banner banner banner
Шаги по стеклу
Шаги по стеклу
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Шаги по стеклу

скачать книгу бесплатно

– А, вот ты о чем. – Квисс досадливо тряхнул бородой, словно такие пустяки и обсуждать не стоило. – Обещали подумать. Тогда я пригрозил, что растерзаю еще кого-нибудь из челяди, если нам наверху не обеспечат тепло и свет; тут они, обычным манером, начали нести околесицу; да что там говорить, они об этом уже забыли – как всегда.

– Выходит, самого сенешаля ты не видел? – разочарованно спросила Аджайи и погрустнела.

– Нет. Он будто бы занят. Видел только этих уродцев.

Квисс не без труда опустился на узкий стул, зябко кутаясь в шкуры. Он обреченно смотрел на яркую полоску, которая парила в холодном воздухе над игровым столом. В центре изящной резной столешницы теплым сиянием светился драгоценный кристалл цвета крови.

Указав на одну из деревянных фигур, на черного ферзя, Аджайи произнесла:

– Больно ты суров. Угрозами ничего не добьешься. Между прочим, здесь шах и мат.

– Много ты понимаешь… – начал было Квисс, но вздрогнул, когда до него дошел смысл ее слов.

Он впился тяжелым взглядом в клетчатую черно-белую ленту, висящую в воздухе прямо перед ним:

– Как это?

– Шах и мат, – подтвердила Аджайи надтреснутым старческим голосом. – Если не ошибаюсь.

– Где? – негодующе спросил Квисс и заерзал на стуле, изобразив на лице досаду, смешанную с облегчением. – Здесь только шах; еще можно уйти из-под удара. Вот так. – Он резко вытянул руку и сделал ход белым слоном, поставив его на одну черную клетку дальше, перед своим королем. Аджайи улыбнулась и покачала головой; она приложила пальцы к самому краю поблескивающей эфемерной полосы, будто нащупывала в воздухе невидимый предмет. На поверхности призрачной ленточной доски, словно явившись из темной бездны, возник черный конь. Квисс набрал полную грудь воздуха, собираясь запротестовать, но смолчал.

– Прости, так уж вышло, – сказала Аджайи. – Вот теперь действительно мат.

Она произнесла эти слова совсем тихо, но тут же пожалела, что вообще заговорила. Ей стало совестно, однако Квисс был так поглощен гневным созерцанием доски, что ничего не слышал, в напрасной надежде он крутил головой то вправо, то влево, но не находил ни одной нужной фигуры.

Слегка отодвинувшись назад, Аджайи смогла размяться. Она сделала несколько круговых движений руками, прогнула спину, а сама между тем думала, так ли уж было необходимо – вернее, уместно – наделять их с Квиссом столь дряхлыми телами. Вероятно, смысл заключался в том, чтобы все время напоминать им о быстротечности времени, о смертности всего живого. Если так, то подобная мера выглядела излишне жестокой – даже при том, что они находились в этом странном, ни на что не похожем месте, да к тому же пребывали в странном оцепенении (коль скоро замок был насквозь проморожен, то промерзли и они; коль скоро замок постепенно разрушался, а они оставались все в том же состоянии, то их будущность и надежды тоже неотвратимо рушились). С трудом поднявшись из-за стола на негнущихся ногах и бросив последний взгляд на скорбную фигуру старика, который все еще искал выход из этого безнадежного положения, Аджайи прихрамывая прошлась по исцарапанному стеклянному полу и оказалась на светлой, продуваемой ветром галерее.

Она бессильно оперлась на квадратную в сечении колонну посредине аркады, отделяющей зал от галереи, и вгляделась в заснеженную даль.

Ничем не нарушаемая белизна простиралась до самого горизонта, и только едва уловимые тени придавали хоть какое-то разнообразие мертвенно-голой равнине. С правой стороны – Аджайи это доподлинно знала – можно было перегнуться через перила (впрочем, она этого не делала, так как побаивалась высоты), чтобы увидеть каменоломни, а за ними – покрытую снегами гряду невысоких безлесых холмов. Но она не стала себя утруждать. У нее не было особого желания разглядывать холмы и каменоломни.

– Э-э-эх! – взревел позади нее Квисс, и она обернулась как раз в тот миг, когда он в яростном бессилии махнул рукой над поверхностью узкой призрачной доски.

Шахматные фигуры так и разлетелись во все стороны; они исчезали из виду, как только падали ниже уровня, на котором прежде стояли, словно их уничтожал какой-то невидимый луч. Исключение составила только пара королей – они улетучились, даже не успев свалиться с доски. Сама доска померцала секунду-другую и начала медленно угасать, пока не пропала совсем, а Квисс так и остался сидеть, с тоской уставившись на деревянный столик. Слабое свечение кристалла в середине затейливой резной столешницы постепенно тускнело и наконец тоже погасло.

Аджайи подняла брови, ожидая, что он посмотрит в ее сторону, но этого не произошло. Он так и сидел – сгорбив спину, опершись локтем о колено и подпирая ладонью заросший подбородок.

– Все эти проклятые кони, будь они неладны, – прошипел он через несколько минут, сверля глазами пустой стол.

– Что ж поделаешь, – сказала Аджайи и ушла с открытой галереи, потому что налетевший ветер закружил маленькие снежные вихри вокруг ее ног, обутых в тяжелые башмаки, – зато игра окончена.

– Я надеялся, будет пат. – Можно было подумать, Квисс обращается не к противнице, а к столу. – Мы же договорились.

– Так быстрее.

Аджайи присела на табурет. Проникший сверху луч робко заиграл на резной столешнице, над которой все с тем же горестным видом сидел Квисс. В полумраке Аджайи не спускала глаз со своего компаньона. У него было широкоскулое лицо, заросшее густой бородой, в которой перепутались черные и белые пряди. От маленьких желтых глазок расходилась сетка глубоких морщин, будто рябь на поверхности стоячей воды. Он так и не посмотрел в ее сторону; она с этим смирилась и обвела взглядом просторное помещение.

Зал, погруженный во тьму, был почти квадратным; его украшало множество колонн. Если сюда и проникал какой-то свет, то в основном через аркаду галереи. По замыслу освещение должно было поступать и сверху, и снизу, но на самом деле его, можно сказать, не было и в помине; именно это обстоятельство – а также то, что здесь было гораздо холоднее, чем положено, – и заставило Квисса примерно час назад отправиться на поиски хоть кого-нибудь из челяди. Заранее было условлено, что он вежливо попросит добавить тепла на их этаже, однако с его слов Аджайи поняла, что он не сумел воздержаться от своих обычных грубостей и угроз. Спустись туда она сама – было бы намного больше проку, но у нее опять не гнулось больное колено, и она боялась ходить по лестнице.

Она подняла взгляд к потолку, где причудливая колонна – как и все остальное множество таких же опор – раструбом перетекала в гладкое, толстое, бледно-зеленое стекло. Вверху, в холодной мутноватой воде, извивался один-единственный продолговатый контур, источающий молочно-белое свечение.

Такова была одна из бесчисленных диковин замка: источниками света служили разнообразные рыбы-люминофоры.

– Где звонок? – неожиданно встрепенулся Квисс, оглядев зал.

Он оторвался от стула со всей быстротой, которую позволяли тяжелые шкуры и больные суставы, пинками отшвырнул несколько книг и сланцевых плиток, расчищая себе путь на стеклянном полу, и принялся изучать ближайший столб, в паре метров от игрового столика.

– Опять куда-то перенесли, – бормотал он, переходя к следующим столбам и колоннам; подошвы его башмаков царапали стеклянные плиты пола. – Ага! – Он уже почти затерялся в глубине зала, возле узкой винтовой лестницы, по которой совсем недавно поднялся наверх.

До слуха Аджайи донеслось отдаленное звяканье – это Квисс дергал цепочку звонка.

Аджайи наклонилась за обломком, отвалившимся от стоящей сзади колонны. Она покрутила его так и этак, надеясь разобрать витиеватые письмена, выцарапанные на черной с прозеленью поверхности; без видимой причины она задалась вопросом, от какой именно части колонны отвалилась такая табличка. Размышляя об этих материях, Аджайи потирала поясницу: наклон не прошел бесследно.

Между тем Квисс вернулся к игровому столику от другого стола, тоже небольшого, только повыше; на нем в мелком жестяном тазу под протекающим краном громоздились немытые чашки и надтреснутые стаканы. Кран был присоединен к изогнутой трубе, которая торчала из стены, возведенной – так могло показаться – из плотно спрессованной бумаги. Набрав стакан воды, Квисс осушил его залпом.

Потом он вернулся, сел на свой стул с высокой спинкой и встретился взглядом с Аджайи, которая опустила на игровой стол заинтересовавшую ее табличку.

– Не иначе как эта дурацкая безделушка снова испорчена, – проворчал он.

Аджайи только пожала плечами и поплотнее закуталась в шкуры. В балконный проем с жалобным стоном врывался ветер.

Замок, находившийся в их распоряжении, имел два имени. В стане Квисса он звался Замок Дверей, а в стане Аджайи – Замок Наследия. Едва ли в одном или в другом названии содержался какой-то смысл. Насколько им было известно, кроме замка, здесь ничего не существовало – а «здесь» могло означать что угодно. Все остальное приходилось на долю бескрайней снежной белизны.

Они провели в нем… сами не ведали, какой срок. Квисс оказался здесь первым и очень скоро понял, что в замке не бывает ни дня ни ночи, а за окнами навсегда застыл унылый нескончаемый свет; тогда он начал вести собственный счет времени, отмечая, сколько раз отходил ко сну. Эти метки он процарапывал на полу крошечной кельи, которая располагалась неподалеку от игрового зала и служила ему спальней. Теперь на стеклянном полу насчитывалось почти пять сотен таких насечек.

Когда прибыла Аджайи, которую, по всей видимости, высадили на одной из плоских крыш, среди обломков камня, на счету Квисса было уже восемьдесят семь насечек. В тот же «день» они столкнулись лицом к лицу и безмерно обрадовались встрече. До этого Квисс пребывал в одиночестве – робкие коротышки из местной челяди были не в счет; что же касается Аджайи, она возликовала, найдя хоть кого-то в этой холодной и мрачной громаде из камня, железа, стекла, сланца и бумаги.

Прошло совсем немного времени, и им стало ясно: в Терапевтических Войнах они сражались на разных сторонах, однако особых трений между ними из-за этого не возникло. Оба они слышали об этом месте и отдавали себе отчет, почему оказались здесь. Оба знали, что именно предстоит делать и как трудно отсюда вырваться; они понимали, что друг без друга им не обойтись.

Они – каждый на своей стороне – были Провозвестниками в ходе этих Войн (которые, вопреки обывательскому мнению всех времен, велись отнюдь не между Добром и Злом, а между Серостью и Яркостью); пройдя полный курс подготовки, они могли бы рассчитывать на большое будущее; но каждый из них совершил какой-то глупый просчет, который поставил под сомнение их пригодность к службе в высоком ранге – поэтому они и очутились здесь, в замке, где им была предоставлена последняя возможность, рискованная попытка, призрачная надежда на помилование: от них требовалось найти ответ на головоломку и разыграть несколько партий в различные игры.

Да еще в таких уму непостижимых обстоятельствах.

Только безумец мог решиться на строительство этой громады, часто думала про себя Аджайи. Замок высился на одиноком скалистом утесе посреди равнины и был почти целиком сложен из книг. Для облицовки стен использовался главным образом сланец, на вид совершенно обычный кристаллический материал, результат естественного процесса отложения осадочных пород. Но стоило отковырнуть от стены одну такую плитку (что не составляло труда, ибо замок медленно, но верно разрушался), как под ней обнаруживались начертанные или выгравированные значки, расположенные строками или столбцами, с интервалами и пробелами, даже с каким-то подобием знаков препинания. Когда Квисс впервые столкнулся с этой странной особенностью, он принялся крушить стены, не в силах поверить, что скрытые облицовкой камни, десятки тысяч кубометров и килотонн, образованы не чем иным, как бесчисленными тайными письменами. Цеховые коротышки мастера – каменотесы и строители – до сих пор трудились не покладая рук, чтобы ликвидировать ущерб, который причинил замку этот старик, когда ломал стены в напрасной попытке доказать самому себе, что тайнопись – это лишь отдельные вкрапления, а не всепроникающая сущность. Реставрация велась под неумолчный хор жалоб и сетований: коротышки и так не справлялись с восстановлением стен, а тут еще постояльцы добавили им хлопот.

– Вызывали? – послышался тихий надтреснутый голос.

Аджайи посмотрела в сторону винтовой лестницы, ожидая увидеть кого-нибудь из служек, но оказалось, голос прозвучал сзади. Она заметила, что Квисс побагровел, вытаращил глаза, а его морщины прорезались еще глубже.

– Кыш! Вон отсюда! – заорал он из-за плеча Аджайи в сторону балкона.

Обернувшись, старуха увидела на перилах красную ворону, которая хлопала крыльями, будто хотела согреться, и внимательно смотрела на них, склонив голову набок. Черный глаз был похож на маленькую круглую пуговицу.

– Ну что, сдаетесь? – каркнула красная ворона. – Спросили бы меня, я б вам сказала: силезская защита в одномерных шахматах не катит. И чему вас только учили?..

Квисс сорвался со стула, едва не упав, схватил с пола обломок сланца и швырнул им в красную ворону; птица с криком отпрыгнула в сторону и, расправив крылья, спорхнула с перил в холодную светлую бездну; карканье отозвалось прощальным эхом, как зловещий хохот. Кусок сланца исчез в балконном проеме, неуклюже повторяя птичий полет.

– Вот тварь! – буркнул Квисс и снова сел.

Грачи и вороны, гнездившиеся в обветшалых башнях замка, обладали даром речи; они были наделены теми голосами, которыми прежде говорили непримиримые соперники, неверные возлюбленные и ненавистные начальники, встречавшиеся в жизни обоих – и Квисса, и Аджайи. Птицы являлись только для того, чтобы помучить стариков напоминаниями о прошлом, о неудачах и ошибках, которые привели их сюда (при этом не упоминалось никаких подробностей, и каждый пребывал в неведении, за какие провинности другой был отправлен в замок. Аджайи как-то предложила обменяться своими историями, но Квисс не согласился). Однако самой ехидной и злонамеренной была красная ворона, которая с одинаковой изощренностью терзала обоих. Квисс быстрее выходил из себя, поэтому на его долю приходилось куда больше вороньих нападок. Иногда он дрожал от ярости сильнее, чем от холода.

Из-за плохой работы котельной в замке действительно было холодно. Отопительная система давно требовала ремонта. По идее, над всеми потолками и под всеми полами должна была циркулировать горячая вода. Помещение для игр, укрепленное сланцевыми и железными опорами, венчал низкий стеклянный потолок с прихотливым орнаментом железных балок. В толще стекла, достигавшей не менее полуметра, плескалась вода, мутноватая и соленая, – назначение котлов как раз и состояло в том, чтобы ее подогревать. То же самое было предусмотрено и внизу: под исцарапанными прозрачными плитами булькало полметра воды, которая обтекала сланцевые цоколи колонн. Под стеклом, точно под фальшивым льдом, бесцветными амебами вязко перетекали удлиненные пузырьки воздуха.

В соленой воде обитали светоносные рыбы. Они извивались в слабом течении, как ожившие неоновые трубки, наполняя залы, коридоры и башни мягким сиянием, из-за которого все расстояния становились обманчивыми, а воздух казался загустевшим. Во время прибытия Аджайи игровой зал был еще хоть куда: его в меру освещали рыбы-люминофоры и приятно обогревали циркулирующие сверху и снизу водные токи. Этот диковинный порядок поддерживался вполне исправно.

Но теперь что-то нарушилось, и рыбы косяками поплыли на нижние этажи, которые еще хранили тепло. Сенешаль замка, закутанный в черный плащ, мрачно нахмурился, когда Квиссу удалось разыскать его на кухне и спросить, что, собственно, происходит и каковы виды на ремонт отопления; сенешаль отделался дежурными извинениями и начал разглагольствовать о том, как соленая вода способствует коррозии, как она разъедает трубы, каково нынче добывать строительные материалы, как нелегко в наши дни… «Какие еще дни?» – взорвался однажды Квисс. День тут всегда один и тот же, добавил он, и предположил: может, дни и существуют, только очень длинные? Заслышав эти слова, сенешаль умолк и спрятал изможденное серое лицо под капюшоном плаща, а человек – огромный старик – дрожал в бессильной ярости и безрезультатно сверлил его взглядом.

Замок Дверей отличала еще одна особенность. Вблизи от любых часов время текло быстрее. И наоборот: по мере удаления от часов оно начинало тянуться медленнее, причем эффект был не кажущимся, а самым что ни на есть реальным. Все часы в замке крепились на строго определенных местах и показывали разное время – одни спешили, другие отставали. Где-то в подземельях, еще хранивших тепло, работал исполинский часовой механизм – невообразимое скопище зубчатых колес и скрипучих осей. Валики, скрытые в полуобвалившихся стенах, передавали движение от центрального механизма к стрелкам отдельных циферблатов; внутри стен что-то стучало и скрипело, отовсюду подтекало масло.

Масло смешивалось с тепловатой соленой водой, которая капала с прохудившихся потолков; это было одной из причин, почему они попросили установить на узкой винтовой лестнице хоть какие-то перила. В замке витал неистребимый запах масла и морской соли, отчего Аджайи нередко вспоминались корабли и старые гавани.

Было совершенно непонятно, с какой стати время должно ускоряться вблизи часов, и никто из челяди не мог предложить вразумительного объяснения. Квисс и Аджайи проделали такой опыт: одновременно зажгли две одинаковые свечи, одну прямо у циферблата, а другую – в центре зала; свеча у циферблата догорела чуть ли не вдвое быстрее. Тогда они между собой осторожно предположили, что этот эффект можно использовать для сокращения времени, отведенного на предписанную им игру, однако часы в замке – а может, и сам замок – этому воспротивились. Если игровой столик ставили рядом с часами, он переставал работать: красный кристалл в середине столешницы затухал, а висящее в воздухе изображение доски с фигурами исчезало. К тому же и сами часы были крайне ненадежными: они то и дело отставали, и получалось, что вблизи от них время, наоборот, замедляется.

Наверное, неведомая сила, управлявшая ходом времени, подчинялась закону обратных квадратов и исходила от каждого циферблата; но при этом определенно существовало и другое, более общее воздействие, которое оказывал центральный часовой механизм, запрятанный на одном из самых нижних уровней замка: недаром внизу все скорости были гораздо выше.

Наиболее отчетливо это воздействие проявлялось в кухнях, где среди невероятного жара, грохота и мельтешения безостановочно готовились немыслимые количества съестного; здесь же, в этом постоянном хаосе, располагался кабинет сенешаля. Аджайи не удивилась, что Квисс, кутающийся в рваные меховые одежды, принес с собой запах кухни.

– Вызывали? – послышался робкий голос.

Аджайи подняла глаза, Квисс обернулся: на верхнюю ступеньку винтовой лестницы вскарабкалось проворное существо росточком примерно по пояс человеку. Оно было одето в грязный серый балахон, перехваченный на животе красным шнурком. Матерчатый капюшон балахона удерживался в требуемом положении – над головой и лицом существа – с помощью ободка, напоминающего поля от засаленной красной шляпы, натянутой глубоко на уши; тулью шляпы заменяла верхушка капюшона. Лицо посыльного скрывалось под маской из папье-маше; такие маски носили все комнатные и кухонные служки. Маске было придано выражение грустной покорности.

– Лучше поздно, чем никогда, – сердито бросил Квисс.

– Нижайше прошу простить, – пискнуло существо, шаркая по полу начищенными красными башмачками. У стола оно с поклоном остановилось и для согрева засунуло кулачки в рукава балахона, не снимая перчаток. – Стало быть, игра закончена, вот и славно. Кто же одержал верх?

– Не твое дело, – рявкнул Квисс. – Будто не знаешь, зачем тебя позвали!

– Ах, да-да, смею сказать, знаю. – Существо закивало, однако в его голосе было меньше уверенности, чем в словах. – Ответ-то готов или как? – Оно втянуло голову в плечи, словно ожидая удара за ошибочное предположение.

– Ответ готов, как же иначе, – язвительно произнес Квисс и посмотрел на Аджайи; та ответила ему улыбкой и жестом указала на серую фигурку. Квисс прочистил горло и подался вперед; служка отшатнулся, но не сошел с места. – Так вот, – продолжил Квисс, – ответ на вопрос звучит следующим образом: в одной вселенной того и другого вместе быть не может. Ясно?

– Ясно, – снова закивал коротышка, – кажется, ясно: «В одной вселенной того и другого вместе быть не может». Очень хорошо. Логично. Вроде бы правильно. У меня тоже были такие мысли. Похоже, что…

– Свои мысли оставь при себе, – перебил Квисс, оскалив рот в ухмылке и наклоняясь еще ниже к бедному созданию, которое совсем сжалось и готово было упасть навзничь. – Делай свое дело; может, мы наконец уберемся из этой гнусной дыры.

– Как скажете, воля ваша, слушаю и повинуюсь, – зачастило посыльное существо, с мелкими поклонами пятясь назад к винтовой лестнице.

В какой-то момент оно споткнулось о книгу и чуть не упало, но все же удержалось на ногах, повернулось спиной и кануло в темноту. Очень скоро торопливые шажки стихли где-то внизу.

– Хм-м-м, – нарушила молчание Аджайи. – Интересно знать, что это создание теперь будет делать, куда побежит?

– Да какая разница? Лишь бы ответ оказался правильным, – отрезал Квисс, потом тряхнул головой, почесал подбородок и посмотрел туда, где скрылось прыткое существо. – Готов поспорить, это безмозглое чучело все перепутает.

– Ну, мне кажется, такого не может быть, – возразила Аджайи.

– А мне кажется, так оно и будет. Надо было за ним проследить – посмотреть, куда пойдет. Могли бы сократить эту дурацкую цепочку.

Он вопрошающе посмотрел на Аджайи, но та не уступала:

– Это лишнее.

– Наверняка ответ окажется совершенно примитивным.

– Хочешь, заключим пари? – предложила Аджайи.

Квисс собрался было ответить, но передумал. Он только кашлянул и молча провел загрубелым, желто-серым пальцем по резному узору на деревянной столешнице.

Не дождавшись его согласия, Аджайи сказала:

– Надо спросить ответ у кого-нибудь из коротышек. Да хоть у этого, когда вернется. Может, подскажет?

– Если ответ правильный, то не придется и разговаривать с этими недомерками. – Квисс в упор посмотрел на старуху. – Это ты придумала такой ответ, помни.

– Помню, – подтвердила Аджайи. – Если он окажется неверным, следующая попытка твоя, но ведь мы с тобой обо всем договорились; да, первый ответ был моим, но так вышло по воле случая. Ты не забыл?

– Это тоже ты придумала. – Квисс избегал встречаться с ней взглядом, он водил пальцем по резьбе игрового столика.

– Давай не будем опускаться до взаимных упреков, – сказала Аджайи.

– Ладно. – Квисс широко раскрыл глаза и развел руками; в его голосе вдруг послышалась почти детская обида. – Да только когда она представится, следующая попытка? Ну скажи, когда?

– Так уж здесь повелось, – вздохнула Аджайи. – Я не виновата.

– Никто тебя не винит, – бросил Квисс.

Такое заверение, похоже, не слишком убедило Аджайи; она села поудобнее и натянула перчатки:

– Вот и ладно.

Им понадобилось почти двести пятьдесят дней по «календарю» Квисса, чтобы узнать, каким образом можно найти выход. Для этого требовалось ответить на один вопрос-загадку. Но прежде их ожидала череда диковинных игр; всякий раз требовалось заново разбираться в правилах и доводить все партии до конца, без плутовства и сговора. После каждой игры им давалась одна и только одна возможность высказать отгадку. Они завершили первую игру и заработали первую попытку. Одномерные шахматы оказались не такими уж мудреными, нужно было только разгадать правила, и теперь их первый ответ уносило с собой, или уже передавало по назначению, или обрабатывало – кто его знает – услужливое существо в красных башмачках.

Поставленный перед ними вопрос был весьма простым, и, как сразу предупредил сенешаль, ему самому сказали, что вопрос скорее эмпирический, нежели чисто теоретический; хотя, добавил он, это маловероятно, ибо даже таинственные и могущественные силы, управляющие Войнами, не властны над подобными абсолютами… Вопрос звучал так: что будет, если на пути неостановимой силы окажется несдвигаемый объект?

Вот так, все просто. Ничего сверхсложного или заумного, именно так. Аджайи поначалу решила, что это шутка, но до сих пор вся мелюзга, обитавшая в замке, все служки, и поварята, и один-два подручных, как-то попавшиеся ей на глаза, да и сам сенешаль, и даже насмешливые грачи и вороны, облюбовавшие руины верхних ярусов замка, относились к этому вопросу с полной серьезностью. Он и был той роковой загадкой; найди они правильный ответ, им бы открылся путь из замка, они смогли бы вернуться из этого чистилища к своим обязанностям и званиям в армиях Терапевтических Войн, сполна расплатившись за все ошибки.

У них была и другая возможность – покончить с собой. К этому сводился понимаемый по умолчанию выбор (одна лишь красная ворона не признавала умолчания – она беспечно называла все своими именами через каждые три-четыре встречи), легкий путь к свободе. Прыжок с балкона игрового зала – и долгое падение. Или смертельные яды и зелья от аптекаря замка. Или шаг из боковой двери, а потом извилистая тропинка среди камней и руин в снежное безмолвие…

Аджайи не раз вспоминала об этой возможности, обдумывая ее на будущее, на тот случай, когда – если – ей покажется, что надежды иссякли. Но она с трудом представляла, как можно дойти до такого предела отчаяния. Наверное, нужно, чтобы время потекло еще ленивее, чтобы ей совсем уж невмоготу стало терпеть это окоченевшее дряхлое тело – только тогда можно всерьез задуматься о самоубийстве. К тому же нельзя было забывать, что, уйдя из жизни, она оставит Квисса в полном одиночестве. Самоуничтожение одного из партнеров означало, что игры прекращаются. Оставшийся игрок не имел права продолжить партию или подыскать замену, а если игра прерывалась и не доводилась до конца, то вопрос-загадка оставался без ответа.

– Э-э… прошу прощения… – Квисс и Аджайи как по команде обернулись к винтовой лестнице, откуда выглядывало маленькое печальное создание.

– Ну что? – в нетерпении выкрикнул Квисс изменившимся голосом. Аджайи с глубоким вздохом опустилась на табурет. Она все услышала. Ей показалось, Квисс тоже услышал, только не желал в этом признаваться даже самому себе. – Выкладывай, чучело! – заорал Квисс.

– Не то, – едва слышно пролепетал служка, Аджайи вся обратилась в слух. – Ответ неправильный. Позвольте выразить вам…

– Вранье! – Он затрясся от ярости.

Перепуганный коротышка с воплем исчез. Аджайи опять тяжело вздохнула и подняла глаза на Квисса, который, сжав кулаки, уставился неподвижным взглядом в опустевший дверной проем. Под ее взглядом он развернулся так резко, что полуоторванные клочья на полах его шкур взметнулись вверх.