banner banner banner
Заговор Черной Мессы
Заговор Черной Мессы
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Заговор Черной Мессы

скачать книгу бесплатно


Баба Яга некоторое время сосредоточенно молчала, выстраивая в уме новую версию обвинения, но, ничего не придумав, сдалась:

– Ничего не могу с собой поделать… А только чую: не русские это люди под нами мостик разнесли. Наш злодей, он ведь как… Ножик под ребро запустить, кистенем из-за угла ошарашить, удавку на шею набросить, а то и попросту оглоблей вдоль хребта ломануть – всегда пожалуйста. Но чтобы такое…

– А если шамаханы? – предположил я.

– Навряд ли… Уж они-то так сильно по загривку схлопотали, что теперь нескоро к нам нос сунут. Чтобы взрыв устроить, здесь ведь и точность, и расчет, и знания нужны. Немецкий склад ума – вот как это обзывается. Без них, нехристей, тут не обошлось…

– Хорошо, не будем сбрасывать посла со счетов, оставим как рабочую версию. Тогда дело о пропаже черной ткани придется задвинуть в дальний ящик. Есть более неотложные задачи: наша безопасность, например.

– Царя оповестить надобно.

– Надо, но не хочется… Вы ведь его знаете, начнет кулаками махать, всех немцев в тюрьму, посла на каторгу, охранников на дыбу, там покаются… Я тут бьюсь-бьюсь над установлением в городе хоть какой-то законности, и все коту под хвост? В условиях диктатуры милиция работать не может. Мы просто выродимся в очередной фискально-карательный орган.

– Ох, Никитушка, – вздохнула Яга, – не лез бы ты в политику, себе дороже. Служил бы помаленьку, и все.

– Не могу, душа болит…

Мы помолчали. По большому счету она права, каждому надо заниматься своим делом, а нести прогресс в Древнюю сказочную Русь совершенно бесперспективно, да и небезопасно…

– Значит, на сегодня план действий таков… Митька!

– Ям… чавк… ам… нь?! – выжидательно донеслось из сеней.

– Давай завтракай поскорее, поработаешь курьером. Я составлю докладную для царя, передашь лично в руки. Потом сгоняешь в торговый квартал, найдешь погребальную контору Шмулинсона и пригласишь его ко мне в отделение, повестку я выпишу. Именно пригласишь! Вежливо, с поклонами, а узнаю, что опять угрожал за неявку «смертью безвременной и геенной огненной», – накажу.

– Умн, – наконец прожевал наш старательный товарищ и обиженно буркнул: – Да рази ж я совсем без понятия? Я ж по злобе и мухи не обижу…

– Угу, а кто плотника Лепехина в короб с опилками по самую шею засунул?

– А… у… а вы как узнали?

– На то я и участковый. Доложили уже. – Поморщившись, я достал из планшетки лист бумаги: – Вот его заявление, полностью признает себя виновным в том, что в пьяном виде обозначал цвет милицейского мундира как мышиный. За таковую дерзость и был опущен в опилки со стружками младшим сотрудником отделения. Вину свою осознал, прощения смиренно просит, и чтоб Христа ради, голову ему за эту провинность не рубили. Твоя работа?

– Моя, – гордо выпятился Митяй, – а пущай теперь милицию уважает.

– Подведешь ты своими угрозами всех нас под монастырь… Ладно, задание понял?

– Как не понять… Исполню в точности, не извольте сомневаться. Разрешите выполнять?

– Погоди, сейчас докладную напишу.

Когда Митька умчался по делам, мы с Ягой тоже начали собираться. Во-первых, стоило осмотреть место вчерашнего теракта, возможно, колдовские способности бабки и укажут истинный след. Во-вторых, вернуться и допросить охранников посла. Они наверняка только косят под незнание языка, но при правильном допросе непременно расколются. И в-третьих, вечером провести разъяснительную беседу с гражданином Шмулинсоном Абрамом Моисеевичем. В смысле, чтобы он разъяснил мне кое-какие непонятные моменты. Вроде бы все…

Еремеев догадался поставить на охрану места преступления двух стрельцов. Они спроваживали любопытных и шугали соседских ребятишек, чтоб не затоптали следы. Беглый осмотр подтвердил мои худшие подозрения – никаких улик. Подобрав пару обгорелых щепок, я не обнаружил характерного запаха пороха. Что же тогда так рвануло? Динамит, бертолетова соль, пироксилин, нитроглицериновая смесь, пластиковая или водородная бомба? Баба Яга шныряла по канаве едва ли не на четвереньках, подбирая совершенно непонятные для меня камушки, листики, угольки… Когда она вылезла из-под единственного уцелевшего бревна, даже белая повязка на ее носу была перемазана сажей.

– Пошли в дом, участковый, там переговорим…

После умывания задумчивая бабка опустилась на скамью, наморщила лоб и долгое время молча о чем-то размышляла, передвигая по столу собранный в канаве мусор. Я приготовил бумагу и карандаш, а потом сидел тише мыши, ожидая, пока она настроится…

– Значит, вот как все оно было… Злодеи нам всем верную смерть приготовили. Уж как они прознали, когда мы через мосток пойдем, – про то мне не ведомо… А только сунули под него котел чугунный мало не в три ведра! Под котел тот разрыв-травы положили – целый пук! Бегун-травой на десять шагов дорожку выстелили и в начале Степкин огонек поставили. Ну, а что потом было – про то ты не хуже моего ведаешь…

– Минуточку, – запротестовал я, – может, вам действительно все понятно, но я из всей этой ботаники ничего так и не уяснил. По-вашему выходит, что нас пытались подорвать какими-то лютиками-ромашками?!

– Ты думай, че говоришь-то! – Яга даже покраснела от незаслуженной обиды. – Не знаешь, так уж молчи.

– Нет, молчать я не буду, а вот вы объясните мне все популярно. Так, чтобы и я сам понял, и к делу подшил серьезный документ, а не обгорелый гербарий.

– Пожалуйста… – поджала губки бабка. – Чему вас только в милиции учили? Слушай, значит… Про разрыв-траву у нас даже дети малые знают. Растет она в лесу, от иной травы сразу не отличная, листы крестиком, цветочки красненькие, а вот только брось ее в воду – все травинки по течению плывут, она одна – против! Тут ее в руки бери да храни до поры. Потому как ежели разрыв-траву на замок, на засов али еще на что железное положить – она тот предмет на куски порвет!

– А… котел вроде был чугунный, – напомнил я.

– И чугун порвет, от него даже куски еще мельче посыплются. Оттого трава эта ворами разными пуще золота ценится… Добыть ее нелегко, а польза великая.

– Так, про воров я записал. А каким образом это биологическое оружие активизируется?

– Чего?!

– Виноват… Ну, в смысле, как добиваются того, чтобы она сработала? Кидают травку на замок и прячутся куда подальше, чтоб взрывом не зацепило?

– На то бегун-трава на дне канавы и положена была… Помнишь, Митька тебе еще на огонек указал? Так вот это цветок был махонький, Степкой-огоньком кличут. Он сам на одном месте не цветет, все по другим травам шастает, словно искорка огненная перебегает. А ежели им в человеческий след ткнуть, то цветок того человека завсегда сам отыщет. Вот враги наши чего и удумали… Котел под мостом уложили, разрыв-травы под него бросили да на Степкин огонек и заговорили.

– А где они Митькин след взяли?

– Эвон где… да он своими лаптями такие следы у забора наоставлял – любо-дорого поглядеть. Злодеям только и дела, что на след этот как бы ненароком цветок уронить, да подобрать, да на бегун-траву выложить. Как наш парень на мосток ступил, так Степкин огонек к нему и ринулся…

– Добежал до разрыв-травы, она сдетонировала, взорвала чугунный котел, который, в свою очередь, и разнес конкретный мостик, – аккуратно дописал я. Абсолютная белиберда! Но пока нет научного объяснения, будем держаться этого. – Вот только мне не вполне понятно, почему террористы ориентировались именно на Митькин след?

– Про то не ведаю, – развела руками Баба Яга. – Могла бы приврать, да не хочется. Вот разве мыслишка у меня одна была, как ее… гипотеза! Что, ежели соглядатай наш, по лавкам гуляя да про тряпки расспрашивая, ненароком углядел чего не следовало?

– Очень может быть, но что именно?

– У него и спроси.

– Как? Подойти и поинтересоваться, не видал ли он, часом, чего-то такого, о чем мне сказать подзабыл, а нас из-за этого «чего-то» едва не подорвали? Ну, он враз такого навспоминает – мы за неделю не разгребем.

– Тоже верно, – согласилась Яга. – А теперь давай время не тянуть, потому как…

В дверь постучали.

– Ты ждешь кого, Никитушка?

– Нет, а вы?

– И я нет.

– Войдите! – хором попросили мы.

В горницу торжественно вступила целая армянская делегация. Две старые толстухи с черными усами, еще молодая женщина с зареванным лицом, двое стройных юношей призывного возраста, худущий дед с трясущейся головой, трое ребятишек мал мала меньше и четверо взрослых мужчин, скорее всего слуг.

– Вы по какому вопросу, граждане? – недоуменно повернулся я.

Вместо ответа они дружно бухнулись на колени и стали бить лбами о пол. Терем зашатался… Я не преувеличиваю – на столе, подпрыгивая, звенела посуда!

– Прекратить немедленно! – взвыл я, пока Яга успешно перехватывала спрыгивающий самовар.

На минуту стало тихо, но только на минуту. Едва я перевел дыхание, как вся толпа так же дружно ударилась в слезы. Рыдали все – от мала до велика. Искренне, старательно, от души…

Мне пришлось орать снова и даже топать ногами, пока они наконец не замолчали, жалобно глядя на меня печальными, укоризненными взглядами.

– Что случилось? – очень тихо спросил я. – Отвечайте по существу, одним голосом. Если кто еще раз заплачет – злой дядя-милиционер посадит того в тюрьму. Все поняли?

– Да, гражданин началник… – горько вздохнула молодая женщина. – Милости твоэй пришла просить для мужа своэго Кирокосьянца Арон-джана.

– Какой милости? Но… я же его не арестовывал, никаких обвинений не предъявлял, о чем вы просите?!

– О прощэнии, началник… Ради дэтэй, ради матэри эго и тети с дядэй, ради мэня, безутэшной, – прости эго, дорогой участковый! Вэли своэй уважаэмой бабушкэ с нэго заклятьэ снять.

– Опять не понял… Какое заклятье? – Я беспомощно повернулся к Бабе Яге.

Она смущенно завозилась и поманила меня пальцем:

– Никитушка, видать, слова-то те, что я ему в запале сказала, – к месту пришлись… А что, хозяюшка, муженек-то твой совсем пьяный лежит?

– Совсэм… – скорбно закивала жена Кирокосьянца. – Как за стол сэл, как все выпил, так и упал – нэ поднимаэтся. Совсэм пьяный…

– А глазоньки у него не окосели?

– Окосэли, совсэм окосэли. Пьяный лэжит, никого нэ узнает, а глаза совсэм косыэ…

– Ладно, помогу горю вашему. На вот, пузыречек возьми, на тряпочку капни да мужу под нос и сунь. Небось протрезвеет… А как очухается, скажи, чтобы впредь милиции в работе помогал, а не застольями отвлекал от дел серьезных.

– Нэпрэмэнно! – Женщина подхватила пузырек, чмокнула бабку в щеку, и, не сказав ни «спасибо», ни «до свидания», со всей родней бросилась из терема вон.

– Ну и дела, – проворчал я. – Вы, бабушка, когда граждан заколдовываете, хоть в известность меня ставьте, а то стою дурак дураком. С чего это вы решили на нем отыграться? Нам подозреваемых беречь надо…

– Ну, уж прости старую, не нарочно я…

– И как у вас это получается? Сказала слово – раз, и все! В моем времени экстрасенсы какие-то пассы руками делают, рожи корчат, установки дают… Некоторые потом книги о колдовстве пишут, секретами ремесла делятся и успешно приторговывают разными крестами, звездами, браслетами… Бизнес поставили на широкую ногу.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи, – мгновенно привстала Яга, в ее глазах загорелись желтые искорки материальной заинтересованности.

Добрые полчаса мы потратили на обсуждение коммерческих принципов действия всяких лонго, чумаков, джунн и прочих баб нюр. Потомственные колдуны, опытные ясновидящие, могущественные маги, всезнающие гадалки. Таро, исправители кармы, жрецы вуду и настоящие чукотские шаманы – все разъясняли недипломированной старухе, как убедить среднестатистического человека добровольно расстаться с деньгами, да еще и чувствовать себя после этого счастливым, здоровым и богатым. Ну, хотя бы какое-то время…

Заявился Митька. Никого с собой не притащил, никто за ним не гнался, так что задание, видимо, исполнил как надо. Царь докладную прочел, ответную записку писать не стал, а на словах передал, что дает мне полную свободу действий. Но когда начну атаковать немецкую слободу пушками, то без него не начинать, ему тоже интересно… Шмулинсон божился именем святого Моисея быть к пяти часам как штык. Глупых вопросов не задавал, в панику не вдавался, сказал, что лишь возьмет пару чистого белья, теплые носки и мацу в дорогу.

Митяй уверял, что никого не запугивал…

– Хорошо, возьми двух стрельцов у ворот, открой поруб, там охранники посольские еще с ночи сидят. Забирайте обоих и ведите сюда, будем проводить перекрестный допрос по всем правилам.

Через пару минут к нам ворвался бледный стрелец:

– Батюшка сыскной воевода! Беда! Спустились мы в поруб, а заключенные-то совсем окоченели…

– Да, там у нас калориферы не топят… – не сразу врубился я.

– А что с трупами делать?

– С какими трупами?!

– Дак я ж говорю, холодные они совсем. Померли!

Переглянувшись с Ягой, я схватил фуражку и следом за стрельцом бросился к порубу. Митька ждал меня внутри. Поруб представлял собой большую землянку с бревенчатой крышей, десять ступеней вниз, ходить можно только пригнувшись. Раньше Яга держала здесь припасы на зиму, а со времени открытия отделения мы использовали его как «камеру предварительного заключения». Тусклый огонек свечи позволял разглядеть две скорчившиеся на земляном полу фигуры. Неужели действительно замерзли насмерть? Раньше такого никогда не было… Холодно здесь, да, но не настолько же!

– Что делать будем, Никита Иванович?

– Вытаскивай их во двор по одному. Сами справимся?

Митяй снисходительно пожал плечами. Силы ему Бог отпустил, ровно владимирскому тяжеловозу. Когда два мертвеца были уложены у забора, Баба Яга придирчиво осмотрела обоих. Впрочем, на этот раз и у меня не было ни малейшего сомнения относительно причин скоропостижной смерти… Застывшие гримасы боли, изломанные судорогой тела, почерневшие языки и подсохшая пена в уголках рта явно указывали на преднамеренное отравление. Черт подери, я почувствовал себя обманутым и обворованным! Два преступника, двое подозреваемых, два свидетеля одновременно – уже никому ничего не расскажут. Кто-то просто убрал их с шахматной доски, как проигранные фигуры. Эти пешки слишком много знали. Может, не слишком, но достаточно для того, чтобы тот, кто стоял за их спинами, предпочел не рисковать…

– Никитушка, стрельцы говорят, что обыскивали обоих, оружия при них не было, а вот шарик малый, крошку ядовитую, вполне пронести могли. В ухе, например…

– К порубу никто не приближался?

– Знамо, нет, стрельцы ведь теперь все тут охраняют, заметили бы. Вон тот, помоложе, у самых дверей стоял, глаз не смыкая.

– Эй, молодец! Подойди-ка сюда. Напомни мне, с того времени, как заключенных отправили в поруб, к нему никто не подходил?

– Никто, воевода-батюшка.

– Ни животное, ни человек, ни насекомое? Поднапряги память, точно никто?

– Нет…

– А петух?

– Не… ну, может, муха туда-сюда летала, а так никого.

– Изнутри доносился какой-нибудь шум? Голоса, песни, плач, крики, возня?

– Да… нет… вроде. – Парень почесал в затылке. – Ну, ясное дело, живые люди, шебуршали слегка. Только по лестнице никто не ходил, в дверь не стучали, пристойно себя вели. Трубки курили…

– Курили?! – не сразу поверил я.

За все время своей работы в Лукошкине не встречал ни одного курящего человека. Табак в Россию был завезен царем Петром, а здесь его появление и не планировалось.

– Так ведь многие немцы трубки курят, – даже удивился стрелец. – Зелье дурманное, бесовское, и запах от него дюже зловонный, а им в удовольствие. Вот отсюда, из щели дымок черный тянулся. Я и решил – курят, супостаты…

– Странно… Я был внизу и совершенно не почувствовал запаха табака. Митяй, обыщи их обоих еще раз.