скачать книгу бесплатно
– Иди, говорю!
Костя не стал ждать, что произойдет дальше, и подошел к своим:
– Чебот здесь?
– Сейчас придет. Его Рябой куда-то послал. Тебя Скел, Телепень и Мелкий Бес ищут.
– Объявились?
– Повиниться хотят.
– Ясное дело… А где они? – оглянулся Костя и увидел Верку Пантюхину.
Она стояла у окна и смотрела на него, как показалось ему, грустными-грустными глазами. Сегодня обязательно поцелую ее! – решил Костя. – Ей-богу! И тотчас забыл обо всем происходящем.
– А по-моему, козлы они! – посмел высказать мнение малолеток Гном. – Заячья душа у них! Вот если бы я пошел, я бы всем навалял!
Костя с презрением посмотрел на него. Как бы ни были виноваты Скел, Телепень и Мелкий Бес, не дело малолеток осуждать их. Здесь люди есть и постарше, подумал Костя и высказался небрежно, но многозначительно:
– Не учи дедушку кашлять…
Гном на всякий случай спрятался за Чибиса, сына однорукого Семена, который потерял руку на войне с людьми-кайманами.
– Хотят, чтобы ты за них словечко замолвил перед Кондратием Александровичем, – сказал Цапля и примирительно улыбнулся.
Костя поежился. Новые обязанности героя никак не укладывались у него в голове. Ну какой я герой, невольно подумал он, любой бы на моем месте поступил точно так же. А слово замолвить можно, почему нельзя, если только Рябой послушает. Только толку-то? Все равно народ решит по-своему.
Когда Костя снова оглянулся, Верки уже не было. Зато он увидел своего врага Чебота – тот шел вдоль зала, и все, кто попадался ему на пути, уступали ему дорогу. Но поразило Костю не это, а то, что на пузе у Чебота красовалась желтая кобура с пистолетом. И конечно же, Чебот был на седьмом небе от счастья, его просто распирало от самодовольства. Морда его лоснилась, а непослушные вихры были намазаны маслом и уложены на прямой пробор, что делало его похожим на своего отца, Валериана Федоровича, когда тот бывал трезв и служил молебен. Вот как крадут у человека славу! – с горечью подумал Костя и страшно обиделся на Рябого. Получается, кто первым оказался рядом с начальством, тот и герой! Ему стало так обидно, что он тут же решил уйти и скрыться от любопытных глаз. Теперь ему казалось, что все только и заняты тем, что смотрят на него и шепчутся между собой о том, как не повезло Приемышу и что наконец-то его щелкнули по носу, и правильно сделали, нечего лезть вперед наших, теленгеров.
Ничего не видя перед собой, позабыв о Верке Пантюхиной, Костя, как в тумане, пошел к выходу, еле переставляя отяжелевшие ноги и слыша за спиной, как ему казалось, смешки и унизительный шепот: «Знай наших!» Осталось сделать два-три шага, и можно было оказаться на крыльце, быстренько свернуть за угол и убежать от стыда и обиды. Вот, оказывается, как оценили мои поступки, думал он, как вдруг, похолодев в душе, услышал командный голос Рябого:
– Костя!.. – и потом, немного погодя: – Ты куда?.. Все за стол садятся! А ты у нас главный герой! А ну-ка стой! Подойди ко мне!
Костя повернулся с полными слез глазами:
– Кондратий Александрович…
– Ну е-мое! – возмутился Рябой и, крепко схватив Костю за руку, дернул сильно и больно. – Сядь! Сядь и сиди рядом! Люди вокруг… стыдно!
Он пихнул Костю на лавку, и тот покорно плюхнулся на нее. Рябой, как-то странно посмотрев на него, обратился к собравшимся:
– Ну что, господа-товарищи! Всем налили? Выпьем за светлую память наших односельчан: Андрея Лукина и Василия Зверова. Хорошие были мужики. Крепкие, работящие! Побольше бы нам таких, цены деревне не было бы!
Все поднялись, молча выпили, и Костя тоже выпил свои пятьдесят грамм самогона и даже не почувствовал, какой он крепкий. Потом выпили еще раз и еще, а он все не закусывал и не закусывал. И вдруг, когда у него в голове появилась пугающая легкость и он стал сползать с лавки, чтобы все-таки улизнуть, атаман встал, прочистил горло и сказал, очень серьезно глядя на односельчан:
– А теперь, дорогие мои, выпьем за того, кто спас нашу деревню, за верного человека, который выполнил свой долг! Славная у нас смена растет! – И посмотрел на Костю.
Костя, который до этого сидел, уставившись в тарелку с холодцом, поднял глаза: напротив, по левую руку от атамана, сидел Чебот. Ну все! – подумал Костя, краснея еще больше, – сегодня же уйду на Лоухи! И гори оно все синим пламенем!
– Встань, Костя! – велел Рябой. – Встань! Пусть все видят героя!
Он потянул Костю за рукав, и Костя, мало что соображая, поднялся, ссутулившись и не зная, куда девать руки. Ругать будут, подумал он обреченно. Ну и пусть ругают, все равно уйду в Лоухи!
– От всей деревни вручаю тебе наградное оружие, – между тем говорил Рябой, – пистолет, который вы добыли в вертолете.
С этими словами Рябой полез куда-то под стол и достал ту самую желтую кобуру, которая совсем недавно красовалась на пузе у Чебота.
– Носи на славу и пользуйся только тогда, когда в этом есть самая острая необходимость!
Костя, оглушенный происходящим, механически взял оружие и рухнул на лавку. Ему моментально стало стыдно. Он покраснел как рак и готов был провалиться сквозь землю из-за своей горячности. Однако никто ничего не заметил. Все присутствующие захлопали в ладоши, выпили, а потом, одобрительно перешептываясь, сели на свои места.
– Ну, паря, – сказал сосед справа по имени Мирон Попов, от которого пахло крепким табаком, а голос был надтреснутым, как старый патефон, – теперь ты герой!
– Спасибо… – ответил Костя и только тогда осмелился глянуть на Чебота, чтобы проверить свое предположение.
На животе у того уже не было кобуры, и Костя понял, что атаман послал Чебота за этой самой кобурой и что кобура с пистолетом предназначалась ему, а не Чеботу. Фу, подумал Костя, ну и дурак же я! Обида у него моментально прошла, на душе сделалось легко, и он принялся за холодец. Потом кто-то навалил ему картошки, и он был благодарен всем-всем людям в клубе, которые, оказывается, думали о нем только хорошее, а плохого ничего не думали. Ну слава богу, радовался он, пронесло. А я уж решил: что это за напасть?
Узкий ремешок кобуры он пропустил через плечо и повесил кобуру на бок. Она приятно скрипела и пахла настоящей кожей. После этого он уже победно глянул на Чебота. К его огромному удивлению, Чебот глядел на него вполне дружелюбно.
– Ну, а второму нашему герою мы сегодня вручаем нож разведчика! – не менее торжественно произнес Рябой. – Встань, Рем! Встань!
Когда все выпили за Чебота, Костя перегнулся через стол и попросил:
– Дай посмотреть!
Рукоять ножа с зацепом была эбонитовая, черного цвета, а на лезвии было выгравировано «зик 2008». Что такое «зик»? – принялся гадать Костя. И опять же Мирон Попов просипел:
– Златоустовский инструментальный комбинат.
– А-а-а… – согласился Костя. – А где это?
– На Урале, – дохнул табаком Мирон Попов. – Я там, брат, работал. Но вещь хорошая, на зверя или в разведке – незаменимая вещь.
– Спасибо, – ответил Костя с легкой душой.
– Пожалуйста.
Однако тетка Акулина, старая ворожея и знахарка, проходя мимо, сказала:
– Плохой нож…
– Почему?! – удивился Костя. – Нож как нож.
– Знак на нем недобрый. – И пошла дальше разносить деревенские разносолы.
А Дрюнделю за его подвиги вручили те самые часы, которые он снял с мертвяка. Оказалось, отец заставил отпрыска повиниться перед атаманом. Ну, а атаман по широте душевной его и простил – слишком значительное дело было сделано на фоне всеобщего невезения, и он надеялся, что ситуация переломится и что-то в этом мире изменится для деревни и всех, кто живет в ней. Ведь не может быть, чтобы все время было плохо, думал Рябой.
Потом, когда поминки перешли в заурядную пьянку, когда столы обнесли по десятому разу и трехмесячные запасы деревни были съедены вчистую, а животы оказались набитыми, когда мужики задымили самосадом, а бабы раскраснелись и сняли черные платки, когда все стали шуметь и громко разговаривать, когда дед Клим Спирин упал мордой в тарелку, а дед Антон Полуянов запел, фальшивя: «По долинам и по взгорьям…», когда солнце стало бордовым и присело за сопки, когда мелкий дождь прекратился, а река Парашка стала многоводной – в общем, когда это все произошло и казалось, что ничего нового произойти уже не может, Костя набрался храбрости и оказался рядом с Веркой Пантюхиной. Он решил ее сегодня обязательно поцеловать.
– Жених и невеста! Жених и невеста помесили тесто! – ябедническим тоном сообщила Катька, атаманская дочка, возникнув, как дух, откуда-то сбоку.
– Брысь отсюда!.. – беззлобно прогнал ее Костя и показал ей кулак.
Катька в ответ показала ему свой маленький кулачок, обиделась и пропала так же внезапно, как и появилась.
– Светло еще как… – робко сказала Верка, глядя в окно и, как обычно, теребя свою толстую косу.
На улице застучал дизель: «Тук-тук-тук-тук…» – и в зале загорелись лампы. Рябой расщедрился, тратил драгоценное топливо. В окно тут же стали биться комары и мошки. За рекой в темных плоских облаках висело красное, как земляника, солнце.
– Белые ночи начинаются, – сказал Костя, выставляя кобуру так, чтобы Верка видела ее в первую очередь.
– Страшно было?.. – спросила Верка, неожиданно приблизившись к нему так, что он ощутил ее тепло и совсем близко увидел ее огромные, широко распахнутые глаза.
– Не помню… – ответил он завороженно, погружаясь в эти глаза, как в бездну. – Не думал…
– А обо мне ты думал?.. – спросила она, глядя на него пристально-пристально, отчего Костя вмиг сделался словно пластилиновым, и ее губы казались такими желанными, что он потерял ощущение времени и во рту у него мгновенно пересохло.
Думал, конечно, думал, хотел сказать он, но не успел, он даже не успел взять ее за руку, потому что на улице раздался истошный крик:
– Ведьмак!!!
Глава 3
Погоня
– Ведьмак!!!
Так одинаково истошно могли орать и женщина, и мужчина, и ребенок – будто кого-то страшно и жутко резали.
Все вскочили, словно их подбросило, и вымелись на улицу, дыша самогонными парами и ужасно сквернословя. Хорошо еще, что дверь в клубе была двустворчатой и легко распахнулась, однако же некоторые сельчане для быстроты полезли через окна и палисадник и даже сломали любовно сделанный Климом Даниловичем Субботиным резной заборчик синего цвета, а уж о том, что вытоптали все тюльпаны и примулы, и говорить нечего.
Единым порывом Костю вместе с Веркой вынесло в первые ряды, и они увидели: посреди площади застыло разъяренное лохматое чудовище с черным, залитым кровью лицом и оскаленными зубами. Ноги у него были выгнуты, как у кузнечика, а руки походили на лапы неведомого зверя, потому что торчали в стороны, непонятно как – в общем, совсем не по-людски. К тому же оно еще и зарычало, увидав людей. Да это же мертвяк, сообразил Костя, и мороз пробежал у него по спине, тот самый мертвяк, которому поломали руки и ноги! Он крепче обнял Верку, чтобы она не дрожала от испуга и, не дай бог, не грохнулась в обморок. Верка доверчиво взглянула на него, прижалась и даже положила ему на плечо голову. Если бы ему еще день назад кто-нибудь сказал, что он вот так, запросто будет стоять с самой красивой девушкой деревни, он бы не то что не поверил, он бы просто расхохотался во все горло – так невероятно это было. Еще никто, ну кроме разве что приемных родителей, не был с ним дружелюбен и ласков, и он был безмерно благодарен Верке за подаренную ему нежность.
– А ну-ка, что здесь такое?! – грозно вышел из толпы Рябой.
В правой руке у него была та самая «тулка» двенадцатого калибра, с которой Костя ходил сбивать «вертолет».
– Так вот же!.. – распаляясь, заорали все, с возмущением показывая на существо. – Ожил, сволочь!
– Кто ты?! – спросил Рябой. – Человек аль кайман? – И глаза его, и без того черные, стали еще чернее и пронзительнее.
Ох как не хотел бы Костя попадаться в этот момент под его горячую руку, потому что был Рябой так же страшен, как и лохматое чудовище, может быть, даже еще страшнее и яростнее. Ну сейчас он ему сделает, почти радостно подумал Костя. Это его ощущение передалось Верке, и она тоже заулыбалось, хотя улыбаться вроде бы было не к месту, не ко времени и даже кощунственно.
– Кайман! Евсевий Кособоков! – отозвалось существо и выпрямило ноги и руки, и даже чем-то стало походить на человека. – Сейчас я вас убивать буду!!!
Толпа ахнула:
– Точно! Он! Евсевий! – И подалась назад.
– А-а-а! – закричал кто-то не своим голосом.
Паника распространилась на задние ряды, и там кто-то отчаянно вскрикнул и окончательно доломал заборчик в палисаднике, вытоптав в довершение остатки цветов. Даже Костя с Веркой испугались и тоже отступили. Один атаман остался, как перст, посреди площади напротив человека-каймана – непоколебимый, как символ деревни Теленгеш.
– А это мы сейчас поглядим! – сказал он, вскидывая «тулку».
В деревне лишь атаман умел стрелять из «тулки» навскидку одной рукой. Костя невольно закрыл глаза, а Верка отвернулась и ткнулась ему в грудь, прямо в суконную, колючую куртку. В ту же секунду, когда грянул выстрел, Костя открыл глаза и увидел: картечь, рассчитанная на волка, ударила Евсевия Кособокова в голову, которая мгновенно вспухла в пространстве мазком крови, а в следующее мгновение ее не стало. Однако тело, отброшенное назад с раскинутыми в стороны руками, словно застыло во времени и как ни в чем не бывало продолжало стоять, пока из толпы суетливо не выскочил Тришка Кузьмин. Набравшись храбрости, он пнул его в живот и тут же отскочил назад, словно его ужалила змея. Только тогда Евсевий Кособоков упал навзничь, но даже после этого продолжал шевелиться и даже пробовал ползти кругами, оставляя за собой кровавый след. Потом кто-то свистнул, и толпа, мстя за свои страхи и унижение, с топорами, штыковыми лопатами и кольями нахлынула на Евсевия Кособокова, как девятый вал на берег, потопталась, что-то там такое сделала и расступилась, а на месте, где был Евсевий Кособоков, осталось огромное кровавое пятно и отрубленная рука, которая схватилась за чей-то подол и никак не хотела разжимать пальцы, даже когда ее оторвали вместе с куском материи, даже когда ее изрубили на мелкие кусочки. Только после этого все успокоились и нервно стали переговариваться, закуривая душистый самосад:
– Это ж надо! Евсевий Кособоков! Антихристом стал! Бесом! Дьяволом! Кайманом чертовым!
– Бессмертие какое-то бесовское! Как он ожил?! Лягушка бесхвостая!
– Не иначе, царь Кощей! – предположили бабы.
– Так там же еще трое! – крикнул кто-то, да так громко, что все притихли, а потом словно искра ужаса и дурного предчувствия пронеслась над деревней.
Все сразу вспомнили, что кайманы лежат на леднике и что ледник не заперт. Кинулись на противоположный край деревни и стали в страхе кричать, что кайманы убежали и что их надо догнать и убить, иначе…
– Иначе, – спокойно и веско сказал Рябой, – иначе, когда они вернутся с подмогой, нам несдобровать. Кто пойдет?
– Я пойду! – неожиданно для самого себя крикнул Костя и, оглянувшись на Верку, прочел в ее глазах восхищение и полное одобрение, а еще то, особенное, что бывает раз в жизни, – обещание ждать до самой смерти.
– И я хочу! – Из толпы неуклюже, как медведь, вылез Телепень, кутаясь в свою черную телогрейку, и опустил глаза, боясь, что атаман выберет не его, а предпочтет, например, Скела или Мелкого Беса.
Вид у него был, как у нашкодившего кота, который обожрался сметаны.
– И я…
– И я…
Вслед за ним несмело шагнули Скел и Мелкий Бес и тоже опустили глаза в землю. Это был их единственный шанс смыть с себя позор.
В течение поминок Костя их так ни разу и не видел. Должно быть, прятались подальше от греха, хоронились по огородам, ждали удобного случая, чтобы повиниться перед народом.
– Ну что, Константин Семенович, – весело сказал Рябой, – выбирай, кого возьмешь. – И с хитрецой посмотрел на Костю и на народ, столпившийся вокруг: мол, пусть сам решит, кого казнить, кого миловать.
– Я?.. – растерялся Костя, и Верка сжала его руку, а потом подтолкнула, словно благословляя на подвиг.
– Ты, ты, – усмехнулся атаман, – кто же еще? Больше у нас в деревне Константинов Семеновичей нет.
– Хорошо, – сказал Костя и вышел вперед, положив руку на желтую кобуру. – Беру всех!
Толпа помолчала, переваривая услышанное, а потом зашумела, как водопад на Зыби.
– Вот это дело! Вот это молодец! Это по-нашему! По-теленгерски! Пущай отмоются, а там поглядим!
– Может, забудем позор-то!
– По справедливости!
