banner banner banner
Между кружкой пива и чашкой кофе. Весёлые рассказы и нетленные мифы
Между кружкой пива и чашкой кофе. Весёлые рассказы и нетленные мифы
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Между кружкой пива и чашкой кофе. Весёлые рассказы и нетленные мифы

скачать книгу бесплатно


– Да знаю я, дочка. Это я так, чтобы этому ироду понятно было…

Палач иллюзиониста за плащ схватил и в кусты куда-то поволок, а придворные, деликатно отвернувшись, на других женихов смотрят.

Ладно, выходит вперёд дальновидный политик. Всем до земли поклонился, мало того – царевне руку поцеловал, по всему видать, знатным манерам обучен.

– Я, – говорит, – для тебя всё, что угодно, сделаю. Народ у нас будет жить в сытости и в сохранности, не так, как сейчас. Все соседние королевства мы завоюем и к себе присоединим, а сапожки будем мыть в Индийском океане, там чище…

– Ты свои предвыборные агитки брось, – говорит ему царь. – Ты дело покажи, сапожник.

– Ладно, приступим, – говорит политик. – Друзья, а принесите-ка мне навоза, да побольше!

Метнулись слуги на лужок к коровёнкам, притаскивают ему наилучший навоз в серебряном ведёрке. Политик рукава засучил и давай мост через реку строить да предвыборными речами его заговаривать! Не успели придворные платочки достать, он говорит: «Готово!»

Подошли все поближе на мост посмотреть: чёрный он весь какой-то, на нём палатки мрачные, а меж ними хмыри болотные ходят.

– Ты подальше от меня держись, – говорит царь второму жениху. – От тебя пахнет чем-то. И что это за молодцы удалые на мосту?

– Это они присматривают, всё ли нормально, – отвечает политик. – Вы меня, папенька, ещё полюбите, пообвыкнуться вам надо.

Царевна нос платочком протёрла и спрашивает:

– Папенька, как у вас настроение? За фантой сбегать?

– Ой, дочка, что-то предчувствия у меня дурные…

– Да ладно вам, насмотритесь скоморохов на ночь, потом всех ужасами пугаете!

Побежала царевна к киоскам, поскользнулась на коровьем помёте да как грохнется! Вес-то у девицы нереальный! Мост сразу потёк и прямо в реку. Царевна, понятное дело, туда же…

Выловили придворные рыдающую девицу – ну вся в дерьме! Пока слуги суетились да переодевали её во что попроще, царь говорит:

– И этому голову отрубить. За подмоченную репутацию царевны…

Палач медовуху в сторону отставил и в кусты политика поволок, а царь уже по сторонам призывно смотрит.

Тут вразвалочку выходит бизнесмен. Весь такой обстоятельный, в малиновом пиджаке, на бедре борсетка, из штанов мобила с антенной выпирает.

– Сейчас, – говорит, – в два счёта мост сделаю. То есть втридорога!

Достаёт он мобилу и вызывает мастеров из-за океана. И пяти минут не прошло, появились на берегу какие-то турки да как начали мост через реку строить! И часа не прошло – всё египетским кафелем выложили, итальянскими перилами загородили, киоски с немецкими кассовыми аппаратами поставили.

– Что за умельцы? – интересуется царь. – Не похожи на наших.

– Иноземцы. Наши-то пьют до сих пор. А эти так деньги любят, что даже трезвыми работать готовы, – бизнесмен отвечает.

– Вон оно как, – вздыхает царь. – Наших бы дураков такому научить. Но чтоб ещё не платить при этом…

Тут к ним подходит самый важный турок и говорит:

– Готово, заказчик! Семь миллионов восемьсот тридцать рубликов и семь копеек! Копейки можно округлить, пусть подарок к свадьбе будет.

– Чего ж ты меня перед тестем унижаешь? – крутой бизнесмен аж позеленел от злости. – Я тебе десять лимонов дам, ты только туалет ещё платный поставь, а то народ у нас такой… Не хватало ещё, чтобы новый мост уходили.

Царь от восхищения даже в ладоши захлопал, понравилось ему, как будущий зять мосты строить умеет.

– А принесите-ка мне казномат, – говорит жених, – мне тут надо с одним человечком рассчитаться.

Приносят слуги казномат. Достаёт бизнесмен кредитку и в щель засовывает, а на экране вдруг надпись появляется: «Ваша карточка захвачена казноматом, и он вам её ни за что не отдаст!»

Оробел бизнесмен. Достаёт ещё одну кредитку, в два раза толще первой, и снова в казномат пихает. А на экране слова: «Ваш счёт заморожен по нужному велению, по моему хотению!»

Тогда жених все карточки из борсетки вынул и давай их по одной засовывать, и все – без возврата! Турки поглядели на такое дело, помычали по-своему и пошли мост разбирать…

– Ну, ладно, повеселились, – говорит царь. – Раз денег нет, можно и голову с плеч. Так думаю. Или ещё какие мнения есть?

Царевна в слёзы: всех женихов извели!

– Пусть хоть дурак какой сыщется, надоело в девках сидеть! – заныла она.

Вдруг появляется перед ними дальновидный политик:

– В девках – это что, на нарах в два раза хуже. Я врать не буду!

– Эй, а ты откуда взялся? Я же велел голову тебе отрубить, – удивляется царь, палача высматривая.

Политик дипломатично так отвечает:

– Я ведь дракон по происхождению. Пять голов у меня было…

– Мутант, что ли?

– Какой ещё мутант? У нас, драконов, пять голов – нормальнее некуда. Одну голову я на рельсы положил, вторую мне на митинге свои же оттяпали, третью на Западе под залог займа оставил, четвёртой меня за неудачу с мостом лишили, так что последняя осталась. Но я в любой момент могу и ею пожертвовать, работа такая!

– Одни слёзы от твоей работы, – царь ему припоминает.

– Всё в минуту исправлю, – говорит политик. – Друзья! А принесите-ка мне навоза побольше! На этот раз экономить не буду, почти как настоящий мост построю!

– Хватит уже из себя тут строителя строить, – морщится царь. – Тебя царевна и так полюбит – за постоянство!

И отдал ему в жёны свою дочь, а ещё полцарства в придачу, которые политик тут же приватизировал. А на конфискованные деньги бизнесмена они такую свадебку сыграли, что о ней ещё долго трубадуры песни слагали, а скоморохи на гусли перекладывали!

Меня, кстати, тоже звали. Как свататься, так не нужен, а как народ веселить, так сразу ко мне!

Нет уж, думаю, вы себе другого дурачка поищите: я только голову в дверь просунул, чую, от политика чем-то пахнет. Он говорит, духами заморскими. Да у меня от таких аллергия.

Луковица

Один из немногих правдивых рассказов в книжке

Моя бабушка по маминой линии считала себя сталинисткой. По тем временам это не было таким уж модным, люди старались свои взгляды не сильно афишировать. Можно даже сказать, что бабушка была своего рода фрондой, потому что многие веяния тех лет (потом их назовут годы застоя) не одобряла.

Алкаши, в изобилии обитавшие на квартале, её побаивались. Она могла и клюшкой устрашить, припечатав: «Ну ты и бездельник! Сталина на тебя нет!» Некоторые, устыдившись, даже останавливались в своём алкашьем развитии, бросая на какое-то время спиваться, но потом природа, увы, брала своё. Впрочем, рассказ вообще не об этом…

Мои родители, безудержно строившие коммунизм в самых разных уголках нашей великой страны, подбрасывали меня на воспитание к бабушке, а проживала она в Новосибирске. К своей задаче старушка относилась на полном серьёзе, так что к пяти годам я знал практически все патриотические песни, которые тогда звучали по радио. Возможно, бабушка считала, что это может в жизни как-то пригодиться.

Она выводила меня к своим подругам (они сидели у подъезда на двух лавочках), и я закатывал им концерты. Репертуара хватало на полчаса. Слуха у меня не было, но я старался – пел так громко, что старушки оставались довольны. Помню, что все они были набожны, молчаливы, ходили в больших шерстяных платках и с клюшками. Хотя таким уважением у алкашей, как моя бабушка, они не пользовались, это я гарантирую.

Всё шло своим чередом. Я понемногу, но уверенно взрослел. Казалось бы, ничего не предвещало беды…

Но тут неожиданно отцу, который скучал по мне неимоверно, пришла в голову гениальная идея – взять меня в новую командировку в Забайкальский округ. Военные строили там базу неподалёку от Читы и без его дарований обойтись никак не могли (надо вам знать, что мой отец мог отремонтировать любое транспортное средство, у которого были гусеницы или колёса, а ещё сообразить, как достать «КамАЗ», упавший в котлован, или вытащить кран, который опрокинули в болото).

Так в возрасте пяти лет я оказался в военном городке.

Помню огромную (так мне казалось) комнату, которую нам выделили. Мебели было по минимуму: койка, стол и ни одного стула. Жрать было нечего (родители питались в столовой и домой приносили свёртки и консервы). Игрушек не было тоже. Я катал по дощатому занозистому полу луковицу, как какой-то Буратино. Родители были на работе, и я целыми днями был предоставлен самому себе. Луковица стала для меня целым миром.

Потом меня, наконец-то, пристроили в детский сад, и у меня появились друзья. Это был один из многих детсадов, в которых я к тому времени побывал. Но этот стал особенным. Одна из воспитательниц выяснила, что я знаю полезные песни, и попросила исполнить их для других детей. Так вместо друзей у меня образовались первые поклонники. Думаю, что они меня ненавидели.

Никто из детей до встречи со мной не был знаком с артистом такого калибра. Сейчас мне приходит в голову, что я вообще был первым в их жизни небожителем сцены. Конечно, они относились ко мне настороженно, как к любому выскочке, но, когда я условно становился артистом, крыть было нечем и им оставалось только завидовать.

Потом меня водили по другим группам, как какого-то дрессированного медвежонка, и я исполнял одну-две песни перед полдником – для затравки. Это были уже не совсем полноценные концерты. Моими любимыми в то время были «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся Советская земля» и «Песня о Щорсе» («Шёл отряд по берегу, шёл издалека, шёл под красным знаменем командир полка»).

В годы перестройки я узнал, что этот Щорс приветствовал государственный переворот, и мне стало неловко. Ведь в каком-то смысле я занимался пропагандой этого террориста…

Как-то родители пришли забрать меня из детского сада пораньше и застали поющим в какой-то группе. Они были в шоке. Ни папа, ни мама понятия не имели, что я пою песни, да ещё такие патриотические! Они считали, что я и разговаривать толком не умею, не то что запомнить столько слов.

Воспитательницы, собравшись кулуарно, долго хвалили их за моё правильное воспитание. Родители скромно отмалчивались. Похвала была приятна, ведь они тоже были коммунистами, но моя скрытность заставила их приуныть. Я почувствовал, что они смотрят на меня с нарастающей тревогой.

Думаю, ничем хорошим мои песнопения не закончились бы, но тут я слёг с адовой ангиной, и мои гастроли по группам детского сада завершились.

В следующий раз я расскажу вам историю о том, как я убежал из дома в сопки и угодил в волчью яму. Говорят, я провёл в ней больше суток.

В какой-то момент сообразив, что меня нет рядом с луковицей, что я вообще куда-то из квартиры подевался, родители забили тревогу и организовали поиск своего единственного чада. Кстати сказать, потребовалось два взвода солдат с автоматами, чтобы меня найти (может, в дальнейшем этот ориентир кому-то пригодится).

Иногда я думаю, что в той волчьей яме солдаты нашли вовсе не меня, а какого-то совсем другого, никому не нужного мальчика, который больше никогда не пел таких хороших патриотических песен.

Впрочем, не будем сгущать краски, друзья!

После апокалипсиса

Записки прожжённого оптимиста

Поправка: из всех искусств важнейшим является искусство выживания.

    Максим Егоркин, писатель-ведун

Дедушка Мазай и мутационные зайцы

Из стопы глиняных табличек «Легенды с другого берега»

Плыл как-то дедушка Мазай на своей утлой лодочке по реке в половодье. Смотрит: на островках зайцы барахтаются, причём все какие-то крупные, клыкастые и ушастые необыкновенно. Подплыл дедушка к ним поближе, а зайцы как начали в его лодку сигать, что чуть было не перевернули. Десятка два набралось лопоухих.

«Повезло! – думает Мазай. – Ни часов, ни компаса нет, а ведь оказался в правильное время и в нужном месте!»

Решил он, раз такое дело, к своему корешу дедушке Пахому отправиться, тот знатным шкурником слыл и сильно деньгу на этом деле заколачивал.

Встретились старички, порадовались удаче Мазая, заперли зайчиков в старом амбаре и сели водку кушать.

– Надо же, – всё время удивлялся дедушка Мазай, – какие зайцы глупые попались: сами ко мне в лодку попрыгали!

– Завтра забьём, мясо закоптим, шкуры в заброшенном городе продадим и ещё водочки купим! – подхватывал тему дедушка Пахом.

– Дело!

Наступила чёрная ночь. Зайцы прогрызли двери амбара и на сторожевого пса-волкодава напали – тот только и успел пару раз тявкнуть. Потом ушастые уничтожили всю растительность в огороде, а под утро стали в избушку ломиться. Проснулись старички, перепугались: виданное ли дело, ополоумевшие зайцы жилище штурмуют!

Открыли друзья окна и начали из ружьишек отстреливаться. Но нет, не отступают ушастые зверушки! Мало того, некоторые до того страх потеряли, что до окон допрыгивают и страшно зубами клацают! Не ровён час откусят что-нибудь ценное, потом не пришьёшь.

Тут уж и патроны кончились, так что пришлось старичкам огородами уходить.

Кинулись они к реке, а ушастые по пятам! Еле от них отбились, запрыгнули в лодку, отчалили. Сейчас, думают, бросятся твари вслед за ними.

Но нет, остались зайчики на берегу. Стоят на задних лапах, в зубах передними ковыряют и смотрят с видом самым злодейским…

Наконец выплыли страдальцы на стремнину, понеслись вниз по реке, тут только и отдышались.

– Смотри, Мазай, лисы чернобурые плывут! – вскрикнул Пахом, перевязывая укушенную руку. – По сто новых баксов шкура стоит!

– Гони их в шею! – проворчал дедушка Мазай и замахнулся на мутантов веслом.

Похороны дяди Джона

Из заметок гаитянского натуралиста

Мы решили похоронить дядю Джона, так уж было принято в нашей деревне.

Когда мы внесли дядю Джона за ограду, все наши были уже в сборе, пришёл даже священник Джексон. По своему обыкновению, он был пьян, и по его покрасневшей физиономии кочевали фиолетовые пятна. Было ясно, что он прибыл с других похорон и ещё не успел оклематься. Нельзя так часто бывать на похоронах. Это неприлично.

– Итак, – сказал священник Джексон, – мы собрались здесь, чтобы похоронить нашего дядю Джона. Мне он, конечно, никакой не дядя, так что не желает ли кто-нибудь из близких сказать что-то хорошее о покойном?

Дядя Джон сказал:

– Если вы, паразиты, меня закопаете, я вам все уши пообрываю. Лучше оставьте свою безумную затею и расходитесь по домам.

Тетя Агата сказала:

– Мы все знали дядю Джона как хорошего семьянина, трудолюбивого работника и, по большому счёту, честного друга. Всем нам хорошо известно, как дядя Джон держал своё слово. Помню, он сказал, что, если полезет чинить крышу, свалится непременно, тут уж хоть к колдуну не ходи. Кто мог знать, что это будут его последние слова?

– Знаешь что, Агата! – прокричал дядя Джон. – Ты ко мне лучше не подходи! Я за себя больше не ручаюсь!