скачать книгу бесплатно
– Ничего не знаю, не обижай собаченьку.
– Ты мне поможешь уже или нет?!
– Один раз кусь, – честно предупредил он и укусил за ногу. Но не её, а меня!
– А-а-ай, мать твою за химок и в дышло! Какого хрена… ты… пряник гнойный… тут… свою же… через… в… всем селом драли… чтоб тебя… четыре раза с пируэтами!!
Не помню, кстати, преподавали ли преподаватели (смешно звучит) нам мат в университете? По идее, должны были бы, сколько помню, ребята с параллельных курсов филологии или истории хвастались, что сдают зачёт по теме «Мат как неотъемлемый, яркий и эмоционально-насыщенный пласт русской лексики, табуированный в приличном обществе, но не отрицаемый даже самыми целомудренными учёными занудами», ни больше ни меньше.
Матом в нашей стране можно добиться если и не всего, то уж как минимум многого. И, к моему немалому изумлению, оно тоже сработало в этой ситуации.
– Ой, – тихо сообщила мне медсестра, сидя на полу в распахнутом халатике и белой шапочке набекрень. – А вы кто?
– Фёдор Фролов, снайпер и гот, для друзей Тео, – неуверенно ответил я, всё ещё морщась от боли в рёбрах. – Вы тут, кажется, капельницу забыли.
– Какую капельницу? Зачем? Я вообще в офтальмологии работаю.
– А-а, бывает, – медленно протянул я, первым вставая и подавая ей руку. – Тогда вам пора. Здесь, наверное, травматология какая-нибудь или что-то в этом роде.
Из упавшей на пол капельницы наружу выбрался жирный омерзительный бес в струпьях и разноцветных язвах. Теперь я отлично видел эту поганую тварь. Мой доберман тоже, поскольку быстро пришлёпнул беса тяжёлой лапой, только мокрым брызнуло…
– Так я пойду?
Вежливо проводив милую, хоть и слегка пришибленную девушку до дверей, я осторожно выглянул в коридор. Пока медсестричка, слегка спотыкаясь и держась за стены, ковыляла в своё отделение, та возрастная женщина, что вызвалась принести мне завтрак, тупо сидела за столиком дежурной, уставясь в противоположную стену.
Взгляд абсолютно пустой, в руках застыл пластиковый поднос с тарелкой остывшей гречневой каши и полным стаканом компота. По-моему, это выглядело несколько жутковато.
– Прости, – первым делом сказал я, когда вернулся назад.
Доберман молча подошёл и развернулся ко мне задницей. Ладно, понятно, я так же молча погладил его мосластый зад. Гесс удовлетворённо кряхтел и поскуливал.
– Всё.
– И это всё?! Гладь меня всего!
– Не начинай. Скажи лучше, где моя одежда. Нам пора домой.
Верный пёс мотнул головой в сторону маленького шкафчика в палате. Я с наслаждением (морщась от боли) снял больничную пижаму и тапки, переодевшись в привычный армейский свитер, чёрные джинсы и высокие зимние ботинки со шнуровкой.
Игральная карта джокера по-прежнему лежала в нагрудном кармашке. Старенький, но вполне надёжный наган находился в той же кобуре на поясе. Правда, пустой, без единого патрона. Но если детально вспомнить всё, что с нами произошло в той драке с нечистью, то, наверное, и разряженный револьвер не вызовет лишних вопросов. Когда я закончил и взглянул на себя в маленькое зеркало при умывальнике, всё наконец-то встало на свои места.
Итак, Диоген мне в бочку, я не просто Тео, я – бесогон, ученик отца Пафнутия. Я помню всё и всех. Пусть я никому не пожелаю своей судьбы, но она моя. Мне со всем этим разбираться. Ни вам, ни Системе, никому, только мне. Лично мне, и без вариантов.
– Ну что, приятель, сваливаем?
– Лизь тебя!
– Дай лапку. – Я протянул Гессу игральную карту, и он, улыбнувшись во всю пасть (если такое возможно, а у доберманов возможно всё!), хлопнул по наглой и самодовольной физиономии джокера. Кажется, мы должны были перенестись в…
– От ить же, Пресвятая Богородица, Честная Христова Мать, так то ж, поди, Федька?! – распахнул мне навстречу медвежьи объятия могучий бородатый старик с густыми суровыми бровями. – Живой от! И Геська, собачий сын, тута! От же радость-то, а?
Я узнал его. Сразу узнал, почему-то сердце ёкнуло от одной его улыбки. Это был тот самый человек – наставник, отец, учитель в самом высоком смысле этого слова. Я был бы готов умереть за него, и он так же, не задумываясь, отдал бы жизнь за нас с Гессом. Значит, это мой дом.
– Анчутка! От гляди-ка, кого до нашего от шалашу занесло. Сам от весь подранный, битый-перебитый, от боли-то зубами скрипит, но живой же, от бесогоново семя!
– Амиго! Но пасаран! Мон дье! Держи краба, камрад!
– Держу. – Я послушно пожал руку безрогого красавчика-брюнета с греческим профилем, прекрасно видя, что передо мной крупный бес. – А эта… как её… седая такая…
– Дашка-то? От внученька моя вчерась от уехала, – пожал широкими плечами бородатый старец. – Учёба, вишь, у неё. Колледж-то эмчеэсовский опозданий не прощает, так от оно ж и правильно. Взялся учиться, учись! Куды ж ей от потом без диплома-то? А девиц-то… их от бесогонства я как гнал от, так и гнать буду! Не фиг от им тута делать, ага?
– Воистину, – несколько по-церковнославянски, но всё равно в тему ответил я. – Отче, поговорить бы наедине.
– Как Бог свят, надо, – перекрестился святой отец, но с места не сдвинулся. – Так ты уж садись-ка за стол, чаю от выпей да тут и спрашивай: чего от хотел-то, паря?
«Знать, что тут произошло, пока меня не было?!» – очень, очень хотелось заорать мне, но, надеюсь, до отца Пафнутия и так дошло. Он же у нас сам бывший военный, намёки и всяческие аллюзии ловит с полуслова. И если не всегда сразу способен всё мне объяснить, то, значит, у него на это явно есть вполне себе объективные причины.
Батюшка в очередной раз оказался прав. Я услышал глухое урчание в собственном животе и мгновенно вспомнил про лютый голод. Гесс танцующей балетной рысью убежал на кухню, откуда вернулся после непродолжительной борьбы с нечистым, унося в качестве трофея изрядный полукруг ливерной колбасы в зубах.
Передо мной поставили процеженный куриный бульон, хлеб с маслом, кусок пирога с капустой и крепкий чай. Не знаю, можно ли считать это больничной диетой, но я резко почувствовал готовность к выздоровлению! Анчутка повар от бога, если так можно сказать про беса.
– Ну, от теперь-то, покуда думаешь, чего спросить, сам-то давай рассказывай!
– Я мало что помню, отче. – Чай был слишком горячим, пусть постоит. – Мы попали в какой-то богатый особняк, там было целое логово нечистой силы, мы дрались, потом я пришёл в себя в больнице. Так что давайте сначала вы…
– Добро от, Федька, – качнул бородой отец Пафнутий, расправил усы, покосился на пустую чашку, но доливать не стал. – Не было ничего такого уж страшного-то, по чести от сказать, мы ж в танке! Дашка-то гашетку жмёт, от весь двор свинцом поливает, я тока от пару раз и пальнуть успел противопехотным, от фашисты и залегли все. А когда ты Якутянку-то увёл, так от черти словно бы засомневались от. А сомнения в бою штука-то опасная, сам знаешь…
Да, было такое. Мне приходилось видеть, как молодые ребята, полные романтизма в головах, отравленные либеральными идеями равенства всех людей и ценности каждой отдельно взятой жизни, опускали автоматы посреди боя, предлагая противнику сделать то же самое.
Не знаю, на что они всерьёз рассчитывали: типа возьмёмся за руки, помиримся, подружимся-выпьем, миру мир, конец войне?! На родину их тела доставляли с коробочкой медали поверх цинкового гроба, в бумагах, как правило, писали «пал смертью храбрых при исполнении воинского долга». Хоть какое-то утешение старым родителям. Но не мне их судить, эти парни не были трусами уж точно.
В общем, как продолжил мой наставник касательно недавних событий, рогатые фашисты из пекла восприняли отход Якутянки как некий знак мирного покровительства или компромисса с нашим партизанским отрядом. Такое не редкость, такое бывает.
Возможно, они решили, что сверху (снизу!) дали приказ не дожимать, возможно, просто не ожидали с нашей стороны столь упорного сопротивления. Черти умны, сильны, упрямы, образованны и даже в чём-то элитарны, их трудно убить, но поэтому в массе своей они очень высокомерны, я не говорил? Именно это качество их порой и губит.
Бесов всегда в разы больше, они хуже организованны, вечно грызутся между собой, но зато они всегда ближе к простому человеку и лучше понимают, что же такое представляют собой люди. И те и другие наши извечные враги, просто подход к каждому разный. Фашисты организованно отступили, забрав павших и раненых.
Наш героический танк перепахал весь двор, разнёс половину забора и взбаламутил всё население. Да глупо было бы притворяться, что такая эпическая битва на краю села пройдёт незамеченной. Якутянка обеспечила некий прозрачный купол, благодаря которому ни одна пуля или осколок не ушли в сторону, это в её интересах, но полностью погасить все звуки конечно же не могла.
Меня действительно не было два дня, но Система предупредила, что я в клинике, чтоб никто не волновался. Хотя у наших и времени-то на это не было. За эти дни отец Пафнутий трижды вызывался в отделение полиции к сержанту Бельдыеву, один раз они даже вместе ездили в район. Во всех случаях дело и не пытались возбудить – ни участковому, ни районному начальству не хотелось выглядеть круглыми идиотами в суде.
Типа что зимние ночные стрельбы в Пияле затеяли черти-косплееры в форме злых фашистских оккупантов, а потом приехал православный батюшка на танке, всех спас! Теперь на минуточку представьте, какой нехилый хайп словили бы на этом «НТВ», МВД и РПЦ, вместе взятые? Одни обогатились бы, других расформировали, третьи наверняка бы открестились от всего!
В общем, всё закончилось, как всегда: «смотрите там у меня, ай-ай-ай, чтоб в последний раз, больше миндальничать не будем, закатаем по полной, ишь распоясались, думаете, кое-кому всё можно, только из уважения к вашим прошлым заслугам» и всё такое прочее.
Анчутку, кстати, даже никуда не вызывали ни разу. Задница Вольтерова, да у него, кажется, до сих пор никто внятно и документов попросить не удосужился! Вот как у нас такое возможно? Просто потому что он бес, красавчик и хорошо готовит?
Кстати, с момента завтрака прошло часа два…
– Что у нас на обед? – спросил я.
– Ох ты ж, паря-то, поди, опять голодный, – опомнился святой отец. – И так от вона скулы-то торчат с больничных харчей.
– Гав?! – с надеждой поднял морду доберман, чьи недавние разборки с ливером завершились полной его победой за какие-то полминуты.
– Да что ж от такое-то, и Геська бедный сидит от с утра не кормленный! Анчутка, где тебя черти носят?
– Айне минуте. – На широкий стол тут же легла свежая скатерть. – Дас ист сосисен унд колбасен! Варёный русский капуста, унд свёкла, унд майонезн, пюре ист картофель, кукурузен хлеб, копчёный бекон, баварский пиво. Ах, майн либе Августин, Августин, Августин… Битте шён!
На минуточку я вдруг подумал, что, пожалуй, за нашим шумным столом всё-таки не хватает беззаботного щебетания седой внучки. Но увы, увы, курсант-эмчеэсница Фруктовая уехала в Питер ещё вчера. Было жаль, что мне не удалось с ней попрощаться. Но, быть может, ещё свидимся, планета круглая, да и такая суперактивная девушка вряд ли сможет остаться незамеченной. Тем более что теперь она тоже видит бесов.
– Теперь от твоя очередь, паря, – примерно через часок потребовал отец Пафнутий, когда безрогий красавчик унёс все остатки со стола на кухню. – Согрелся, отъелся, вспомнил, что успел, так от и рассказывай-ка давай от, куда с Якутянкой-то ушли, где от тебя черти-то били? Анчутке-то слушать сие от не возбраняется?
Я подумал и кивнул. Учитывая, сколько времени провёл этот бес рядом с нами, как постоянно вписывался за нас, рисковал своей головой и сражался плечом к плечу… Если уж он не заслужил нашего абсолютного доверия, то хотя бы на толику мужского уважения претендовать всё-таки мог. Это честно.
Потом я рассказал всё в деталях. Как мы ехали с Якутянкой на авто, как попали в странный дом, полный нечисти, как из её рта со мной разговаривал некто, человек, демон, субстанция. Рассказал о возможном предательстве или двойной игре Дезмо, о том, что мне предложили выдать Марту как некий залог мира, о яростной драке, которая началась сразу же после переговоров.
Но я рассказал им только то, что можно. Поскольку некие определённые моменты ещё не были осознаны до конца мною самим, вываливать собственную недоваренную кашу в общую кастрюлю пока, наверное, не стоило. Гесс скромно лежал на полу у моих ног, на редкость ничего ни у кого не выспрашивая. Мирно грыз говяжью кость, просто чесал зубы, категорически ни во что не вмешиваясь, не уточняя детали и не добавляя от себя.
Если я правильно помню, из всех нас только отец Пафнутий до сих пор пребывает в уверенности, что собаки не разговаривают. Все остальные в курсе болтовни простодушного добермана. И всё-таки, глядя в его честные карие глаза, я понимал, что упускаю нечто важное и весомое, за что, возможно, потом мне всё же придётся держать ответ…
А так в целом мы провели в разговорах весь день, ну до ужина точно. Добрейшей души святой отец, осмотрев мои боевые травмы, лично перебинтовал левый локоть и счёл, что пара дней отдыха мне не повредит. В том плане, что на службу в Систему он меня не пустит, доклад начальству подождёт, а вот неприхотливыми домашними делами загрузит по маковку.
В частности, пока Гесс наслаждался вечерним променадом, я торчал в сарае, вновь маскируя дровами старенький танк. Наверное, стоило бы сказать «новый», в масле, с конвейера, на нём и муха не сидела, хотя произведена машина в прошлом веке. Где же он достал эдакую антикварную махину?
– Устал? – сунул холодный нос мне любопытный доберман.
– Нет, – откликнулся я, морщась от боли в боку, всё-таки по рёбрам меня приложили неслабо.
– Поиграй со мной.
– Гесс, ответь на один вопрос.
– Я тебя люблю! Ты мой друг! Ты самый лучший хозяин на свете! Лизь тебя? Я хороший?
– Ты замечательный. – Опустившись на одно колено, я обнял его за шею.
Мои пальцы случайно коснулись серебряного ошейника, и короткая боль уколола в затылок. Что будет, если я прямо сейчас сниму его с Гесса? Не знаю…
И не хочу знать. Не потому что боюсь, а потому что никогда больше не позволю себе потерять самого верного и преданного друга на свете. Если собаки чем-то и покоряют наши души, то в первую очередь тем, что в зубах приносят к нашим ногам свои же сердца. И кем бы ни был мой пёс, в первую очередь он мой. Всё!
– А какой вопрос?
– Да никакого.
– Тогда пошли играть.
Доберман взвился вверх, невероятным образом умудрившись лизнуть меня в щёку, закинув задние лапы за голову вбок, развернуться и дать два круга галопом по двору для чисто эмоциональной разрядки. Думаю, потом мы гонялись друг за дружкой по свежевыпавшему снегу не менее получаса, я пешком, он всеми мыслимыми аллюрами, но вскоре на крыльцо вышел безрогий бес, поманив нас домой.
– Ты ведь не всё рассказал, амиго.
– Есть проблемы?
– Найн.
– А у меня были, и не хочется вновь напарываться на них без особой причины, – без улыбки ответил я, пытаясь оттолкнуть его плечом. С равным успехом можно было бы попытаться сдвинуть с места бетонную опору моста. Анчутка очень сильный, куда сильнее, чем кажется при первом взгляде. – Кто тот человек или нечеловек, с которым я разговаривал через Якутянку?
– Хан.
– Это имя, типа Хан Соло, воровская кличка или реальный титул?
– На данный момент это всё, что я могу тебе сказать, камрад. И поверь, я сказал много больше, чем следовало. Ферштейн?
– Яволь, – вздохнул я.
Анчутка хмыкнул, показал длинный язык Гессу и пропустил нас в дом. Доберман, скидывая фуфайку в сенях, предложил мне пойти и подержать беса, пока он тяпнет его за мягкое. У Гесса добрая душа и открытое сердце, если ему кажется, что меня обижают, то обидчику всегда кирдык.
Надо не забыть поделиться с напарником вкусняшками за вечерним чаем. И это не благотворительность, он ведь всё равно по-любому выцыганит. Отец Пафнутий потрепал по загривку пса, неожиданно для всех отказался от чая с ватрушками и засел у себя в комнате с очередным увлекательным детективом – то ли Ю Несбё, то ли Оливер Пётч? Они оба хороши.
И это отнюдь не значит, что он так расслабляется, нет, скорее «недушеспасительное чтение» помогает святому отцу лучше думать. А признаем, что, учитывая эпический экшн наших последних приключений, подумать ему ох как было над чем.
Легли рано, спали ровно. Я имею в виду, что почти ничего особенного не произошло, если не считать…
Бэмс! Наверное, меньше чем через час меня разбудил удар тяжёлой собачьей лапы прямо по лбу.
– У тебя оранжевый бес на голове. Я его хлоп, а надо было кусь? Ну, извини собаченьку…
Оранжевый бес, говорите? Пока я пытался вспомнить, что бы это вообще вдруг значило, свет в глазах погас на мгновение. Я как раз только и успел вскочить, кутаясь в тёплое одеяло и сунув ноги в домашние тапки.
…В белом коридоре Системы дожидались своей очереди двое бесогонов… или бесобоев. Разница невелика и скорее относится к ситуационной этике – какую-то нечисть изгоняют, какую-то непременно бьют. С нами поздоровались, вежливо, но осторожно, один, толстяк в несвежей полицейской форме, даже перекрестился на всякий случай.
Лысина Сократова, да нас тут вечно считают то героями, то предателями, то революционерами. И кстати, во всех трёх случаях они немножечко правы.
– Тео и Гесс, верно? – деликатно заметил второй, в спортивном костюме бандюги а-ля девяностые, но с абсолютно интеллигентной манерой речи. – Не подумайте ничего плохого, господа, я как гражданин мира готов принять всё и вся. Но разве вас не убили во время последней операции по захвату логова Бурятки?
– Якутянки, – поправил я. – И не операции, а личной встречи, не логова, а бала, не убили, а лишь намеревались помучить. В остальном всё верно, это мы.
– Второй такой собаки в Системе нет, – важно подтвердил полицейский, ненавязчиво намекая, что уж вторых-третьих-четвертых и пятых ребят вроде меня тут на пятачок пучок!
– Следующий.
Гесс даже не успел дать лапку похвалившему его бесогону.
«Спортсмен» подмигнул нам и тихо спросил:
– Между нами, а вы, случайно, не в курсе, за что Марту уволили? Такая привлекательная девочка была, вся из себя образованная, культурная. Хотя и рыжая, конечно. Считается, что рыжие девушки плохо приспособлены к офисной рутине. Им подвиги подавай, коня, лук со стрелами…
– Марты нет? – обалдело вытаращился на меня мой пёс. – А кто погладит мой зад и даст вкусняшки?! Бросила собаченьку.
