скачать книгу бесплатно
– Последние несколько часов шел в Рубию. Или ты забыла?
Вздыхаю. Очевидно, место, куда он направлялся, – тайна и он мне ее не расскажет. Его мнительность подбешивает. Такое ощущение, что он боится доверить мне слишком много. Но чем я ему опасна?
– Еще хотела узнать, – меняю тему, – я спросила тебя, мертво ли дерево, которое меня сцапало, и ты ответил: «К сожалению». Что ты имел в виду? Тебе правда было жалко дерево?
К моему изумлению, он просто кивает, пробуя варево.
– Но… может, ты не заметил… Это дерево смертельно опасно!
– Бывает и хуже, – лаконично замечает он. – А могильная линнея встречается редко.
– Вот теперь я спокойна.
Бросает на меня взгляд – не знаю, то ли веселый, то ли сердитый.
– Если к ней нарочно не лезть, она ничего не сделает.
– А почему кто-то лезет нарочно?
– По собственной безграничной глупости.
– Ах, вот как. Это у вас что-то вроде умственного отбора?
И я его не прошла. Если здесь есть аналог премии Дарвина, я точно стану лауреатом.
Он тяжело вздыхает: какая я непонятливая!
– На исходе жизни, когда сердце бьется с перебоями, тогда идут в объятия могильной линнеи. Она показывает то, чего хочется больше всего на свете, и погружает в мирный сон, от которого не просыпаешься. Сон о прошлой жизни, по которой снедает тоска. Старые и тяжело раненные животные только страдают, и они часто выбирают этот путь. В поисках могильной линнеи они целыми днями плутают по лесу.
Чувствую ком в горле.
– Не знала… – Самой жалко, что дерево мертво. – Но мне эта линнея ничего хорошего не показала. Мне было больно и страшно.
Питер задумчиво кивает:
– Да, я видел.
И тут я вспоминаю, что он собирался оставить меня в этих ветвях. Может, хотел дать мне умереть, пока я не начала бороться с агрессивными ветками.
Тут раздается какой-то шум, очень похожий на крик. От неожиданности я подпрыгиваю, проливая немного похлебки на штаны.
– Вот же дрянь! Что это было?!
– Зверь.
– Безобидный?
С усмешкой качает головой:
– Пока он снаружи, да.
– А когда… – Не договариваю, потому что Питер пожимает плечами.
– В случае чего мы с ним справимся. Но лучше бы он нас не заметил.
Ага, поняла. Нужно сохранять спокойствие и сидеть тихо.
– На лежанке спим по очереди? – шепотом предлагаю я уже после еды.
– Незачем. Мне она не нужна.
– Серьезно? Или отказываешься, потому что пауки по ночам тоже укладываются спать на лежанку?
– Они и так повсюду.
Супер. То, что я хотела услышать.
Порывшись в ящике, он выдает мне сложенное жесткое одеяло.
– Перед сном промой укусы кипяченой водой, она еще осталась, – с этими словами он достает из сумки маленькую деревянную баночку, – и смажь вот этим. Тогда раны не воспалятся.
– Спасибо, – бормочу я, прикидывая, осмелюсь ли снять джинсы в присутствии Питера. Но он, правильно истолковав мое смущение, встает и выходит из хижины. Волей-неволей думаю о том, что скрывается в темноте. Но Питер знает, что делает.
Торопливо промываю и смазываю раны. От мази несет разлагающимся тюленем, но я чувствую, что она действует, а вонь исчезает. Замотавшись в одеяло, гляжу на небо сквозь отверстие в крыше. В небе над Лиаскай тоже мерцают звезды – их довольно много. Не закрываю глаза, жду, когда же послышится скрип двери.
– Доброй ночи, Питер.
– Ночи, мисс Уолш.
– Можешь звать меня Майлин.
– Завтра посмотрим.
Глава 8
Устало моргаю от тусклого света. Как я могу спать – загадка… Чувствую себя совершенно разбитой. Меня терзает страх перед этим незнакомым миром. И тоска по дому, я так скучаю по маме и Рави! И очень беспокоюсь за Вики!
Но несмотря на это, я продрыхла всю ночь. Так утомилась? Или Питер подсыпал что-то в похлебку?
Его, кстати, поблизости нет, но котомка валяется у остывшей печи, да и вряд ли он ушел без меня. Питер даже оставил мне немного еды – прямо на лежанке вижу краюшку хлеба, кусочек твердого сыра и кружку воды.
После скудного завтрака, натянув джинсы и куртку, выхожу из сторожки и осматриваюсь. За хижиной обнаруживается бочка с дождевой водой, рядом – внушительная стопка дров, чурбан для колки и инструменты. От воды разит мхом, но я решилась прополоскать рот и почистить зубы пожеванной веточкой – читала о таком в одном романе про путешествия во времени.
– Уже проснулась? – раздается за спиной голос Питера.
Вздрогнув, оборачиваюсь и вижу, как он застегивает рубашку на обнаженной груди. Кожа влажная – он только помылся. С волос капает вода.
– Хотел меня напугать?
Голос назло такой хриплый?
– Как будто тебя можно напугать! – отзывается он, смеясь чему-то, не знаю чему. Признаюсь, несмотря на мое бедственное положение, этот смех… цепляет меня. В своем мире я бы сделала все возможное, только бы он почаще смеялся.
– И что смешного?
– Да так. Не наколешь дров? Сторожку надо оставлять такой же, какой ее нашли. – С этими словами он схватил ведро и, наполнив его дождевой водой, унес в хижину.
Он наверняка думает, что я не умею колоть дрова. Но дома у нас камин, и мама быстро сообразила, что о дровах надо заботиться самим, если мы хотим его топить. Обычно я рублю топором, а не при помощи предложенных здесь расклинивающего ножа и молотка, но после нескольких неудачных ударов я освоила принцип, и дело пошло.
С грудой дров в руках возвращаюсь в сторожку – Питер собирает свою сумку.
– Будешь так долго возиться, придется топать до Рубии недели три.
На миг меня охватывает возмущение. Долго возиться? Да он должен радоваться, что я вообще умею рубить дрова! Но с ядовитой улыбочкой я возражаю:
– Мог бы сам нарубить, если такой быстрый. Ну, с чего ты взял, что меня не напугаешь?
Покидаем сторожку и идем в лес – туда, где чаща.
– Ночью у нас был гость. Довольно громкий.
– Да ладно? – Стараюсь, чтобы голос звучал равнодушно, но не получается.
– Лесной лев. Вроде львица. Опасна для человека, только когда охраняет детенышей.
– Звучит стремно.
– Бывает и хуже.
Две-три минуты идем молча, и я размышляю, что может быть хуже лесной львицы с голодными львятами. Понятия не имею, какие они, эти лесные львы…
Питер прерывает молчание.
– Львица скреблась в стену, я уже думал, что она доберется до нас.
– А потом? – невольно спрашиваю я.
– А потом ты начала храпеть, и львица убежала.
Я было открыла рот, чтобы заявить: «Я не храплю!» Но… Неужели он специально меня бесит? Холодно улыбаюсь ему:
– Тогда благодари меня за наше спасение. Всегда пожалуйста.
Лесу не видно конца. От местной флоры и фауны я только рот разеваю! Вот грибы, которые в разы увеличиваются, если к ним подойти. Птицы, в тени серые и незаметные, отливают золотым и огненно-красным в лучах просвечивающего сквозь зеленую крону солнца. Деревья тянут к нам длинные гибкие листья – им нужна соль, которая содержится в поте людей и животных. Питер частенько предупреждает о вещах, на мой взгляд, безобидных и посмеивается надо мной, когда я пугаюсь.
Здоровенную змею он характеризует как «самое миролюбивое создание на всем белом свете», зато от милой яркой порхающей бабочки мы уносим ноги – ее укус ядовит. Питер постоянно меня торопит, и я несусь за ним как сумасшедшая. Ноги я стерла и несколько раз подвернула, и теперь лодыжки болят. Но если хочешь переночевать в сторожке, надо стиснуть зубы.
Мы едва успеваем, но вечером снова сидим у огня. Питер насобирал много грибов – на вкус как картон с перцем, но сытные. В этой сторожке двое нар, а матрас набит соломой, он плотный и удивительно чистый. Я страшно устала, руки и ноги отяжелели и закаменели – но спать не могу.
– А что ты делал до путешествия по лесам? – пристаю к Питеру, поняв по дыханию, что он тоже не спит.
– Я пастух. – По голосу понимаю, что он улыбается.
– Вот как? И кого ты пас? Овец? Коз?
– Саблерогов.
– А какие они… эти саблероги?
В прощальном отблеске гаснущих углей вижу, как он приподнимается на локтях и смотрит на меня.
– Ты не знаешь саблерогов? А лошадей?
– Лошадей знаю. У нас они тоже есть.
На меня накатывает тоска. Лошади напоминают мне про Вики, ту Вики, которой она была до болезни.
– Саблероги похожи на лошадей, только они повыше, и из носа у них растет изогнутый рог. Ну и питаются они иначе.
– Ага. И что они едят?
– В основном твоих маленьких пушистых друзей. А еще кроликов, лисиц, если получается поймать, даже молодых кабанов или ночных кошек.
Огромные рогатые хищные лошади… Было бы классно поглядеть на саблерога, но издалека.
– И ты их пасешь? Чтобы ими не закусили гигантские волки или чтобы сами саблероги не закусили людьми?
Всякое может быть, верно?
Он тихонько смеется.
– И то и другое. Иногда я их дрессирую. – В голосе слышатся веселые нотки. Знает же, что я ничего не соображаю, вот и стебется. Готова спорить, что саблерогов нельзя дрессировать.
– Круто, – равнодушно тяну я, – люблю больших животных. В школу вот езжу на буйволе, ну, чтобы слон передохнул.
Ночь давит меня темнотой. Я дико устала, но это не притупляет моей тоски по дому – так и лежу без сна. Спустя две минуты до меня доходит, что снаружи кто-то шумит и скребется, царапается и пищит. Изъеденные древоточцем стены – единственное, что отделяет нас от зверей, не знаю, опасных или нет. С утра пораньше докопаюсь до Питера с расспросами. Чем больше узнаю об этом мире, тем легче мне будет адаптироваться.
Угли потухли, не вижу ничего: сплошь чернота. Над отверстием в крыше плотная крона дерева заслоняет небо, так что звездный свет к нам не проникает. Такое впечатление, будто Питер тоже не спит. Не знаю, закрыты ли его глаза или он пялится в потолок. Но я ощущаю его присутствие так отчетливо, как если бы он сидел рядом и смотрел на меня. Такое чувство, что, стоит мне мысленно его окликнуть, он поднимет голову и спросит, что случилось.
Как, во имя неба и ада, как мне заснуть?!
Глава 9
На следующий день Питер подробно разъясняет мне все, что я хотела знать, и попутно все, что приходит в голову. Уже к полудню жалею, что затеяла этот разговор. Лес, страна, весь этот мир в огромной опасности – чудо, если мы вообще доберемся до Рубии. Мы тронулись в путь утром и уже успели залезть на дерево, спасаясь от злобных кабанов, и схорониться от стаи птиц, спрятавшись в листве. И кабаны, и птицы собирались нами отобедать, но Питер все твердит свое коронное: «Бывает и хуже».
И вот деревья неожиданно расступаются – мы оказываемся на холме, перед нами простирается поросшая травой равнина. Впервые лес поредел так, что видно горизонт, и я дышу полной грудью. Взгляд свободно скользит по зеленым холмам и травянистым низинам. Здесь прямо как дома, в Ирландии, не знаю, утешает меня это сходство или, наоборот, рвет душу на части. Поднимаю лицо к солнцу, прикрыв глаза – удерживаю набежавшие слезы.
Тут Питер сообщил:
