скачать книгу бесплатно
– Боюсь, что подслушивающие устройства и газеты могут рассказать не так уж много. Я не знаю, сказала ли Мария «да» по собственной воле или герцог ее заставил. То, что было сказано шепотом, то, что сокрыто в душе, – к этому стоит прислушиваться внимательнее. – При этих словах Сфинкс съежился, и черные одежды растеклись по полу.
Он приблизил большое, как серебряное блюдо, лицо к лицу Сенлина.
– Тогда я должен спросить ее, – решительно заявил Томас, стоя в одном белье.
– Неужели у тебя такая короткая память? Я только что сказал, ты не должен разговаривать с женой. Ты не будешь писать ей писем. Ты не будешь шпионить за ней из кустов. Ты не приблизишься к ней, ее мужу или их дому.
То, что родилось как холодная, беспомощная печаль, теперь согревало Сенлина от сердца до кончиков пальцев.
– Как ты можешь быть таким бессердечным? Неужели в тебе нет ничего человеческого? Ты ведешь себя так, словно она – каприз, нечто мимолетное. Все не так! Она женщина, чью жизнь я разрушил! Погубил своей гордыней, негодностью, себялюбием. Я найду ее. Я предложу ей помощь, если она в ней нуждается, сердце, если она его хочет, и голову, даже если она пожелает увидеть ее насаженной на пику! А ты, с твоими заговорами и контрактами, с твоей трусливой маской и заводным сердцем, – ты меня не остановишь!
Волета и Байрон застыли в наступившей тишине. Они ждали, переживет ли Том свою вспышку гнева или Сфинкс испепелит его на месте.
Наконец Сфинкс вздохнул, и вздох был похож на звон монет, падающих в канализацию. Протянув руку, Сфинкс повернул зеркало. Оно упало быстрее, чем черный саван осел на пол. Сенлин ахнул. Он узрел лицо женщины, похожее на лоскутное одеяло из металла и плоти, смуглое и морщинистое, как скорлупа грецкого ореха. Пластины из драгоценных сплавов теснились вокруг окуляра, больше подходящего для микроскопа, чем для лица древней женщины. Возможно, самым странным было то, что она не стояла, а сидела, скрестив ноги, на парящем в воздухе блюде. Сенлин поднес руку к красному свечению, исходившему от дна парящей платформы. Воздух там был тепловатым и неспокойным, как будто насыщенным электричеством, но не обжигал.
Он в изумлении посмотрел на Волету. Поймав его взгляд, она выпалила не слишком убедительно:
– О боже! Это же летающая старая карга!
– Ну что ты, Волета, – сказала Сфинкс, отодвигая медный рог, искажавший ее голос. Без фильтра тот звучал скрипуче и пронзительно, но при этом на удивление заурядно. – Единственные живые люди, которые видели мое лицо, стоят в этой комнате. Видишь ли, Томас, деловой контракт – это своего рода искусственное доверие, и только. Но мы, все четверо, уже вышли за его пределы.
– Но я не… почему я? – спросил он. – И почему Волета?
Сфинкс задумчиво потянула себя за пухлую мочку уха.
– Возможно, потому, что ты способен на раскаяние. Ничто в мире так не подталкивает к доверию, как сожаление. И я доверяю Волете, потому что она сильно напоминает меня саму…
– Мы практически близнецы, – пропищала Волета.
– …включая ее дерзкий язычок.
– Но если ты так веришь в меня, – сказал Сенлин, чье смущение граничило с гневом, – если так хорошо меня понимаешь, почему запрещаешь говорить с Марией? Конечно, ты должна знать, что раскаяния недостаточно. Если можно что-то исправить, значит нужно это сделать.
– Мое доверие к тебе, Томас, не означает, что ты иногда не ведешь себя как дурак. – Прежде чем Сенлин успел возразить, разоблаченная хозяйка Башни продолжила, летая на «подносе» над ковром туда-сюда мимо него. – Давай все обдумаем, давай поразмыслим, как может пройти твоя попытка увидеться с женой. Допустим, ты пренебрежешь моими советами, моими приказами, твоим контрактом и нашей дружбой и отправишься на поиски Марии. Допустим, тебе действительно удастся встретиться с ней, что станет немалым подвигом, потому что она замужем за популярным и очень влиятельным герцогом. По-твоему, как она отреагирует, когда перед нею возникнет муж из прошлого? – Сфинкс перестала летать, словно давая Сенлину возможность ответить, но как только он перевел дыхание, она продолжила за него: – Может быть, она обрадуется! Может быть, скажет: «О, Том! Моя любовь вернулась! Я спасена! Забери меня домой!» – Сфинкс хлопнула в ладоши – ее руки по-прежнему были в перчатках, – издевательски изображая радость. – Но может быть, она рассердится. Может быть, она заявит: «Ты! Ты разрушил мою жизнь, жалкий червяк!» – И Сфинкс погрозила ему кулаком. – Что бы это ни было, каковы бы ни были ее чувства, одно несомненно: она удивится, увидев тебя. А что делают люди, когда действительно удивлены? – Сфинкс перевела взгляд на Волету. – Что, если она выпалит твое имя, ахнет, упадет в обморок или закричит? Если герцог услышит, не будет иметь значения, от радости это или от испуга. Неужели ты думаешь, что он обрадуется тебе, своему сопернику? Если повезет, он выместит свое неудовольствие на тебе. Но если он неразумный или ревнивый мужчина, если он жесток, не выместит ли он это самое неудовольствие и на ней?
Сенлин нахмурился, не зная, как спорить с логикой Сфинкса. По крайней мере, пока не зная.
– Что ты предлагаешь?
– Волета поговорит с Марией от твоего имени. – Сфинкс махнула рукой в сторону девушки. – Волета может носить платья. Она может реверансами проложить путь в высшее общество. Я полагаю, ее станут приглашать на вечеринки, куда ходят герцог и герцогиня. Она дождется подходящей минуты, а когда настанет время – украдкой задаст вопрос.
– Я не хочу, чтобы Волета занималась моими грязными… – начал Сенлин, но Волета перебила его:
– Я сделаю это.
– Подожди минутку. Ты не знаешь, на что подписываешься. Это опасно? – спросил Сенлин.
– Конечно опасно! – Сфинкс рассмеялась. – Большинство настоящих поступков таковы. Но она будет не одна. Я посылаю с ней амазонку.
Сенлин не сомневался, что Ирен защитит Волету ценой собственной жизни, но речь по-прежнему шла о единственном защитнике. Что предпримет амазонка, если герцог, флот или весь кольцевой удел обратятся против них?
– Я не могу допустить, чтобы они рисковали собственными шкурами из-за моих ошибок. Мы должны придумать что-то…
– Вы больше не капитан, – сказала Волета. Она произнесла это без злобы, но все равно слова больно задели. – Вы больше не можете приказывать, мистер Том. Итак. Я хочу поехать в Пелфию.
– Вечеринки там просто великолепны! – сказал Байрон, радостно тряхнув рогами. Он помог Сенлину надеть новую рубашку с белым воротничком. – Люди ужасны, но вечеринки прекрасны. Я прочитал сотни историй: вальсы, музыка, закуски, остроты…
– Мне это не нужно! – отрезала Волета. – Мне плевать на танцы, жратву и этикет-шметикет! Я иду, потому что этот человек спас мне жизнь. Он спас жизнь моему брату. Так что теперь моя очередь быть… хорошей, или кем мы теперь заделались. – Она повернулась к Сенлину. – Обещаю, я верну ее.
– Это невероятно храбро и самоотверженно и… спасибо. – Сенлин слишком хорошо знал девушку, чтобы думать, будто ее можно отговорить от выбранного пути. – Но, Волета, пожалуйста, ты должна быть честна с ней. Расскажи все. Расскажи о воровстве, пиратстве и кровопролитии. Расскажи о голоде, о пристрастии к крошке и… обо всем этом.
– Обо всем? – переспросила Волета, вновь делая шляпу плоской. – А что я должна сказать? «Привет! Вы меня не знаете, но ваш бывший муж прислал меня поведать вам, какой он теперь ужасный человек. Просто подонок! Но он хочет вас вернуть. О да, очень хочет! Стойте, мадам, куда это вы?» – Она раскрыла шляпу ударом кулака. – Непростое дельце, мистер Том.
Сенлин сунул руки в рукава сюртука, который протянул ему Байрон. Тот идеально подошел. Странно было снова надеть новый, сшитый на заказ костюм. Он посмотрел на свои покрытые шрамами и обветренные руки, торчащие из безупречно чистых манжет. Возникло ощущение, будто его сшили из двух разных человек.
– Мария должна знать, на что подписывается. – Он попытался засунуть руки в карманы, но обнаружил, что они зашиты. – Я не стану ее обманывать. Не буду притворяться, что я тот человек, за которого она вышла замуж. Я думаю, что не полностью погублен, или, по крайней мере, не безнадежен, и, возможно, мы еще можем вернуться домой, но если она счастлива в новой жизни, я не стану для нее помехой.
Не зная, что ответить на это искреннее заявление, Волета попыталась сделать реверанс. Она согнула ноги в коленях, резко опустила голову и вскочила, как пружина.
– Что это было? – в ужасе завопил Байрон. – Ты что, кобыла, которая выпрашивает яблоко?
– Позже у нас будет достаточно времени, чтобы попрактиковаться в реверансах, – вмешалась Сфинкс, прежде чем Волета успела возразить. – Теперь, когда ваши дела улажены, я хотела бы обсудить свои.
– Полагаю, это связано с Люком Маратом, – сказал Сенлин.
– Подозреваю, что так и есть. Кто-то уничтожает моих шпионов, моих бабочек. Точнее, кто-то внутри Колизея. Там местные жители развлекаются, наблюдая, как ходы истекают кровью.
– Похоже, они очень милые люди, – заметила Волета.
– Это именно та разновидность несправедливости, которая объединяет ходов на стороне Марата. Дело не в том, что Марат действительно против кровопролития, он просто предпочитает, чтобы кровь проливалась во благо его собственного замысла. Замешан он в этом или нет, ясно одно: кто-то не хочет, чтобы я знала, что происходит в Колизее.
– Но если это не Марат, если тебя ослепляют местные – что им скрывать?
– А! Теперь ты задаешь правильные вопросы. Я знала, что из тебя выйдет отличный шпион, Том. Есть еще одна вещь, которую вам следует знать. Колизеем управляет Клуб, членом которого, как ты помнишь, является герцог Вильгельм. Так что твое расследование, вероятно, вынудит тебя с ним пересечься. Но ты сделаешь все возможное, чтобы избежать этой встречи.
– Для такого большого места Башня иногда кажется ужасно маленькой, – сказал Сенлин с кислой улыбкой.
– «Маленькой», – говорит он. Маленькой! – Палочка, которую Сфинкс сжимала, начала плеваться и искриться, как молодая ветка в огне. – Если угодно, я могу отправить тебя в удел Тейн, где сотня винтовок исчезла из запертой оружейной комнаты. Или в удел Яфет, где недавно обрушилась улица, очевидно, по причине туннеля, который рыли в неположенном месте. Или в Баннер-Вик, где за последний месяц сгорели две библиотеки. Верфи в Морике неоднократно подвергались саботажу. Может быть, мне послать тебя туда? – Ее голос поднялся до крика. – Я решила отправить тебя в Пелфию, потому что у нас там общие интересы. Но мое милосердие и судьба – разные вещи. А верить в то, что Башня маленькая, может только маленький человек.
Искренне принимая выговор, Сенлин поднял руки в знак капитуляции.
– Прости. Это были легкомысленные слова.
Извинение успокоило старуху. Яркая искра исчезла с кончика ее палочки. Она вытащила что-то похожее на маленький шарик изнутри перчатки. Она протянула медный катышек Сенлину, который с ужасом увидел, как тот отрастил восемь ножек и описал круг по ее раскрытой ладони. Сфинкс поцокала языком, покачала головой и постучала по механическому арахниду пальцем. Паук снова свернулся клубочком.
– Проглоти это.
– Ты же не серьезно, – сказал Сенлин.
Сфинкс указала на Волету, чей рот уже приоткрылся.
– Юная леди, если скажете хоть слово, то сами съедите его. Послушай, Томас, это совершенно безвредно. Он поможет нам найти тебя, если потеряешься. Считай, что это страховочный трос, как у воздухоплавателей. – Сфинкс снова протянула ему свернувшегося клубочком паука. – Или, если предпочитаешь, я попрошу Фердинанда помочь с введением его внутрь?
Сенлин взял «пилюлю», положил на язык и проглотил с легкой дрожью.
– Вот и славно. Это ведь не так уж и плохо, правда? – Она взяла с подноса кожаный бумажник и протянула ему. Открыв, Сенлин обнаружил толстую пачку двадцатиминных банкнот. – Будешь представляться боскопским туристом, бухгалтером по имени Сирил Пинфилд.
– Сирил! – Волета рассмеялась.
– Нам придется поработать и над твоим смехом, – заметил Байрон.
– Подлинные? – спросил Сенлин.
– Конечно подлинные. Они понадобятся для ночлега, еды и взяток. Если обнаружишь, что у тебя кончаются деньги, дай знать Байрону. Мы всегда можем напечатать больше.
– Подлинные! – с усмешкой повторил Сенлин.
– Тебя ищет множество людей, но очень немногие могут узнать с первого взгляда. Не броди где попало. Держись Колизея и своей комнаты.
Сенлин кивнул и сунул бумажник во внутренний карман.
– А что будет делать капитан Уинтерс, пока я на задании?
– Доставит Волету и Ирен, а затем заберет копию «Внучки Зодчего», принадлежащую уделу. Я хочу вернуть картину до того, как Люк Марат доберется до нее. Если, конечно, он этого еще не сделал. А теперь, как только будешь готов, Байрон отведет тебя в конюшню, и ты отправишься в путь.
– Конюшня? Подожди, я должен уехать сегодня вечером?
– Как можно скорее.
Сенлин пригладил седеющие виски:
– Значит, надо попрощаться.
– Нет времени. Я тебе гарантирую, что Марат не позволяет чувствам замедлить его хоть на секунду. Кроме того, вы все скоро снова увидите друг друга.
– Но чем может навредить прощание с…
Сфинкс перебила его, продемонстрировав в улыбке зубы из драгоценных камней.
– Ты уже достаточно насмотрелся на Эдит Уинтерс – верно, Том?
Сенлин, внезапно почувствовав себя прозрачным, закрыл рот.
Глава вторая
Одиночки на вечеринках безвредны. Это симпатичные люди, которые стоят по углам с приятным выражением лица. Но есть среди них такие, кто подобен одуванчикам на газоне. Они стонут у каминных полок, хандрят на диванах и дуются из-за чаш для пунша, ожидая, что их спросят: «С вами все в порядке? У вас такой грустный вид». «Одуванчики» могут задержаться на несколько часов, если им позволить. И пожалуй, единственное, что способно их изгнать, – это счастье других людей.
Орен Робинсон из «Ежедневной грезы»
Персонал пелфийского отеля «Бон Ройял» счел гостя из номера триста пятьдесят шесть типом с причудами.
Приехав три дня назад, он сразу же запросил десятки газет – старых газет, – которые пришлось добывать из архива «Ежедневной грезы» за определенную плату. Впрочем, гость выплатил без малейших колебаний гонорар архивариусу и чаевые носильщику, вынужденному пробежать трусцой полмили до редакции.
Еще более странным показалось, что постоялец из номера триста пятьдесят шесть никуда не пошел, кроме как на полуденные бои в Колизее, – и даже туда отправился в мрачном настроении, словно горничная, собравшаяся чистить засорившийся слив. Гость вернулся в гостиницу, как только закончились первые сражения, кивнул консьержу и поднялся к себе. Он не пил аперитива в баре, не участвовал в вечернем пении, не играл в карты в гостиной с другими туристами. Он убежал в свою комнату и покинул ее только на следующее утро. Персонал не мог не удивляться тому, чем долговязый отшельник занимался весь день и всю ночь. Уборщицы, которые обычно весьма хорошо разгадывали тайны, сообщили, что, кроме стопок газет, в его комнате не было никаких загадок. В мусорном ведре не нашлось пустых бутылок из-под джина, под матрасом – похабных рукописей, на ковре – приколотых карт сокровищ или пятен крови. Но больше всего в постояльце из номера триста пятьдесят шесть их озадачило то, что у него, по-видимому, было только три сюртука, одинакового унылого оттенка серого.
Все дамы сошлись на том, что он некрасив. Черты его лица были слишком суровы, а конечности слишком длинны, чтобы гостя можно было назвать красивым. Но что-то в его манере держаться все-таки привлекало – возможно, только потому, что она была очень необычной для пелфийских мужчин. Он никогда не возился с волосами и не прихорашивался на людях, никогда не принимал позы в дверях или у подножия лестницы, блокируя движение только для того, чтобы привлечь внимание. Нет, долговязый постоялец был вежлив со всеми, ни к кому не проявлял интереса и давал чаевые, как человек, которого ведут на виселицу.
Персонал отеля не мог не сердиться из-за того, что постоялец не попробовал ни один пелфийский кулинарный изыск. Кольцевой удел славился пекарнями и кафе – швейцары и лифтеры неоднократно и без повода обращали внимание постояльца на этот факт. Не проявил он интереса и к богатой культуре Пелфии. Насколько можно было судить, гость не посетил ни одного торжества, концерта, спектакля или бурлеска. Он обедал у себя в номере, читал старые газеты и ходил на полуденные бои.
Консьерж, мистер Алоизиус Сталл, в конце концов был вынужден утихомирить своих подручных-сплетников, сказав: «Оставьте мистера Пинфилда в покое. Он боскоп», – что было одновременно неприятным и очень полным разъяснением.
Боскопы населяли семнадцатый удел, Боскопию. Среди пестрой флоры Башни боскопы казались скучным маленьким видом грибов. Идеальной вечеринкой для боскопа была та, на которую никто не пришел и которая заканчивалась рано, когда хозяин ложился спать – ну кто бы мог подумать – с собственной женой.
Действительно, именно поэтому Сфинкс выбрала такую маскировку для Сенлина. Ни один пелфиец, увидев боскопа, не подумал бы, что перед ним пират, грабитель или шпион.
На третий вечер после приезда Сенлин открыл коробку из-под сигар, которую Сфинкс приготовила для него, и достал сигару. Он снял тонкую обертку из табачного листа и обнажил металлическую трубку, продырявленную, как солонка, с одного конца. Он покрутил корпус, пока тот не щелкнул, а затем заговорил в устройство низким, чистым голосом.
– Девятое июля, шесть тридцать пять вечера. Сегодня я в третий раз посетил Колизей.
Сенлин расхаживал по комнате, пока начитывал отчет. Сфинкс настояла, чтобы жилище было скромным ради маскировки – боскоп-бухгалтер не снял бы люкс. И все же этот «одноместный номер» не выглядел ни маленьким, ни скромным. Каждая комната в «Бон Ройяле» превосходила его апартаменты на борту «Каменного облака», хотя роскошь была потрачена впустую. Великолепная кровать с четырьмя столбиками заслуживала молодоженов, а не страдающего бессонницей шпиона, который дремал поверх одеяла, не раздеваясь.
– Я снова попытался попасть на балкон, но мне… решительно отказали. Для протокола: охранник, который порвал мою банкноту, не дал квитанции. У меня еще никогда не отказывались брать взятку. Не знаю, вдохновляет это или пугает. Одно можно сказать наверняка: охрана Клуба надежна, как хватка клеща.
Его взгляд задержался на раскрытой газете, лежавшей на бюро.
– Я думаю, что видел с трибун все, что оттуда можно увидеть.
Взяв газету, датированную третьим декабря, он скользнул взглядом по заголовку, который читал много раз за последние дни: «ГЕРЦОГИНЯ ПЕЛЛ ОТМЕНЯЕТ ЗИМНИЕ КОНЦЕРТЫ – ИСТОЧНИК НАМЕКАЕТ НА СКРЫТЫЙ НЕДУГ». Он прищурился, разглядывая сопутствующее изображение: гравюру женщины, сидящей за роялем, похожим на огромного черного кита. Ее голова была запрокинута. Руки – выпрямлены, как у сомнамбулы. Она словно бы слилась с музыкой в экстазе.
Сенлин уронил газету и откашлялся.
– Я начинаю подозревать, что сражения подстроены или, возможно, разыгрываются по сценарию. Что-то в манере драки этих мужчин меня не устраивает. Удары слишком регулярны, схватка слишком живописна.
Сенлин подумал о собственном опыте кратких, жестоких и хаотических схваток, которые можно было назвать как угодно, но только не «изящными и последовательными».
– Если сражения и впрямь нечестные, публика, похоже, не в курсе. Я никогда не видел, чтобы делали так много ставок. Но думаю, мы можем исключить идею о том, что Колизей используется для обучения ходов. Если, конечно, Марат не намерен сражаться, разыгрывая сценки. Думаю, все это предприятие существует для того, чтобы набить карманы людей наверху. Возможно, они не хотят, чтобы Сфинкс узнал, как кто-то богатеет за счет его рабочей силы.
Помолчав, он решил не упоминать о том, что видел герцога Вильгельма Горация Пелла.
– Завтра я попытаюсь дать бо?льшую взятку охранникам клуба… Если не удастся, могу попробовать выпрыгнуть на арену. Разве что у вас есть идея получше. Конец доклада.
Сенлин повернул головку во второй раз, и цилиндр заизвивался в его ладони. Устройство развернуло пару тонких, раскрашенных крыльев. Шесть тонких медных ножек высунулись из грудной клетки, и закругленная голова заводного мотылька начала вращаться, осматривая обстановку.
Сенлин открыл сначала занавески, затем стеклянные двери на маленький балкон, и его встретил взрыв шума. Галерея на третьем этаже напротив его гостиничного номера была переполнена гостями. Многие на вечеринке были в масках и размахивали бокалами с шампанским так неистово, что оно выплескивалось на улицу. Прохожие кричали на них: одни в насмешку, другие в знак солидарности.
Его заметила женщина в вечернем платье. Она сдвинула черную маску на лоб, чтобы получше разглядеть его или, возможно, желая показать себя. Незнакомка была красивой, но стареющей, и ее лицо покрывал слой косметики. Она послала ему воздушный поцелуй. Он не поймал.
– Я нашел в комнате мотылька, – сообщил Сенлин, и в доказательство слов записывающее устройство Сфинкса выпорхнуло из его рук в пропасть между зданиями.
