скачать книгу бесплатно
– А чего мне на себя смотреть? Я понимаю чеченский, и тот, что был на вороном коне, сказал: «Один потерял разум, а другой – мирный дервиш, ведущий его в святые места за исцелением. Аллах велит поделиться с ними едой».
– Так и сказал, прямым текстом? Получается, мы что в…
– В заднице? – прозорливо догадался Заурбек. – Нет, полагаю, мы в прошлом. Но да, и в заднице, разумеется, тоже! Э-э, извините, а что вы делаете?
– Ем, – с набитым ртом ответил Барлога. – Всё честно, вот твоя половина! Сыр, кстати, пересоленный, а лепёшка жёсткая.
– Нельзя ничего тут есть! Вдруг это как в мире ирландских эльфов? Если хоть что-то съел из угощения обитателей холмов, то…
– Как хочешь! – Прежде чем начитанный черкес сообразил, что сейчас будет, остатки хлеба и сыра исчезли в желудке его старшего товарища. – И не смотри на меня так, я всё равно в эти ваши кавказские сказки не верю! Найдём нормальных людей, которые говорят по-русски, и всё выясним. Мы ещё разберёмся, кто тут джигиты, а кто сумасшедшие…
Кочесоков развёл руками, закатывая глаза. Безмятежная непробиваемость Василия казалась заразной. Если ты родился и вырос в горах Кавказа, то в определённые вещи не верить не можешь. Но если твой дом Калуга, тихий уютный городок в паре часов электричкой от урбанизированной златоглавой Москвы, то всерьёз ориентироваться на бабушкины суеверия как-то несолидно.
Вася в юные годы прочел немало книг в жанре фэнтези, в частности про так называемых попаданцев, чтобы относиться к происходящему не без здорового скептицизма. Тем более, если верить всяким современным розыгрышам, квестам и флешмобам, так там с «жертвами» и не такое устраивали. В жизни возможно всякое, но так тем более трезвый взгляд на вещи должен быть в приоритете. Так всегда говорил его отец, повторяя слова дедушки, якобы усвоенные им от своего отца, в своё время профессора философии Саранского университета.
– Всему должно быть своё логическое объяснение, – авторитетно заключил Барлога, смахивая сухие крошки с рубашки. – Так ты со мной? Тогда шевелим конечностями, и ать-два, ать-два!
В ту же минуту неприметный замшелый валун за его спиной вдруг ожил, крепкие руки схватили Василия за щиколотки, одним рывком опрокинув в горную речку, ударив упрямым лбом о камни и утопив дорогие солнцезащитные очки. Удивлённый Заурбек и рта не успел раскрыть, как серый мешок был наброшен ему на голову, плечи сдавило, под колени пнули, а могучий удар в солнечное сплетение едва не заставил потерять сознание. История закручивалась странными спиралями и старинными узлами…
Калужанин пришёл в себя от мерного покачивания. Руки-ноги были связаны, во рту какая-то тряпка, на голове пыльный мешок. Дышать носом можно, но не очень хочется. Судя по запаху, везут его на спине давно не мытой и невкусно пахнущей лошади. Молодой человек на минуточку задумался, а где же его случайный знакомец по институту, но, если так можно выразиться, покачивания его укачали, он сдался, расслабился и уснул.
К слову, Заур-то как раз не спал, трясясь на спине соседней лошади. Он мысленно ругался на всех известных ему языках и строил планы жестокой мести похитителям. Как именно она будет осуществлена, пока было неясно, но в конце концов господин-студент пришёл к тому же выводу, что и его старший товарищ – рано или поздно всему находится логическое объяснение. И в этом случае оно, как и следовало ожидать, нашлось.
Правда, не совсем такое, как ожидали наши герои. Да что уж там, совсем не такое!
Ребята окончательно очнулись и пришли в себя, наверное, часа через полтора-два, от шума голосов, запаха дыма и конского ржания. Их довольно бережно скинули вниз на твёрдую каменистую землю, усадив спиной к спине. Незнакомый, чуть хрипловатый голос отрапортовал:
– От, гляньте-кось, ваше благородие! Хлопцы двоих взяли близ засечной линии. Одеты чудно, не по-нашему, один навродь как русский, другой, видать по всему, татарин. Безоружные. Чего тут позабыли-то, непонятно?
– Разберёмся. Покажи обоих.
В тот же миг с будущих историков были сорваны старые мешки.
– Это ж что за клоуны такие? – аж перекрестился кто-то из солдат под нарастающий хохот остальной войсковой братии.
– Глянь, братцы, энто штаны обрезанные али рейтузы новомодные?
– А рубаха-то пестра, чистый петух!
– Кабы вместо фазана на охоте не пальнуть!
– Эй, татарин, почём ткань на сюртук брал? В такой хоронить хорошо-о…
– От чой-то тощой с удавкой на шее ходить? Мода така у мюридов, чи как?
– Как их только чеченцы не тронули? Видать, за умом скорбных приняли!
– А ну, цыц! Заняться нечем, разгоготались тут! А вы откуда ж такие взялись, черти?
Простой и вполне себе безобидный вопрос, заданный молоденьким безусым офицером в зелёном полевом мундире, повис в воздухе, не дойдя ни до одного адресата. Потому что и Василий и Заурбек во все глаза смотрели по сторонам. Военный лагерь, пушки, солдаты в белых фуражках, полевая кухня, горящие костры, осёдланные лошади у коновязи и вольные, стоящие отдельно табунками, полковые флажки, звон труб, запах табака, пороха и трав, а вокруг смешанные леса, горы, до самого горизонта, да предзакатные облака над головами…
– Я говорю, откуда вы? Кем посланы? Что делали у линии?
– Шикардос, – выдохнув, переглянулись студенты, всё ещё на что-то надеясь. – Это лучшая историческая реставрация, ежегодное Бородино отдыхает! А кто общий руководитель проекта?
– Генерал от инфантерии Алексей Петрович Ермолов, – вытянувшись в струнку, на автомате ответил офицер, но тут же опомнился: – Вы мне тут! Не сметь! Червоненко, а ну влепи-ка им пару плетей для разговорчивости!
Неулыбчивый бородатый казак, более всего похожий на какого-нибудь плечистого лешего, безоговорочно потянул нагайку из-за голенища. Но на его плечо легла сухонькая жилистая рука…
– Та чего ж спешить-то, вашбродь? – вмешался низенький неприметный старичок в потрёпанной черкеске. – Парень-то языком как по писаному чешет! Из благородного сословию, поди, а?
– Кстати, да, – сообразил Барлога, который втайне не верил происходящему, но вовремя согласился подыграть. – Вообще-то мы с другом из Москвы.
– Ах из Москвы… По какой части служите?
– Учимся в университете.
– Dans quelle universitе vous apprenez? [2 - В каком университете вы учитесь? (фр.)] – вежливо поинтересовался офицер. – Молчите? Неужели студенты знаменитого московского университета не знают французского? Тогда, быть может, sprichst du deutsch, meine freunde?[3 - Вы говорите по-немецки, друзья мои? (нем.)]
– Лично я учил английский, fuck you, вам на воротник, – огрызнулся Василий, в то время как его случайный товарищ вообще почитал разумным держать язык за зубами.
– Вот только британских шпионов нам тут и не хватало! – Офицер поправил фуражку, сдвинув козырёк на брови, и скомандовал: – А доставьте-ка их к его сиятельству, братцы!
– Слушаемся, вашбродь!
– И благодарю за службу!
– Уря-я… – без энтузиазма ответил за всех тот самый старичок, подмигивая ребятам. – Приказ слыхали, хлопцы? А ну, айда за мной до Ляксею Петровичу!
Студенты, освобождённые от пут, переглянулись и, быстро вскочив на ноги, охотно проследовали в указанном направлении через весь лагерь к рядам белых армейских палаток. Большой охраны к ним не прикрепили, ведь вокруг в полевых условиях и так был расквартирован целый пехотный полк, усиленный артиллерией, двумя ротами ополченцев и казаками.
Несмотря на всяческие старания (утопающий хватается за соломинку и прочую водоплавающую дрянь), Василий и Заурбек так и не увидели нигде видеокамер, проводов, прожекторов, аккумуляторов, не услышали ни одного сленгового словечка, никого не поймали на элементарной фальши или театральном переигрывании.
Даже лошади казались истинными детьми девятнадцатого века: строго косились на незнакомцев, прижимая уши и скаля зубы. К таким лучше вообще не подходить, не то чтоб с разбега прыгнуть на спину, развернуть за гриву и рвануть из лагеря верхом…
– Местные кони, – охотно прокомментировал старый казак, сбивая на затылок видавшую виды папаху, – диковаты чутка, кусаются, как заразы, чужака-то нипочём до себя не подпустят. А вот за хозяином бегать могут, ровно собачонка какая.
– Дедуль, – решился Барлога, как более общительный начиная разговор, – прошу пардону, а как к вам можно обращаться?
– Так дедом Ерошкой меня кличут.
– А по отчеству?
– Та тю…
– Ну, хорошо, хорошо. Вопросик имею, дед Ерошка, я вот так понял, что нас с другом к генералу Ермолову направили. А что он за человек вообще?
– Тебе-то что до того? Ты ж шпиён!
– Ой, вот не надо обклеивать нас ярлыками! Такие декорации понастроили, словно Карамзина за бороду держите, а в теории заговора не наигрались! Когда аулы жечь начнём? «Простая сакля, веселя их взор – горит, черкесской вольности костёр!»[4 - Цитата из поэмы М. Ю. Лермонова «Измаил-Бей».]
На этот раз старик остановился так резко, что парни обошли его с двух сторон, не сбавляя шага. А когда обернулись, он уже держал в руке длинный узкий кинжал.
– Язык бы тебе подрезать, балабол, чтоб не болтал им зазря об чём и разумения не имеешь! За Ляксея Петровича и голову сложить не жалко, он любому солдатику, казаку ли, да и как есть простому человеку – первый защитник! Пулям не кланяется, за чужие спины не прячется, смерти не боится. Вот татарин-то твой сам с какого тейпа будет?
– Во-первых, я не его, – вставил доселе молчавший Заур. – А во-вторых, я черкес.
– А то ж я не вижу? Лучшей скажи, ты мирной али нет?
– Мирной. Тьфу, то есть мирный, конечно. Позвольте представиться, Заурбек Кочесоков из…
– Нам оно без надобности… – Дедок демонстративно медленно убрал кинжал в ножны. – Про то начальству доложишься. А покуда шуруйте-ка оба, не доводите до греха!
Дальше шли молча. Второкурсник Барлога надулся на весь мир, вдруг осознав, что чудаковатый дедушка Ерошка не шутит – кинжал у него был явно боевой, видавший виды, и в ход он его пустит не задумываясь. А вот младший студент, быстро сделав правильные выводы и ни на что более не отвлекаясь, жадно впитывал всё происходящее вокруг, ибо о подобном уроке живой истории можно было только мечтать.
Военные лагеря девятнадцатого века отличались в первую очередь многоцветьем. Форма частей была разной: каждый полк, батальон, даже отряд мог иметь свои цвета лампасов и головных уборов, свои знамёна, собственное индивидуальное вооружение, и так вплоть до ярких отличий чепраков или даже формы сёдел.
Высокие казаки Лабинского полка носили нарядные синие черкески с красными отворотами, предпочитая лёгкие кавказские ружья российским. А терцы-пластуны, наоборот, одевались как можно неприметнее, в потрёпанные черкески и шаровары из серой или коричневой ткани, старые папахи, растоптанные кавказские чувяки, выглядя на фоне блестящих офицеров и аккуратных солдат едва ли не бомжами. Разве что оружие их почти всегда сверкало серебром.
Офицеры были одеты по столичному фасону, в строгие мундиры или же свободно копировали наряды кавказцев. Многие даже носили тяжёлые бурки, несмотря на летнюю жару. Почти все принадлежавшие к офицерскому сословию, были молодые, стройные, подтянутые, что свидетельствовало о постоянных физических нагрузках, верховой езде и необременительном питании.
Кстати, и сами лошади были разными. Знаменитые кабардинские породы соседствовали с арабскими и донскими. Схожая масть, как, допустим, на каком-нибудь петербургском парадном выезде, на войне не требовалась. Каждый офицер или казак мог иметь сменную лошадь, а тех крепышей-меринов, что тягали пушки, естественно, не использовали под седлом. Стоящие отдельной группой усатые артиллеристы отличались ростом и шириной плеч, им приходилось таскать ядра, разворачивать лафеты, а порой и биться в рукопашной защищая свои орудия.
В нескольких местах горели походные костры, в воздухе уже разносились запахи горячей пшённой каши. Картина военного лагеря на фоне кавказских гор была достойна кисти Верещагина или Горшильта, Гагарина или Лансере. Но главным было не это…
* * *
Чёрный Эну уже дважды совершал длительные экспедиции на Тиамат и считался опытным владыкой. Казалось, время было не властно над его волей. Впервые ему передали корабль ещё на старой тяге, когда межзвёздный путь вдоль вытянувшихся в линию планет позволял добраться до вожделенных богатств голубой планеты. Раньше они просто добывали здесь золото и другие металлы, потом перешли на алмазы, и речь вовсе не шла о банальном ограблении туземных колоний.
Нет, они в разумных пределах делились с примитивным населением всеми знаниями, которые мог воспринять их ограниченный мозг. О боги, да Верховные периодически даже устраивали селекцию людей в ряде племён, лишь бы создать касты образованных жрецов! И уже те терпеливо, с завыванием и плясками пытались учить дикарей выращивать злаки, печь хлеб, обжигать глину… Самые развитые оказались способны воспринять примитивные уроки космографии: движение небесных тел и календарные циклы, построенные на математических расчётах чётных чисел.
За всё это безмозглые аборигены с Тиамат всего лишь были обязаны пожизненно поклоняться им как богам! А редкие металлы и камни – разве это плата за учение? Скорее уж насмешка над теми, кто мог вообще лишить их существования, едва ли не по мановению ока.
– Корабль готов к посадке, бвана!
Эн вновь поймал себя на том, что много думает, а это небезопасно. Когда в голове тесно мыслям, то скучающий ум всегда найдёт тропинку к извращениям. Так что жертвы и ещё раз жертвы, много жертв…
* * *
– Стойте, хлопцы.
Старик остановился в десятке шагов от серой армейской палатки, ничем не отличимой от остальных, и помахал рукой двум офицерам. Те приветствовали его не чинясь, пожав руку как равному.
– Кто это с тобой, дед Ерошка?
– Так бес же лысый их знает! По всему видать, что они и есть шпиёны англицкие, – охотно рассмеялся старый казак. – Мы их на перевале взяли у речки. Понашему болтают – дай-то бог, не отличишь, тока слова мудрёные вплетают! Татары конные[5 - Имеются в виду так называемые «кавказские татары» – собирательное название всех мусульманских народов Кавказа, бытовавшее в XIX – начале XX в.] их не турнули, наиб[6 - Наиб – здесь: мусульманский наместник, начальник.] с мюридами[7 - Мюрид – здесь: мусульманский послушник, последователь.] даже хлеба трохи им дал. От же ж как…
– Ду ю спик инглиш? – спросил было один из офицеров, но в это время полог палатки откинулся:
– Прибыли, значит. Заходи оба! Ждал вас!
Знаменитый генерал был в простой нижней рубашке, зелёных шароварах с лампасами и высоких сапогах, походный мундир без наград небрежно наброшен на плечи. Сам ростом под два метра, если не больше, на голове львиная грива волос, никогда не знавшая гребня и, быть может, попортившая немало крови цирюльникам, а под ней широкое лицо и пронзающий взгляд немигающих стальных глаз. Ермолова достаточно было увидеть всего раз в жизни, чтоб не забыть уже никогда. Как уважительно говорили горцы, «горы дрожат от его гнева, а взор его поражает на месте, как молния»…
– Здравия желаем, – за двоих попытался ответить Василий, но могучая рука, поймав его за ворот, едва ли не зашвырнула его в палатку. Решивший не испытывать судьбу господин Кочесоков быстренько шагнул следом сам.
Внутри не было ничего особенного: земляной пол посыпан золотистой соломой, на нем стоит простая солдатская кровать, накрытая серой шинелью, грубый табурет со сменой одежды и деревянный раскладной походный столик с подробной картой Кавказского хребта и прилегающих территорий, а на стенке палатки висят тяжёлая сабля в железных ножнах и два кавалерийских пистолета. Вот и всё.
Алексей Петрович всегда выделялся среди высшего командования суворовскими привычками, доходящими до аскетизма. Ел мало, из общего котла, водку пил крайне умеренно, на жару и холод особо не реагировал, перед боем, отойдя от строя на два шага вперёд, вслух читал молитву и шёл на противника первым. Подчинённые его боготворили, а солдаты в буквальном смысле были готовы идти за него на смерть.
– Голодные? – первым делом спросил он и крикнул: – Эй там, подать хлеба, сахару и горячего чаю! Да вы садитесь уже.
Студенты безоговорочно присели на ту же кровать, генерал Ермолов тяжело опустился на стул, не сводя с них пристального взгляда.
– Откуда?
– Из Москвы.
– К чёрту город, из какого вы века?
– Двадцать первый, год две тысячи двадцать первый, двадцать шестое июня по новому стилю, – послушно отчитался Заурбек, пока его старший товарищ, едва не высунув язык, во все глаза смотрел на одного из самых легендарных героев российской истории девятнадцатого века.
– Всё верно, всё так, – сверившись с какими-то собственными воспоминаниями, облегчённо выдохнул Ермолов. – Значит, как ранее было предначертано, так и сбывается… Я должен был вас дождаться, мне были обещаны два линейца не из нашего времени.
– Предначертано? Ну, шикардос, как говорится… – начал было Вася, но тут же полетел с кровати, словив молниеносный удар львиной лапой.
– Ты мне подерзи ещё тут, мальчишка! – беззлобно предупредил генерал. – Уже давно было сказано: «Когда будешь ты на Кавказе, так после дела под аулом Дадыюрт, жди короткое время, и приведут к тебе двух парней, как бы не от мира сего. Они же и есть те линейцы…»
– Простите, как нам к вам обращаться? – осторожно спросил Заур, пока его друг пытался встать на четвереньки и вытряхнуть солому из уха.
– По чину.
– Как скажете. Ваше сиятельство, видимо, произошла какая-то ошибка. Меня зовут Заурбек Кочесоков, а это мой старший товарищ, Василий Барлога. Мы оба студенты исторического факультета московского вуза. К вам попали случайно, а вы не в курсе, как нам вернуться? – он прервался, потому что в этот момент в палатку внесли медный поднос с ломтями нарезанного белого хлеба и три глиняные кружки горячего травяного чая. – В общем, мы не участники разворачивающихся здесь событий, не хотели никому мешать и были бы рады…
– А жить ты хочешь?
– Э-э… странный вопрос…
– Так вот, Заурбек Кочесоков, – по-отечески заботливо протянул Ермолов. – Ты, я вижу, из кавказцев. Черкес или чеченец?
– Черкес он, – влез Вася.
– Без разницы. Для всех наших ты – татарин. Лучше мирной, кунак[8 - Кунак – у кавказских горцев: друг, приятель (от тюрк. конак; кунак – гость).] вот этого русского увальня.
– Да вы просто неожиданно ударили, я сгруппироваться не успел, а то бы… – Барлога точно так же словил вторую оплеуху, на этот раз едва не вылетев из самой палатки.
– Значит, вот как? – не повышая голоса, продолжил знаменитый генерал. – Вижу, что мозги у тебя есть, традиции знаешь, так вот одевайся-ка словно местные: ичиги, черкеску с газырями, папаху высокую, кинжал на пояс – и от друга своего ни на шаг. Да, и не болтай ты как образованный! В горах таких профессоров мало, раскусят в единый миг и на ремни порежут.
Покосившись на вползающего калужанина, господин Кочесоков быстро сообразил, что кивать надо молча, отвечать когда спросят, а дурацкие вопросы не задавать вообще.
