скачать книгу бесплатно
– Сам ты малярная, – рассмеялся Гриша. – Это бейсболка. Для игры в бейсбол, в смысле.
– Что за «НУ»? – спросил Шрудель, повертев кепкой.
– Сам ты «НУ». Это Эн Уай. Нью-Йорк, в смысле.
– Спик инглиш? Подозрительный ты все-таки тип, Гриша. И как меня только угораздило с тобой связаться? А это что?
– Сигареты, – удивился Гриша, доставая красно-белую пачку.
– Мальборо?
Шрудель заглянул в пачку.
– Ого, почти полная. Ты ж вроде не куришь?
– Да это не мои.
– Спокойно, ты пока что не на допросе в КГБ. Сразу в отказ – я не я, корова не моя.
– Да нет! Правда, не мои, однокурсник оставил в курилке, а я в сумку положил, чтоб потом отдать.
– Отдать? Ничего не надо никому потом отдавать. Только мне и сейчас.
Шрудель схватил сигареты и бейсболку и поднялся. Официант Коля тут же сделал упреждающий маневр.
– Да погоди ты! – сказал ему Шрудель миролюбиво. – Никуда я не денусь – сейчас вернусь.
Он подошел к столику, где сидел бывший «утюг», и показал сигареты и бейсболку. Тот оглянулся по сторонам, затем решительно взял сигареты. Бейсболку он просто покрутил в руках. Шрудель ему что-то сказал, но парень замотал головой. Шрудель пожал плечами и попытался взять товар обратно, но парень ловко отвел руку с бейсболкой в сторону и сказал что-то. Шрудель повернулся к Грише и развел руками, мол, что делать, грабят средь бела дня. И махнул рукой парню – давай, разоряй.
Через минуту он уже был у столика.
– Коммунисты своих не бросают! – выкрикнул он и, отсчитав деньги, сунул их Коле в руку. – Принимай штурвал, молодежь!
После этого жестом позвал за собой Гришу, и они вышли на улицу.
– И много у тебя еще такого товару? – спросил Шрудель. – Это не я. Это приспешники капитализма интересуются.
– Какого? Сигарет больше нет. А бейсболка одна и была.
– Бейсболка, бейсболка. Надо запомнить. Жаль. Ну, на, держи, я чужого не беру, – и он всучил Грише мятую десятку.
Гриша с удивлением взял в руки красноватую купюру и с интересом стал рассматривать абрис Ленина.
– Нет, Гриш, все-таки ты – диверсант. Я нутром чую.
Гриша испуганно убрал десятку в карман. Шрудель вздохнул и закурил.
– И когда ж ты меня уже вербовать начнешь, а? Мне деньги позарез нужны.
– Да какой я диверсант? Я тебе потом объясню. Ты сейчас не поймешь.
– Ну да, ну да. Запутался, сбился с пути, связался с дурной компанией, попал под тлетворное влияние гнилого Запада. Ладно. Ты только, когда меня вербовать начнешь, предупреди. А то я спьяну могу отказаться. Ну, что? Сколько там натикало?
– У меня нет часов, – сказал Гриша, понимая, что стремительно усугубляет свое и без того маловнятное положение.
– Ни денег, ни часов. Ты, Григорий, либо шпион, умело маскирующийся под антисоциальный элемент, либо одно из двух.
– Мне ночевать негде, – вдруг тихо и как-то жалобно произнес Гриша.
– Намекаешь на то, что все-таки второе? – с ленинским прищуром спросил Шрудель.
– Намекаю на то, что мне негде ночевать.
– Намек понял. Ладно, бросишь кости у меня.
– Какие кости? – удивился Гриша, подумав, что со Шруделем придется еще и в кости играть.
– О, господи! Ну, переночуешь у меня! Ты что, с Луны, что ли, упал?
– Извини, – испуганно забормотал Гриша. – Это я торможу просто.
– Тормозишь? – недоуменно посмотрел на него Шрудель. – Как это?
– Неважно, – поспешно сказал Гриша, понимая, что отныне придется «фильтровать базар».
– Неважно так неважно… Короче, сегодня у меня, а завтра найдем тебе крышу. Как же тебе все-таки со мной повезло, старик! Я прям тебе завидую. Мне б найти такого друга.
Потом он вскинул левую руку и глянул на часы.
– Ого! Пора идти знакомить тебя с гениями. Только ты народ долларами не пугай. Дай-ка, кстати, глянуть на него.
Гриша достал железный доллар и дал Шруделю.
– Тяжелый, зараза, – сказал тот, возвращая его Грише. – Года на три общего режима потянет.
Всю дорогу к Дому кино Гриша размышлял о создавшейся ситуации, мучительно преодолевая алкогольную расхлябанность мозга. Если удача повернется к нему лицом и он все-таки сумеет вернуться в 2008-й (как это удача будет делать, он, правда, не знал, но на то она и удача), то, как будущий журналист, он смог бы, находясь в 1975-м, собрать кучу интереснейшего материала. Нет, про само время все уже написано-переписано. Но ведь у него есть уникальная возможность задать интереснейшие вопросы известнейшим людям. Например, про их отношение к тому, что происходит, точнее, будет происходить в будущем. «Интервью из прошлого», – мелькнуло в голове готовое название книги. Еще живы не только Высоцкий или Бродский, но и корифеи искусства, заставшие царское время. Это был бы уникальнейший материал. Да он бы просто стал журналистом века! А ведь еще можно сделать фотографии или даже видеозаписи. К тому же есть политические деятели будущего. Но творческая элита – это все-таки интереснее. Просто Клондайк. Главная сложность была в том, как на них выйти, но теперь, ведомый Шруделем, он подумал, что смог бы войти в этот круг и потихоньку завоевать доверие. Именно у Дома кино Гриша с радостью обнаружил, что Шрудель – это то, что ему надо. Его знала каждая собака, причем в прямом смысле тоже, ибо даже пес, дежуривший у дверей, увидев их, завилял хвостом и подбежал, требуя внимания. Трудно было не признать очевидное – Шрудель обладал уникальной способностью внушать людям доверие и уважение, не имея на то никаких оснований. Уже несколько раз за этот вечер Гриша слышал возмущенное «Что значит «кто»? Я – Шрудель!», и, что удивительно, это каждый раз срабатывало. Возможно, смущало столь наглое и громкое произнесение нерусской фамилии. А, возможно, Шрудель просто интуитивно знал, какого именно обращения с трепетом ждет каждый отдельный человек. Казалось, у него в руках был какой-то незримый карт-бланш, которым он то скромно помахивал, то нагло размахивал, а то и бил по морде наиболее недоверчивых. Не имея никакого отношения к киношному цеху, Шрудель тем не менее был сразу пущен внутрь. Причем если его пропустили сразу и даже с каким-то пиететом, то Грише дали от ворот поворот. Шруделю пришлось объяснить, что «надежда советской журналистики» – это с ним.
В ресторане было шумно и накурено. Звенели бокалы и слышались тосты. Шруделя здесь знали и официанты, которым он небрежно кивал головой, и завсегдатаи, которые приветственно махали ему и приглашали в свою компанию.
– Сейчас я тебя с такими людьми познакомлю, век помнить будешь, – подмигнул он Грише, усаживаясь за отдельный столик.
– Во-во, – оживился Гриша. – Хочется, знаешь ли, познакомиться со стоящими людьми.
– Все будет в ажуре, старик.
Внезапно материализовавшийся официант кивнул Шруделю и поставил на стол графин водки и две рюмки. Видимо, это был базовый набор. Они заказали закуску и отпустили официанта.
– Сейчас будут тебе такие стоящие люди, что благодарить устанешь. – Шрудель быстро разлил водку, словно она и была тем самым магнитом, что притянет стоящих людей.
И действительно – долго ждать не пришлось.
– Привет, Вова, – раздался за Гришиной спиной чей-то печальный возглас.
Это был мужчина в протертом пиджаке. От него разило большим количеством выпитого спиртного. В руках была пустая рюмка.
– Виталик! – подскочил Шрудель и обнял подошедшего так, что едва не опрокинул его.
– Здрасьте, – сказал, слегка приподнявшись, Гриша.
– Вот, Виталик, – Шрудель мотнул головой в сторону Гриши. – Знакомься. Наша смена.
– Гриша, – снова привстал Гриша.
– Виталий, – представился подошедший с такой невыразимой тоской, как будто одно произнесение собственного имени было для него страшной мукой.
– А это, Гришаня, Виталий Баум, без пяти минут классик.
– Да ладно, – махнул рукой Баум, но опровергать лестный эпитет не стал.
– Ну, что, Виталик, давай-ка мы выпьем. – Шрудель ловко плеснул водки в рюмку «недоклассика». – Над чем трудишься? Работаешь?
– Да так, кропаю помаленьку.
– Роман?
– И роман, и сценарий по роману, и пьесу по сценарию, и радиопьесу по пьесе, – нудно перечислил Виталик пункты ведущейся работы.
– Бьешь противника по всем фронтам?
– Ну, да. Авось что-нибудь да проскочит.
– Тема? – сурово спросил Шрудель, ставя графин на место.
– Человек, – развел руками Баум, как бы извиняясь за «мелкотемье».
– Но не просто человек, – подсказал Шрудель, интонационно вытягивая из собеседника продолжение.
– А человек в конфликте со средой, – пробубнил Баум, словно отвечал у доски.
– А также четвергом и пятницей, – сострил Шрудель и заразительно засмеялся, хлопнув Виталика по плечу.
Виталик кисло улыбнулся. Все трое чокнулись и выпили.
– Эх, Гриня, – повернулся, все еще морщась от водки, Шрудель, – Виталик – это мастер прозы. Последний из могикан. Таких сейчас уж нет.
Гриша посмотрел на Баума, которому было на вид лет тридцать пять, и подумал, что на «последнего из могикан» тот не очень смахивает. Шрудель, хоть и был подшофе, сомнение в Гришином взгляде мгновенно уловил.
– Думаешь, преувеличиваю? Не-е-ет, – он энергично замотал указательным пальцем перед собственным носом, как будто отмахивался от какого-то невидимого насекомого. – Это сейчас он без пяти минут классик. А когда-то… когда-то мы вместе с Виталиком в «Советской Твери» начинали. Знал бы ты, сколько шуму наделала его повесть.
– «Последняя шпала», – скромно уточнил Баум.
– Да! «Последняя шпала». Соображаешь, Григорий, куда загнул стервец?
Однако по Гришину лицу было видно, что он не соображает, «куда загнул стервец».
– Последняя шпала, – с нажимом на слове «последняя» повторил Шрудель. – Понимаешь, что это значит?
– Шпалы кончились? – неуверенно спросил Гриша, смутно ощущая идиотизм своего вопроса. Он давно понял, что попал в мир, где простая арифметика не работает, шпалы – не шпалы, рельсы – не рельсы, а поэт больше, чем поэт. Или меньше, чем поэт. В общем, не поэт.
– Тьфу ты! – укоризненно сплюнул Шрудель. – Последняя значит что? Правильно. Конец пути. Конец шестидесятых. Финал. Закончилась железная дорога, по которой, как нам казалось, мы едем в новый мир. Теперь будем брести по бурелому и неизвестно еще, куда выйдем.
– Ну, вообще-то там речь шла о бригаде железнодорожного депо, – попытался сбить метафорический пафос Виталик, но Шрудель поморщился.
– Брось, старик. Тут же не дети сидят. Я ведь помню повесть. Бригада берет на себя обязательства закончить новый участок дороги досрочно. Правильно?
– Ну, да, – вяло согласился Виталик.
– Но шпалы вовремя не подвозят, и значит, все летит к черту. И тогда местные жители, воодушевленные строительством, решают разобрать свои дома на шпалы, лишь бы бригада смогла выполнить план. Вникаешь, Гриша? Они своими руками разбирают свои собственные дома на бревна, сами остаются без крова, но бригада план выполняет.
– А почему нельзя было срубить деревья какие-нибудь? – удивился Гриша.
– Ха! – воскликнул Шрудель и глянул на Баума. Тот снисходительно усмехнулся и, откинув взмахом головы прядь волос с лица, элегантно опрокинул в рот очередную порцию водки, не дожидаясь компании. – Святая простота. Ты хоть понимаешь, что такое художественная метафора?
– Нууу…
– Баранки гну! Но это еще не все! Последний участок дороги упирается в гору – ошибка инженеров. Как тебе такая финальная загогулина? Это же наша страна! Народ жертвует всем ради дороги, которая никуда не приводит, потому что инженеры ошиблись. Ты хоть понимаешь, кто такие эти ИНЖЕНЕРЫ и о КАКОЙ ДОРОГЕ идет речь?
Гриша растерянно посмотрел на Баума. Но тот печально жевал пучок петрушки из принесенного официантом салата. Ему явно льстил имидж непонятого и неоцененного гения.
– Тупик! – закричал Шрудель так громко, что молодая компания за соседним столом вздрогнула и обернулась.
– Ну, вообще-то в послесловии говорится, что гора была взорвана, а строительство продолжено, – скромно добавил Баум, дожевав петрушку и принявшись за кусок черного хлеба с щербатого блюдца, принесенного к салату.
– Ай, – махнул рукой Шрудель, опрокинул в рот рюмку водки и, щелкая пальцами как бы в поисках закуски, захрипел сдавленным голосом:
– Вынужденное добавление. Искажение художественной правды в угоду политической конъюнктуре.
– У меня тут случайно книга с собой, – неожиданно сказал, слегка заикаясь, Виталик и повернулся к Грише: – Вам подписать?
Гриша глянул на Шруделя. Тот одобрительно кивнул головой: мол, бери – не прогадаешь.
– Если вам не жалко, – сказал Гриша и растянул губы в дружелюбной улыбке. Вышло несколько искуственно.
Виталик достал из кармана небольшую книжицу и положил на стол.
– Вот.
И тут же заерзал, глядя куда-то в сторону.
