скачать книгу бесплатно
Всю ночь он не ложился спать: все ждал, не появится ли она опять, как неделю назад. Она не появилась.
В ту ночь в его жизни появился смысл, и он подумал, что даже безответная любовь может сделать человека счастливым!
Он уснул только под утро и спал полдня, улыбаясь и что-то иногда говоря во сне. Ему снилось ночное море в лунном свете и он – он с ней, с любимой, в маленьком утлом суденышке, которое только чуть касалось гребешков волн; волны нежно передавали лодку одна другой, уводя все дальше и дальше от берега к горизонту, помогая двум влюбленным догнать зашедшее солнце, чтобы эта ночь любви никогда не кончалась, чтобы время остановило стрелки часов на этом мгновении и мгновение превратилось в вечность – вечность любви.
– Ты только мой? – спросила она.
– Да! Только тво… – не успел договорить он и проснулся.
Одевшись, счастливый, он побежал к магазину. Все было по-прежнему, как и всегда. Он ясно видел, что она чуть улыбнулась ему, и тихо сказал: «Доброе утро, любимая». Клипса видна была только одна: ту, что он нашел и принес, закрывали волосы.
С этого дня для него началась новая жизнь: с утра он, проходя мимо нее, говорил ей: «Доброе утро», – а вечером подолгу стоял напротив магазина на противоположной стороне улицы и смотрел на нее, про себя беседуя с ней, так, ни о чем, как умеют говорить только влюбленные.
Он по-прежнему ходил по пятницам к морю и представлял, что они вдвоем, обнявшись, смотрят на горизонт. Теперь он радовался не только бушующему, но и спокойному морю. Буря? Буря чувств была у него в душе!
– Мы когда-нибудь уплывем далеко-далеко? – спрашивала она.
– Да, любимая, обязательно! – отвечал он.
Так продолжалось почти полгода, когда в один из серых ненастных дней он увидел на витринном стекле магазина надпись «Ремонт», на витрине ничего не было, а внутри магазина суетились рабочие.
Он зашел внутрь и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Надолго ремонт?
– Месяц, может, два, – ответили ему. – Вот только магазин будет не одежды – другой, а какой, не знаем.
Он на какое-то время остолбенел и, только придя в себя, спросил:
– Переехал?
– Нет, ликвидирован, – ответили ему.
– Как же так? А где все: прилавки, шкафы и другое? На свалку вывезли?
– Нет еще. На заднем дворе пока свалили.
Он оббежал дом и сразу увидел ее, лежавшую рядом с кучей столов, стульев и другого имущества бывшего магазина. На ней не было ничего – только чулки и клипсы; не было даже парика; накрашенные глаза растеклись по лицу. Он прикрыл ее раздвинутые ноги какой-то тряпкой и посмотрел ей в глаза: взгляд был не бездонный, как раньше, в котором его душа могла утонуть и раствориться вся без остатка, а пустой и бессмысленный.
Он встал на колени рядом с ней, прикрывая ее от дождя своим пиджаком, прижал ее голову к своей груди и немного покачивался, как убаюкивают ребенка. Он укачивал свою судьбу, стараясь заглушить тоску.
Прохожие с удивлением смотрели на плачущего мужчину, прижимающего и целующего голову манекена. Не замечая никого вокруг, он чувствовал только одно: стремительно надвигающееся одиночество, быстро и неотвратимо опустошающее душу.
Смеркалось. Моросящий дождь насквозь промочил его. Он снял на память клипсы и, сгорбившись, старческой походкой побрел домой.
Ночью его лихорадило, поднялась высокая температура, он бредил и метался по кровати. Проболев почти два месяца, он уехал из города.
– Вот и скажите, уважаемый попутчик, мог ли я не уехать хотя бы на время из этого города, и не мистика ли это? – спросил мой попутчик.
– Да, история! – удивленно сказал я, не зная, что ему ответить.
– Я могу показать клипсы, – сказал он.
– Не надо. Я вам и так верю.
– Я все-таки покажу, тем более что я сам, как снял и завернул в платок, больше их и не видел, – настаивал он.
Он долго рылся в чемодане, наконец, достал платок, завязанный уголками, как когда-то делали наши бабушки, положил на столик и развернул.
Мы оба стояли и удивленно смотрели на клипсы.
Клипсы были разные…
Не навреди
В длинных больничных коридорах было тихо и безлюдно. Случайный посетитель, окажись он в это время в данном месте, а на часах, висевших на стене напротив стойки дежурной, было уже два часа тридцать семь минут дня, не догадался бы, что за пациенты находятся здесь и от чего лечатся. Был тихий час. Каждый из больных перед сном получил свою дозу психотропных лекарств, и таким образом достигалась эта тишина и спокойствие. Редкий пациент в белой в коричневую полоску пижаме тихо босиком боязливо пробегал на цыпочках по коридору в туалет, затравленно косясь на дежурную медсестру, будто ожидая от нее выстрела в спину.
И только искушенный наблюдатель, увидев, что нет-нет да и проходили по больничным коридорам медбратья крупного телосложения с закатанными рукавами халатов, и заметив на окнах решетки, догадался бы о том, что судьба каким-то лихом занесла его не иначе как в психиатрическую больницу, а говоря по-простому – что само по себе свойственно русской душе – в психушку.
Впрочем, случайных людей оказаться здесь никак не могло, кроме разве что самих врачей, которые после окончания медицинских институтов попадали сюда, пытаясь или по недопониманию, или по какой другой оказии выполнить священную, но невозможную миссию: вылечить несчастных психически больных людей, а в крайнем случае слегка подправить им мозги, чтобы далее они могли жить на благо общества, которое само не знает, чего хочет, и само имеет все признаки неадекватности. Хотя надо честно сказать, что сами пациенты себя несчастными не считали, и если и случались у них рецидивы: тоска во взгляде, проявление агрессивности и прочее, то половина или целая таблетка какого-нибудь желтого или зеленого цвета, добавленная им при плановой раздаче лекарств, снова возвращала обстановку в больнице в состояние, близкое к гармонии. Также надо отметить, что ни у одного врача данного заведения или подобного ему никакой справки о том, что он психически нормальный человек, не было. Такой бумаги и быть не могло, поскольку сама психиатрия смутно представляла себе, где находится та грань состояния разума, за которой наступает ненормальность. Молодые врачи вскоре после начала работы в таком месте начинали осознавать, что само понятие «здоровые мозги» довольно условное и граница, отделяющая здоровых людей от психически больных, достаточно расплывчата. Для пациентов было большой удачей, если врачи в своей работе придерживались бы принципа «Не навреди» и не более.
У психиатра Максима Максимовича, вчерашнего студента, сегодня был первый рабочий день в областной психиатрической больнице. До обеда время ушло на то, чтобы оформить все необходимые документы для начала выполнения своих прямых обязанностей, представиться своему непосредственному начальству, и в этот час тишины по больнице он, сидя за письменным столом в выделенном ему кабинете, закрыв дверь в коридор, обедал тем, что принес из дома. Он был среднего роста, с добрым, располагающим к себе лицом, слегка округлого телосложения, но не полный, любил вкусно поесть, оптимист по натуре, свято верящий в медицину как науку, в то, чему его научили в институте, и в свою миссию помочь всему человечеству стать вменяемым. В выборе своей профессии он пошел по стопам родителей: отец, Максим Аркадиевич, высокий худощавый человек с твердым взглядом и категорическими суждениями, когда-то работал в этой же областной больнице, но ближе к пенсии перешел на работу в психоневрологический диспансер; мать, Зинаида Евгеньевна, тоже когда-то работала психиатром, женщина с покладистым характером, добродушная, немного полноватая, изначально расположенная положительно ко всем новым людям, которые встречались на ее жизненном пути, была уже на пенсии и, зная склонность и отца, и сына вкусно поесть, увлекалась изучением тонкостей кулинарии и, надо отметить, небезуспешно.
В дверь неожиданно постучали, и в кабинет к молодому врачу вошел Александр Алексеевич Кошкин, заведующий отделением, добродушный человек, крупного телосложения, высокий, движения его были медленными и плавными, лет сорока пяти, и, как заметил Максим, с постоянно извиняющейся улыбкой. В руках он держал пачку каких-то документов.
– Хотел, Максим Максимович, послать к вам медсестру с недостающими документами больных, но решил зайти сам, – медленно, нараспев проговорил заведующий. – Вы, как я вижу, обедаете? Извините, если помешал. Кстати, чуть позже подскажу вам, где рядом с больницей можно дешево и быстро поесть.
– Да нет, Александр Алексеевич, нисколько не помешали, – ответил, чуть смутившись Максим, пряча в стол недоеденный бутерброд. – А вот если бы вы подсказали мне, на каких пациентов следует обратить особое внимание, то был бы весьма вам признателен.
– Конечно! Пожалуйста! В основном случаи тривиальные – шизофрения, и вы легко в них сориентируетесь, – он ненадолго задумался. – Разве что обратите внимание на Марию Леонидовну Голубеву. Она поступила к нам всего три дня назад тоже с диагнозом шизофрения по направлению врача из психоневрологического диспансера, но насчет этого у меня есть сомнения. На мой взгляд, у нее возможно просто переутомление – все-таки учится на философском факультете – будущий светило философии, так сказать! Но нельзя все-таки оставить без внимания заключение из диспансера. От приема лекарств не отказывается, да и назначил я ей пока только успокоительные и витамины. Приглядитесь к ней. Она и как женщина очень интересная, но уж с сильно замороченными идеями: то ли они – эти идеи, от большого ума, то ли они за гранью бреда. В общем надо еще разобраться. Впрочем, сами увидите: у вас по графику сегодня беседа с ней. Так что, как говорится, держите ухо востро, но попотеть придется: при внешней общительности, подозреваю, что человек она закрытый для других. Ну, я убежал, а вы тут осваивайтесь. Кстати, как поживает Максим Аркадиевич с супругой?
От такого резкого перехода в разговоре Максим растерялся и не мог сообразить, о ком речь. Он молча и удивленно взглянул на начальника.
– Отец с мамой как поживают? – снова спросил Александр Алексеевич.
– Да вроде все хорошо у них, – сказал Максим.
– Кстати, отец не рассказывал, что мы с ним раньше работали вместе?
– Нет! – ответил молодой человек.
– Это он, наверное, специально, чтобы вы на поблажки в работе не рассчитывали, – улыбаясь, сказал Александр Алексеевич. – Хороший он человек и специалист прекрасный. Как-нибудь выкрою время да зайду к вам в гости.
Александр Алексеевич вышел из кабинета, тихо закрыв за собой дверь. Максим нашел в стопке папок документы Голубевой и стал их просматривать, достав из стола недоеденный бутерброд.
После тихого часа начались беседы с пациентами, четвертой оказалась Мария Леонидовна. Постучав в дверь кабинета и чуть приоткрыв ее, спросив: «Можно?», она, не дожидаясь ответа, вошла и села напротив Максима Максимовича, закинув ногу на ногу и сложив руки на груди. Молодой врач молча посмотрел на нее. Перед ним сидела явно умная женщина, среднего роста, худенькая и стройная, с красивыми большими серыми, с поволокой, глазами. «Такая вполне бы подошла на роль роковой женщины», – мелькнула у него мысль. Она в свою очередь тоже внимательно, с явным интересом и несколько бесцеремонно разглядывала его. На коротеньком халате две верхние и две нижние пуговицы были расстегнуты, что, наверное, сводило с ума всю мужскую половину пациентов отделения. На взгляд Мария Леонидовна была его ровесницей. Когда она отняла руки от груди и положила их на ноги, он отметил про себя, что обручального кольца не было у нее ни на правой, ни на левой руке, и тут же заметил, что она мельком тоже взглянула на его руки. Максим почувствовал, что она ему нравится. «И это с первой же встречи? Да к тому же я ее врач!» – подумал он, удивившись.
– Ну что же, Мария Леонидовна, давайте знакомиться. Я ваш новый…
– Я знаю, – решительно перебила его пациентка и, ничуть не смущаясь, продолжила: – Все женское отделение уже в курсе, что у нас новый, молоденький и симпатичный психиатр.
От таких слов Максим сильнее обычного качнулся на стуле – такая у него была привычка – и чуть не потерял равновесие, но удержался и не упал. Он с досадой на самого себя слегка покраснел: по молодости лет он еще не имел достаточного опыта общения с женщинами.
– О! Вы даже еще краснеть не разучились? – смеясь, сказала Мария Леонидовна. – Ну, уж извините, что смутила! Ладно, начинайте! Доставайте ваши тесты для шизофреников. Начнем беседу, только учтите, что я могу ответить и как шизофреник, и как вполне адекватный человек.
– Откуда такая самоуверенность? – спокойно спросил молодой врач. – Может, вы психиатрию изучали?
Мария Леонидовна сделала вид, что не расслышала вопроса, и молча продолжала сидеть, разглядывая кабинет. Подождав некоторое время и поняв, что ответа он не дождется, Максим Максимович, начиная понимать характер этой женщины и внутренне уже признаваясь себе, что взять инициативу в общении будет не так-то легко, уже более твердым голосом спросил:
– Не хотите отвечать на мой вопрос – не отвечайте, забудем о тестах, но в таком случае предложите сами тему нашего разговора, которая вас бы заинтересовала.
– Да мало ли? Например, откуда появляются мысли в голове человека?
– Хорошо! – согласился Максим Максимович, и они начали разговор.
От напряжения и молодого азарта он не мог усидеть на месте и, беседуя, энергично ходил по кабинету, размахивая руками, высказывая свои мысли и приводя аргументы. Тем не менее, он понимал, что говорит не очень убедительно: Мария Леонидовна, спокойно сидя в кресле, одной-двумя фразами сводила все его рассуждения к нулю.
Максим Максимович наконец перестал расхаживать по кабинету, присел за стол и с удивлением заметил, что они с пациенткой поменялись местами: Мария Леонидовна сидела на его месте и, как ему показалось, уютно там себя чувствовала. В этот момент в приоткрывшуюся дверь заглянул Александр Алексеевич. Заведующий отделением быстро оглядел кабинет и с иронией спросил, обращаясь не к врачу, а к пациентке:
– Когда прием продолжать будете, к вам уже очередь выстроилась?
Максим, сделав вид, что не заметил усмешки начальства, тут же ответил:
– Извините, заговорились, сейчас продолжу прием.
Проводив Марию Леонидовну до дверей кабинета, он вышел в коридор, чтобы как-то оправдаться перед начальником, но Александр Алексеевич, улыбаясь, подмигнул Максиму и тихо сказал:
– Я предупреждал: пациентка еще та! Смотрите, не влюбитесь!
Максим Максимович, успокоившись, продолжил прием пациентов, но молодая женщина не выходила у него из головы. И не потому, что она оказалось умнее его в философских вопросах – это было нормально; он был уверен, что в своей профессии – в психиатрии, он в свою очередь знает гораздо больше нее. Что-то вынуждало его продолжать думать о ней, и эти мысли грозили стать навязчивыми. «Так и самому можно оказаться пациентом этой больницы», – усмехнувшись, подумал Максим.
Закончился его первый рабочий день, но он задержался в кабинете допоздна, приводя в порядок бумаги, накопившиеся за день, и вышел на улицу, когда уже начинало темнеть. До своего дома ему надо было проехать всего две короткие остановки на автобусе, но Максим, постояв немного у выхода из больницы, решил пройтись пешком напрямую через городской парк, примыкавший к территории больницы; автобус объезжал его вокруг. Стемнело. Медленно, уже не направляясь к дому, а гуляя по ночным аллеям, он продолжал думать о Марии и неожиданно заметил, что и в городе с его запыленностью можно видеть звезды: вспыхнула одна звездочка, другая, всего он насчитал их пять. «Пусть их мало, но тем они ценнее для человека, напоминая, что в жизни помимо работы есть еще целый мир – бесконечный мир чувств, который открыт для души каждого, и может быть, он гораздо важнее ежедневной суеты и безоглядной спешки куда-то?..» – думал Максим, удивляясь тому лирическому настроению, которое охватило его.
