banner banner banner
Жизнь в эпоху перемен
Жизнь в эпоху перемен
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Жизнь в эпоху перемен

скачать книгу бесплатно

– Как отдыхает в Крыму? Я не могла опоздать с работы на пятнадцать минут, боялась встречаться с друзьями, а она отдыхает в Крыму?

– А что тут такого? – сказал Раков.

Расскажу еще про одного интересного маминого друга – Ванечку-болгарина, как она его называла. Это был болгарин, военный, по-моему, полковник, который учился у нас то ли в Высшей партийной школе, то ли еще где-то. Осталась фотография. Они ходили в театр, он дарил маме цветы, конфеты (вот как люди раньше ухаживали!) Ванечка ей очень нравился, и она наверняка вышла бы за него замуж, если бы не надо было покидать Россию. Это было для мамы неприемлемо.

В Университете, в котором учился Ванечка, учились также коммунисты из всех стран социалистического лагеря. Интересно, что на вопрос, люди из какой страны ему больше нравятся, Ванечка отвечал, что больше всего доверяет китайским товарищам. Это, конечно, еще вопрос, можно ли им доверять, ведь Восток дело тонкое. Но вот такое мнение было у человека. Мама видела его потом один раз по телевизору, он занимал какой-то пост в советской Болгарии.

Мама познакомилась с папой на Рижском взморье в 1953 году. (Это был в то время очень модный курорт).

На берегах янтарных
Мы встретились с тобой,
Вдали искрилось море,
Шумел морской прибой.
Могучий бор сосновый
Стеной кругом стоял,
За морем и за небом,
За нами наблюдал.
Ты мне сказала: «Милый,
Послушай голос волн,
Он красоты и силы
И нежной ласки полн.
Как будет бесконечно
О берег бить прибой,
Пусть будет так же вечно
Твоя любовь со мной.
Ответил я, не споря:
«За дымкой голубой,
Взгляни, сомкнулось море
С небесной синевой.
Пусть будет нам примером
Их вечный договор!»
Свидетелем бесстрастным
Шумел сосновый бор.

    (Стихи папы)
Приказом от 22.12.1954 г. папа был переведен на завод в город Молотов (сейчас и до революции Пермь) в должности военного представителя ВВС. Неизвестно было, вернется ли он вообще в Москву. В итоге, это была ссылка вследствие конфликта на работе, при том, что папа уже писал кандидатскую диссертацию. Мама хотела поехать к нему и писала в письме: «Без тебя мне не нужен даже Большой театр».

Оба очень любили Большой театр. Вот, например, стихотворение, вдохновленное оперой Бизе «Кармен»:

На площади севильской пляски
Под дробный цокот кастаньет,
Пестры необычайно краски,
До боли ярок солнца свет
Бои быков, контрабандисты,
Цепь бесконечная измен,
В такт музыке звенит монисто
Хоту танцующей Кармен.
Не мог сломить Хозе печальный
Кармен безжалостный отпор,
И лишь судья – удар кинжальный
Решил их нерешенный спор.
Они как дети, но как ясно
В душе моей встает печаль,
Хоть мне не жаль Кармен прекрасной
И Хозе мне совсем не жаль.

Папа в Молотове, конечно, не унывал, в письмах в красках рассказывал о жизни там, написал стихотворение о реке Каме, на которой стоит данный город. Песню на эти стихи даже исполняли в каком-то местном клубе.

Там папа познакомился со своим лучшим другом всех последующих лет – дядей Костей. Через некоторое время папа вернулся в Москву и защитил диссертацию.

Они поженились официально в 1956 году и стали жить вчетвером в одной комнате коммунальной квартиры – мама и папа, дедушка и бабушка – и поставили посередине комнаты ширму.

Расскажу немного о работе мамы в Люберцах. Уже тогда шли разговоры о люберецких хулиганах. Правда, они были не такие, как сейчас. Мама рассказывала, что ей много раз приходилось убеждать подростков, что это хорошо, что нет войны. «Эх, если бы была война, убежал бы на фронт», – делились с ней ребята. Была жива, значит, военная романтика в представлениях мальчишек.

У мамы был редко встречающийся талант по работе с хулиганами. Такая у нее была харизма и смелость, что эти самые хулиганы почему-то ее очень уважали и беспрекословно слушались. В школе некоторые ребята хамили учителям, просто издевались над ними, случалась поножовщина в мужских туалетах. В таких случаях посылали за мамой. Например, мама ведет урок, вдруг вбегает другая преподавательница или же ученица: «Галина Сергеевна! Такой-то матом ругается на учительницу. В мужском туалете дерутся, достали ножи! Идите скорей»! Мама идет на выручку, смело входит в туалет, разнимает дерущихся, а они только бормочут: «А мы чего? А мы ничего!» Маму уважали за то, что она никогда не жаловалась директору, занималась с отстающими, успокаивала матерей, а главное, в ней чувствовалась внутренняя сила и умение влиять на людей.

Здесь будет уместно рассказать знаменательную историю с директорской шапкой. Как известно, с 1943 года по 1954 год в СССР существовало раздельное обучение мальчиков и девочек в разных школах. Некоторое время мама работала в школе для мальчиков. И вот однажды ребята решили устроить вечер с танцами в актовом зале и пригласить девочек из женской школы. Надо заметить, что отношение к девочкам тогда было более трепетное, уважительное, чем во время совместного обучения. Мама была классной руководительницей. Ребята подготовили музыку для танцев и, когда мама уходила из школы, находились в состоянии волнующего ожидания.

На следующий день выясняется, что долгожданный вечер окончился очень плохо. В разгар праздника ворвался разгневанный директор, обругал всех и потребовал прекратить вечеринку. Дело было в том, что ему не понравилась музыка. Интересно, что это было? Джаз? Или, может быть, уже рок-н-ролл? В то время была распространена жесткая критика западной музыки в контексте критики западной культуры в целом. Хотя существовали и отечественные исполнители этой музыки.

Так вот, а у директора (в сейфе!) хранилась дорогая бобровая шапка. Парни сумели открыть сейф и выкрасть эту прекрасную шапку.

Директор рвал и метал, и уже собирался обращаться в милицию.

Мама пошла в класс и спрашивает:

– Ребята, сознавайтесь, где шапка?

– А шапка, наверное, на дне Москвы-реки.

Оказалось, что шапку разрезали на мелкие кусочки и выбросили в туалет.

– Мы знали, что Вы заставили бы нас отдать шапку, но это было бы неправильно. Пришлось ее уничтожить, потому что директора надо наказать.

Мама согласилась со своими учениками.

Она пошла к директору и сказала ему, что шапку уже не вернешь, и что она, вообще-то, на стороне ребят.

– Как Вы можете их защищать? Это же воры, медвежатники! Они открыли сейф и украли шапку!

– И правильно сделали! Они так долго готовились к этому вечеру, для них было так важно познакомиться с девочками! А Вы опозорили их перед девчонками. Ведь мальчики – это будущие мужчины! Как же Вы не понимаете, Вы ведь и сам мужчина!

Директор подумал-подумал и, в конце концов сказал: «Вы правы!»

Вот такой мама герой. Я даже думаю, что директор был к ней неравнодушен.

А запрещать музыку – что может быть глупее? Это только бесило молодежь и при этом не имело никакого смысла.

А на уроках мама поддерживала строгую дисциплину. В классе у нее была тишина. Один раз мама увидела, что двое новеньких (еще не знающих Галину) играют под столом на ее уроке в шахматы, так она подошла тихо и как ударит снизу по шахматной доске: «У меня на уроке ученики слушают учителя, в шахматы не играют!» Фигурки рассыпались. Это был десятый класс. С маленькими она так поступать не стала бы. А с хулиганскими десятиклассниками, видимо, только так и надо было поступать. Они уважали только таких: строгих, но справедливых. Бельмондо в юбке. А матерям юных правонарушителей мама всегда говорила, чтобы они не расстраивалась: оценки не главное, а главное, что в глубине души парень у нее хороший. Она действительно так думала, и очень любила всех своих учеников. Но всю жизнь потом, знакомясь с моими друзьями, мама в первую очередь спрашивала: «А он точно не из малины?» Малиной на блатном жаргоне называли воровской притон.

Олин раз мама вечером шла по Люберцам, ее обступили какие-то люди, хотели ограбить, и вдруг она услышала крик: «Полундра! Это же Галина!». Миг, и все исчезли.

Конечно, это не значит, что в люберецкой школе были только хулиганы. Много лет мама вообще работала в женской школе (где были только девочки), и хулиганок там не было. Просто ей наибольшее удовольствие доставляла работа с трудными подростками. Здесь у нее все получалось, в отличие от многих других учителей, и она всю жизнь с огромным удовольствием вспоминала о своих самых любимых учениках. Талант!

Кстати, несколько раз ее ученики занимали первые места на московских олимпиадах по географии.

Мама считала профессию учителя самой лучшей и очень сожалела, что я, по ее мнению, не смогла бы стать преподавателем. «Ты слишком мягкая, детки тебе на голову сядут», – говорила она. Не очень-то и хотелось!

Ну, вот, я вкратце рассказала истории жизни своих мамы, папы, бабушек и дедушек, все, что знала.

Как жаль, что истории более отдаленных предков теряются в глубине времен. Так не должно быть, ведь каждый человек – это целый мир. Надеюсь, что голограмма (я под этим подразумеваю набор качеств) каждого человека не исчезает, а хранится где-то во Вселенной и может быть воспроизведена (и будет воспроизведена).

И если умирает человек,
То умирает первый его снег,
И первый поцелуй, и первый бой,
Все это забирает он с собой.

    (Стихи Евтушенко)
Начинаю рассказывать свою историю.

II. Детство. Юность. Жизнь в Советском Союзе

Я родилась 15 августа 1961 года. В это время папа работал в поселке Дзержинском под Москвой. Сейчас это город по названию Дзержинский (несмотря на слом памятника в Москве). Почти все население поселка работало на оборонном предприятии НИХТИ (научно-исследовательский химико-технологический институт), где работал и мой папа. Из рассказов родителей следует, что люди в поселке были дружными и сплоченными. В праздничный день они могли пойти в гости чуть ли не в любой дом. Все (ну не все, а многие) знали друг друга. Выйдешь на улицу, и на каждом шагу встречаются друзья и знакомые. Вот так жили в поселке в 60-е годы. Когда мы оттуда уезжали в 1965 году, мама рыдала. Она была человек привычки, и вот, не хотела ехать в Москву.

Во время жизни в поселке произошла история с рыбой (из воспоминаний родителей, конечно). Папа однажды за компанию купил живую рыбу (наверное, карпа). Придя домой, он, к удивлению, обнаружил, что рыба до сих пор жива. После мучительных раздумий в ванну налили воду и пустили туда рыбу. Рыба не собиралась умирать. Вечером, когда стемнело, родители посадили карпа в ведро с водой и пошли на пруд, который находился в центре поселка (местная достопримечательность). И рыба начала новую жизнь.

В Дзержинском и сейчас живет моя троюродная сестра Таня, которая однажды очень сильно помогла мне. Наши отцы были двоюродными братьями. Таниного папу звали Диодор. Редкие имена – это, видимо, семейное.

В 1965 году папу назначили руководителем Главка. Главк – это подразделение министерства, орган управления отраслью промышленности. То есть он стал большим, очень большим начальником. Нам предоставили квартиру в Москве на Бутырской улице (метро Новослободская).

Но папа недолго был большим начальником. Каких-то качеств у него для этого не хватило, и, я думаю, гибкости. Папа был по характеру прямым человеком, он не был карьеристом, не умел и не хотел подстраиваться. И ему больше хотелось заниматься наукой, чем руководить. Примерно через 2 года он вернулся в НИХТИ в должности зам. директора предприятия.

Это было непростое время для нашей семьи. Я, конечно, была еще слишком маленькая, чтобы что-то понимать.

Квартира в Москве у нас осталась (иначе, может быть, я бы всю жизнь прожила в Дзержинском).

Когда мне было 6 лет, мы переехали на Гончарную набережную. Здесь прошли мои школьные и институтские годы.

На Таганке наш подъезд выходит в большой, уютный двор. Когда мне было 6 лет, то есть я еще не училась в школе, я уже сама гуляла во дворе вместе с другими детьми. При этом я считала, что мама меня слишком опекает, и, вообще-то, она действительно слишком опекала, но на улицу отпускала. Видимо, отпускать ребенка играть во двор в те времена было в порядке вещей.

Мы играли в классики, вышибалы, казаки-разбойники, игру, которая называлась «бояре, а мы к вам пришли», прыгали через резинку. В игре «бояре, а мы к вам пришли» дети разделялись на две группы (а, значит, детей было не так уж мало). Каждая группа, взявшись за руки, выстраивалась в линейку на определенном расстоянии перед другой группой. И вот первая группа идет ко второй группе (с предложением, так сказать) и поет: «Бояре, а мы к вам пришли», потом отходит на первоначальную позицию со словами: «Молодые, а мы к вам пришли». Теперь наступает вторая группа: – «Бояре, а зачем пришли, молодые, а зачем пришли?»

– Бояре, мы невесту выбирать, молодые, мы невесту выбирать,

– Бояре, а какая вам мила, молодые, а какая вам мила,

– Бояре, нам вот эта мила, молодые, нам вот эта мила.

Здесь все представители «жениха», соединив руки, указывают на «избранницу». Помню, что иногда некоторые оскорбленные, что выбрали не их, девчонки, начинали шептаться: «А что в Лариске особенного, да ничего в Лариске особенного».

– Бояре, она дурочка у нас, молодые, она дурочка у нас.

Представители «невесты» не хотели ее отдавать. Было и продолжение, но оно сейчас вылетело у меня из головы. Надо запечатлеть для потомства хотя бы то, что помню. Возможно, это была очень древняя славянская игра (из области стенка на стенку). Игры ведь служили не только для развлечения. Это была репетиция, подготовка к жизни.

Помню считалки перед игрой в прятки:

На золотом крыльце сидели
Царь, царевич,
Король, королевич,
Сапожник, портной,
Кто ты будешь такой?
Выходи поскорей,
Не задерживай умных
И честных людей.

Весь асфальт в нашем большом дворе был расписан мелом на классики. В классики играли очень много, постоянно. У каждой девчонки были мелки (предмет первой необходимости). Велась охота за старыми круглыми коробочками из-под крема для обуви. Они набивались песком и назывались «битами». Нужно было прыгать на одной ноге с квадрата на квадрат, толкая перед собой биту, чтобы она не вылезала за пределы нарисованного мелом квадрата.

Эти игры воспитывали не только выносливость, решительность, быстроту реакции, глазомер, но и умение играть в команде, и привычку к взаимовыручке. Например, «Казаки-разбойники» – «казаки» должны были поймать «разбойников» – весело было.

Девчонки иногда играли в «секретики». Под осколочек стекла клали бумажку от конфеты, цветочек, ленточку, эту композицию закапывали, а потом снова находили.

Сейчас я тоже периодически бываю в этом дворе. И тишина. Построили новую детскую площадку. Но где дети? Если удастся увидеть одиноко играющего в песочнице ребенка, я считаю это большой удачей. Но где же ватаги бегающих детей? Где игры моего детства? И ужасно то, что асфальт девственно чист.

Возможно, происходит смена цивилизаций.

Еще картинка из жизни. Помню, мы с папой ездили на ВДНХ, и там детей катали в возке, впряженном в упряжку лошадей. Вообще, на ВДНХ было много лошадей. Сейчас этого нет. Тысячи лет лошадь была верным другом и помощником человека. А потом стала не нужна.

В подъезде у нас было много знакомых. Особенно мама дружила с генеральшей Антониной Анатольевной, а я – с ее сыном Юрой. Прежде чем попасть в Москву, эта семья военных поменяла множество гарнизонов. Юра сменил школ шесть. «Если хочешь стать генеральшей, надо выходить замуж за лейтенанта», – так говорится в фильме «Москва слезам не верит».

Еще очень хорошо помню симпатичного старого соседа Калину Ивановича (никогда больше не встречала это имя). Тогда люди поздравляли друг друга с праздниками с помощью открыток, отправляли их по почте (или клали прямо в почтовый ящик). У нас хранится куча альбомов с такими открытками. Калина Иванович тоже поздравлял нас открыткой: «Дорогие Томас Федорович, Галина Сергеевна и Верочка! Друзья и верные соратники в труде, борьбе и победах! Поздравляю Вас…» А дочку его зовут Галина Калиновна.

В школу в первый класс в первый раз я пришла 13 сентября 1968 года, потому что меня угораздило в августе заболеть мононуклеозом. Меня положили в больницу. Помню, что я не плакала, смело пошла в больницу, но взяла с собой любимую куклу, не зная, что мне потом после инфекционного отделения ее не отдадут. Из-за куклы я долго еще переживала. В больнице меня вылечили с помощью уколов антибиотиков, и, как ни странно, мне там понравилось. Я почувствовала там себя такой самостоятельной и независимой и даже пыталась опекать десятимесячного малыша, который почему-то тоже находился в нашей палате.

И вот десять школьных лет.

Приведу шуточные стихи моей школьной подруги Маши, посвященные мне и нашей школе:

Над тобою господь потрудился,
Сделал все, то, что сделать он мог,
В умиленье сам черт прослезился,
Той работы увидев итог,
Создавал тебя бог без свидетелей,
Втихомолку страдал и творил,
Дал тебе миллион добродетелей,
Сто потов над тобою пролил,
Но создать эталон добродетели
Был не в силах и сам бог-отец,
Нет, не зря, нет, не зря он надеялся
На подмогу 8-й школы спец.