скачать книгу бесплатно
Дорожник должен обладать хорошей реакцией, сообразительностью, умением "построиться" (наладить дорогу), скоростью, чтобы груз не зависал в воздухе, сноровкой быстро и точно "точковать" (записывать), что, куда, кому, откуда прошло через хату. Ведь по этим "точковкам" (записям) можно отследить любой груз, который был отправлен дорогой по тюрьме. Точковки берегут, в руки сотрудников они не должны попасть ни в коем случае. В-общем, дорожник – это серьезно.
Вот о дорожниках, точнее об их роли в данной истории и пойдет речь, но о них в процессе разговора.
И был в том СИЗО опер – капитан внутренней службы Сеньков Александр Михайлович. Лет около тридцати, высокий, статный, светлые волосы, эдакий киношный "сынок папаши Мюллера", хотя, служил то он именно в хозяйстве Мюллера ("Мюллер" – начальник оперативного отдела, по фене). Судя по обручальному кольцу, был женат. Всегда выглядел не просто уверенным в себе, а самоуверенным. Спокойный профессионал, можно сказать, что "правильный мусор". Режим не "наворачивал", беспредела не допускал, руки не распускал. Если кого-то вербовал, то делал это так технично, что бедолага – арестант сам не понимал, как подписал заявление о сотрудничестве. Со всеми был вежлив и корректен, с арестантами всегда на "вы", эдакий идеал офицера внутренней службы. Если бы в СИЗО была доска почета сотрудников, то фото капитана Сенькова висело бы на самом верху и под ним была бы надпись – "Образец сотрудника ФСИН".
Проблем себе лишних не искал, все вопросы старался решать разговорами и убеждениями. Начальство его ценило, а арестанты… А арестанты, наверное, и уважали бы по-своему, но… Был у Сенькова "пунктик" – он не мог терпеть дороги. Он их прям ненавидел всеми своими внутренностями и фибрами души. Капитан их рвал, резал, при шмоне забирал "коней" (веревки), проще говоря, он был грозой дорожников. Точнее, он не мог терпеть не сами дороги, а самогон, который по ним ходил. Если он дежурил на сутках, то можно было даже не пытаться что-то передать, так как половина горячительного не дошла бы до адресатов.
Чем ему так не угодил самогон, никто точно не знал. Правда, когда старый рецидивист Казак поинтересовался у него: "Михалыч, а что ты к самогону цепляешься?", то Сеньков, немного подумав, ответил: "Не положено по режиму". А потом добавил: "Ну гОните вы в хате – гонИте, никто вам слово не говорит, зачем по всему централу разгонять и народ спаивать?" И странно это было слышать от Сенькова, ведь он закрывал глаза на то, что в хате изготавливают самогон. Да что там самогон, по долгу службы и "благодаря" помощи стукачей, он знал – в какой хате какой имеется телефон. И не просто знал модель, но и номер этого телефона и цвет корпуса, но опять же закрывал глаза.
Но дороги с самогоном его раздражали, точнее – бесили. Оборвать дорогу, по которой из хаты в хату "летит" бутылка с огненной водой – это была какая-то страсть, болезнь или даже мания. Из-за этой мании и прилипло ему прозвище – Маничка. Все арестанты и сотрудники знали про это прозвище, знал и Сеньков и кажется, что он даже гордился им. Типа, вот как арестанты оценили его рвение, что даже прозвище дали соответствующее.
И самое интересное, у него был какой-то звериный нюх на бутылки. Груз часто пакуют в "кисет" – эдакий мешок, сшитый из штанины, по форме не всегда можно определить, что внутри – или чай так запакован, спортивные штаны или бутылка. Маничка мог часами стоять под окнами и пропускать грузы, идущие по дороге. Пропускал все – чай, сигареты, продукты, вещи. Но, как только шла бутылка, то все… Дорога сразу же обрывалась, и бутылка оставалась у Манички. Он хватал бутылку и бежал к себе в кабинет. При этом у него был такой радостный вид, как будто на 23 февраля сотрудницы СИЗО ему подарили не пену для бритья, а дом в пригороде Парижа, вместе с гражданством Франции. В кабинете он спокойно распаковывал, нюхал добычу и шел к той камере, куда предназначался самогон. Подходил, открывал кормяк (окошко в двери для раздачи пищи) и звал адресата данной посылки. Когда адресат подходил, то Маничка говорил примерно следующее, – Ну что, Иванов, сегодня Вы будете трезвый, я уж прослежу за этим. И пожелав доброй ночи, уходил, чтобы перехватить следующую бутылку. Если же оказывалась бутылка, например, с подсолнечным маслом, то он тоже шел к адресату, отдавал ее и говорил, примерно следующее, – Извините, Петров, тут Вам подельник масло передавал, пришлось проверить. Я проверил, все чисто, доброй ночи. И уходил.
Года три назад, когда Маничка был еще старшим лейтенантом с ним произошла неприятная история. Встав на стремянку, он рукой схватил "коня" (веревку), которым передавали самогон из хаты в хату на втором этаже и попытался оторвать кисет с бутылкой. Передающий дорожник, увидев эту картину, крикнул в соседнюю принимающему, – Маничка зацепил, тяни. И представьте картину, в двух хатах на помощь дорожникам пришли мужики и практически одновременно дернули веревку вверх. Маничка, вцепившись в коня, завис в воздухе. Стремянка упала и вот он висит на уровне второго этажа. А дорожники, регулируя голосами натяжение веревки, начали его раскачивать. Все закончилось печально для Сенькова – веревка не выдержала, он упал на стремянку и сломал правую руку.
Пока Маничка три месяца был на больничном – это была лафа. Самогон гоняли десятками литров, ничего и никого не опасаясь. Некоторые уже стали забывать, что есть такой Сеньков, но… Всему хорошему (как, впрочем, и плохому) приходит конец. Закончилась лафа и у дорожников – Сеньков вышел на работу. Хотя кто-то и питал призрачную надежду, что сломанная рука будет Маничке уроком, но Сеньков решил не оправдывать ничьих надежд.
Он стал действовать умнее. Завел себе длинный шест, один конец шеста засунул в металлическую трубу, сварщик из хозобслуги приварил к трубе крючок и Маничка теперь старался порвать коня этим приспособлением. Максимум, стоя на табурете, чтобы вторую руку не сломать. Если не удавалось порвать коня, то он просто срывал крючком кисет с бутылкой и был доволен.
К началу этой истории, Маничка достал всех дорожников централа. Особенно досталось дорожникам камеры №155 (хаты один пять пять) Седому и Сынку. Хата один пять пять – это была именно дорожная хата, то есть через нее шли грузы практически на все крыло централа. Сверху, снизу, слева, справа, через коридор по вентиляции в хату напротив, двумя словами – перевалочная база. Хата была большая, сидело в ней человек тридцать, все ранее судимые. Смотрел за хатой Андрей Ява, мужчина лет 42-44, рецидивист со стажем. Погоняло получил за то, что, катаясь в юности на мотоцикле, повредил ногу. Теперь сильно хромал и ходил с палочкой. Об остальных обитателях камеры говорить не будем, речь не о них.
И во время своих суточных дежурств Маничка, как правило, всю ночь "дежурил" под окнами именно этой хаты, несмотря на то, что камера располагалась на третьем этаже. Но с помощью табурета, своего приспособления и высокого роста, он мог дотянуться и до их "коня".
Плюс к этому, в 155 гнали самогон, который потом "разгоняли" по тюрьме. Сколько-то отдавали на общее, сколько-то передавали на "крест" (тюремную больницу") и на "тубанар" для больных туберкулезом. Сколько-то "засылали" в камеру к тем, кто приговорен к пожизненному, то есть "пыжикам". Адресатов хватало, следовательно, работы и у самогонщиков было много.
Всеми этими передвижениями грузов управляли дорожники Седой и Сынок. Седой – парень лет 25, сидел второй раз за кражу. Цвет волос у него был темный, но на темени было пятно седых волос, отсюда и прилипло прозвище. Был он невысокий, коренастый и очень шустрый. Он стоял "на дороге" у окна и успевал управлять четырьмя "конями", во все четыре стороны – вверх, вниз, вправо и влево. При этом одним глазом смотрел за Сынком, чтобы тот не накосячил.
Сынок прозвище получил за то, что обожал Сантино (Санни) Корлеоно из "Крестного отца". Саму книгу Сынок читал раз тридцать, да и сейчас она у него лежала под подушкой. Был он ровесник Седого и тоже сидел второй раз, угнал машину. Сынок "точковал" грузы и занимался переправкой их через вентиляцию в хату напротив. Но все равно, в этой паре старшим был Седой.
Седой и Сынок как-то сдружились за эти несколько месяцев, пока жили в одной хате и занимались общим делом. И все бы у них шло хорошо, если бы не Маничка. Сеньков был для них головной болью. Что они только не думали и не прикидывали, как отучить Маничку от его "охоты", но ничего путного на ум не шло. Опять прошлой ночью, находясь на дежурстве, капитан сорвал шесть литровых бутылок с зельем. Значит раскусил их последнюю задумку и теперь на нее не реагирует.
