От Я до А

скачать книгу бесплатно


Довелось и нашей школе внести свою скромную лепту в повышение производительности урожайного труда. Учащихся из «писятпятки» посылали на уборку картошки или моркошки на Красавинские поля одноименного колхоза. Причем поля примыкали вплотную к постройкам и территории аэропорта «Большое Савино». Во время работы мы могли наблюдать за взлетающими самолетами. Идущих на посадку с открывающейся нам перспективы видно не было. И очень велико было искушение подобраться поближе к взлетной полосе и посмотреть на лайнеры поближе. Это же все-таки такая техника! Почти не изведанная нами тогда, таинственная и манящая.

На «картошку» мы ездили в течение трех-четырех лет подряд, каждый раз на стыке сентября и октября. Процедура поездки выглядела следующим образом. Каждому наказывалось принести из дома большое ведро, складной нож «на всякий случай» и авоську с едой и питьем. Обедали или перекусывали мы прямо в поле, у беспорядочно разбросанного урожая. Подвоза горячей пищи не было. Полагаю, организаторы мероприятия сильно на этом экономили, цинично эксплуатируя детский труд и предоставляя шикарнейшие условия этого самого труда. Мало того, что они не тратились на наше пропитания, так еще и не разрешали натур продуктом получить плату за старания. Получалось, что наши родители ежегодно спонсировали битву за урожай, а потом еще и покупали эти овощи у довольных таким раскладом колхозников. Господину Мавроди подобные аферы не снились даже в самых радужных и увлекательных снах.

На автобусах-развалюхах, набитых веселыми детьми и несчастными учителями до самого потолка, нас подвозили к краю бесконечного поля и выбрасывали в придорожную грязь. Немногочисленные учителя, руководящие процессом, быстро распределяли рабочие роли и нарезали участки стремительно грустнеющим деткам. Участок работы обычно был довольно прост – мы попарно шли по борозде, взрыхленной трактором, и собирали корнеплоды в мешки. Для улучшения результатов и подбадривания юных работников, руководители устраивали соцсоревнования. Которые, впрочем, мало помогали.

В один из годов всю нашу параллель бросили на стремительно замерзающую и гниющую в земле морковку. Как обычно мы прибыли на место, выгрузились и тоскливо принялись за дело. Морковка, достаточно крупная, ярко-оранжевая, крепко сидела в липкой влажной земле. Ботва была заботливо срезана и убрана заранее, поэтому приходилось буквально вгрызаться рукой поглубже в землю и выдергивать из нее овощ. Мы работали не слишком споро и сноровисто, а иногда, когда совсем надоедало, а конца работе не видно было еще и края, примерно половину морковин просто затаптывали сапогами в землю, ловко впечатывая их внутрь пятками. Собранные плоды загружали в мешки, которые потом подбирали едущие следом грузовики. Кто-то придумал очищать с морковок шкурку прямо с грязью, не утруждая себя ее мытьем, и кусал хрусткую сочную оранжевую плоть. На непродолжительное время почти все дети превратились в громко хрумкающих довольных кроликов.

Во время обеденного перерыва произошел инцидент, который через несколько дней стал одним из предметов разбирательства на классном собрании с участием всех виновников торжества. Мы преспокойно насытились, чем бог послал, и лениво валялись на мешках с урожаем, отдыхая и ожидая сигнала на продолжение работы. Некоторые дурачились, баловались и бесились.

Лядыч вступил в словесную перепалку с Наташкой Белых, и в какой-то момент градус их дружеской беседы настолько возрос, что Наташке пришлось спасаться бегством от взбешенного Коляна. Она неслась от него по кругу, центром которого была куча мешков с убранной к тому времени морковью. С мешков за погоней наблюдало десятка полтора благодарных зрителей. Лядыч, как один из самых лучших бегунов, стремительно догонял Наташку, но в этот момент в дело вступил третий участник – Оля Первина, которая засандалила Коляну в физиономию огромной морковиной. Таким образом, она, видимо, хотела заступиться за подружку и оказать ей посильную помощь. Лядыч, не смотря на боль в стремительно опухающей морде, резко развернулся и подскочил к Ольке, и выплеснул на нее всю свою бушевавшую слепую ярость, несколько раз ударив кулаками. Девочка, должно быть, позабыла древнюю мудрость – двое дерутся, третий не лезь.

До кровопролития дело все-таки не дошло, потому что к месту развлечения мгновенно прибежала Татьяна Николаевна и громкими ругательными словами, и устрашающими жестами погасила конфликт к вящему неудовольствию толпы. Она еще не знала, что эта локальная стычка была лишь невинными, чистыми и нежными цветочками. Настоящие спелые и сочные ягодки радостно ждали ее впереди.

Работа подходила к концу, и некоторые бригады-напарники уже преспокойно курили бамбук, героически выполнив дневную норму и поджидая нерадивых отставших коллег. Мальчишки, естественно, сильнее и выносливей девочек, а еще хитрее и не слишком ответственно подходящие к выполнению каких-либо обязанностей. Так и здесь, затоптав половину урожая в землю, мы с чувством выполненного долга принялись точить лясы, доедать остатки съестных припасов и играть в «ножички». Народу со всей параллели собралось достаточно много, и Мишка Змеин озвучил общую, почти материально витающую в воздухе мысль:

– А давайте сходим и посмотрим на самали поближе!?

Большинство бездельников его горячо и бурно поддержало. Быстро собралась достаточно представительная компания участников экспедиции. Паня Воробьев даже сходил и испросил разрешения у Татьяны Николаевны, которая то ли из-за дурных побуждений, то ли по внезапно проявившейся безалаберности дала добро на эту авантюрную акцию.

Вдохновленная этим одобрением, группа немедленно выдвинулась в поход пешим строем, по пути беззаботно болтая и отпуская шуточки в адрес всего на свете. Время от времени взлетающие рядом с горизонтом самолеты придавали нам сил и задора. Понятное дело, что по не знанию, недальновидности и неопытности никто из нас не смог рассчитать или примерно прикинуть расстояние до взлетно-посадочной полосы. Казалось, что вот они, эти стальные птички, совсем рядом, только руку протяни. На самом деле отрезвление пришло после первого часа пути, когда стало казаться, что мы ни на йоту не приблизились к цели. Самолеты спокойно устремлялись в небо, такие же далекие и почти такие же маленькие для наших глаз.

В конце концов, уставшие и изможденные, мы добрели до забора с колючей проволокой поверху, которые ограждали покой взлетающего транспорта от таких придурков, как мы. С этого места мы могли частично видеть огромные машины, но удовольствия никто не испытывал. Ибо приблизиться вплотную не удалось, и мечта о наблюдении за самолетами так и осталась недосягаемой надолго. Обратный путь проходил в унылом, кислом молчании на фоне усталости и разочарования.

Внезапно у нас на пути появилась группка учителей во главе с Каргалиной. Нас не было уже долгое время, и она, судя по всему запаниковала, испугавшись за свою шкурку, которую так глупо подставила опрометчивым разрешением. Ведь мало ли что с нами могло произойти. Мы могли потеряться, забрести на взлетную полосу, где каждого из нас непременно бы переехал лайнер огромными колесами, наматывая на них детские кишочки и перемалывая косточки. Нас могли загрызть собаки, украсть маньяки, мы могли утонуть в болоте или отравиться радиоактивными отходами. Нас мог унести ураган, задавить упавшее дерево, внезапный пожар мог сжечь нас до тла.

Думаю, примерно такие картины пролетели в ее голове. Но испугалась она не за нас, а за себя и за те последствия, которые могли ее ожидать, произойди с нами что-то страшное. И ей еще повезло, что она сама нас нашла, а не кто-то иной, совсем уж посторонний. По головушке ее бы точно никто не погладил.

Суд

Понятное дело нам досталось на орехи прямо на месте, в красивой дубраве, окаймленной прекрасными, высокими тополями. Но дело так просто не закончилось. По приезде домой Татьяна Николаевна инициировала родительское собрание с привлечением на оное всех отличившихся в двух происшествиях персон. Честно говоря, все это действо походило на фарс, который старательно пытались замаскировать под судилище.

Группу понурых беглецов выстроили у доски в кабинете, а родители заняли места в зрительном зале, то есть расселись за нашими партами. Отец Первиной, как наиболее пострадавшее лицо и как возмущенный родитель, добровольно взял на себя роль то ли прокурора, то ли судьи. Предварительно облив себя немыслимым количеством одеколона, он смердел так, что шибало в нос и на глазах наворачивались слезы, которые некоторые вполне себе могли принять за слезы раскаяния. Вполне вероятно, что он, как и его дочь, позабыл мудрость предков: кто сильно пахнет – плохо пахнет. Видимо, забывать эти простые истины у них было семейное качество, передающееся на генетическом уровне.

Сперва разбиралось дело о морковном побоище, где на первый план вышли Лядыч и Белышка с Первиной.

– В общем, когда я увидела, что Коля погнался за Наташей, я кинула в него морковкой. – Рассказывала Олька.

– Ага, значит отвлекла внимание на себя. – Продолжал валять дурака, войдя во вкус, ее отец. Не думаю, что он был болваном, просто ему хотелось покрасоваться перед остальными родителями и оказаться тем самым карающим мечом в руках родительского правосудия. Он с умным и свирепым видом ходил перед нашей шеренгой, театрально обращался к зрителям, делал эффектные драматические паузы и всячески пытался продемонстрировать, что разбирается в вопросах права. В конце концов вся его логическая цепочка обвинительных умозаключений беспомощно свелась к одной единственной вопросительной фразе Коляну:

– Тебе хоть стыдно немного?

– Стыдно. – Ответил тот, для видимости потупив очи долу и стараясь скрыть в них смешинки. На сем разбирательство и закончилось. Лядыча еще некоторое время разноголосо, глухо и невнятно немного пожурили и оставили в покое.

Настало время рассмотрения второго дела. Тут уже на первый план вышла Каргалина Татьяна Николаевна собственной истеричной персоной. Если до этих событий я ее уважал и даже любил как наставника, то после в душе остались только низменные чувства, подстегиваемые отвращением и ненавистью. Сбивчивой скороговоркой она поспешила обвинить нас чуть ли не во всех смертных грехах, выставив себя белой и пушистой невинной овечкой и не дав нам сказать в свое оправдание ни слова. Промеж себя мы конечно знали, что ее зад горел от страха и был красным как у макаки. Но, придумав свою версию и искренне поверив в нее, Татьяна Николаевна упрямо ее придерживалась. Главным виновником всего почему-то выставили Паню. Возможно, потому что именно он отложился в памяти у Каргалиной, как человек, который о чем-то с ней разговаривал до происшествия.

Самое смешное, что этот фарс не пришел к какому-то закономерному финалу, нас никак не наказали. Спустя годы искренне не понимаю, зачем это было сделано. Наверное, для того, чтобы почувствовали себя сирыми и униженными. Но нам было наплевать, отряхнулись и пошли дальше. Слава богу, что моих родителей не было на этом сборище. И не потому что они меня потом могли наказать, а потому что зря бы потратили пару часов своей жизни на такую дребедень.

Поход

После шестого класса на летних каникулах, в августе некоторые родители во главе с Татьяной Николаевной придумали сводить наш класс в поход. Непосредственно перед самим действом желающих собрали в школе, рассказали, сколько и чего с собой взять, когда и где будем встречаться перед выездом. Несколько пап и мам выразило желание присоединиться к походу в качестве контролирующего механизма, а также неплохого такого развлечения на лоне природы, вдали от посторонних глаз и осуждения.

Возглавить наш поход решил папа Наташи Белых. Как потом я убедился, он был опытным человеком в подобных вопросах, имел необходимые навыки для временного существования в диких условиях. А ещё у него было настоящее охотничье ружье, на которое в начале похода мы с пацанами поглядывали с восхищением и цоканьем языков.

Меня батя сначала не хотел никуда отпускать, не до конца разобравшись во всех тонкостях и нюансах предстоящего увеселения.

– Не понимаю, – горячился он, – всего лишь одна училка поведет вас, тридцать голов, к черту на кулички? Вы же там у нее все растеряетесь. И где мне потом тебя искать? А с ней потом что делать? Убивать что ли?

Иногда батя был весьма горяч и очень несдержан на язык.

– Нет, пап, с нами пойдут родители нескольких одноклассников. Даже папы будут.

В конце концов, убедившись в относительной безопасности для моего разгильдяйства, он меня отпустил. И вот в назначенный час все туристы собрались на железнодорожной станции в ожидании электрички, которая не заставила себя долго ждать. Погрузившись в ее чрево, мы весело расселись по скамейкам и в предвкушении чего-то грандиозного отправились в путь. Татьяна Николаевна взяла с собой мужа, а к компании, помимо наташиного отца, присоединилось две пары родителей. Электричка завезла нас куда-то в дебри горнозаводской ветки, мы вылезли на полустанке и, нацепив на плечи рюкзаки и схватив в руки весь иной прочий скарб, двинулись прочь от остановки по почти не приспособленной для ходьбы дороге, зверски разбитой колесами огромных внедорожных грузовиков и обильно замешанной густой грязью.

Поход проходил весело и интересно, не смотря на однообразие пейзажа и редкие повороты дороги. Погода для позднего лета стояла отличная, было сухо и ласково светило солнце. Отмотав изрядное количество километров, что-то около двадцати и неплохо так притомившись, наш отряд прибыл на место – берег чудесного лесного озера, очень чистого, холодного и глубокого. И впрямь вода в водоеме была очень прозрачная, но местами, видимо, на самых больших глубинах, она была прямо-таки завораживающего иссиня-зеленого цвета. Впоследствии я неуклюже даже пытался описать Гийке этот цвет:

– Вода там такая… такая синяя, что аж зеленая!

А Гийка в ответ ржал от этой моей неуклюжести и косноязычного восхищения от прекрасного творения природы. Что-то и впрямь истинно уральское малахитовое было в том оттенке, который, пожалуй, я больше не видел ни разу в жизни.

Довольно-таки быстро наша туристическая компания оборудовала лагерь, поставив три больших палатки – для взрослых, для мальчиков и для девочек. Мальчишки под предводительством одного из пап пошли на добычу запаса дров на несколько дней, а девчонки принялись всячески обустраивать лагерь и кошеварить. Предстояло накормить немало голодных ртов. Отец Белышки взял ружье и ушел на охоту. Время от времени вокруг озера раздавались выстрелы – сезон охоты был открыт, и спрятанные от наших взглядов охотники постреливали нерасторопных уток.

Мне очень хотелось порыбачить, и я даже исследовал подступы к озеру, но рыболовных снастей в наличии с собой у меня не было, и я довольствовался тем, что спокойно посрал вдали от чужих глаз почти на самом берегу. Черт, откуда мне было знать, что проложенная мной сквозь заросли просека вскоре превратится во всеобщую тропинку к воде, и каждый второй будет вступать в вонючие отходы моей жизнедеятельности? Даже вечером у костра за ужином эта тема была поднята на всеобщее обсуждение. Я сидел в полутьме у костра и краснел, слава богу, что цвета моего лица не было видно, и никто не знал, что виновником этого разговора был именно я.

Ближе к вечеру мы с Мишкой Кулаковым спрятались в кустах, поджидая девочек, которые шли к воде, чтобы помыть посуду. Естественно нам хотелось их напугать, разыграв из себя медведей. Увидев приближающуюся стайку девочонок, мы принялись зловеще рычать и издавать громкие горловые звуки, стараясь подражать косолапым. Среди девочек была Аня Замятина – особа весьма наглая, мажористая, глупая, но старательно делающая умный вид. У нас с ней как-то сразу не задалось общение, она обозвала меня Беляшом, а я ее Сомятиной. Ее папа был каким-то начальником на железной дороге, а она некоторое время успела поучиться у нас в классе, показывая всем чудеса своего интеллекта и чрезмерно раздутого чувства собственного высокомерия.

Так вот, она каким-то образом в нашем с Мишкой пискливом рычании распознала мой голос и начала кричать в сторону куста, за которым мы скрывались:

– Фууу! Беляш! Орешь там как придурок! Засунь себе своего медведя в задницу!

Прозвище Беляш меня буквально вымораживало, тем более из уст такой недалекой особы. Поэтому я выскочил из засады и погнался за ней с кулаками наготове. Анька устремилась к воде по тропе, первооткрывателем которой был я, заведомо загоняя себя в тупик. Уж не знаю, какие извилины ей это подсказали, но все обстояло именно так. Хотел бы я сказать, что она поскользнулась на моем говне и бултыхнулась в чистейшие воды озера, осквернив их тем самым, но нет. Не поскользнулся, но запнулся именно я и неловко брякнулся в кусты, тем самым потеряв всю скорость. Анька же с проворством и статью дикого кабана проломилась полукругом сквозь заросли, топча кусты и ломая ветки, отрываясь и ускользая от погони. В общем, расправа не удалась.

Папа Белышки вернулся ближе к вечеру с трофеями – парочка рябчиков болталась на его охотничьем поясе.

– Вот! Подстрелил нам на закусь, – весело сказал он взрослым и загоготал. А у тех и впрямь поздний вечер, и первая часть ночи были куда веселее нашего. Пока мы кильками в банке мирно дрыхли, они тихонько выпивали, по-буржуйски жрали рябчиков, шептались и матерно шутили.

На следующий день программа была стандартной – дети маялись со скуки, а взрослые с похмелья. Внезапно нашёлся плот, и нам разрешили на нем покататься попарно. Чем все пацаны с огромной радостью и искренним воодушевлением и занялись. Вода в озерце была чистейшей и искристо-прозрачной, и плыть по ней было безумно интересно, пялиться на дно, пытаться разглядеть и разгадать какие-то его тайны. Мы накатались вдоволь, а после обеда плот изъяли взрослые. Мужики, взяв спиннинг, поплыли на рыбалку. Вечером весь лагерь с аппетитом хлебал ароматную щучью уху. Ибо несколько небольших зубастых красавиц на свою беду прицепилось на предательски обманчивую железку.

Ничего такого особенного в этом походе не было, события не шли каскадом друг за другом, внезапные сюжетные повороты не сбивали с ног. Но романтика вечернего костра, кратковременное единение с природой, не самые чужие лица этого мира рядом создавали чувство сиюминутного счастья и приятных воспоминаний навсегда.

На обратном пути, на который мы вышли сильно заранее до электрички, все бегали в лес с дороги за грибами, которых было очень много. Я набрал их пару пакетов, но, к сожалению, домой привез уродливый желто-бурый комок измятого грибного мякиша. Который пришлось выбросить.

Следующим летом одноклассники опять ходили в поход и даже спускались в пещеру. Но в этот раз обошлось без меня. Наша семья в то время переживала очень непростые времена, и мне было ни хрена не до походов.

Паня

С Паней Воробьевым мы скорешились примерно в то время, когда Серый лежал в больнице после операции на грыже. Как я уже говорил, Пашка прибыл в наш класс на третьем году обучения. Его семья до этого жила на Ушакова, мама работала на стремительно умирающем Судозаводе, а отец машинистом грузового поезда. Помимо Пани в семье росли старший брат Димка и младшая сестра Аня. Я уже говорил, что мой будущий друг сначала меня дико раздражал, хотя мы с ним вообще почти не общались и вовсе даже не дружили. В последний раз, когда я чалился в «Гудке», Паня там тоже был, но в другом отряде, и бесил меня окромя всего прочего своей кепкой «Речфлот», которая, как мне казалось, придавала ему еще больше дебильности.