не понимал и сам, ему было еще трудно.
Ребята молчали, изредка переглядываясь, размышляя над странным рассказом, пытаясь вычленить для себя из него хоть какое-то рациональное зерно.
Тата почесала в затылке и, хмурясь, подняла взгляд на ожидающего вердикта парня.
– Темпор… – медленно повторила она, – Кажется, в итальянском tempo – это «время»…
– Типа «временщик»? – Пашка хмыкнул и, куснув себя за губу, развел руки в стороны, – Хотя это сразу все объясняет, конечно. Какой-то ребенок, который решил поиграться со временем. Поэтому Вольф оказался на семьдесят пять… э… семьдесят семь? Лет вперед, ну, а друг его, должно быть, так и остался в прошлом. Кстати, ты этого ребенка ругал?
Немец согласно кивнул.
– Да. Чертов ребенок, я уверен, что это его вина! Только все равно не до конца…
– Ну, мы, допустим, тоже до конца не понимаем, – вежливо вставил Марк и, тихонько вздохнув, махнул рукой, – Ладно. Предлагаю следующую линию поведения – мы принимаем безоговорочно на веру твои слова, признаем, что ты солдат Второй мировой и так далее. А ты, в свою очередь, веришь нам – ты попал в будущее, парень, в тот год, когда войны уже давно нет, когда установился, может быть, немного шаткий, но все-таки крепкий мир. Мы – русские, в Германию приехали просто, чтобы отдохнуть, спокойно ходим по улицам ваших городов, и нас никто не пытается убить. Мы тебе не враги, Вольф, да и никогда не стали бы нападать на уже итак пострадавшего парня… Кстати, надо осмотреть твои раны.
Вольфганг, выслушавший его очень серьезно и, по-видимому, вполне поддержавший принятое наиболее разумным человеком решение, слегка махнул рукой.
– Это царапины. Но что теперь делать?
Пашка, который, судя по всему, поверил в версию с выпавшим из своего времени солдатом Второй мировой легко и даже с удовольствием, безмятежно пожал плечами.
– Спуститься вниз, и попытаться обнаружить твоего ребенка. Хотя это чревато – вдруг он отправит тебя назад?
– Пауль… – Вольфганг нахмурился и покачал головой, – Я не хотеть видеть это снова.
– Да ну, тоже мне – бравый вояка! – Пашка откровенно фыркнул, – А то ты костей до того времени не видел! А как же война?
Немец сочувственно улыбнулся. В глазах его мелькнуло что-то, очень ясно говорящее, что эти слова нового знакомого убедили его, заставили поверить, что от войны эти ребята и в самом деле очень и очень далеки.
– На войне тела, – мягко произнес он и уточнил, – Не кости. А там… столько я прежде не видел. И тот ребенок!
– Никак не пойму, чем тебя так напугал ребенок, – Тата развела руки в стороны, – Он же маленький! Не факт еще, что все произошло именно из-за него. Да и потом – плохого-то ничего не случилось! Ты спасен, ты попал в будущее, в век, когда война осталась далеко позади – да ты получил шанс начать жизнь с чистого листа, Вольф! Радоваться надо!
Вольфганг тихонько вздохнул и немного ссутулился. Логика в словах девушки определенно присутствовала, с ней трудно было не согласиться, да у него и самого уже мелькали такие мысли – он ведь мечтал спастись от войны, вот и спасся. Но…
– А Фридрих?.. – он глянул на собеседницу исподлобья, – Я спасен… а он? Почему?..
– Об этом надо спросить этого ребенка, темпора, – отозвался на сей раз Пашка и, решительно поднявшись на ноги, поморщился, – Хотя на кости я смотреть пока не слишком хочу, это да. Поэтому есть встречное предложение – можем подняться наверх. Я там вчера, кажется, почти нашел что-то интересное, но меня сдернул Марк, и я это потерял. Может, пойдем, глянем?
Девушка, в принципе, не имеющая ничего против того, чтобы в компании друзей изучить верхнюю часть башни, нахмурилась и решительно топнула ногой.
– Нет! У нас тут раненный и, Вольфганг, чтобы ты ни говорил – а раны осмотреть следует! Снимай мундир.
Пашка скабрезно захихикал.
– Бесстыдница! И это при живом-то брате!
– Брат мне тоже пригодится, – Тата, не поддавшись на провокацию, серьезно глянула на Марка, – Ты ведь, кажется, когда-то хотел быть врачом?
Парень, уличенный в так и не сбывшемся и, говоря откровенно, давно забытом желании, часто-часто заморгал и честно попытался придумать, как бы получше возразить, но его, судя по всему, никто не слушал.
Вольфганг, совершенно не считающий зазорным снять мундир перед красивой девушкой, тем более, когда девушка эта предлагает помощь, уже расстегивал пуговицы, а Пашка, хихикающий над ним, судя по всему, всерьез вознамерился оказывать пострадавшему помощь и, отойдя к столу с остатками вчерашнего пиршества на нем, искал там что-то, чем можно было бы продезинфицировать раны.
Марк сдался и, шагнув к пострадавшему, принялся ждать, пока он избавится от мундира, от нечего делать его изучая.
– Ты из СС? – поинтересовался он после нескольких секунд молчания. Вольф поднял на него удивленный взгляд и осторожно кивнул – в вопросе ему почудился какой-то смутный подвох.
– Это плохо?..
– Да нет, просто интересно, – парень пожал плечами, – А звездочки на плечах что значат?
Вольфганг, как раз стянувший мундир, с видимым недоумением уставился на погоны.
– Их называли не так… – растерянно пробормотал он, – Я… не знаю, как по-русски. Я – гауптштурмфюрер. Капитан, по-вашему. Добавочные линии на нашивке и петлице, и погон с двумя… – парень смущенно улыбнулся, – Не знаю, как. Фридрих по званию младше, он… по-вашему… ммм… сержант, кажется.
– Как по мне, так звездочки – они и в Африке звездочки, – безапелляционно влез в разговор Пашка и, ухмыльнувшись, добавил, – Символично, кстати. Вот тебе и пресловутые две звезды над башенкой, может, тут была офицерская ставка СС?
Вольф, судя по всему, не уловивший русского юмора, нахмурился.
– Здесь было пусто, когда мы подошли.
Тата тихонько вздохнула и, решительно махнув в сторону своего излишне болтливого друга рукой, предпочла все-таки заняться делом.
Дело же, судя по всему, предстояло действительно важное – рубаха Вольфганга была пропитана кровью значительно больше, чем его же мундир, и это уже внушало вполне обоснованные опасения. Впрочем, с другой стороны, если уж парень по сию пору не умер и даже не упал в обморок, можно было смело эти опасения отринуть и понадеяться на лучший исход.
– Рубашку тоже нужно снять, – заметила она, – Сквозь ткань до ран затруднительно добраться.
Вольфганг растерянно заморгал и неловко стиснул ворот рубахи, не решаясь ее расстегнуть.
– Но… Но, я… – он смущенно кашлянул, – У меня под рубашкой ничего нет…
Ребята недоуменно переглянулись; парни обменялись понимающими ухмылками – смущение человека, по возрасту, видимо, соответствующего им, их забавляло. Тем более, что и смущаться-то, по большому счету, было нечего.
– Ну, и что? – не поняла девушка, – Мы же должны осмотреть раны, я не знаю… в больнице тебя же не в одежде бы смотрели! Ну, или что там было во время войны – госпиталь?
Вольф неуверенно кивнул и, по-прежнему не снимая рубашки, уверенно покачал головой.
– Я… я не могу перед девушкой… Вот так…
– Боже, какой застенчивый! – Тата, на самом деле приведенная стеснительностью парня почти в восторг, красноречиво закатила глаза, – Ладно, а парням ты себя осмотреть позволишь?
Марк, который искренне надеялся обойтись без таких экспериментов, как-то сразу помрачнел и, поникнув, тихо, но тяжело вздохнул. Пашка, от медицины вообще очень далекий, растерянно заморгал и пару раз красноречиво кашлянул.
Вольфганг перевел взгляд с одного на другого из русских «докторов» и, явственно сомневаясь, еще раз кивнул. Затем перевел взгляд на девушку.
– Только отвернись… пожалуйста.
Тата, которая к немцу питала определенную слабость и вовсе ничего не имела против того, чтобы увидеть его наполовину обнаженным, выразительно фыркнула и, помахав в воздухе рукой, демонстративно направилась к книжным полкам.
– Можете считать, что меня здесь нет, мальчики!
Мальчики, все трое, переглянулись и, прореагировав кто насмешливой улыбкой, кто смешком, а кто и вздохом, все-таки решили приступить к делу.
Вольф, действуя все еще без особенного желания, ежесекундно косясь на девушку, принялся осторожно расстегивать рубаху, аккуратно освобождая раны от прилипшей к ним ткани; его добровольные помощники безропотно ждали результата.
Марк хмурился; Пашка, изначально казавшийся довольно веселым, серьезнел все больше. Тата тихо тосковала возле книжных полок, изучая корешки незнакомых фолиантов.
Немец аккуратно стянул пропитанную кровью рубашку и, почти уронив ее на пол, немного расправил плечи.
– Та-ак… – Марк закусил губу. То, что особенной помощи оказать он не сумеет, было ясно сразу – в конечном итоге, парень был самым обычным человеком, врачом так и не стал, да и необходимых приспособлений при себе отнюдь не имел. Вольфганг же был ранен на совесть.
Левая рука его была пробита пулей ниже плечевого сустава; на правом боку виднелось несколько глубоких ссадин, уже не кровоточащих, но вполне устрашающих; слева на животе прослеживались следы от ножевых ударов, да к тому же…
– У тебя ключица перебита? – Марк, хмурясь, склонил голову набок, изучая пациента пристальным взглядом, – Вольф, черт возьми… и ты говоришь – ничего страшного?? Сейчас с такими ранениями тебя бы не пустили просто так гулять, сейчас тебя упекли бы в больницу на несколько недель, если не на месяц!
– Фридриху было хуже, – упрямо отозвался немец, созерцая парня исподлобья, – У меня царапины.
– Ну да, на войне свое понятие о том, какие должны быть царапины, – Пашка покачал головой, – Как бы там ни было… что делать, я не знаю. Но хотя бы чисто символически перевязать тебя следует – я не хотел бы, чтобы случайно избежавший смерти на войне человек откинулся из-за нашего неумения!
Девушка, с преувеличенным вниманием изучающая корешки книг, а на деле прислушивающаяся к беседе за спиной, наконец, не выдержала.
– Где вы бинты-то возьмете, врачи-экспериментаторы? – вежливо осведомилась она, упрямо глядя на какой-то фолиант, стоящий на полке почему-то не ровно, а полубоком.
– Нож, рубашка – и куча бинтов готова! – Пашка кровожадно размял пальцы, опуская взгляд на рубаху Вольфганга, – Тебе же ведь ее не жалко, правда? В конце концов, она ведь уже того… изрядно порвана и потаскана.
– И дезинфекции никакой… – Марк тяжело вздохнул, – Вообще, самым разумным выходом было бы вызвать «Скорую». Или, по крайней мере, уйти отсюда и попытаться добраться до цивилизации.
Тата, картинно перелистнув страницу того самого загадочного фолианта, язвительно улыбнулась.
– Напоминаю – наши с тобой телефоны не ловят, а Пашкин сел. А если бы и не сел, у него там все равно навигатор паленый!
Немец, на сей раз слов девушки определенно не понявший, уставился на нее растерянным взглядом, честно пытаясь сообразить, о чем сейчас шла речь. Причем здесь навигатор? Вроде это не авиация, да и ребята явно не на самолете прилетели… И как навигатор может быть «паленым»?.. Или, может быть, самолет потерпел крушение, взорвался, навигатор погиб, а они… они так спокойно рассуждают об этом?? И это ему еще казалось, что они далеки от войны! Да они, похоже, хуже гестапо! С таким хладнокровием говорить о страшных происшествиях, и это слова девушки! Сумасшествие какое-то.
И как телефон может что-нибудь «ловить»?.. И как он может «сесть»?!
– Со словами-то поосторожнее, – Марк, заметив, как смешался их подопечный, покачал головой, – Тут есть те, кто их не понимает… Извини, Вольф, мы тебе потом объясним все. Тата хотела сказать, что у нас нет связи с внешним миром, нет карты, и как покинуть это место, мы себе не представляем. Мы и сами здесь-то оказались потому, что заблудились… – он вздохнул и, махнув рукой, перевел взгляд на приятеля, – Как успехи с бинтами?
Пашка, отчаянно воюющий с плотной тканью рубахи Вольфганга при помощи столового ножа – одного из немногих дополнительных приборов на столе, – чертыхнулся и, бросив оба предмета, поморщился.
– Я сдаюсь, рубашка меня победила. Это нереально разрезать! Может, тряпочки какие-то здесь найдем?
– Я в порядке… – немец, все еще поглядывающий на загадочных русских с подозрением, предпринял новую попытку отказаться от помощи, – Не надо… Вы хотели узнать, что наверху? Вы теряете время…
– Времени у нас вагон… – отстраненно отозвалась девушка, на сей раз и в самом деле вчитавшаяся в книгу, увидевшая в ней что-то, чего никак не ожидала, – Можем терять до бесконечности… А ты не можешь ходить с ранами нараспашку. Слушай, Вольф, – она внезапно повернулась, в упор взирая на моментально смутившегося этим и попытавшегося дотянуться до мундира молодого человека, – Ты говорил что-то о костях… Тот проклятый ребенок, кости… что он с ними делал?
Парень, от растерянности даже выронивший только, было, поднятый мундир, уставился на нее откровенно недоумевающим взглядом и пару раз потрясенно моргнул.
– Ich verstehe nicht… – он мотнул головой, – Извини… Я не понимаю. Что значит – делал?.. Он сидел среди них, как… прятался, скрывался! Что он должен был делать?..
– Даже не знаю, – Тата задумчиво сдула с глаз челку и опять обратила взгляд к книге, – Может, он из них трон смастерить пытался?
Молодые люди, втроем ничего не понимающие, медленно переглянулись, затем вновь устремили взгляды на нее.
– Ты о чем?.. – Марк, хмурясь, шагнул ближе к сестре, – Ты что, что-то нашла?
Девушка не стала спорить.
– Ага, – легко отозвалась она, – Симпатичную книжку «Опасные создания, не вошедшие в прошлый том».
– Прошлый том чего? – не понял Пашка, и Тата недовольно от него отмахнулась. Вдаваться в такие подробности ей сейчас не хотелось.
– В прошлый том про этих созданий! Здесь сразу же, на первой странице начинается длинная статья о… – она выдержала паузу, обвела собеседников значительным взглядом и негромко закончила, – Темпорах.
Вольфганг, забывая про собственные раны, забывая, что наполовину обнажен, вскочил на ноги, глядя на новую знакомую с изумлением и страхом одновременно. До сей поры он, похоже, еще надеялся, что странное слово, услышанное из уст того ребенка, можно считать чем-то… нереальным, чем-то ошибочным, но теперь!..
– Что?!
