скачать книгу бесплатно
Отрочество. Автобиография… почти. Книга вторая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»
Илья Андреевич Беляев
После детства неизбежно наступает отрочество. Это так же очевидно как дважды два – четыре. Здесь у каждого свои увлечения, планы и замыслы. И хотя друзья еще те, из детства, но добавляются все новые и новые… Жизнь преподносит новые сюрпризы, коварства, некую недосказанность и… руку помощи от настоящих друзей. Но нужно ли все эти подробности тому, кто читает эту книгу, оставленную после ухода из жизни? А нужно ли это тому, кто все еще хочет ее получить, но пока не имеет такой возможности?
Илья Беляев
Отрочество. Автобиография… почти. Книга вторая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»
«… школьные годы подходили к своему завершению, и я не знал, куда израсходовать накопившуюся энергию. Я много гулял, бродил по городу, пытаясь найти цель дальнейшего существования и свою мечту, то, с чем бы я пошел по жизни вперед… и то, что помогло бы мне избавиться от гнетущего прошлого…
И вот, в один прекрасный миг, я понял, что мне нужно делать, что поведет меня дальше и от чего будет завесить моя судьба…»
С мечтой по жизни
Кажется, это случилось давно, так давно, что я почти забыл когда, но все же некоторые моменты, фрагменты воспоминаний у меня все же сохранились. Я поведаю Вам эту запутанную, но в некоторой степени веселую историю, случившуюся тогда, когда я почувствовал себя начинающим иллюзионистом. Но потом случилось такое…
И почему мне везет на всякие неприятности?
«Какой замечательные денек!» – подумал я, без дела шатаясь по городу. Был выходной, и загружать себя работой по дому как-то не хотелось.
Центр города в полдень, как всегда, был заполнен людьми, которые не любили сидеть дома, тем более ранней весной, только-только пришедшей после долгой и нудной зимы. За несколько дней снег растаял, превратившись в воду, а еще через некоторое время теплые лучи солнца подобрали остатки луж, и теперь все выглядело намного красивее и приятнее на вид. Совсем немного оставалось до того момента, когда начнут набухать почки и появятся первые листья. Словно гусеницы, вылезут они из своих «коконов» и наполнят воздух разнообразным ароматом чего-то нового.
Размышляя о том – о сем, я не заметил, как оказался на огромной поляне, которая находилась сразу же за крепостной стеной, построенной сотни лет назад. Здесь раскинул свой разноцветный шатер городской цирк – единственный, сумевший вытеснить других конкурентов, не знающих, по всей вероятности, про этот вид искусства практически ничего. Я слышал о нем по радио, смотрел по телевизору, даже в газете что-то читал, хотя сейчас что-либо вспомнить будет не под силу. Никогда не думал, что буду проходить мимо. Я остановился, стараясь получше рассмотреть шатер. В высоту купол приходился вровень с крепостной стеной, да это и не было такой мелочью, учитывая то, что цирк, вроде бы, – детский. Это все, что я о нем знал.
Меня вдруг потянуло к невысокому заграждению, где рядом около нее находилась доска объявления, разукрашенная в тон со всем остальным. Пробежав глазами по наклеенным объявлениям, я остановился на том, где было написано следующее: «В наш цирковой коллектив, в нашу дружную и сплоченную семью принимаются все желающие дети с восьми лет, все те, кто желает постичь азы жонглерного, акробатического, пластического, эквилибрного жанров; а также клоунаду, фокусов и многое, многое другое». Внизу ровными частями были нарезаны адреса, по которому можно найти цирк, хотя все и так прекрасно знали, где он находится. Что-то заставило меня оторвать один из одинаковых адресов, хотя я понимал, что эта неприметная бумажка просто-напросто заваляется в одном из карманов, как и многие другие, оторванные ранее.
Я развернулся и прислонился спиной к железному стенду с объявлениями. Он мне показался почему-то теплым, даже слишком теплым. «Может, от солнца?» Нет, сегодня оно светило мало, а потом вообще скрылось за тучами, которые за считанные часы заполонили небо. «Здесь что-то еще». Еще? Сколько раз я ловил себя на этом: в трамвае, когда собирался сесть на одно из пустующих мест, но воздержался от этого и оказался прав; когда на него сели, а трамвай дернулся, то сиденье накренилось, а затем завалилось на бок вместе с сидящим. Шутники постарались! В автобусе же, держась за перекладину, я почему-то перешел к другой и оказалось, что не зря: спустя минуту раздался скрип и перекладина сломалась, от чего держащиеся за нее полетели в разные стороны. На сей раз постарались ремонтники! Больше я в подобном не задумывался и искал подвох даже там, где его почти не было. Вот и сейчас я не стал испытывать судьбу и, сделав шаг вперед, резко обернулся. Начинало холодать, и мне невыносимо хотелось постоять хотя бы еще минуту и согреться, но я взял себя в руки и расслабился. Я всегда так делал, хотя даже сам не знал почему. Видимо какой-то внутренний инстинкт.
Как ни странно, но ничего не происходило. Я уже было хотел усмехнуться над собой, но как раз в этот момент у самого основания доски объявлений еле видимое свечение, которое увеличиваясь в размерах, быстро «пробежало» вверх и, вернувшись обратно, ушло в землю. Забавно, но я догадался, что это было. Похоже, здесь кто-то очень искусно замаскировал ловушку. Я где-то читал про такое: ловушка, срабатывающая при повышении температуры или подходе на заранее установленное место. Значит, здесь или даже дальше мог оказаться любой из окружающих, который испытал бы на себе ток в сто пятьдесят вольт. Ведь видел я именно это, когда по железу «пробегала» яркая полоска. Мне вдруг захотелось найти ловушку и того весельчака, который оставил эту технику здесь.
Я стал смотреть по сторонам в надежде обнаружить что-нибудь подозрительное, но поблизости ничего не было, не считая небольших кустов, расположенных около шатра. Присев, я стал осторожно прощупывать землю и вскоре наткнулся на небольшой изолированный проводок. Дернув за него, я понял, что он начинается именно в тех кустах. Осмотрелся. Вокруг никого не было, и мне можно было заглянуть в кусты. «Хотя если меня кто-нибудь увидит, то скорее всего мне не поздоровится. Никто не любит тех, кто сует сувой нос в чужие дела, даже на такое небольшое расстояние». Я подошел к полутораметровому забору и уже собрался перелезть через него, как в самую последнюю минуту заметил двух милиционеров, вынырнувших из-за угла соседнего дома и направлявшихся сюда. Меня они, к счастью, не заметили, но нужно было срочно что-то предпринять, иначе я пропал!
Рядом со мной находились ворота, и, хотя они были закрыты на большой черный замок, по-видимому, китайского производства, – это был мой последний шанс разгадать электрическую тайну. Я быстро достал спрятанную в ремень десятисантиметровую шпильку и, поковырявшись в замке, также быстро его снял. Ворота оказались скрипучими, и мне пришлось приложить немало сил для того, чтобы приподнять дверцу и хотя бы ненамного приглушить скрип. Затем, оказавшись внутри, закрыл ее, повесил на место замок и, пригнувшись, побежал к кустам.
Пошел мелкий редкий дождик. «Как быстро погода меняется! – подумал я, найдя небольшой лаз и протискиваясь меж ветвей. – Совсем недавно светило солнце, а теперь дождь идет. Что творится на белом свете!»
Через некоторое время я оказался в центре огромного кустарника и даже представить себе не мог, что он так огромен. Здесь я нашел то, что искал: прямо на земле лежала железная коробка с тремя кнопками, от которой в землю уходил провод. Приподняв, я стал искать на ней хоть какие-нибудь опознавательные знаки или способ применения, но кроме надписи «Сделано в России» не нашел ничего. К тому же это был единственный прибор, находящийся в кустарнике. Мне не оставалось ничего другого, как убраться отсюда подальше, но была одна проблема – милиционеры. Теперь они находились около доски объявления и не собирались никуда уходить.
– Ну что ж, не хотите, как хотите, – прошептал я и нажал на кнопку.
Оба, как по команде, отскочили из-под навеса и стали массировать плечи.
– Нечего прислоняться, куда не следует, – пробормотал я и стал осторожно выползать из кустов, как пьяный после попойки.
На сей раз, милиционеры были заняты тем, что искали поблизости источник тока, но с этим они вряд ли скоро преуспеют.
Благополучно выбравшись и не порвав ни футболку, ни штаны, я обогнул шатер с другой стороны и собрался перелезть через забор, как услышал, что внутри происходит какое-то действие. Любопытство взяло верх и, найдя хорошо скрытую метровую дырочку (видимо безбилетники постарались), заглянул в шатер. Там, в центре манежа, стояли двое юношей, которые держали на плече шест. А на нем делала всевозможные перевороты девочка лет четырнадцати, не больше, хотя по ее росту можно было дать ей и меньше.
Я покачал головой и улыбнулся: мальчишки еле стояли на ногах, их просто кидало то в одну, то в другую сторону. Из этого можно было сделать два вывода: либо они держали ее в первый раз, либо эта девочка слишком тяжела даже для двоих. Второе мне как-то больше понравилось, да и к данному моменту подходило удачнее всего. Определять вес для меня всегда было проблемой, но я все же попробовал. Получилось килограмм сорок – сорок пять.
– Ого, ну и бочоночек! – прошептал я, вспомнив свою одноклассницу, килограмм за семьдесят, при росте в метр шестьдесят. – Нет, скорее ящичек, до бочоночка она еще не добрала. А все же интересно, эта палка когда-нибудь ломалась?
– Конечно, нет, – ответил мне кто-то, но я отнесся к сказанному с безразличием, приняв чей-то ответ за свои мысли.
– Странно, – сказал я, – почему-то думал обратное.
Наконец до меня дошло, что помимо меня, здесь находится кто-то еще. Я посмотрел вправо, затем влево и увидел стоящего в пяти метрах от меня мальчика, загримированного под клоуна, с веселой разноцветной шапочкой на голове.
– Я давно за тобой наблюдаю, с того самого момента, когда ты подошел к нашим объявлениям.
– Значит, это ты придумал электродоску?
– Да. Впечатляет?
– По правде говоря, не очень, чего нельзя сказать о вашей охране, которая наверняка до сих пор испытывает «непередаваемые ощущения»!
День испортился окончательно. Все небо заволокло какими-то черными тучами, через которые не могли пробиться лучи солнца, и если совсем недавно дождь только-только начинался, то теперь лил как из ведра, и я даже сам не заметил, как оказался внутри шатра. Здесь было так же, как и в других цирковых коллективах, в которых мне доводилось побывать еще в детстве: тепло, уютно и красиво. В двенадцать рядов, по кругу вокруг манежа располагались скамейки, рассчитанные приблизительно на пятьсот человек. Да-а-а, шатер был сделан на славу. Ни одной лишней стойки, ни одной лишней трапеции или каната – только то, что нужно во время выступлений.
– Быстро же ты справился с нашим замком, – прервал мои размышления мальчик. – Долго учился?
Он подошел ближе и сел напротив меня.
– Слушай, а ты не хочешь заниматься у нас?
«Так вот почему он не позвал охрану! У них, по-видимому, не хватает артистов и я, как ни странно, для этого подхожу. Смешно!» – промелькнуло в голове, но я ничего не ответил, а он все говорил, пытаясь убедить, что я наиболее подхожу для занятий в цирке.
– … научишься жонглировать, растянешься, может быть, акробатом станешь!
«Да-да, только этого мне не хватало», – подумал я и, перебив его, заговорил сам.
– Подожди, не спеши, для начала давай просто познакомимся! Тебя, вот, как зовут?
– Иннокентий. Во время выступлений и для друзей просто Кеша.
– А меня Игнат. Будем знакомы!
Мы пожали друг другу руки, и первым заговорил он:
– Так как насчет моего предложения?
– Я подумаю. Обещаю. А как тут у вас с фокусниками?
– Что, хочешь выбрать этот жанр?
– Почему бы и нет?
– У нас есть одна, хотя проку от нее мало. Второй год одни и те же трюки показывает, но если ты начинающий, то на ее место не возьмут даже тебя. Публика любит не так ее трюки, как манеру исполнения. Это служит как бы своеобразным преимуществом. У нее свое «лицо», свой имидж и стиль. Даже несколько поклонников имеется.
Я, молча, кивнул головой и, уже выходя из шатра (на этот раз через дверь), сказал:
– Еще увидимся!
Он улыбнулся и проводил меня взглядом.
Оказавшись на улице, я вдохнул свежий воздух и быстро перелез через забор. Дождь все еще продолжался, но зато стало не так жарко и душно. Я заметил, что сейчас чирикают воробьи. По-видимому, и они до этого где-то прятались от жары. Подул легкий ветерок, приводя в движение макушки деревьев и усиливая дождь.
«Дождь, конечно же, я люблю, – думал я по дороге, – но не до такой же степени!» Домой мне мокрым возвращаться ну никак не хотелось, к тому же с утра я принимал душ. Ускорив шаг, я через пять минут оказался на остановке.
Как бы там ни было, но я домой все же пришел. Моя футболка и штаны полностью промокли и требовали немедленной сушки, что я и сделал.
Глядя в окно, я думал, что что-то не так. Меня взбудоражили слова того мальчика. «А почему бы и нет? Всегда можно начать свое обучение и постараться добиться чего-то большего. Что ж, попытка не пытка. Придется показать им, чего я добился за три года работы в одиночестве».
Перед сном, еще раз все подумав, я собрал чемодан со своим реквизитом и, поставив его в прихожей, пошел спать с тем чувством, которое испытывает на себе человек, у которого завтра экзамен. Через это я уже проходил несколько раз, но на душе все равно было не спокойно.
Утро пришло даже быстрее, чем я ожидал. Настроение – великолепное. В мыслях – полнейшая ясность. На душе – покой и безмятежность. Как всегда, по утрам я заварил себе черный кофе и во второй раз чуть не ошпарил кипятком кошку Мурку, которая все время ошивалась рядом, не давая проходу. Наконец, я сделал первый глоток и мимолетно скользнул взглядом по циферблату часов, висящих над окном. Окаменев, я уже более внимательно посмотрел на часы и непроизвольно поперхнулся, да так удачно, что все-таки сумел облить Мурену кипятком. «Вот блин! – подумал я, удивляясь себе и своей невнимательности. – Уже почти десять, а к этому времени я уже должен был быть у шатра. Ё-моё, и о чем только думаю?»
Так и не допив кофе, я начал быстро одевать первую попавшуюся одежду (выбирать что-нибудь получше просто не было времени) и вскоре оказался в потрепанной футболке и каких-то джинсах, которые сегодня увидел впервые. Скорее всего, это потому, что давно не наводил порядок в своем гардеробе. Через несколько секунд выскочил на улицу. Солнце стояло уже высоко и продолжало согревать землю, хотя та и так была достаточно теплая.
Бежать с чемоданом было как-то неудобно, но я не придавал этому никакого значения, вернее сказать, ровно столько же, сколько тому мальчишке, который только что влетел с велосипедом в кусты. Это произошло в тот момент, когда я заворачивал за угол одного из домов. Я всего на несколько секунд опередил его, выскочив справа. Испугавшись, он нажал на тормоза и повернул руль в ту сторону, где я находился пару секунд назад. Как ни странно, но тормоза не сработали, и велосипедист продолжал настойчиво катиться вперед, прямо в большой куст, посреди которого рос тополь. Его страх возрос еще больше, и именно поэтому он, не свернув, въехал в кусты. Раздался шум, треск и из кустов он почему-то вылетел уже без велосипеда. Как говорилось ранее, я не придал этому никакого значения, даже не обернулся, но зато все-таки успел на трамвай, именно на тот, на который и хотел.
Я уже давно подметил, что трамвай под номером двести шестнадцать не останавливался на шести остановках, пропуская их и в недоумении застывших там пассажиров. Но как бы ни сложились обстоятельства, до центра я доехал за восемь минут, побив собственный же рекорд на этом же трамвае.
Выйдя, я вдохнул воздух, более чистый и свежий, чем в душном переполненном трамвае, и вновь побежал. Одолев с полпути, я подумал: «А почему, собственно говоря, я туда иду?» Остановился… «Что на меня так подействовало, если я быстро переменил свое мнение? Раньше подобного не происходило, да и вообще я в цирк не ходил уже лет сто. Если хорошенько подумать, то что я там не видел? Но, с другой стороны, не мешало бы попробовать, когда зовут. Вот если не понравлюсь им – тогда другое дело. Тогда можно и забыть про него. Ну что ж, вперед! Скоро мы узнаем мою способность к этому жанру»… и вновь пошел к шатру, но уже с целью, а не бездумно, как это было несколько минут назад.
Солнце стало припекать еще сильнее, но на улице людей из-за этого не становилось меньше, наоборот, футболки сменились майками, а некоторые были и вовсе без них. Не повезло лишь собакам, которые все эти дни, должно быть, лежали где-нибудь в теньке и, сопя носом, дремали. В своей густой шерсти они находились как на сковородке, но ничего, они на это не жаловались и продолжали спокойно спать, не обращая внимания на проходящий мимо народ. Почти за неделю я насчитал таких барбосов не то тридцать, не то сорок. Даже со счета сбился из-за их количества.
Как я и ожидал, около шатра не было ни души. Посмотрев на разноцветный купол, уходивший метров на двадцать вверх, вдруг захотел узнать – как же держится вся эта конструкция, но на это не хватило времени. Во-первых: как ни странно, но из-за угла опять выскочили два вчерашних милиционера (кругами они, что ли, ходят), а во-вторых: меня, быть может, в действительности кто-то ждал! Вот только кто, этот кто-то? Явно не друг, не товарищ, не брат, хотя всякое может быть. С такими мыслями я тихо просочился в шатер и прислушался. На первый взгляд все было тихо и спокойно, но чем ближе я подходил к манежу, тем больше убеждался в обратном. Здесь, похоже, находились все участники циркового коллектива, человек двадцать пять, если не больше. Все они почему-то сидели, хотя должны были репетировать, если я правильно знал структуру построения занятий. Присел и я, прислушиваясь к окружающим с еще большим вниманием. Обведя всех глазами, я заметил стоящего в отдалении Кешу, с которым разговаривал вчера. Он стоял с какой-то женщиной, похоже, руководителем коллектива и что-то объяснял. Я подкрался ближе, хотя знал, что этого делать не следует, но зато с того места, где я оказался, можно было слышать весь разговор, или, по крайне мере, его большую часть.
– Да придет он, – сказал Кеша женщине.
– Как ты можешь быть в этом уверен, если общался с ним десять минут или того меньше? – спокойно произнесла она.
– По его глазам можно было понять, что он придет! Видели бы вы его в тот момент, сами бы это сказали!
– Будем надеяться, но даже если он и не появится, будет не так страшно. Коллектив у нас большой, в программу вкладываемся и пока живем относительно неплохо.
– Так-то оно так, Любовь Васильевна, но лишние артисты нам не помешают.
– Лишние? Да тем, кто к нам пришел учиться, не менее года нужно, а уж потом я буду думать, выпускать их на сцену или нет. Или ты думал, что все так просто: пришел, позанимался и выступай? Нет, мой дорогой. Для того чтобы дебютировать, нужно учиться, учиться и еще раз учиться, иначе подобного не произойдет!
– Да-да, я уже в этом убедился.
– Ну вот, а спрашиваешь.
Я понял, что сидеть здесь можно до бесконечности, совершенно ничего не делая, а только прислушиваясь к разговорам других. В таком случае, зачем мне понадобилось приходить сюда, если провести время я мог и дома? Подумав об этом, я сразу же встал и открыто пошел к манежу. И только когда до него оставались считанные метры, меня заметили. «Ну и «глазастые» они! – подумал я. – Если и дальше будут так разговаривать, то я не удивлюсь, когда в один прекрасный день у них стянут весь этот «шалаш».
Дойдя до середины манежа, я остановился, поставил свой чемодан и уже более внимательно осмотрелся кругом. Как я и ожидал, на меня устремили свой взгляд все присутствующие, хотя понять что-либо по моему виду было трудно, да к тому же я совершенно не отличался от них. Обыкновенный парень в потрепанной одежде. Хорошо, что и у них она не оказалась лучше, видимо, это из-за многодневных и многочасовых репетиций и тренировок. Их поведение было для меня не ново. Я знал, что любой новый участник какого-либо коллектива всегда вызывает немалое любопытство, но это, как правило, только на первое время. Зато потом о нем никто и не вспоминает. Только когда нужна помощь, идут к нему, к другому, к третьему…
Больше половины было девочек, хотя и мальчиков присутствовало немало, как мне показалось, ровно столько, сколько нужно. Да-а-а, цирк считался не для юношей, как мне казалось. «В детстве они хотят чего-то другого, а когда поймут, что могли бы заниматься там, то бывает уже слишком поздно. Вот и выходит все не так, как надо».
Обдумывая все это, я увидел ту самую девочку, которая так виртуозно крутилась на шесте, совершая разнообразные трюки. «Видно одно – мастер своего дела, если в таком возрасте, да еще без страховки делает двойное сальто в воздухе и умудряется точно приземляться на шест». Первый раз за неделю я удивился, хотя делаю я этот редко.
– Так это и есть тот юноша, о котором ты рассказывал? – обратилась женщина к Иннокентию.
– Да. Это он.
Она встала и подошла ближе.
– Ну что ж, добро пожаловать в наш коллектив! Что привело тебя сюда? Обычно юноши в твоем возрасте не приходят. Говорят: «Это нам не нужно. Мы уже взрослые!» Но ты ведь не из их числа. Ты же пришел! Так все же, почему ты решился на это?
– Да вот вчера шел мимо, увидел объявление, прочитал, затем познакомился с Иннокентием, – указал я рукой на мальчика, – и так как я уже три года показываю свое домашнее творчество друзьям, то подумал: «А почему бы не продемонстрировать его и вам!» Если не подойду, горя большого не будет.
– Ну что ж, мы посмотрим твое умение, но чуть попозже, а сейчас присядь куда-нибудь, где тебе удобнее наблюдать и посмотри на нашу фокусницу. Представляю тебе Анастасию Конарейкину. Если ты нам подойдешь, то выступать будешь с ней в паре.
– Хорошо! – сказал я и сел в одно из пустующих кресел.
Негромко зазвучала джазовая мелодия, которую я мог узнать где угодно. На середину манежа вынесли небольшой столик с лежащими на нем разнообразными платочками, ленточками и веревочками. Вслед за этим вышла девочка лет двенадцати-тринадцати с длинной, до пояса, косой. Одета она была как на выступление: в блестящем черном платье, в белых, как снег, перчатках и таких же туфлях. В руках она держала «волшебную палочку», окрашенную в черный цвет. Она посмотрела на меня, сделала комплимент, и номер начался!
Сперва она подняла со стола синий платок и, завязав на одном его конце узел, взялась за него и, выставив вперед свободную руку, поставила платок ребром на ладонь. Убрала правую руку, но платок не упал, продолжая стоять, как будто сила тяжести на него уже не действовала. Смяв его, девочка бросила платок одной из ассистенток и взялась за веревочку. Завязала посередине узел, взяла ножницы и разрезала его. Потом скрутила веревку клубком и, взявшись за один конец, отпустила весь клубок, позволив ему раскрутиться до конца и убедиться в том, что хотя шнурок и был разрезан посередине, то каким-то невероятным образом вновь соединиться в одно целое. После этого она все же разрезала его пополам и завязала каждый конец друг с другом, получив при этом два кольца, которые были совершенно одинаковые и ничем не выдавали своего секрета. В следующее мгновение одно кольцо прошло через другое, и таким образом получилась цепь, правда из двух колец. Еще один взмах – и они вновь по отдельности. Отдав их ассистентке и взяв небольшую коробочку, Настя открыла ее с двух сторон, показала, что она совершенно пуста, и поставила на стол. Но как только она это сделала, сразу же открыла верхнюю крышку и стала извлекать разнообразной длины и цвета платочки и ленточки. После того, как она оставила коробку в покое, ей вынесли металлический треугольник, в котором, как она продемонстрировала, ничего не было. Для большей убедительности, девочка перевернула и потрясла его. Потом положила туда чистый лист бумаги и, сделав несколько таинственных пассов, извлекла уже не просто белую бумагу, а цветную картинку с изображением какого-то хвойного леса. Наконец пошел последний трюк из ее небольшого номера – сачок. Показав его пустым, она опустила на его дно небольшую метровую ленту и также сделав несколько пассов, достала уже не ленточку, а большой платок того же цвета. Положив скачок на стол, Настя сделала завершающий комплимент и отошла в сторону.
Музыку выключили, и ассистентка собрала со стола весь реквизит, включая настольную скатерть, вышитую блестками и имеющую замысловатый рисунок, больше напоминающий цветы или что-то в этом роде.
Меня этот номер мало удивил, так как все фокусы я знал, исключая разве что треугольник, хотя и о его конструкции имел представление.
Как я уже заметил, кроме нас, здесь никто не репетировал. Видимо, у них так было всегда, когда приходил кто-то записываться. Тогда-то ему и показывали тот жанр, которому пришедший хотел научиться. В данном случае это был я, но честно сказать, номер не произвел на меня того впечатления, на которое я почему-то рассчитывал. Уж очень он был как-то сух и непродолжителен. Может, так было только сейчас? Нет, как я знал из книг, репетиция – это обычно то же самое выступление, но только без костюмов и публики. Именно так и раскрывается талант! Здесь же было что-то не так!
– Вот, это все, что мы показываем из жанра фокусов, – сказала Любовь Васильевна, откинувшись к спинке стула, – но я искренне надеюсь, что ты внесешь в этот жанр что-то большее и сможешь занять место фокусника, освободив от этого Настю.
– Но вы же говорили, что она будет работать со мной.
– Как ассистентка – да, но не как главная исполнительница.
– Ясно.
– Видишь ли, она участвует во многих номерах и, честно говоря, еле успевает переодеть костюм для следующего выхода. Она слишком много взяла на себя номеров, хотя ни я, ни кто-либо другой не заставляли ее этого делать. Настя – одна из немногих, кто учится, учится и еще раз учится, осваивая один жанр за другим. Здесь все так делают, но она лучшая ученица.
– В таком случае, почему же вы не уберете этот номер из программы? – спросил я, взглянув на Иннокентия, а затем на Настю.
– Как ты сам понимаешь и знаешь, какой же цирк без фокусов или другого жанра. Настоящий цирк должен включать в себя все! И не важно, что номер короткий. Главное, чтобы безукоризненно исполнялся. Стиль, манера – вот что главное.
– Вы меня, конечно, извините, но что-то я не заметил ни того, ни другого.
– Девочка просто устала. Уж слишком много выступлений пришлось нам сделать за эту неделю. Они все устали! – развела руками женщина, указывая на весь коллектив.
– Я понял! Но почему же тогда вам не хватает участников? Как я вижу, здесь находится как минимум двадцать человек.
– Двадцать четыре, – уточнила Любовь Васильевна – но и их иногда трудно найти дома. К тому же шесть из них полностью посвящены в клоунские репризы и, кроме этого, мало что умеют. Трое из мальчишек, кроме эквилибра на катушках, ничего не знают. Да я уже не прошу от них чего-то большего – все равно не справятся. Только время потеряют.
Я не знал, о ком она говорила, но понял сразу же, видя, как трое ребят вдруг покраснели и опустили голову. Хотя на самом деле им не было стыдно. Это угадывалось по их улыбкам, которые долгое время не сходили с лиц и, скорее всего, не думали сходить.
