скачать книгу бесплатно
Еще один сон, оказавшийся вещим, приснился Кфиру, когда он сомневался, переезжать ли ему в Эйлат на работу к дяде или нет. Ему приснилось, что он переехал, но что вроде бы через некоторое время за ним приехал лимузин, дверь которого открыл ему элегантно одетый шофер. Затем было плавание по воде…
Еще в школе, а затем и во время службы в армии, в отпусках, а также после демобилизации, Кфир довольно серьезно занимался восточными единоборствами. Встретив одного из лучших учеников своего тренера в Эйлате, с которым когда-то тренировался в одной группе, и, узнав, что тот открывает свой клуб, он сразу же стал одним из его первых членов. Тренировки вносили разнообразие в слишком размеренный ритм жизни и какое-то дополнительное общение.
Как-то перед самым началом войны в Персидском заливе, у Кфира во время тренировки порвалась связка правого колена, после чего он провел несколько дней в больнице. К счастью, обошлось без операции, но гипс и костыли были при нем в течение более полутора месяцев.
Вот так и получилось, что после обращения по объявлению, скупо говорящему, что на государственную службу требуются лица с высшим образованием, знающие русский язык, Кфира пригласили на собеседование, куда он пришел в гипсе и на костылях. Естественно его сопровождала мама, так как это было в Тель-Авиве. Война должна была вот-вот начаться, и все должны были носить с собой противогазы. Кфир бодро ковылял на костылях, а мама несла сумку с противогазами.
По-видимому, он произвел хорошее впечатление на первом собеседовании, так как после небольшого перерыва последовало собеседование еще кое с кем. В результате нужно было вернуться на следующий день для сдачи экзаменов. Пришли опять в том же составе. Экзамены продолжались более двенадцати часов с небольшим перерывом. Все это время мать преданно ждала его в коридоре.
На следующий день, а точнее уже ночью началось война. Проснулись от двух мощных взрывов с последующей сиреной. Два первых Скада[5 - Скад (SS-1 Scud-A) – советская жидкостная одноступенчатая баллистическая ракета.] упали в промзоне Холона, совсем близко от них. Это была первая сирена и ночь в противогазах. Через некоторое время Кфир вернулся в Эйлат, и хорошее ощущение после экзамена постепенно начало уступать место заботам и напряжению, связанным с обстрелами. Обстрелы Скадами продолжались около месяца. Когда все начало успокаиваться, Кфир подумал, что пора бы уже узнать, что там с экзаменом. Прошло еще некоторое время, пока он не выдержал и позвонил. Секретарь ответила, что проверит и перезвонит в течение дня. Как ни странно, она действительно перезвонила в тот же день. В очень вежливой форме секретарь сообщила, что организация, которая приглашала на собеседование и последующий экзамен, вскоре пригласит его на дополнительное собеседование. В общем, было дано понять, что первые два этапа пройдены благополучно. Интересно, что пока он не имел понятия, с кем имел дело. Никто ничего на эту тему не сказал, а Кфир, контролируя свое любопытство, никого об этом не спрашивал.
Прошло еще некоторое время, пока ему действительно позвонили и пригласили на собеседование, но на сей раз уже по другому адресу. Ему сказали, что расходы на транспорт, связанные с приездом, будут возмещены, и дали понять, что в случае с жителем Эйлата не играет роли, будет то автобус или самолет. Кфир естественно выбрал последнее.
В назначенный день в 6:55 утра он пришел по указанному адресу в одном из центральных районов Тель-Авива. Охранник сообщил о нем кому-то по телефону, и буквально через минуту перед ним предстала интересная молоденькая девушка в военной форме, которая сказала, улыбаясь, что проведет его в кабинет, где будет проходить собеседование. Проходя по небольшому, мало ухоженному дворику, Кфир отметил про себя приятное и необычное уединение этого учреждения в старом здании в центре большого города.
Оставив Кфира дожидаться в несколько мрачной приемной, его сопровождающая зашла в кабинет. По речи и звукам, доносившимся оттуда, было понятно, что хозяин кабинета едва успел туда зайти. Оттуда доносился мужской голос с легким акцентом идиша:
– Из Эйлата, в 7 утра, и уже здесь. Этот парень очень рано встает! Давай его сюда.
Кабинет, в который провели Кфира, тоже был мрачноват, а его скромное убранство подтверждало уже начавшее создаваться впечатление, что эта государственная организация не была избалованна избыточным бюджетом.
Лысоватый мужчина невысокого роста лет 50-ти приветливо, по-свойски поздоровался, указав на стул. Кфир заметил любопытно-пронизывающий взгляд хозяина кабинета. Умные маленькие глаза как бы сверлили Кфира в то время, когда он говорил нечто ничего не значащее. Это продолжалось считанные секунды, пока в кабинете не появился уже знакомый со второго собеседования высокий седой мужчина. Улыбнувшись как старому знакомому, он занял второй стул у стола и утвердительно кивнул хозяину кабинета.
Начались вопросы, в основном, в отношении прошлого. О жизни в Риге, репатриации, школе, армии, жизни в Америке и университете. Затем речь пошла о настоящем. О работе, профессии, быте и даже о женщинах.
Несмотря на некоторую напряженность, Кфир держался достаточно непринужденно, пытаясь отвечать интересно и не без юмора. За какие-то полчаса атмосфера в кабинете приобрела характер приятной беседы трех мужчин, получавших от нее заметное удовольствие. Как бы прочитав эти мысли, хозяин кабинета, который, как показалось Кфиру, был более высокого ранга, прекратил разговор, вновь став сверлить Кфира глазами среди возникшей тишины.
– А как у тебя с русским? – неожиданно спросил он.
– Нормально, – ответил Кфир, как и прежде на иврите.
– Но ты ведь уже давно в стране?! – продолжил тот.
– Да, но часто говорю по-русски и много читаю.
На этом этапе хозяин кабинета на достаточно сносном, но несколько местечковом русском задал какой-то вопрос с тем, чтобы убедиться, так ли это на самом деле. Он остановил Кфира уже в середине первого предложения. Было ясно, что уровень его русского оказался вполне убедительным. Затем, удобно расслабившись в своем кресле, как бы реализуя все возможные ресурсы для очередного сверления, он вновь пронзил Кфира взглядом. Было ясно, что это переход к следующему этапу.
– Мы занимаемся советским еврейством, – промолвил хозяин кабинета. – Как ты смотришь на такое поле деятельности?
– То, что сейчас происходит в Восточном блоке вообще, и в Советском Союзе в частности, имеет самое прямое отношение к репатриации евреев в Израиль. Это может стать самым существенным историческим событием в жизни людей моего поколения. Я счел бы за честь иметь к этому прямое отношение, – ответил Кфир не задумываясь.
Сверлящие глаза посветлели на долю секунды и как бы приобрели другое выражение. Хозяин кабинета, все еще не отрывая взгляда, бросил седому: «Представь его главному». Седой самодовольно кивнул, как бы говоря: «Это моя находка…»
Встреча с главным произошла минут через пятнадцать после того, как седой позвонил из приемной по нескольким телефонам. Кфир понял, что он пытается втиснуть еще одно собеседование в чей-то очень насыщенный график. Исходя из того, что собеседование должно было быть с «главным», а тот очень спешил, было понятно, что эта формальность, по-видимому, является данью уважения высшему руководству.
Главный встретил Кфира очень приветливо. Судя по всему, он действительно очень спешил. На ходу завязывая галстук, он упомянул, что собирается на встречу с главой правительства. Это был высокий и крепкий пожилой человек с добрыми, живыми глазами. Он задал Кфиру несколько вопросов. Внимательно выслушав ответы, он подошел к шкафу и вынул оттуда пиджак. Надевая его, он сказал седому, чтобы тот занялся программой адаптации. Кфир понял, что его приняли, однако все еще не понял куда.
Когда они вышли в мрачный коридор из светлого кабинета главного, седой поздравил Кфира, пожав ему руку, и попросил вернуться на следующий день к восьми утра.
Глава 4
Прибытие в Москву
Кфир считал, что его подготовка проходила не самым организованным образом. Ощущалась неопытность новых работодателей в этой недавно открывшейся для них области – Советском Союзе, доживавшем свои последние дни. В основном, обучение проходило индивидуальным образом, однако, несмотря на захватывающие темы, Кфиру не хватало привычного академического уровня. За короткий срок обучения ему привили некоторые навыки, и наступил момент, когда ему сообщили о его готовности.
Кфир был очень польщен, когда в начале подготовки узнал, что попал в отдел МИДа, занимающийся советским еврейством. Тем не менее, ему пояснили, что из-за отсутствия нормальных дипломатических отношений с Советским Союзом, количество официальных дипломатов, представляющих свои страны, ограничено. В связи с этим ему предстояло официально представлять Фонд Культуры и Просвещения Израиля в Диаспоре. Другими словами, он должен был обрести статус неофициального культурного атташе. Было два варианта: Одесса и Минск. Кфир предпочитал Одессу. Руководство сомневалось. Как стало известно позже, коллега из Минска, попавший на работу за три месяца до Кфира, настаивал на том, чтобы его перевели в Одессу. Все знали, что за несколько месяцев в Минске он преуспел. Одесса считалась сложным местом, что увеличивало его шансы. В определенный момент Кфир заявил, что готов ехать в Одессу, а в Минск не поедет. Он сам себя удивил таким ходом, а руководство это заявление повергло в шоковое молчание. На сдержанный вопрос, почему, он ответил, что после успеха коллеги в Минске, любой успех останется его успехом. Любая же неудача будет только неудачей Кфира. То есть, поехав в Минск, он заранее ставит себя в проигрышную ситуацию. Аргумент оказался достаточно веским. Так Кфир выиграл Одессу.
Последний этап советской эпохи окончательно парализовал страну в стадии агонии.
Все было готово к отъезду – кроме визы, которую не могли получить около двух месяцев. Кфир был в каком-то подвешенном состоянии и даже подумывал вернуться в Эйлат, как вдруг его паспорт пришел откуда-то из Европы. В нем красовалась долгожданная виза. Через несколько дней он улетел в Москву. Перед отъездом его куратор вручила ему пачку визитных карточек, на которых аккуратным шрифтом было написано:
Бен-Гай Кфир
Израильский Фонд Культуры и Просвещения
Одесса
В аэропорту он встретил своего коллегу из Минска. Они летели вместе. Присутствие коллеги оказалось очень полезным как в московском аэропорту, где все, мягко говоря, отличалось от западных аэропортов, так и на следующий день в Москве, куда они прилетели глубокой ночью. Их встречали сотрудники посольства, с которыми Кфир не был знаком. Потом они долго ехали по неосвещенным дорогам, а затем и улицам уже в центре. У Кфира не проходила навязчивая мысль, что он опять в резерве где-то в южном Ливане, где по ночам в те годы не было освещения, а дороги были не то разрушены, не то разбомблены. Так их трясло до самой гостиницы.
Номера они получили сразу же и договорились на следующее утро вместе поехать в посольство. Коллега Кфира великолепно ориентировался в городе и метро. После завтрака они без проблем добрались до посольства, перед которым стояла огромная очередь желающих репатриироваться. Картина напоминала бегство. Да, это был 91-й год.
В посольстве Кфира познакомили с новыми коллегами. С некоторыми он успел познакомиться раньше, еще в Тель-Авиве. Во время беседы с начальником группы он понял, что его коллега Нахман считал сражение за Одессу еще не совсем проигранным. Кфиру было сказано, что Нахман будет его курировать.
В Москве Кфир провел несколько замечательных дней. Несмотря на различные встречи и небольшие поездки по работе, у него оставалось время погулять по городу, в котором он не был 22 года. Впечатления были не из легких и не всегда поддавались определению. Однако напрашивался нелестный вывод о том, к чему приводит нацию смесь ксенофобии и шовинизма, разбавленных алкоголизмом. Получалось нечто вроде «ксенонинзма», а к чему он привел, было четко видно.
До отъезда в Израиль в 69-м году семья Кфира бывала в Москве каждый год. Дед по маминой линии жил в Опалихе, в 20-ти минутах от центра по Рижской дороге. У него был чудный двухэтажный дом на большой территории с садом и огородом, у самого леса. Очень часто Кфир с сестрой проводили там летние каникулы. Погуляв по Красной площади, Кремлю, Александровскому саду и т. д., он решил, что в один из своих ближайших приездов, уже несколько освоившись, поедет в Опалиху, чтобы разыскать дом деда.
Через пару дней Нахман уехал в Минск. Они договорились, что он приедет в Одессу после Кфира.
Отъезд в Одессу был через день или два, и он еще успел побывать в театре «Современник», куда его пригласила жена начальника. Смотрели «Кот домашний, средней пушистости» с Валентином Гафтом. Кфир был в восторге.
Глава 5
Одесса
Дорога в Одессу с Киевского вокзала лежала через Киев и занимала 24 часа. Детские впечатления от железнодорожных переездов значительно омрачились современными реалиями. Однако можно сказать, что поездка прошла нормально, никто Кфира не беспокоил.
В Одессе его встречали один из местных активистов, ставший впоследствии одним из основных помощников, и не кто иной, как Нахман, которому так не терпелось в Одессу. Кфир не стал напоминать об их договоренности и спрашивать о причине ее нарушения, она и так была ясна. Было понятно, что кроме еще неясного рабочего фронта, у него уже открылся фронт с тыла.
Одесса летом 1991-го года была серым, грязным и неухоженным городом с разваливающимися домами и разрушенными тротуарами. Однако, несмотря на этот фон, все же четко вырисовывалась уникальная архитектура классической части города, его цветущие деревья и бульвары, неувядающие одесситки, а также яркий одесский темперамент. Дух города не пропал, несмотря на экономический и политический крах страны.
Нахман на правах хозяина в первые дни организовал ряд полезных знакомств. Он познакомил Кфира с Артом – представителем богатой международной организации. Нахман успел подружиться с Артом в свои предыдущие визиты и останавливался у него дома. Кфиру же была снята квартира в двух шагах от Дюка. Квартира была так себе, но ее местонахождение оправдывало почти все ее недостатки, – например, отсутствие холодной воды летом и горячей зимой. Квартира принадлежала тому самому Жану, встречавшему Кфира на вокзале.
Кфир познакомился с главными членами общины, членами координационного совета, в который входили также представители иностранных организаций. Среди них был уже упомянутый Арт, Шай, который претендовал на роль представителя Израиля и поэтому встретил Кфира достаточно агрессивно, а также городской раввин Саша, с которым они впоследствии очень подружились.
Нахман вскоре уехал к себе в Минск, а Кфир остался на попечении Жана, который водил его первое время везде как слепого. Человек с умными, проницательными глазами из Тель-Авива был прав, когда говорил, что Кфира может повергнуть в шок то, что он увидит. У него действительно заняло какое-то время акклиматизироваться в этой чужой и достаточно дикой среде. Было такое чувство, что все, что он видит, не совсем до конца осознается, а мутновато и достаточно медленно протекает мимо. Шай, человек опытный и отлично ощущающий среду, сразу же почувствовал эту некоторую оторванность Кфира, и без всякого стеснения начал распространять о нем всякие нелестные слухи.
Первые две основные цели Кфира заключались в организации Центра Израильского Фонда Культуры и Просвещения в Диаспоре, который Кфир про себя называл «Культурным Государственным Бюро», а также создании склада соответствующей литературы для дальнейшего ее распространения в странах СНГ.
С центром было сложнее, так как подходящих свободных помещений не было, а если и были, то ответственные за них не спешили их сдавать, так как советские традиции были еще очень глубоко в сознании и подсознании Гомо Советикуса.
Склад же Кфир нашел довольно быстро благодаря знакомствам Жана. Это был небольшой гараж, который мог вместить содержимое контейнера. Первое маленькое достижение было некоторое время тем утешением, которое в какой-то мере компенсировало угрызения совести за то, что никаких других успехов пока не было.
Ощущение стагнации, по-видимому, передавалось и руководству. При первом же визите человека с проницательными глазами в Одессу, тот достаточно бесцеремонно объявил Кфиру, что дает ему месяц показать какие-то результаты. Это было крайне неприятно, так как кроме идеи создания центра, которая все больше смахивала на гиблое дело, никакой другой конкретной цели поставлено не было.
В то самое время община безуспешно пыталась возвратить в свою собственность здания бывших синагог. Эта непростая борьба со всевозможными нюансами и проволочками основывалась на решении правительства о восстановлении религиозной собственности или чего-то в этом духе.
Сидя на одном из первых заседаний координационного совета, Кфир внимательно слушал выступающих, сам, однако молчал. Он знал, что в некоторых случаях молчание нередко воспринимается как отражение интеллекта. Однако часто этого интеллекта едва хватает на то, чтобы скрыть его отсутствие.
Раньше или позже нужно было заговорить. Как же хорошо было думать, молчать и считать себя таким умным. Лишь открыв рот и услышав себя, Кфир понял, насколько он глуп и наивен. За этим последовал вывод, что перед тем как дать выслушать себя другим, следует прежде выслушать себя самому. Это было началом адаптации.
Через некоторое время Кфир начал объезжать территорию, за которую отвечал. Она была очень велика, и чтобы ее географически определить с относительной точностью, нужно было провести более или менее прямую линию от Керчи на северо-запад до Львова. Территория включала в себя большую часть южной Украины, часть западной Украины, а также Молдову. «Владения Кфира» по величине превосходили многие европейские страны. Он же, провинциальный азиат, наивно планируя свою первую поездку, совершенно не учел время, необходимое для преодоления расстояний, чем здорово рассмешил Жана. Да, мышление нужно было менять, и это тоже было частью адаптации.
Так постепенно он начал разъезжать и налаживать контакты с различными общинами и организациями. Стараясь придерживаться нейтральной линии, Кфир всегда пытался быть в стороне от всевозможных конфликтов между многочисленными организациями и их лидерами, несмотря на попытки заручиться его поддержкой. Оказавшись в этих микроцентрах политических интриг, он начал осознавать, сколько грязи было во всем этом. Однако, «с волками жить, по-волчьи выть», и со временем Кфир невольно стал обучаться, а в некоторых случаях пользоваться приобретаемыми навыками.
Быт в Одессе со временем тоже постепенно начал налаживаться. Члены общины относились к Кфиру в основном нормально, за исключением председателя, который почему-то в упор его не замечал. Фельдштейн, высокий брюнет, вел себя очень высокомерно и самоуверенно. С членами координационного совета общины отношения тоже складывались своеобразно. Шай, видя в Кфире конкурента и пытаясь всеми силами представить себя официальным представителем Израиля, за спиной у него вел себя самым неэтичным образом, и это очень деликатная формулировка. Арт, со свойственной англосакской вежливостью и сдержанностью, будучи прирожденным интриганом, жестко следовал своим интересам. Единственным и верным союзником стал Саша, местный раввин, с которым они быстро нашли общий язык.
В одну из первых суббот Жан позвал Кфира в единственную действующую синагогу на Пересыпи. Там Кфир надеялся познакомиться с Сашей. В синагоге его не оказалось. Его ученики, идущие к Саше на обед после синагоги, позвали с собой Жана с Кфиром. Было неловко прийти к незнакомому человеку, но Жан убедил его, что в общении с Сашей это вполне приемлемо.
Квартира, в которую они пришли, была недалеко от синагоги. В многочисленных больших комнатах суетились ученики раввина, приготавливая субботнюю трапезу. Самого раввина не было видно. Как Кфир и ожидал, ощущение было неприятным. Он чувствовал себя не на месте. Наконец Жан позвал его в комнату, дверь в которую до сих пор была закрыта, и в которую только что проскользнул один из учеников. Это была спальня. Раввин сидел на кровати с рассеянным и даже несколько отсутствующим видом. Он почти не прореагировал на то, что Жан представил ему Кфира. Это была довольно странная картина. Немного позже, уже в столовой, улучив момент, Кфир попытался распрощаться. По-видимому, этот шаг привел Сашу в чувство. Он попросил Кфира остаться и усадил за стол рядом с собой, был очень вежлив и приятен в общении. На обратном пути Кфир спросил у Жана о непонятном поведении Саши. Оказалось, что от него буквально пару дней назад ушла жена. Кфир не стал интересоваться причинами и подробностями.
Общинные мероприятия в то время обычно проводились у Шая. Его организация в то время была единственной, имеющей для этого помещение. Как-то в пятницу, когда там обычно было много молодежи, Кфир познакомился с двумя молоденькими израильскими девушками, прибывшими для работы с молодежью. И ему и им было приятно пообщаться вдали от дома на иврите. Почти сразу же возникла взаимная симпатия. Уже через самое короткое время одна из них глазами показала Кфиру выйти с ней на улицу, где рассказала, что они получили от Шая инструкцию сторониться Кфира. Во время беседы с ними Шай назвал его ненадежным и вообще непонятно откуда появившимся. При всей своей наивности Кфир никак не мог ожидать такого отношения. Было явно, что подобные инциденты будут повторяться.
Глава 6
Приобретение опыта
Уже в первые недели пребывания в городе Кфира познакомили с Семеновским. Это был типичный еврей коммунистического типа. Высокого роста, с несгибаемой осанкой и пролетарской внешностью, с ограниченным образованием и большими амбициями, подпитываемыми статусом депутата горсовета. В их первые встречи с его стороны ощущалось по отношению к израильтянину какое-то пренебрежение. Однако через короткое время он достаточно резко изменил свое отношение. По-видимому, советская закваска начинала уступать место реалиям «времени больших перемен».
Короче говоря, они, если можно так выразиться, «официально подружились», а другими словами, осознали, что могут оказаться полезными друг другу. Их беседы становились более частыми и продолжались дольше, а иногда Кфир приглашал Семеновского пообедать. Тот же со своей стороны был рад просветить Кфира в вопросах политики города, не исключая сплетен, касающихся местных владык. Все это естественно проходило на фоне нескрываемого интереса к Израилю, его технологиям, политике и экономике. Без особого стеснения Семеновский дал понять, что был бы рад познакомиться с Израильскими официальными лицами. По-видимому, где-то в подсознании он примерял себя на должность депутата Верховной Рады[6 - Верховная Рада (укр. Верховна Рада Украiни; букв.: Верховный Совет Украины) – однопалатный парламент Украины.]. Что ж, Кфир был бы за него только рад. Все, что он мог ему предложить, это знакомство с московскими дипломатами. Так как Семеновский собирался в Москву, они договорились там встретиться – с тем, чтобы зайти в израильское посольство. Свою следующую поездку в Москву Кфир устроил во время пребывания там Семеновского, и беспрепятственно провел его в посольство, что произвело на него сильное впечатление и сделало гораздо более разговорчивым, чем обычно.
Кроме обычных первых и вторых секретарей в посольстве находился с визитом человек с проницательными глазами. После долгой беседы с Семеновским, которая больше напоминала сессию вопросов и ответов, начальник полусерьезно успел шепнуть Кфиру на ухо: «Ты делаешь успехи, я перевожу тебя во второй класс», – из чего тот заключил, что испытательный срок завершился успешно.
До возвращения в Одессу Кфиру удалось еще раз поговорить с глазастым, но на сей раз обстоятельно. Во время разговора он почувствовал некоторое изменение тона и отношения вообще. Кфир со своей стороны в сдержанной форме выразил недовольство тем, что от него ожидается то, что мало осуществимо при отсутствии самых элементарных ресурсов и при наличии весьма жесткой конкуренции. Он подразумевал не только Шая и Арта с их богатыми организациями за спиной, а также всю среду, в которой проходила его работа, и в которой «без удобрений ничего не росло». Среда подразумевала взяточничество, как самую эффективную форму бюрократии. Высшее руководство ответило не сразу, чем подтвердило свое косвенное согласие с претензиями Кфира. Очевидно «Соколиный Глаз» либо действительно на данный момент был очень ограничен бюджетом, либо как опытный экономист прикидывал, стоит ли на данном этапе, когда его фишка еще недостаточно себя зарекомендовала, делать на нее дополнительную ставку. Наконец он ответил: «У тебя есть ресурс, с которым никакая организация, ни Арт и ни Шай, не смогут конкурировать. Это контакт с посольством, это визы, это, в конечном счете, даже возможность входа в посольство. Это твои козыри. Пока попробуй довольствоваться ими».
Кфир ушел из посольства не в лучшем настроении. Ему по-прежнему казалось, что от него хотят слишком многого, ничем при этом не оснастив. Он не имел ни малейшего понятия, как и когда ему представится возможность распорядиться столь абстрактными козырями, которыми так щедро его одарил «Сокол». Даже при наличии такой возможности, при самой искусной игре, вряд ли это принесет какие-либо существенные результаты, кроме выражения ложного уважения и благодарности.
Эти мысли беспокоили Кфира в вагоне метро. Он сомневался в том, был ли достаточно настойчив с начальством.
Людской поток вынес его из вагона и понес дальше. Когда поезд едва тронулся, в одном из проходящих мимо вагонов его взгляд задержался на интересной брюнетке. Их взгляды встретились, и оба ощутили необъяснимое моментальное влечение. Через долю секунды набирающий скорость поезд оборвал их «связь», унося с собой черноглазую брюнетку. Он же, уносимый людским потоком, был еще достаточно молод для того, чтобы ощутить эмоции и сожаление, вызванные этим непроизвольным жизненным моментом импрессионизма.
На обед у Кфира была назначена встреча с Семеновским в московском представительстве Украины, где тот, как официальное лицо, имел право останавливаться. Было интересно побывать в этом полуофициальном посольстве, где на большой стене под барельефом Владимира Ильича, выполненном в железном стиле соцреализма, большими буквами была выведена цитата, гласящая о том, что будущее Украины невообразимо без России. Сейчас, спустя более 20 лет после провала оранжевого правительства, можно признать, что была доля правды в этой цитате. Однако тогда, во времена больших перемен, цитата невольно вызывала улыбку.
Во время обеда Семеновский как всегда разглагольствовал со свойственным ему революционным пылом и подчеркнутой прямотой. Кфир в основном молчал, наблюдая и думая о нем: «К сожалению, люди, которые всегда говорят то, о чем думают, не всегда думают о том, что говорят. Часто это случается от того, что они устают думать раньше, чем говорить. Им нужно просто меньше разговаривать». На следующий день Кфир отправился обратно в Одессу. Монотонное постукивание колес ввергло его в состояние задумчивости и сомнения в дальнейшем успехе. Тогда он еще не подозревал, что полная отдача работе, так свойственная ему в тот период, была тем счастливым временем, ценность которого осознается лишь по его окончании.
Ночью в Киеве, во время остановки или сразу же после нее, в дверь купе достаточно агрессивно постучали. В соответствии с правилами безопасности Кфир не спешил открывать.
На вопрос «Кто там?» резко ответили:
– Проводник! Открывайте!
Кфиру очень не понравилась эта бесцеремонность, и он спросил:
– В чем дело?
В голосе проводника ощущалось отсутствие терпения и какая-то безапелляционность:
– Немедленно открывайте, мы подсаживаем к вам пассажиров! – произнес проводник на достаточно высоких нотах.
Кфир знал, что в соответствии с действующими правилами наличие билетов на все купе не лишало проводника права подсадки пассажиров. Как ни странно, но в 90-е все сходило. Не понятно, какие могли быть билеты у пассажиров без мест? Однако «Умом Россию не понять…» Кфир все же попытался осадить проводника, напомнив, что у него четыре билета на все купе, но проводник, не дав ему договорить, сказал, что это не играет роли, и попытался открыть дверь, которая сразу же наткнулась на защелку безопасности. Это еще больше разозлило проводника, и он, начав сильно двигать дверью взад-вперед, закричал, чтобы дверь немедленно открыли. Это было очень сильное давление, но Кфир все же выдержал. Проводник понял, что один он ничего не решит. Стало тихо, но через несколько минут он вернулся с начальником поезда, который, громко назвав свой титул, в том же тоне потребовал открыть купе. В создавшейся ситуации Кфир был вынужден бросить свой самый большой и очевидно последний козырь:
– Господин директор поезда! – обратился он к начальнику через дверь, стараясь, чтобы голос звучал как можно более спокойно и уверенно, – Немедленно прекратите это безобразие!
Властные нотки в голосе, кажется, возымели кое-какое действие, и он понял, что у него есть шанс хорошо сыграть, если голос не подведет. За дверью на какую-то долю секунды воцарилась тишина, которой он и воспользовался, перейдя на более тихий, но не менее уверенный тон:
– Я иностранный дипломат, и если вы сию же минуту не прекратите меня беспокоить, завтра же на ваш МИД будет отправлена нота, и у вас лично будут серьезные проблемы. – Затем за дверью он услышал какое-то перешептывание между начальником и проводником и последующие удаляющиеся шаги. По-видимому, они решили найти другие пути заработать и не испытывать судьбу с незнакомыми до сих пор силами.
Глава 7
Дипломатия: первые шаги
По возвращении в Одессу Кфир возобновил свои попытки, связанные с получением помещения для создания центра. В этом деле контакты с влиятельными людьми могли быть особенно полезными. Он решил действовать через Семеновского.
Еще перед отъездом из Эйлата Кфир обратился к вице-мэру города, который какое-то время был его ротным командиром, с идеей о том, чтобы завязать отношения между городами на Красном и Черном морях. Имея письмо от мэра Эйлата к мэру Одессы, Кфир попросил Семеновского устроить ему встречу. После визита Семеновского в московское посольство тот был рад продемонстрировать Кфиру свое влияние в городе. Мэр, естественно, был очень занятым человеком, так что на это потребовалось несколько недель, однако встреча все же состоялась.
Валентинов оказался мужчиной средних лет, приятной внешности и с достаточно развязными для официального лица манерами. Для Кфира это была первая официальная или полуофициальная встреча. Однако, как ни странно, он не ощущал какого-либо волнения или неуверенности в себе. После официальных приветствий Кфир вручил Валентинову дорогой коньяк, который тот с некоторым пренебрежением передал своему помощнику.
В начале встречи Кфир объяснил миссию фонда, которая заключалась в возрождении национальной культуры. Он рассказал о трудностях, возникающих в процессе, в частности с аккредитацией, а также с помещением. Было ясно, что они прощупывали друг друга. Валентинов внимательно слушал, вопросов не задавал и соответственно не предлагал никакой помощи. И лишь к концу встречи, когда Кфир передал ему письмо от мэра Эйлата с приглашением, Валентинов рассказал, что представитель известной организации, которого зовут Шай, не так давно передавал ему похожее письмо из муниципалитета Хайфы. Не растерявшись от столь неожиданной новости, Кфир сказал, что теперь у мэра Одессы как минимум две причины посетить Израиль, и добавил, не скупясь на красочное описание Эйлата, что там он сможет еще и отдохнуть. По-видимому, на этом этапе мэр несколько расслабился и сообщил, что возможно на одном из ближайших заседаний горсовета будет обсуждаться возможность визита делегации мэрии в Израиль. Прощаясь с Валентиновым, Кфир заверил его, что будет рад помочь, чем сможет, для осуществления контактов между городами.
Информация, полученная от мэра в отношении Шая, многое объясняла. Налаживание контактов между муниципалитетами Одессы и Эйлата могло повредить попытке Шая в создании отношений между муниципалитетами Одессы и Хайфы. Нужно было хорошо обдумать, следует ли форсировать события. В отношении визита кроме полученной информации были достигнуты важные цели. Это контакт с мэром и тот факт, что он был поставлен в известность о деятельности Кфира в городе. Даже учитывая то, что мэр не предлагал никакой помощи и вообще никак не реагировал на его нужды и планы, что вполне соответствовало чиновнику такой закваски, можно было рассматривать встречу, как получение молчаливого согласия на деятельность Кфира.
Он позвонил Семеновскому и сказал, что хотел бы рассказать ему о своей встрече с мэром за обедом. Нужно было иметь информацию о возможных шагах муниципалитета в отношении развития контактов с Хайфой и Эйлатом.
В пятницу вечером Кфир был приглашен на ужин к Саше. Приглашение последовало после очередного заседания координационного совета общины, членом которого, от ее религиозной части, состоял Саша. Кфир же, как представитель Израиля, наряду с остальными иностранцами Шаем и Артом, автоматически стал членом координационного совета. Нельзя сказать, чтобы он был очень уж активным его членом. Для него было важно быть в курсе всего, что происходит, а Фельдштейн в свойственной ему командной манере обычно информировал совет. Исключениями служили общинные мероприятия, в которые каждая организация и ее представитель обычно вносили свою лепту. В данном случае Фельдштейн в очередной раз проинформировал совет о том, что дела с помещением идут по-прежнему, то есть, никак не идут. Заседание проходило в помещении Шая.
В эту же пятницу на ужине у Саши Кфир познакомился с девушкой по имени Лана. Вообще-то он познакомился с ней и ее сестрой-близнецом Анной, но возможность поговорить и попросить телефон представилась ему с Ланой. Девушки были идентичны – интересные брюнетки с большими черными глазами, неплохими фигурами и необычно пластичными движениями, что делало их особенно привлекательными. Так у нашего героя начался в Одессе первый роман. Тогда, по молодости, ему не хотелось осознавать того, что если женщина пытается вскружить мужчине голову, она, по-видимому, готовит место для посадки.
Может быть, сейчас стоит упомянуть о том, что в те дикие времена даже холостякам из ведомства Кфира нельзя было иметь романтических контактов с местными. С коллегами, заезжими или постоянными, – да, а вот с местными – нет. Понятно, что система безопасности опасалась шантажа, несмотря на то, что шантаж на этой почве давно устарел. Тем не менее, нарушение этого пункта устава являлось серьезным проступком. Однако, когда ты молод, полон сил и ощущаешь успех, мало кто устоит перед таким соблазном, как Лана. Так наш герой нарушил устав… но это был единственный пункт, хотя и нарушал он его неоднократно… Да, если у мужчины взъерошенный вид, значит рядом прошла ветреная женщина.
Территория, курируемая Кфиром, была огромной. Каждые несколько недель ему приходилось куда-нибудь уезжать. Обычно не больше, чем на неделю. Вначале он попытался объездить всю свою территорию, однако очень скоро понял, что частое посещение таких удаленных мест как Крым или Львов отрицательно отражается на работе в Одессе и приближенных к ней районах. Поэтому Кфир сосредоточил свои усилия в Кишиневе, Тирасполе, Николаеве и Херсоне. Чаще всего он бывал в Николаеве. На это были свои причины. Во-первых, сообщение с ним было довольно сносным. Поездка туда не требовала надолго отлучаться из Одессы. Кроме этого, между ним и людьми, с которыми пришлось там работать, сразу же возникли взаимопонимание и симпатия. Никакой другой иностранный представитель там не бывал так часто, как Кфир, что способствовало приобретению влияния в местной общине. В общем, можно с уверенностью сказать, что частота посещений того или иного пункта зависела от расстояния и создавшихся отношений.
Вторым по посещаемости городом стал Тирасполь. Местный глава общины Симон был политиком союзного уровня, естественно, по еврейским делам. С ним Кфир познакомился еще в Израиле, когда ждал визу. Симон всегда принимал Кфира радушно. В Тирасполе он ни разу не позволил Кфиру остановиться в гостинице. Симон просто не давал ему этого сделать. Он всегда в деталях рассказывал обо всем, что происходило в еврейском мире, от мероприятий до сплетен и интриг на всех уровнях, от городского, до республиканского и союзного. Симон всегда был в курсе всего и с удовольствием делился всей этой информацией, подчеркивая и освещая все в нужном для него свете. Вечерами на кухне за чаем Симон с женой обычно делились с Кфиром своими страхами и надеждами, связанными с репатриацией, которую они планировали в будущем.
Глава 8
Путч
В августе 1991 года, спустя относительно короткое время после появления в Одессе, Кфир в очередной раз поехал в Москву с отчетом в посольство. Так как в посольстве все были очень заняты, назначив встречи со всеми нужными людьми, у него еще оставалось достаточно свободного времени.
