скачать книгу бесплатно
Вот и в тот раз, прежде чем до изнеможения предаваться всю ночь страстным наслаждениям, Павлине надо было бы подумать о мерах предосторожности!.. Почуяв шум у входных дверей комнаты, не поленилась бы подняться!.. Или, по крайней мере, открыла бы глаза!..
Тогда бы она узрела с ужасом, что, неизвестно каким образом проникнув в квартиру, у порога застыл мужчина. Лицо его скрывали шляпа и полумрак. Заскрежетав зубами от гнева и ревности, незнакомец готов был броситься к любовникам, беспечным в сморившем их сне, но остановился. Что-то сдерживало его, хотя заметно было – весь он дрожал. Немая сцена длилась несколько минут, пока бесстыжее голое тело женщины не шевельнулось. Незнакомец отпрянул. Но тревога оказалась напрасной: любовники спали крепким сном. Подождав несколько секунд, убедившись в их ровном дыхании, он сделал осторожный шаг, другой, третий назад, развернулся и принялся обследовать квартиру, начав с гостиной. Не зажигая света и пользуясь лишь рассветным полумраком, незнакомец задержался у стола с остывшими яствами и питьём, высмотрел бутылку, сделал из неё несколько глотков и сунул в карман. На кухне он несколько минут вслушивался в тихое похрапывание раскинувшейся на полу бывшей актрисы. Ждал ли он её пробуждения или обдумывал план дальнейших своих действий, трудно было догадаться, так как, заметно успокоившись, он вёл себя крайне осторожно, и лицо его сохраняло теперь непроницаемое выражение. Наконец, приняв решение, он вытащил платок, развернул на ладони и, поднеся ко рту спящей, потряс её за плечо. Неописуемый ужас полыхнул в глазах актрисы, когда она очнулась и разразилась бы диким криком, если бы он мгновенно не закрыл ей рот платком.
– Не пугайтесь! – предупредил он её гадливым шёпотом. – Я вас не трону, если будете молчать! Молчать сейчас и после! Понятно?
Она таращила от ужаса глаза, попыталась вскрикнуть, но он втолкнул ей платок в рот ещё глубже, и жертва стала задыхаться.
– Подохнешь, подлая сводница! – сдавил он ей горло.
Актриса захрипела и смолкла. Он ослабил руку, похлопал по щекам и тут же угрожающе занёс кулак над её головой:
– Молчать, если дорога жизнь!
Актриса замерла.
– Вы меня знаете, Аграфена Валериановна, я своим словом дорожу, – продолжил он спокойнее.
Молчание было ему ответом.
– Не бойтесь. Ни Павлину, ни её дружка я не тронул и пальцем. Бог им судья. Сейчас я уйду, но возьму с вас клятву.
Актриса испуганно заморгала в ответ, соглашаясь на все условия.
– Вы умная женщина, я в этом не сомневаюсь, – изобразил он мрачную улыбку. – Я потребую от вас самую малость. После моего ухода вы сразу покинете этот дом. Ясно?
Актриса кивнула, видно было, что она пришла в себя и уже здраво оценивала обстановку.
– Не вздумайте со мной играть в игры или не выполнить того, что я прикажу, – отчеканил он жёстко. – Вы знаете, кто я такой и каковы мои возможности. От меня не скроетесь нигде!
Женщина жалостливо простонала.
– А требования мои ничтожны, – сменив тон, продолжал он. – Вы никогда не видели меня здесь. Об остальном, в том числе и любовных связях ваших квартирантов, можете говорить что вздумается, даже правду, но!.. Но только тем, кто уполномочен будет вас спрашивать об этом! Ясно? И не вздумайте трепать лишнего!
Он снова взмахнул рукой, и она в страхе зажмурилась.
– Отсутствовать вы должны столько, сколько я потребую. Когда необходимость сия отпадёт, – злодейская улыбка исказила его бледное лицо, – я сам дам вам знать. У вас есть подруга. Я знаю. У неё и укройтесь. Придумайте причину и не высовывайте носа, если хотите жить.
Актриса закрыла глаза в молчаливом согласии, а когда открыла их, никого поблизости не было. Только платок, который он впопыхах забыл, сжимала она в своей руке. Платок был чёрным, храня резкий неприятный запах пота.
IV
За что в губрозыске Абрама Зельмановича Шика между собой прозвали не Бертильоном в честь знаменитого основателя уголовной антропологии, а именно уменьшительно-ласкательно Бертильончиком, теперь уже мало кто помнил. Пошло это якобы от Деда – Легкодимова Ивана Ивановича, больше других посвящённого в историю такой заковыристой науки, как криминалистика, и лучше остальных знавшего Абрама Шика по совместной службе ещё при проклятом царизме. Он его и за собой поманил в народную милицию, когда пришла пора выбирать, жить или загибаться от голода. Так, во всяком случае, накоротке, между суматошными сборами объяснил любопытствующим Ковригину и Сунцову начальник губрозыска Турин. Философствовать да разглагольствовать особо времени у него не было, вечером уходил поезд, Турин отбывал в Саратов, срочно вызванный туда по непредвиденным обстоятельствам секретарем губкома.
Укладывая в портфель самое необходимое, Турин добавил, что, несмотря на преклонный возраст, в профессиональных качествах Шика он не сомневается, иначе не рекомендовал бы им взять его в помощники для более быстрого и успешного выполнения задания по обезвреживанию замаскировавшегося в губкоме врага, едва не подведшего под монастырь самого товарища Странникова.
Сообразительный Ковригин тут же подбросил идейку, что прозвища типа Бертильончик – Лимончик и так далее имеют известные корни – воровские, и подмигнул Сунцову, мол, Шик в молодые годы физическую убогость, прогрессирующую с годам, компенсировал недюжинным умом и промышлял в интеллектуальных сферах – занимался фальшивомонетничеством, подделкой документов и другими финансовыми аферами, даже скупал краденое. Такие люди на вес золота, даже медвежатники[19 - Медвежатники (уголов. жаргон) – взломщики банковских сейфов.] или отпетые мокрушники[20 - Мокрушники (уголов. жаргон) – убийцы.], никого не признававшие выше себя, пестовали их и оберегали, потому как распорядиться награбленным собственного серого вещества недоставало. Но Турин его одёрнул, присел перекурить, как ни торопился, и незаметно для себя разоткровенничался.
По его словам, если Абраму Зельмановичу Шику и пришлось нарушить закон, то случилось это один раз за всю его долгую криминальную практику. Было это уже в то время, когда сам Турин, будучи в чине младшего агента губрозыска, без устали, впрочем, и без особого успеха гонялся за отпетым бандитом и убийцей Зубом. Гонялся за этим головорезом, конечно, не один он, весь губрозыск стоял на ушах, но примечали бандита именно на его участке, где, обнаглев, тот и последнее злодейство совершил, вырезав семью богатого нэпмана и обчистив его квартиру. Турин спать перестал, напал было на след негодяя, но взять живым не удалось. Ворвавшимся ночью в квартиру, где залёг Зуб, достался лишь его труп с обезображенным до неузнаваемости лицом. По фигуре, наколкам и одежде его опознали подельники и сожительница, но смущала Турина странная закавыка: до костей почти срезана была кожа на пальцах обеих рук убитого, да и кто его отправил на тот свет, установить не удалось. Гуляла версия, будто свои это сделали, дескать, за дела бесовские да сволочной характер.
Начальство успокоилось, и злодейства прекратились, а Турина знобило – не верилось ему в простой конец отпетого мерзавца. Не мог попасться на удочку своих Зуб, да и у тех смелости бы не хватило его кончить; убить, может, и убил бы кто, но чтобы уродовать?! Дружков у Зуба – куча, взялись бы мстить, полилась бы ручьём кровь воровская… А здесь тишь да гладь.
Вот и выручил тогда Абрам Шик Турина. Нашёл он ему патологоанатома, давнего своего товарища, уговорил, давно не практиковавшего, сделать эксгумацию трупа и попытаться идентифицировать личность убитого по отпечаткам пальцев. В картотеке розыска их имелось предостаточно. Требовалось отыскать пригодный для этого кусочек кожи на пальцах покойника, хотя тело и было уже предано земле. Начальство ни в какую! Турин дошёл до самого Хумарьянца, но тот его выгнал из кабинета. Вот и нарушили тогда они закон. Но не зря! Откопали ночью труп, а медик сотворил чудо: не Зуб оказался в гробу, а его верный подельник, его и изуродовал до неузнаваемости главарь.
Так Абрам Шик спас репутацию Турина, иначе подметать бы ему улицы ещё с той поры.
А сам Зуб скоро попался из-за дурости. Устроил гулянку – воскрешение отмечал. За столом среди пьянствующей публики, выставив пушку[21 - Пушка (уголов. жаргон) – револьвер.], заставил его Турин тянуть лапы в гору, но не дался бандит живьём, вышиб оконную раму, выбросился со второго этажа и, угодив на булыжники головой, разбился.
– Досталось вам? – спросил Ковригин.
– Больше сам мучился, что живым не удалось взять, – буркнул Турин. – Однако засиделись мы с воспоминаниями. Абрам Зельманович вас в губкоме дожидается. Он уже оборудовал там местечко. Мейнца сейчас нет. Обратитесь к Распятову, чтоб найти старика.
Шика искать не пришлось, тот, полусогнувшись, маячил у чёрного входа в губком и покуривал папиросу, с удовольствием пуская колечки дыма.
– Чем же он так умаялся, что нас встречать вылез? – усмехнулся Ковригин.
– Боится, чтоб не потерялись, – в розыске Сунцов стал разговорчивей.
Ещё издали Шик замахал рукой.
– Чудаковатый старикан, – покачал головой Ковригин. – Ему лет сто? Чего его держат?
– Технарь он. Не понял?
– Что ж молодого не найти?
Сунцов пожал плечами:
– Молодой сакуре, чтобы зацвести, знаешь, сколько расти надо?
Уважительно поклонившись и пожав руки, Шик всё же спросил:
– От Василия Евлампиевича?
– А вы ещё кого-то дожидаетесь? – хмыкнул Ковригин.
– Пожалуйте за мной, господа хорошие, – развернулся старикан и, шаркая подошвами несуразно великоватых туфель, увлёк их в подвал, мимоходом заметив Ковригину: – Царской болезнью страдаю, молодой человек. Подагра, слыхали? При Николашке прицепилась зараза, пальцы ног в шишках и торчат во все стороны. Мучаюсь всю жизнь.
Ковригин только крякнул и больше живую реликвию царского сыска старался не только не разглядывать, а опасался на него дышать. Вёл их агент в кочегарку, занимавшую почти весь подвал губкома. Согнувшись, юркнул в маленькую дверцу и поманил к себе:
– Прошу в аппаратную.
– Ничего не пойму! – на ухо Сунцову шептал Ковригин, которому пришлось туго в узком проходе. – Какую сверхсекретную аппаратуру можно разместить в этой мышиной норе?
Втроём разместиться здесь было трудно, но Шик присел на табуретку, а им кивнул в угол, где оказалась удобная ниша, на полу которой виднелись остатки собачьей шкуры. Все стены и потолок обвивали чёрные провода, словно ядовитые змеи, к которым нельзя было прикасаться, о чём тут же остерёг хозяин, бодро объявив:
– Принимайте рабочее место, молодцы.
– И что же нам делать?
– А ничего. Главное – не заснуть, поэтому дежурить будете по очереди.
– Здесь и спать?! – дёрнулся от возмущения Ковригин, но тут же присел, так как голова его упёрлась в сплетение проводов на потолке. – Задохнёшься же?
– А я палочку вот приспособил. – Шик приоткрыл ею и тут же захлопнул форточку напротив себя. – Не пользуюсь. От двух лёгких одно осталось, берегу. А вам рекомендую, так как выходить отсюда без особой надобности нежелательно.
– Ну, попали! – горько охнул Ковригин. – Мне камера с Шушарой теперь раем кажется.
– Всё внимание на эту панель. – Шик ткнул перед собой пальцем, засветилась маленькая лампочка. – Товарищ Распятов? – спросил Шик и прильнул к панели.
– Кто это? Распятов у аппарата! – послышался из неизвестности далёкий голос.
– Это губрозыск, здравствуйте. – Шик улыбнулся неизвестно чему. – Извиняюсь, проверка.
– Вы бы лучше доклад искали, чем проверять, – раздражённо ответил голос и смолк.
– Этим и занимаемся, – согласился с ним Шик и повернулся. – Важного человека разрешено беспокоить только в исключительных случаях. – Ясно?
– А что делать-то? – не терпелось Ковригину.
– А ничего, – довольный собой, Шик чуть не подпрыгнул на табуретке. – Распятов, наверное, и нужный человек в губкоме, но он болтун. Вот, убедитесь сами, господа хорошие. – И сунул китайцу наушники.
– Он ругает нас! – вслушиваясь в разговор, поддакнул Сунцов. – Выставляет ослами какой-то дамочке.
– Секретарше, – махнул рукой Шик, – дам высокого ранга этот чиновник опасается. А эту, Сонечку, иногда щиплет за бока, но не более.
– И это всё, что удалось вам выяснить здесь за неделю? Хороши темпы! – Ковригин сплюнул с досады.
– Аппаратура пущена недавно, – обиделся старичок, поджав губы. – Заметьте, аналогов нет. К тому же здесь всё-таки губком! Всё остальное время ушло на монтаж, наладку…
– Извините…
– Я вас понимаю, – с грустной улыбкой продолжал Шик, – молодость всегда торопится, это естественно. Я сам когда-то…
Но досказать ему не дал Сунцов.
– Глядите! – сунулся он к панели, где заметался огонёк сигнала.
– Слушайте! – нажал кнопку Шик. – На вас же аппарат!
– Она разговаривает с женщиной, – прошептал Сунцов. – Называет её Стефанией.
– Это новая работница, – кивнул Шик. – На днях принята. Венокурова-младшая. И пользуется ужасной популярностью у всех.
Он повернулся к Ковригину, считая его за старшего, и доверительно пожаловался:
– Ей звонят мужчины со стороны. А ведь ещё товарищ Мейнц уверял меня, что в губкоме запрещены разговоры на посторонние темы.
– Бабы! – коротко рассудил Ковригин.
– Э, нет, – погрозил пальчиком Шик. – Я слушал те беседы, они наводят на странные мысли.
– Турина нашего обсуждают, – продолжая слушать, вытаращил глаза на Ковригина Сунцов. – Сонечка сообщила этой Стефании, что Василий Евлампиевич выезжает в Саратов!
– Да, да, Сонечка тоже хорошая болтушка, – закивал головой Шик. – Турин звонил товарищу Распятову, уведомил его о вызове в Саратов. Сказал, что пробудет там несколько дней. За себя оставляет Камытина.
– Чёрт возьми! – выругался Ковригин. – Это же тряпочный телефон! Секретную информацию обсуждают какие-то дамочки!
– Вот! А я что вам говорил! – тут же поддакнул Шик. – Это наводит на странные мысли.
– Подозрительные, я бы сказал! – рявкнул Ковригин.
– Тише, – оборвал их Сунцов. – Эта Стефания звонит теперь какой-то Катерине.
– Это её сестра, – подсказал Шик, – они часто перезваниваются. Катерина Венокурова – председатель женсовета.
– Шишка! – буркнул насмешливо Ковригин. – Но телефон установили не для этого.
– Она передала номер вагона, – прошептал Сунцов и, стащив наушиники с головы, вытер вспотевший лоб.
– Чего? Какой ещё номер? – насторожился Ковригин. – Ты толком можешь объяснить?
– Что вам неясно, молодой человек? – вмешался Шик. – Выпытав у беспечной секретарши, эта подлая женщина всё сообщила сестре.
– Каким вагоном Турин едет в Саратов?! – вскричал Ковригин.
– Ну конечно.
– И зачем это ей?
– Не иначе кто-то поедет следить за Туриным, – устал объяснять Шик, прикрыв глаза.
– Но зачем? Скажите мне, зачем, раз уж вы всё знаете наперёд!
– Я знаю одно: вам следует поспешить на вокзал, – совсем тихо сказал старичок. – Но упаси вас Бог предпринимать какие-то экстренные меры. Вы просто выясните, кто из знакомых сядет в один поезд с Василием Евлампиевичем… А после дадите ему знать.
– Венокурова?.. – рванувшись к дверям, обернулся Ковригин.
Но Шик только пожал плечами.
V
На перроне в Саратове Турина встретил сам Странников. Был он бледен, сильно взволнован и, увлекая начальника губрозыска к поджидавшему автомобилю, на ходу бросил:
– В гостиницу, где остановилась наша делегация, не поедем. Я тебя в ресторанчик здесь один… скромненький. Не возражаешь?
И предложил устроиться на заднем сиденье.
– Что произошло? – спросил Турин.
