скачать книгу бесплатно
Навстречу Мэй
Ирина Бэйли
Потерянный и уставший от монотонной жизни и несчастливого брака успешный миллионер Тайлер Найт решает вложить деньги в фильм своего друга, известного в прошлом режиссера, а в итоге получает не только отдачу от вложенных средств, но также исполняет мечту своего детства, находит любимую женщину, а в конечном итоге обретает и самого себя.
Ирина Бэйли
Навстречу Мэй
Посвящается моим дорогим родителям,
сестре Олесе, крестнику Максиму и бабушке Вере.
За их любовь и поддержку.
Часть первая
Глава 1
Серебристый осколок небоскреба вонзился острым шпилем в середину темно-синего лондонского неба. У его подножья золотистой гирляндой поблескивал суетливый город. Темза, неизменно угрюмого цвета, неспешно виляя красивыми изгибами, уходила на север. На тридцать втором этаже горделивого стеклянного великана кипел предвыходными эмоциями роскошный ресторан.
– Это гениально, Зак. Старина, я не перестану повторять: талантливый человек талантлив во всем. Ты не только отличный режиссер и актер, но еще и гениальный сценарист!
Зак мягко улыбнулся, словно принял этот комплимент как что-то само собой разумеющееся, как будто ему говорили подобные слова каждый день и поэтому он не находил в них ничего вдохновляющего.
– Это не сценарий. И ты прекрасно знаешь это, Тайлер. Я написал книгу.
– Да, я знаю. Но из нее получился бы отличный фильм. Пока я читал, в моей голове то и дело прокручивались картинки. Ты знаешь, как я люблю кино. Хорошее, качественное кино. Так вот именно оно и получилось в моем воображении благодаря твоей книге.
– Я тоже, – замялся Зак и негромко добавил: – любил когда-то кино.
– Да хватит тебе. Сколько можно сидеть в подполье. Пора выходить на свет. И это, – Тайлер похлопал по стопке листов, аккуратно связанных черной тонкой веревкой, – именно то, что нужно. Качественное кино, срежиссированное и написанное тобой. Твое, авторское кино, Зак. Разве не об этом ты всегда мечтал, работая на кинокомпании, где ты получал заказы, которые ты терпеть не мог?
Получив в ответ лишь колючий взгляд, Тайлер внимательно посмотрел на Зака. Они не виделись несколько месяцев, и за это время в его друге произошли глубокие изменения. Неухоженность не шла ему. Раньше он всегда следил за собой и выглядел отменно, теперь же его темные густые волосы местами поредели и казались скомканными и неряшливыми. Серьезности ему было всегда не занимать, но этим вечером он казался не серьезным, а уставшим, придавленным реальностью, которая опротивела ему.
Его скучающий, отрешенный взгляд, говорил о том, что он и не пытался из этой реальности выкарабкаться. Сдавшись, он прогнулся под давлением собственной слабости. Он упал на дно надуманной безвыходности и в знак капитуляции вяло опустил руки, выпустив из них единственное оружие, которым владел в совершенстве, – кинематограф. Он стал собственной тенью. На нем была черная несвежая рубашка, скрывающая появившийся круглый живот, и джинсы с потертыми внизу краями. От его былой ухоженности остались только манеры. Именно они выдавали в нем человека, привыкшего к хорошей жизни.
А еще его медленные, величавые движения, когда он изучал меню, уверенный, сверлящий взгляд, когда слушал своего собеседника, расслабленные жесты официанту.
Тайлер ощутил чувство несправедливости. Ему было непонятно, почему величайшие умы отказываются от своего дара, обменяв его на мнимое состояние покоя. Почему они принимают решения во вред себе, совершают поступки, которые противоречат их природе. Ему вдруг захотелось вытащить своего друга из депрессии. И хотя подобные мысли ему самому показались эгоистичными, в этом эгоизме он ощущал смысл, как будто это желание ему навязали извне и он принял его, делая уступку целому миру.
– Тайлер, я дал тебе почитать книгу, потому что ты мой друг. И потому что у тебя нет времени читать, – вымолвил Зак, сделал глоток вина и поставил высокий бокал на стол. По прозрачному краю потекли густые красные капли, оставляя на стенке жирный след.
– И все же я читаю, но место в моей голове может быть занято только тем, чему я доверяю, Зак.
– Я рад, что ты доверяешь мне.
Зак опустил голову и посмотрел на черный экран телефона.
– Я готов выступить в роли исполнительного продюсера и вложить деньги. Я хочу создать что-то ценное, и когда я читал твою книгу, я осознал это. У меня был самый настоящий инсайт. Я вдруг понял, чего мне не хватает в жизни. Я с детства коллекционирую фильмы. Езжу на кинофестивали. Точнее, ездил, когда ты был на коне. И вот оно логичное завершение моей любви: сопричастность к рождению фильма. Вернее, участие в зачатии, сопровождении беременности, принятии родов, а затем и ответственности за совершенное.
Зак поморщился.
– Да уж. Не помню, чтобы ты когда-либо был столь красноречив, – сказал он и покрутил ножку бокала, наблюдая, как вино играет рубиновым цветом в приглушенном мерцании роскошных люстр. Он по-прежнему выглядел отрешенным и не проявлял никакого интереса к происходящему. – Я благодарен тебе за отличные слова, дружище, и рад, что тебе понравилась моя книга, но я не готов пока даже печать ее. Мне хотелось просто кому-то дать ее почитать. Такое, знаешь ли, глупое тщеславие, которое я до конца так и не истребил в себе. А поскольку я был уверен, что ты не будешь ее читать, то решил доверить ее именно тебе. Но, видишь ли, просчитался. Да уж. Как бизнес?
Он бесцеремонно перевел тему.
– Бизнес мой на том уровне, когда я могу позволить себе заниматься чем угодно. Например, купить моему хорошему другу киностудию и парочку достойных актеров, если он не изъявит желания играть сам.
Зак молниеносно взглянул на Тайлера, и в его глазах на мгновение загорелся слабый огонек.
– Давай сменим тему, прошу тебя. – Зак снова помрачнел. – Эта страница закрыта. Навсегда. Я подумаю о том, чтобы напечатать книгу, если она так хороша, как ты говоришь. Я рад, что мы увиделись. Время летит. Чин-чин. Отличный выбор ресторана. Ты любишь высоту.
Он слегка поднял бокал вверх и выпил остаток вина до дна. С кухни доносились запахи жареного мяса и пряностей. В зале было шумно, несколько человек, сидевших за столиками, оживленно беседовали, фоном им подыгрывала расслабляющая музыка.
Два бизнесмена, расположившихся у окна, казались сосредоточенными на чем-то важном.
– Зак, я тоже рад тебя видеть, но не думай, что я просто так от тебя отстану. Ты знаешь, что я привык добиваться своего, когда речь идет о бизнесе. Ты блефуешь, мой друг, и мне это нравится. Наслаждайся своим очередным триумфом. За тебя!
– Об этом не может быть и речи, я серьезно. И не пытайся на меня давить. Да и кино это не бизнес. Это искусство.
– Смотря какой бизнес.
Зак хмыкнул.
– Знаешь, что труднее всего дается в работе режиссера? Хорошего режиссера? Пропускать все через себя. А мне кажется, я больше не готов на это. Мой внутренний фильтр забился. Я больше не способен переживать.
Он посмотрел в окно. В соседних высотках хрустальные шапки крыш красиво переливались на фоне черничного неба. После трудового дня город загорался предвкушением долгожданных выходных.
– Осенью лондонские вечера становятся темными. А скоро совсем почернеют, – устало сказал он. – Хорошо, что есть бессонные огни на улицах. Только они и спасают, когда я возвращаюсь домой пешком. Хотя что толку в моей квартире в центре Лондона? Лучше уехать жить куда-нибудь на юг, а то и вовсе из страны.
– Мой новый год всегда начинается осенью. Вот и этот я хочу начать сегодня. С тобой, – не унимался Тайлер. – Успеешь уехать на юг. И к тому же: куда ты собрался из страны? Тебя сначала ждут великие дела. Со мной. В центре Лондона. Я уезжаю в понедельник в командировку, а после того, как вернусь…
– Я буду рад снова тебя видеть, – не дал ему договорить Зак и посмотрел на хорошенькую официантку с аккуратно сложенными сзади светлыми волосами и кукольным личиком.
– Ваше горячее, сэр, – поставив тарелки, нежным голосом с восточно-европейским акцентом пропела она. – Как вам вино?
Она аккуратно наполнила бокалы, бросив кокетливый взгляд на Тайлера.
– Оно превосходное! Мне очень нравится, – смущенно сказал Тайлер, нервно кашлянув.
Он никогда не чувствовал себя уютно в окружении женщин. Он не находил в их обществе ничего пленительного и зачастую не знал, как поддержать разговор, чтобы не выдать своего стеснения. Поэтому он по возможности избегал любого соприкосновения с прекрасным полом.
– Так вот, после того, как я приеду из командировки, мне бы хотелось вернуться к нашему разговору, – спокойным голосом произнес Тайлер.
Зак все с тем же отрешенным взглядом, но с аппетитом справлялся с куском кровавого стейка и, казалось, совершенно не слышал, что только что сказал его товарищ.
По дороге домой Тайлер Найт решил прогуляться и зайти в food hall, один из самых дорогих универмагов мира, удобно соседствующий с его пентхаузом. Он поймал себя на мысли, что ему не хочется идти домой, хотя он пообещал своей жене Люсиль, что вернется сегодня пораньше. Растягивая вечер, он медленно, не глядя по сторонам, шел по оживленной улице и вдыхал теплый сентябрьский воздух.
После ужина с Заком внутри почему-то остался неприятный осадок. Тайлер не привык проигрывать, но столкнувшись с непробиваемой стеной, собственноручно выстроенной его другом, он ощущал досаду от поражения. Он видел в Заке Россе творца, которого ему всегда не хватало в самом себе. Его серый костюм, в котором он пришел прямиком из офиса на встречу, символизировал его жизнь – она была серой. Он много работал, ходил по ресторанам, путешествовал. Но делал это бесцельно. Он женился на красивой женщине, когда-то она его сильно привлекала, и он не мог понять, что именно изменилось в его отношении к ней за последний год. У них не было детей, но она и не хотела их рожать, опасаясь за свою точеную фигуру и свободное время. Она не замечала нарастающей отчужденности мужа или делала вид, что ничего не происходит.
Тайлер вошел в универмаг, и облако дорогих духов, доносившихся отовсюду, окутало его сознание. Он прошел в комнату с винами, аккуратно уложенными на полках, словно младенцы в колыбели. Он оглядел бутылки, названия большинства которых были ему знакомы. И не ощутил ничего. Ни желания, ни радости, ни отвращения.
Он прошелся по магазину, переводя взгляд с улыбающихся белоснежными улыбками продавцов на свежую душистую зелень, разноцветные фрукты, аппетитные куски мраморной говядины, красиво упакованные сладости, и понял, что ему все еще ничего не хочется. И дело было не в ужине, который почти переварился. Он просто хотел отпраздновать выходные с Люсиль, а теперь ему хотелось прийти домой и лечь спать. Он вернулся в комнату с винами и купил самое дорогое шампанское для жены. Она любила ценники, а содержимое ее совершенно не волновало.
Тайлер достал из кармана телефон и надиктовал голосовое сообщение Заку Россу: «Я знаю, что ты еще не успел по мне соскучиться, но ты не поверишь, что со мной только что произошло. Я пришел в самый роскошный food hall, с самой дорогой едой, возможно, даже во всем мире, и понял, что могу позволить себе все, что угодно, но мне ничего не хочется. У меня нет аппетита. Бьюсь об заклад, что это хуже, чем голодать. Потому что когда ты не можешь купить себе еду, у тебя, по крайней мере, появляется стимул жить. Теперь я понимаю тебя, дружище. Но с этим однозначно нужно что-то делать. Конец связи».
Последние слова он договаривал, уже выйдя из универмага, двигаясь быстрыми шагами по направлению к дому. Пройдя мимо консьержа, расплывшегося в приветственной доброжелательной улыбке, Тайлер зашел в лифт и нажал на кнопку пентхауза. Еще несколько секунд можно было побыть наедине с собой, прежде чем вернуться в семейное гнездышко, безвкусно, но с огромным вдохновением, свитое его женой.
– Я уже думала, что никогда тебя не дождусь, дорогой, – пропела сладким голоском Люсиль.
Она была одета в шелковый серебристый халат и серебристые тапочки на небольших каблучках. Ее светлые, длинные волосы были распущены и идеально уложены. В ушах сверкали крупные бриллианты. Она театрально облокотилась на стену, выставив вперед длинную стройную ногу, и сложила тонкие руки на груди. В ее свежем, ухоженном лице не отражалась ни одна мысль. Тайлер никогда не мог угадать, о чем она думает и в каком прибывает настроении. Ее голубые глаза были влажными, но пустыми. Розовые пухлые губки были до неестественности накачены регулярными уколами и придавали ей вид вечно капризного ребенка.
– Я ужинал с Заком Россом. – Поцеловав жену в щеку, Тайлер прошел на кухню и открыл шампанское. В воздухе элегантно растворился дымок, а в высоких бокалах со сверкающими кристаллами в ножках заиграли искрящиеся пузырьки. – Мы обсуждали бизнес.
– Ну конечно, – недовольно сказала Люсиль, еще больше надув губы. – Что еще ты умеешь обсуждать, кроме бизнеса? Зак Росс? Тот депрессивный режиссер в отставке, которого бросила жена лет сто назад?
Она подошла к Тайлеру, обняла и неожиданно слегка стукнула его по груди:
– Я очень скучаю, когда тебе нет дома долгое время. Ненавижу твою работу.
Тайлер улыбнулся и прижал к себе жену. Он знал, что Люсиль сейчас разыгрывает перед ним спектакль, и его это забавляло.
– Зак Росс не депрессивный режиссер. Он гениальный режиссер. Надеюсь, что мой проект все же придется ему по душе и у вас будет много времени, чтобы лучше узнать друг друга.
– Что за проект?
– Расскажу, как все решится. Пока он даже не на стадии зарождения. Это связано с кино.
– Вся твоя жизнь связана с кино. И с бизнесом. Сейчас я покажу, какое шикарное платье я обменяла сегодня у Рашель на свое от Диор.
Она упорхнула в гардеробную вместе с бокалом шампанского. Ее настроение распогодилось, и казалось, что она совсем забыла, на что жаловалась еще пару минут назад. Спектакль закончился, и Люсиль стала самой собой, насколько у нее это получалось.
Захватив бутылку шампанского, Тайлер прошел в спальню. Его стало клонить в сон.
Квартира Найтов была верхом плохого вкуса в интерьере, но Тайлер не принимал в этом никакого участия. Он купил ее два года назад, сразу после свадьбы, и, отдав ключи жене, он предоставил ей полную свободу действий.
Люсиль обожала роскошь и терпеть не могла простоту. Ремонт был сделан с огромным размахом. Весь дом был словно спроектирован для проживания королевской семьи времен барокко cо всеми подобающими ей атрибутами: дворцовыми залами, мраморной лестницей и повсеместной безобразной лепниной.
Если это было зеркало, то обязательно в массивной, позолоченной раме, если светильник то в античной, причудливой формы подставке, если шторы – то тяжелые и громоздкие, если кровать то с резным, позолоченным изголовьем. Весь образ этого жилища никогда не укладывался в голове Тайлера. Он вызывал в нем тошноту и неприятие. Но все сомнения улетучивались, когда он видел сияющее лицо Люсиль, как и в тот самый вечер. Она появилась в спальне, модельно вышагивая в сторону Тайлера на высоких каблуках, в коротком красном платье с бантом впереди и приподнимающим пышную грудь декольте. Она остановилась перед ним, томно посмотрев из-под густых черных ресниц, и, повернувшись боком, кокетливо приподняла плечо, наигранно приоткрыв пухлые губы.
Тайлер расстегнул рубашку и притянул к себе за талию Люсиль. Усталость исчезла, пузырьки шампанского затуманили его разум, и позолоченные пилястры с хрустальными подвесками расплылись в блаженной истоме.
Глава 2
Элва выглядела еще выше, красивее и элегантнее, чем Зак мог ее припомнить. Медные, тугие локоны красиво спадали с ее гордо расправленных, изящных плеч. На ней было длинное, подчеркивающее стройную фигуру, изумрудное платье. В ее темно-зеленых глазах читалась насмешка. В руках Элва держала свежую утреннюю газету.
– Худший фильм, худший режиссер, худший сценарий. Хорошо, что ты еще сам не стал в нем играть, а то бы еще заполучил титул худшего актера, – произнесла Элва, и в ее взгляде насмешка сменилась на отвращение. – Но тем не менее, ты додумался нанять играть в нем бездарей, чтобы они до конца обезобразили твое творение. Зачем, Зак? Я не понимаю, зачем ты это сделал? Все то же тщеславие? Но, может теперь, ты одумаешься и займешься наконец чем-то стоящим?
Она встряхнула перед ним газетой.
– Ты опозорил не только себя и семью, но испортил репутацию своей дочери как начинающего сценариста. Представляешь, какое пятно теперь на ее карьере? Ты о ней подумал, когда отправлялся на эту очередную авантюру? Очередную прихоть человека, которого ничего не интересует, кроме него самого.
Она отвернулась к окну, и мягкие лучи солнца осветили ее нежный профиль. Злость не портила ее одухотворенного красивого лица, а лишь придавала ей терпкости, словно выдержанному дорогому вину.
– И действительно, когда ты о ком-либо думал? – продолжила она. – Кроме себя. Я ухожу, Зак.
Она замолчала, и в ее позе можно было уловить ожидание. Как будто она хотела, чтобы он что-то сказал в свое оправдание, чтобы остановил ее. А возможно, даже схватил за плечи и прижал к стене, чтобы она наконец замолчала и сдалась.
Но Зак молчал и не шевелился. Раздражение, смешанное со стыдом, не давало ему выдавить из себя ни слова. Он понимал, что не может снова потерять жену, но откуда-то взявшаяся в подобной ситуации гордость не позволяла ему, если Элва уйдет, даже обернуться в ее сторону.
Элва бросила газету на стол и направилась к двери. Стук ее каблуков гулким эхом обрушился на пустоту зала с высокими стенами. В воздухе остался лишь легкий запах ее сладких духов.
Входная дверь хлопнула, и Зак ощутил на себе мертвенный холодок отчаяния. Он закрыл лицо руками и громко упал на колени, не чувствуя боли. Его словно захватила гнетущая пустота и теперь разрывала его тело на части. В голове появилась картинка дочери: Оливия стояла со слезами на глазах и с презрением смотрела на него. Потом Элва. И насмешка в ее глазах. Потом снова Оливия. И презрение. Элва. Отвращение. Потом откуда-то возник Тайлер Найт, громко смеющийся над ним, и много людей стояли за ним, одетые во фраки и вечерние платья, они кричали ему: «Позор!», «Полный провал!», «Худший фильм», «Худший режиссер»!
– Нет! – закричал Зак, проснувшись. Все его тело было холодным и мокрым, сердце гулко колотилось.
– О господи, это всего лишь сон. Только сон, – прошептал он, приподнявшись на кровати. Слабые лучи от луны пробивались сквозь шторы, рисуя белую тропинку на одеяле.
Дрожащими пальцами он взял телефон и посмотрел на время. Был пятый час утра. И сообщение на экране.
Зак упал на подушку и закрыл глаза. Сон ушел, а гнетущее чувство пустоты так и осталось в его теле. На его глазах выступили слезы. Не сумев уснуть, он поднялся с кровати и прошелся по квартире. Ему всегда нравились высокие стены и окна в пол, но на этот раз они казались ему удручающими. Он до сих пор слышал торопливый стук каблуков Элвы, глухо ударяющихся о них.
Он остановился перед комнатой, которая была запретной для входа на протяжении трех с половиной лет. Он посмотрел на высокие, тяжелые двери и впервые ему захотелось их толкнуть. Рука зависла в воздухе, но силы оставили его. Он опустил голову и обреченно побрел обратно в спальню.
Он все еще любил жену так же сильно, как теперь ненавидел кино. Те немногие моменты в его жизни, когда ему не надо было притворяться и когда он чувствовал себя в безопасности, были только рядом с его женой. Элва была для него всем, а он всегда вел себя с ней так, будто она была ничем. Он не мог справиться со своей болью, причиненной ее уходом. И ничто не помогало ему. В иных тяжелых случаях время не лечит.
Элва была права: она была несчастна рядом с ним. Так же, как он был несчастен без нее. Уйдя, она забрала у него самое главное: желание снимать фильмы. Точнее, он сам ей это желание отдал, а еще точнее – швырнул от злости ей вдогонку. Со всеми остальными желаниями. А она даже не обернулась. Ни разу. И единственное, чего ему хотелось каждый день, так это чтобы Элва снова была с ним. Но он ничего для этого не предпринимал. Ни единого шага. Он никогда ей не звонил и не писал, и она наверняка даже не подозревала, что для него значила. Он не умел просить прощения и ни разу в жизни этого не сделал, а если быть до конца честным, то попросту признавать свои ошибки и открыто заявлять, что был не прав. А что еще он мог сказать этой идеальной женщине? Этому ангелу с золотыми волосами?
Он ничего не хотел о ней знать. Особенно если она счастлива без него. Он не общался из-за этого с дочерью, оборвав с ней связь несколько лет назад. Оливия училась на факультете сценаристов. И наверняка даже не вспоминала о своем отце-неудачнике.
А что кино? Разговор с Тайлером растормошил то, что он изо всех сил старался запихнуть в самые потаенные ящики своей души. Он с ненавистью посмотрел на стопку листов распечатанной книги, ударил по ней рукой, и черно-белые листы, словно испуганные птицы, разлетелись по комнате.
Во что он превратился в свои сорок пять? Он уже и сам не понимал, редко смотрясь в зеркало и уже не помня, каким он был еще несколько лет назад. Он всегда раньше недоумевал, видя бесформенных людей, он удивлялся их обжорству, лени и отсутствию силы воли. Теперь же он сам был одним из них. От него плохо пахло его унылым образом жизни.
Писать книгу он стал, чтобы выговориться. Чтобы хоть кому-то рассказать о своих чувствах и, возможно, даже покаяться. Ему нужна была поддержка искусства, и если он отрекся от кино, то на помощь пришла литература. Он хотел отделить себя самого от собственных печальных мыслей и создал героя по своему образу и подобию, чтобы самому, в конце концов, не стать им в реальности.
Отдав все свободное время рукописи и сознательно заперев себя на пару лет в четырех стенах, он потерял интерес к повседневной жизни. Его не интересовали женщины, он пристрастился к выпивке и дешевой еде. Он почти перестал общаться с людьми, ограничиваясь редкими встречами с приятелями. Он придумал свой собственный мир, который полностью его устраивал. Он бился в нем со злом и побеждал. Он придумал идеальную любовь, которая возбуждала и была его личной фантазией о том, что бывают чувства выше физического удовольствия, выше удовлетворения ненасытного эго, выше материальных стенаний.
И теперь, когда он закончил рукопись, он не почувствовал облегчения, но ощутил себя вырванным из привычной действительности и совершенно не знал, куда идти дальше. Он запутался и заблудился. И выход не представлялся ему возможным. Сбережения постепенно заканчивались, и будущее не сулило ему ничего вдохновенного или хотя бы хорошего. Он внезапно понял, что лечебный эффект от писательства был кратковременным и теперь нужно как-то зарабатывать на жизнь. А у него не было на это сил.
Мир постепенно забыл о нем. Забыл о его заслугах и прежней блистательной славе. Он никому не был нужен… На этой мысли он споткнулся, и в голове снова всплыл разговор с Тайлером Найтом. И зачем этому богачу понадобился он, никчемный режиссеришка? Очередная прихоть? «Да что ты знаешь о жизни? Не все можно купить за твои дрянные фунты», – шепотом ответил на свои мысли Зак. «И даже вот это никому не нужное дерьмо я тебе все равно никогда не продам. Даже если мне придется жить в нищете». Он выпустил из рук сжатые до боли в пальцах листы рукописи и попытался встать на ноги, впервые почувствовав одышку. «И никому не продам эту чушь собачью», – уже во весь голос произнес он и лег обратно в кровать, снова посмотрев на часы на телефоне, на этот раз обратив внимание на голосовое сообщение. Оно было от Тайлера. Ему захотелось его прослушать.
Дослушав запись до конца он, подумал: «Худшее кино, худший режиссер, худший сценарий. Прости, дружище, но это все, на что я способен». И почему он вдруг так разозлился на Тайлера? Он ведь славный малый. И всегда был настоящим другом в отличие от многих других друзей, сразу забывших о нем после того, как он ушел из кинематографа и закрылся дома. Он не стал писать ответ Тайлеру. Лежа в кровати, посреди разбросанных листов рукописи, высоких одиноких стен и бледной луны, он смотрел на потрескавшийся местами потолок.
Глава 3
Солнечный свет освещал просторный офис, свободно проникая внутрь через огромные окна и вальяжно разливаясь по белоснежным стенам. За окном вспыхивали металлическим синим стеклянные бизнес-центры Манхэттена. У их подножья расположились небольшие, ухоженные островки зелени, огороженные каменным подножьем, словно драгоценности, охраняемые в музее. В комнате стоял длинный, безупречный стол с белой поверхностью. На стене висели две картины, выполненные в абстракционистском стиле в светло-коричневых тонах. На столике стояла ваза с белыми ветками туберозы, источающими медовый маслянистый аромат.
Белый цвет всегда ассоциировался у Тайлера с невинностью и чистотой, с легкостью и божественностью. И именно этого ему так не хватало на данный момент в жизни. Его брак казался серым, а работа во всех остальных оттенках – от антрацита до дымчатого.
