скачать книгу бесплатно
Христианский интернационал (как всякое вторичное явление) взял многие слова, понятия, образы из дохристианского мира пращуров индоевропейских народов, присвоил их и считает исконно своими. Иные нынешние священнослужители и не подозревают, что пользуются древними словами ненавидимых «язычников». Такими, как: «Бог», «рай», «вера», «дух», «душа», «закон», «пророк», «святой», «спас», «вседержитель», «самодержец», «царь», «обряд», «треба», «жертва», «жертвоприношение», «жертвенник», «чудо», «хоругви» (знамена в честь бога Хора, у русских – Хорса, одного из богов солнца), «хор» (песнопение; совокупность певцов, изначально стоявших в кругу – «хоро», «коло», – в честь бога солнца Хорса), «храм» (откорня «хъръ», как Хорс), то же и в слове «похороны» (отправление человека по ту сторону солнца – Хорса, в засолнечный темный мир); «кольцо», «колокол» (от «коло»; колокола были задолго до христианства; существовали: вечевой, сполошный, полуденный, сторожевой и другие), а также «колокольчики», отсюда и «колокольня», «митра» (круглый, колобкообразный головной убор священника, в честь одного из ведийских солнечных богов Митры), отсюда и «митрополит». «Символ веры» – название самой важной христианской молитвы (с которой человека крестят). взято из древнего письменного памятника иранских арьев «Авесты» (хотя содержание молитвы в «Авесте» иное). «Лик» – древнеиндоевропейское название волка (иногда и медведя), маска волка, медведя, а затем и других животных и персонажей традиционных ряжений во время праздников, «личина», «священный лик». Христиане переняли это слово для эпитета лика святых, святого лика.
«Воскресенье»-«Воскресение» (от «кресити» – высекать огонь) взято христианами у предков индоевропейских народов – поклонников солнца, которые на протяжении десятков тысяч лет в этот день высекали кресалом земной ритуальный огонь – символ огня небесного; жгли костры, устраивали хороводы, прыгали через костры, очищая себя – физическое и астральное тело – огнем, окуриванием, исцеляя, как бы каждый раз возрождая к новому витку жизни. В христианстве воскресение – день рождения (возрождения) Христа. «Крест» (и «крещение») – также от «кресити», высекать огонь. Крест – дохристианский символ огня; крест в круге – символ солнца (солнечного огня). Христиане же поклоняются восьмиконечному кресту-распятию – символу пыток (в память о страданиях Христа), хотя употребляют в символике и просто крест; четырехконечным крестом крестятся. «Крапление водой» – древнейший элемент ритуала индоевропейских народов, почитавших священные источники, ключи земные, реки, озера, моря-океаны. Крапление медовыми прутиками-кнутиками благодати идет от богов Ашвинов – двух мудрых небесных всадников древности, лечивших людей и животных, дававших им счастье и блага. «Молитва» – праславянское слово. «Посолонь» – хождение по ходу солнца – дохристианское понятие («солнце» и одно из значений слова «соль» – одно и то же).
«Мир» («мр», «мъръ» – мрущие, смертные, в отличие от богов) дало слова «миряне», «в миру», «мирской», «всем миром». «Радоница», «родуница» (изначально от «Род», «родня», «родные») – время почитания предков, родных. «Масленица» – прощание с зимой, так же как и «святки» (зимние или летние) – прощание с летним или зимним светом (временем года, полугодием). «Прощеный день», «прощеное воскресенье» – один из древнейших ритуальных дней очищения души, очищения совести перед важным делом – закладкой урожая нового года, закладкой благ будущей жизни, он существовал на Руси, когда год начинался весной, тогда прощеный день был последним днем уходившего года: каждый просил у другого прощения за годовые обиды, получая таким образом своеобразное «отпущение грехов». «Грех», «отпущение грехов» – категории «Ригведы», этим понятиям десятки тысяч лет. «Красная горка»– дохристианский обряд встречи солнца в высоких местах (окликание солнца, просьбы к нему), в христианстве – воскресенье на Фоминой неделе. «Сретение» у славян было, когда зима с летом встретились. А встречались они ежегодно за много тысячелетий до христианства.
«Свадьба» – от санскритского «свах» – небо, одно из небес, на котором свершались браки (помните поговорку: браки свершаются на небесах. Она не случайна); отсюда же и «сваха», «сват», «сватовство». «Венок», «венчик», «венчание» и объяснять не надо, ясно, что слова и понятия эти были задолго до христианства, как и «вено» – выкуп за невесту. «Вседержитель», «самодержец» (от него в России произошло и «самодержавие»), господь, всевышний в ведах называли только двух богов – Индру и Варуну (у русских им соответствуют Перун и Велес). «Поминки» (от «помнить», «вспоминать») христианским интернационалом (призывавшим забыть мать, отца: «враги человеку – домашние его», Матф.10.36; предлагавшим даже не предавать отца погребению, Матф. 8. 22) вначале запрещались, осуждались, но, поскольку истребить этот дохристианский ритуал в течение двух тысяч лет не удалось, его оставили, приспособив под «христианский». Поминание едой – дохристианский обычай («исти» на санскрите жертва, еда). Церковь вынуждена под огромным давлением народа принять и разрешить еду на поминках.
Образ «отца-пастуха» всего мира взят из «Ригведы». Из религии индоевропейцев шумер взято слово «пасха», где оно первоначально означало: восстание из пепла, существовал шумерский праздник восстания из пепла, возрождения, спасения – праздник циклического времени, солнца. Это слово переняли евреи, а от них – христиане, но те, другие и третьи вкладывали разный смысл в понятие «пасхи».
Нет числа древнейшим понятиям, словам, ритуалам, которые христианство присвоило себе. Даже латинское слово «месса» произошло от латинского дохристианского слова «messis» – урожай, подношение; а римский праздник сбора урожая назывался «мессия» – ежегодный посланник солнца, помогавший плодам вызреть. При этом носителей индоевропейских языков и древних верований христиане продолжают изображать как врагов, и врагов примитивных. И хотя от дохристианских представлений о вере остались одни «клочки», не всегда ясные понятия, порой темные, утраченные смыслы, разрозненные названия, – вытаптывание уже унифицированной, утрамбованной интернационалом национальной почвы индоевропейцев, в том числе и нашей, русской, продолжается. Наиболее огорчительно то, что это делается «руками» (устами) самих доверчивых (повторяющих бездумно, по инерции, якобы не подлежащие сомнениям слова осуждения «язычников») русских и славян.
Слово «язычество» в древности не существовало (его начали употреблять еврейские библейские пророки). Ни один дохристианский индоевропейский и какой-либо другой народ себя «язычником» не называл. Вера протоиндоевропейцев очень укорененная. Ее называли просто «вера», «вера в Бога», «наша вера», «отеческая вера». Как в «Ригведе»:
С Верой огонь зажигается,
С Верой возливается жертва,
Веру на вершине счастья
Мы выражаем (своей) речью.
Приятным, о Вера, для дающего,
Приятным, о Вера, для желающего дать,
Приятным для дружелюбных жертвователей
Сделай это сказанное мною!..
Веру почитают боги
(И люди,) приносящие жертвы, хранимые Ваю,
Веру – с сердечной склонностью.
С помощью Веры находят добро.
Веру рано утром мы призываем,
Веру – около полудня,
Веру – при заходе солнца…
Предки индоевропейцев не задавались мыслью, какая у них вера. Ведь тогда для них она была одна. Это сейчас появилось множество «вер», направленность которых надо квалифицировать. Рыбаков писал: «Греческое христианство застало в 980-е годы на Руси не простое деревенское знахарство, а значительно развитую… культуру со своей мифологией, пантеоном главных божеств, жрецами и, по всей вероятности, со своим… летописанием 912–980 годов». Как же «квалифицировать» теперь единственную, неповторимую Веру протоиндоевропейцев? Я ее называю дохристианская вера (по времени существования).
Уничижительный собирательный термин «язычество» использовался воинствующим христианским интернационалом еще в первые века христианства, чтоб клеймить врага (то есть наших пращуров и пращуров всех других народов), чье место он планировал занять. Политтехнологии придуманы не вчера!.. Слово «язычество» можно сравнить с позднейшими политическими ярлыками: «панславизм» – вымышленный славянский шовинизм, которого в России, во всяком случае, никогда не было и нет; «раскольники» (для староверов; хотя в действительности раскольником был Никон); «царизм» (для дореволюционной России); «опиум для народа» (для самих христианских интернационалистов); «красно-коричневые»; «националисты»; «шовинисты»; «фашисты» и, наконец, «враги народа». То есть «язычники» читай «враги народа». Так называемых «язычников» обвиняли в том, «что у них религия без Бога», повсеместно называя их «безбожниками», и это при том, что только одна «Ригведа» представляет собой три тома гимнов богам и Богу. И каких гимнов!!! Редкие молитвы могут сравниться с ними в поэтической и магической силе творческого потенциала слова и информационном богатстве сведений о космическом лоне Бога, которого люди прозрели «в сердце своем».
«Язычников» обвиняли, что они «поклоняются твари вместо творца». Но почему «вместо», а не «и»? Ведь дохристианские народы поклонялись всему сущему: и творцу, и творению его (в котором тоже Бог). Новгородский архиепископ Макарий писал Ивану Грозному в 1534 году: «Суть же скверные мольбища их: лес и камение и реки и блата, источники и горы и холмы, солнце и месяц и звезды и езера. И проста рещи – всей твари (всему существующему) поклоняхуся яко богу и чтяху и жертву приношаху кровную бесом – волы и овцы и всяк скот и птицы…» Что же здесь возмутительного, если люди любят все сущее?! Нельзя же уничтожить все?! Вырубить рощу несложно, но солнце?! Здесь, как и всегда в христианских устах, «мольбища» (слово уничижительной характеристики) дохристианские – «скверна», а христианские то, что надо. Жертвы дохристианские «бесовские» и «кровные», а христианские жертвы – какие надо. А «вся тварь» (сотворенное) как будто и не богом созданное. Постное, обуженное христианство, направленное на идеализацию мучеников и скудость жизни аскетов, не смогло не только вместить в себя, но понять, принять многообразие и «цветущую сложность» дохристианской веры, предпочитая ее отвергнуть, не вникая в особенности. За сим следовала демонизация непонятного и непонятого, мощного явления дохристианской веры.
Разнообразие, например, календарных обрядов славян – следствие громадного ареала расселения (с климатическими особенностями, где времена года смещались, что давало многообразную вариативность обрядов); или языковых особенностей (сотни метафор языков обозначали порой одно и то же понятие). Например, в одних русских местностях совсем не знали Купалы, зато в это же время праздновали Ярилин день (Ярославская, Тверская, Казанская губернии), коловорот, а в иных местностях знали то и другое и третье. Самая большая вариативность отдельных обычаев, принадлежавших одному народу, наблюдается у русских, имеющих самый обширный ареал расселения. Но кому это интересно?! Безродный интернационал – будь он христианским (всех конфессий и сект), коммунистическим, демократическим, общечеловеческим («общечеловеческие ценности»), масонским, евразийским, «русским космизмом» и так далее – всегда испытывал патологическую ненависть к породистым людям. Ими могли быть отнюдь не только дворяне, царские династии, но и (в большей массе) крестьянские, купеческие, казачьи, воинские роды, ремесленные. Чего стоят «палех», «хохлома», «гжель», вятские кружева, оренбургские платки, творения бесчисленных каменных дел мастеров, столяров, плотников, печников!
В книге академика О.Н. Трубачева «В поисках единства» написано: «Языческий сначала значило «народный» (ведь язык – это также и народ)». Как народный определение этого слова и у Даля. Когда в начале XIX века говорили о нашествии в Россию Наполеона «с двунадесятью языками», тогда уже имели в виду, что «язык» – метафора понятия «организованная нация».
Каждый род имел свой язык – наречие, которое подделать нельзя. Иностранцу постичь все его мистические смыслы, многослойность-многозначность почти невозможно. Поэтому «инородное тело» пришлого человека в любом роду-племени было сразу узнаваемо даже несмышленым ребенком. Не только за самобытность ненавидел интернационал языки («язычников»). В древнем сознании соединялись понятия язык – «лингва» (сравните: «лингвистика») и «лингам» (мужской репродуктивный орган, передающий одни и те же гены, создающий семью, род, родню, народ, племя, то есть опять же – говорящих на одном языке). Плотное духовно непроницаемое ядро породы (и «лингвы» и «лингама») для безродного интернационала, перекати-поля, не имеющего корней, представляло единую национальную силу, владеющую мощным коллективным духом, объединенную общей кровью, корнями предков и ветвями потомков, имеющую, наконец, обширную благодатную землю. Этой силы христианский интернационал, боровшийся за площади паразитирования, боялся больше всего, окрестив ее «язычеством» («врагом народа»); приписав «язычеству» – совершенно неоправданно и несправедливо! – бездуховность (хотя духовность – понятие доконфессиональное, существовавшее с древнейших времен), плотскость (подменяя этим бранным, в глазах христиан, словом естество и гармонию, предполагающие и душевность, и многогранную духовность). Не плотскость, а одухотворенная божественная любовь, продолжение и нравственное воспитание рода в традициях праотцов – вот что важно было для наших предков. Для них важно было многократное повторение своего – и Божьего! – лица; сохранение своего – и Божьего! – языка.
Омерзение и к лингве (языку), и к лингаму – символам сильного рода, имеющего не только физиологическое естество, но и мощный духовный мистический ареал; к обрядам, обычаям предков – заставляло христианский интернационал фальсифицировать дохристианские верования, сводя сведения об образе жизни наших пращуров к животному блуду, называя любовь «грехом», загоняя ее во тьму ночи, а жертвы Богу опошляя до предела, заодно пиная и созданных в своем воображении «язычников».
НИКАКИХ «ЯЗЫЧНИКОВ» НИКОГДА НЕ БЫЛО!
Афанасьев корректно охарактеризовал дохристианскую веру: «поэтические воззрения славян на природу» – это поэзия (в том числе и поэзия имен богов и духов, названий космических и стихийных явлений), разлитая в восприятии мира природы, которое несет славянское самосознание. Прекрасно это сформулировано у Клюева: «Природы радостный причастник». Дохристианская Вера во всем мире существовала три миллиона лет – с начала поклонения предков первобытного человека огню. Христианству (во многом вторичному) всего две тысячи лет, на Руси – одна тысяча. Но оно утверждает, что от него все и пошло, а до того было невежество, мрак, скотство. Также и большевики стояли на том, что история началась с 1917 года, а до того был невежественный царизм, повсеместная неграмотность, «мракобесие» церкви. История повторяется.
Никто не желает замечать, что часто употребляемая формула в оправдание христианства: «нет ни эллина, ни иудея» – давно устарела и обнажает лживость предполагаемого интернационального равноправия, ибо эллина, как народа, нет уже более двух тысяч лет, а иудей жив… Где же в интернационале равенство?
Академик О.Н. Трубачев, который очень переживал то, что с утратой отеческой Веры, пришествием, как он считал, «революционным», в мир славян разных конфессий поздних религий, произошел и разрыв славянского единства, писал: «В наше время, столь характерное острыми дефицитами, ДЕФИЦИТ ЕДИНСТВА, возможно, один из самых острых».
Он анализировал наступление христианства на Русь: «… Прежнюю веру отцов, выраставшую как бы из земли, вечную и ниоткуда не пришедшую, «свою», сменила книжная вера, христианство, не сразу укоренившаяся даже в городах, а в села, остававшиеся дольше языческими, новая вера пришла еще позже. Но в языке постепенно обесцениваются все более или менее оценочные слова; когда масса простого народа стала официально христианской, само обозначение христианина тоже оказалось «сосланным в село», словно вслед за язычниками первых времен, потому что в своей народной форме – крестьянин — слово стало названием рядового земледельца. Случай этот довольно оригинальный, так как из всех языков народов, охваченных христианизацией, как будто только в русском обозначение христианина превратилось в обозначение землепашца, потеснив исконное славянское селянин (в украинском и белорусском крестьянин по-прежнему называется древним словом селянин). Что-то отдаленно напоминающее историю русского слова крестьянин произошло с аналогичным исходным обозначением во французском языке (cretin – «слабоумный человек, кретин, идиот», в сущности, народная форма от латинского cеristianus «христианин»)…
У гонимого язычества путь был один – сначала на окраины Руси, потом – в уголки людских душ, в подсознание, чтобы там остаться, видимо, навсегда, как бы мы ни называли это – суеверием, пережитками или пережитками пережитков, как бы мы ни игнорировали все эти виды двоеверия. Не считаться с ним – напрасное занятие, ибо в двоеверии открывается своего рода отрицательная преемственность, то есть единство культуры. Конечно, говоря о единстве русской культуры, мы подразумеваем более высокое содержание и более фундаментальную преемственность… Мы говорим о неразрывности культуры в понимании Джона Бернала: «Древняя культура влияет на современную через посредство неразрывной цепи традиций, лишь последняя часть которой является письменной традицией». Таким образом, устремив вначале свои мысли к «тысячелетию русской культуры», мы отнюдь не хотели этим сказать, что русской культуре исполняется 1000 лет и – ни одним годом больше: это попросту невозможно. Историю русской культуры нельзя начинать с крещения Руси, как и выводить ее из Византии. Это можно делать, лишь не видя (или не желая видеть?) ее собственных корней. Отводя сразу упрек в голословности и одновременно выражаясь по необходимости кратко, я скажу о том, что понимаю под собственными корнями русской культуры: выработанную всем предшествующим славянским и индоевропейским языковым и общекультурным развитием систему достаточно высоких религиозных и этических понятий, выраженную в соответствующей исконной терминологии. Наугад взятая фраза из церковного богослужебного обряда – «створим требу господеви и богови нашему» – вся состоит из еще языческих по своему происхождению терминов, как, в общем, верно сказано у известного нашего исследователя славянского и русского язычества Б.А. Рыбакова… не на месте пустом и диком был выстроен величественный христианский храм.
Новая вера не только искореняла и истребляла все нехристианское, она умела проявлять гибкость, искать и быстро находить, на что опереться в старом сознании, в старом языке народа. Очень мудро был не отменен, но бережно использован прежний религиозный лексикон. Я думаю, что этот опыт древней христианизации вообще заслуживает изучения как удачный сам по себе, в противоположность всякого рода начинаниям более новых времен, которые как будто старались отличиться, прежде всего, переименованиями и введением новой терминологии, что всегда только отвлекает внимание от изменений по существу. Мне, конечно, могут возразить, что новая книжная вера принесла с собой лавину новой, греческой церковной терминологии, и все же это не самые частотные слова. Составители древнерусского словаря XI–XIV вв. подсчитали, что в древнейших русских более или менее светских (не богослужебных!) текстах не менее 10 000 раз употребляется слово бог…. А слово бог было дохристианского, глубокоязыческого происхождения.
Даже без специальных подсчетов, думаю, позволителен вывод о ядерном, базовом и наиболее частотном употреблении терминов, взятых христианством у старого, дохристианского культа: святой, вера, бог, рай, дух, душа, грех, закон и некоторых других. Отныне то, что веками и даже тысячелетиями служило старой вере (например, слово бог…), стало служить новой вере во Христа….
Изображать, что смена религий прошла мягко и безболезненно, нет причин. Старые боги сами не уходили, их свергали, били, топили, о чем имеются исторические свидетельства. Трогательно, однако, что, при всей резкости, революционности смены язычества христианством на Руси, как и во всем славянском мире, сопровождавшейся разорением прежних святынь, идею святости и само слово святой уходящее язычество передало христианству. Прежняя вера только потом была изобличена как суеверие… древние наши предки-язычники сами себя и свою веру, разумеется, не называли язычниками, язычеством, суеверием…. Все обличительное именословие родилось в борьбе….
Выходит, единство было и ушло вместе с единоверием – древней верой – обожествлением всех сил природы, а победившее христианство оказалось ввергнуто в изнурительную и бесконечную борьбу с двоеверием, так никогда и не закончившуюся, поскольку никому не дано до конца изжить языческих леших из наших лесов, а домовых – из наших домов.
Но раскол прежнего единства высвечивает тонкие и вместе с тем прочные нити, которые продолжают связывать воедино всю русскую культуру.
Так, нельзя пройти мимо того курьезного факта, что новая христианская вера, уготовавшая рай только для собственных праведников-христиан (и, наоборот, ад – для упорствующих язычников), сама переняла слово рай у язычников-нехристиан…
После сказанного, может быть, станет яснее тот многим известный и сердцем понятный феномен большей светлости и даже веселости нашего православного христианства и русской православной христианской архитектуры в сравнении, скажем, с католичеством Западной Европы и его храмами. Причина может корениться в том (как нам это теперь подсказывает язык), что духовной культуре древних славян была чужда мрачная идея посмертного возмездия.
Нередко даже в тех случаях, когда христианство привносило совершенно новое религиозное понятие, оно обращалось к существующему древнему лексическому и идейному фонду славян. Так, идея и образ душевного спасения и бога как душевного спасителя, очевидно, неизвестные дохристианскому… мировоззрению, получили выражение в первоначально пастушеской, скотоводческой лексике древних славян: спасти (съпасти) – это ведь, в сущности, «пасти (домашний скот)», то есть первоначально «охранять и кормить», отсюда же спаситель (съпаситель), в христианской письменности – об Иисусе Христе, также спас (съпасъ)…»
Олег Николаевич Трубачев очень тактично характеризовал преемственность культур – дохристианской и христианской.
Однако само христианство никакой преемственности в этом плане видеть не желает. А уж о тактичности нет и речи – только запрет и брань….
Вплоть до конца ХVIII – начала ХIХ веков (в 1800 году открыто «Слово о полку Игореве») все дохристианские сочинения на Руси были запрещены правящим идеологическим режимом христианского интернационала. Упоминания «языческих» богов не дозволялись, если только эти боги не поносились всевозможным образом и не топтались – в который раз! – идеологическим башмаком. На славянской дохристианской вере лежал густой слой пепла, зола времен…
За истекшее тысячелетие нас приучили считать, что предки «язычников» были отсталыми, а предки христиан передовыми, продвинутыми. Что пращуры-«язычники» были глупыми, а предки христиан умниками. Предки «язычников» – якобы «кровожадными», а предки христиан – «агнцами» на закланье, смирными, богобоязненными, мучениками. «Язычество» плохое, а христианство – свет.
Еще в начале «просвещенного» ХIХ века научное исследование А.С. Кайсарова «Славянская и российская мифология» (1804) должно было быть написано русским человеком на немецком языке, переведено немцем на русский, и только когда получило статус «перевод с иностранного» – разрешено цензурой для печатания в типографии Московского университета (1806, 1810) небольшим тиражом. В течение почти 200 лет это был единственный в России (хотя краткий и недостаточный) словарь славянских мифов. XIX век дал миру братьев Киреевских, Афанасьева и других исследователей славянских древностей, обратившихся, наконец, к истокам народности.
Принято думать, что о славянских дохристианских богах ничего не известно. На самом деле так считают лишь те, кому лень открыть и прочесть книги или журнальные статьи археологов, этнографов, историков, языковедов, лексикографов, ученых, занимающихся ономастикой, топонимикой, нумизматикой, расшифровкой древних надписей и текстов. А ведь эти ученые уже не первое столетие работают над разгадками славянского мировоззрения. Шеппинг в середине ХIХ века защищал народные обычаи: «…Многим покажется странным изъявление сожаления о том, что цивилизация с каждым днем более и более сглаживает суеверные осколки язычества…. Но тем не менее мы скажем прямо: да, жаль нам постепенно исчезающих празднеств, обычаев, поверий и преданий, веющих такою могучей народной фантазией и такой свежей, самобытной жизнью нашей старины… Во времена язычества религия обнимала собою все способности и дарования человеческого ума, все таинственные познания его наблюдательного изучения природы, все занятия и заботы ежедневной жизни человека. В область религии входили: мудрость и красноречие, поэтическое вдохновение и вещая сила очарования и познания будущего; ею осенялась справедливость суда, врачевание болезней, плодоносность труда, счастье и богатство семьи… Если в обрядах народных проглядывает иногда остаток языческого… в пословице или загадке отзовется древний язык жреческой мольбы, или, наконец, в песне зазвучит имя забытого божества – неужели мы беспощадно осудим наши народные песни, празднества, увеселения за то, что в них хранится какой-то темный, самому народу непонятный, отголосок давно заглохшего мифа? Нет, эти празднества и обряды не принадлежат уже более искорененному язычеству; но они отразили на себе дух нашего народа, они слились с его древней жизнью, и вот почему они еще доныне устояли против всех гонений…»
Упорно гонимая тысячелетиями древняя вера предков продолжает жить в нашей генетической памяти. Даже в повседневной жизни нынче остались Масленица, Красная горка, Радуница, Купала, зимние Святки, Новый год.
Чтобы восстановить самобытность нашей цивилизации, надо дойти взглядом до корня ее возраста. Восстанавливая разрушенную связь времен, выстраивая преемственность тысячелетней России не только со сталинской (многотрагической фазой развития), но и с николаевской, александровской (времен Бородина), петровской, киевской, московской Русью, – надо приблизить новое открытие собственной цивилизации и в части ее дохристианского удивительно космоцентричного религиозного мировоззрения, глубокой духовности предков. Ибо духовность – доконфессиональное универсальное состояние. Так произойдет постепенное восстановление духовной ткани Отечества.
Отсутствие или иссякание энергии нации связано с пересохшими метафизическими ключами. Надо идти (искать) на глубину к историческим и духовным ключам, а не суетиться на дебилизированной политической поверхности, где все силы направлены на стирание нашего культурного кода, давление на него безмозглой масскультурой. Надо отдавать себе отчет, что, берясь изучать дохристианское мировоззрение, мы ступаем на территорию крайней сложности и специфически крайней сложности.
Вы не задумывались, почему, например, легко сосуществуют вместе интернационалы: христианский, масонский, коммунистический, демократический, несмотря на то, что в ХIХ веке масонство, а в ХХ веке коммунисты боролись с христианством за площади паразитирования в идеологической и материальной сфере; последние репрессировали и уничтожали священников, разрушали храмы и монастыри? Однако принципиальных разногласий нет. Более того, в 1990-е годы по телевидению прошел сюжет о том, как бывшие замполиты кораблей и подлодок на Камчатке переходят в священники. Сосуществуют вместе в России и различные конфессии: христианство (православие, католицизм, протестантство, староверы, григорианцы, даже секты), иудаизм (он изначально живет в организмах христианства и мусульманства и поэтому кажется внешне интернациональным), мусульманство. Они представляют разновидности интернационала. Несмотря на обрядовые различия, корни названных конфессий одни – их стыдливо называют «авраамические» (от библейского праотца евреев Авраама). А вот вместе с первоисточной верой христианство существовать не может (хотя так называемого «язычества», как веры, не было и нет, есть лишь отрывочные исторические сведения о дохристианских верованиях), оно желает существовать только ВМЕСТО веры праотцов русских и славян (а также всех индоевропейских народов), которую продолжает неправомерно называть «язычеством». Здесь фронт очевиден: с одной стороны, интеррелигии, интерпартии или политические режимы, как говорится, ворон ворону глаз не выклюет… С другой стороны, хоть и уничтоженная, преданная забвению, гонимая, но национальная, родовая, родная космоцентричная самодостаточная Вера, основанная на жизненных наблюдениях, интуиции, прозрениях, провидении; длительной, древней глубокой культуре. Ее – давно разрушенную – принято поносить, гнать, громить, порочить. Причем бездумно, просто по инерции. Русский человек в душе интернацсопричастен и чуток к лучшему в мире. Надо ли механически внедрять подавление русского самосознания интернациональным прессингом? Не вызовет ли это ответной реакции?
Есть люди, которые хотят подтянуть христианский интернационал к нацхристианству, но вряд ли этот гибрид (или химера) удачен и жизнеспособен. Христианство – вера искусственно созданная в I веке сектами христиан (не имевших отношения к Руси), импортная, чужая. К тому же вера вторичная, нивелирующая, унифицирующая культуры народов, изначально пораженная иудаизмом, или «авраамизмом» (тоже явлением поздним и вторичным), пришедшая на наши ценности – духовные, культурные, материальные – с «огнем и мечом». И как она ни окультурилась, ни выстрадалась, ни оплачена кровью и жертвами наших недавних предков, как она ни пыталась играть роль национальной декорации – всегда найдутся такие русские, которые не могут искренне полюбить чужое, в душе противятся интернационализации с «авраамическим» уклоном, а любят свое, родное. При этом я далека от мысли, чтобы отрицать или даже принижать роль христианской церкви в современном обществе: в наши непростые времена церковь хоть как-то хранит тысячелетние (не глубже) исторические традиции и хоть как-то поддерживает моральный дух в весьма проблематичном российском обществе. И хотя церковь в какой-то мере сионизирована – в ней есть немало честных порядочных русских священников, истинно духовных и верующих. Есть немало искренних, честных прихожан. К тому же в российском варианте христианского интернационала, одна из трех его частей (я говорю о внутреннем содержании историко-календарного материала) российская. Правда, эти части не равны; еврейская и греко-византийско-европейская составляющие намного большие. В каком соотношении? Сопоставьте, например, количество имен в церковном именослове: еврейских, европейских и русских (которых всего десяток-полтора) – и вы увидите соотношение. И все-таки русским есть куда пойти помолиться. И за это немногое, но важное, надо благодарить Бога.
Однако свое, родное, по вышеназванным причинам, русские люди не знают. Даже татарин Минтимер Шаймиев заметил («Завтра», № 38, сентябрь, 2007): «Мы живем в эпоху, когда национальное самосознание народов бурно растет. И мы должны понимать проблемы роста русского самосознания, которое по ряду причин отстает от самосознания других народов. Мы должны терпимо относиться к некоторым издержкам роста русского самосознания. Умная власть должна тонко соблюдать баланс национальных энергий».
Многие книги, в том числе авторов XIX века (я уже не говорю об авторах ХХ века, например об Асове, в каждом издании «Велесовой книги» присочиняющем новых богов, о других легковесных изданиях стиля «фэнтези») Сахарова, Максимова (которых не включаю в свой список литературы) и иных нынешних, вторящих им авторов, никакой «славянской мифологией» назвать нельзя. Будет вернее охарактеризовать их собранием христианских суеверий и народных календарных примет XIX века. В книгах Сахарова, Максимова больше «нечистой силы» христианского тысячелетия и темных накруток, нежели сведений о солнечных богах славянских народов, их мощной энергетической природе, помогавшей нашим пращурам выстоять в труднейшие эпохи. Славянская вера в новейших изданиях часто «перепутана» с христианской мифологией или вообще подменена христианскими суевериями. Один из словарей – «Славянская мифология от А до Я», выпущенный под патронажем покойного Н.И. Толстого (таковы же и «Славянские древности»), утверждает, что герой славянской мифологии Иуда. Иуде, в книге якобы по «славянской мифологии», посвящена обширная статья. На полном серьезе!.. В иных изданиях кощунственно называют (имея в виду современный негативный акцент этого слова) статуи, изваяния наших богов «идолами»; обрядовые действа «игрищами», «сборищами», а то и похлеще (вроде шабашей ведьм). «Нечистая сила», «вампиры», «ведьмы», «вурдалаки», утопленники и прочая нечисть христианского тысячелетия продолжают заполнять все новые и новые коммерческие издания под видом славянской мифологии. Хотя вампиров в славянской мифологии никогда не было. «Шабаш» слово еврейское, означает «саббот», «суббота»; евреи традиционно празднуют субботу, а все индоевропейские народы воскресенье – солнечный день; явление «шабаша» сатанинское. К славянам никакого отношения не имеет. Но кого это интересует?!
Происходит процесс «комчванства» нового образца. Если коммунистическое чванство – забвение и оплевывание прошлого, то коммерческое чванство – сбор мусора и лжи эпох и продажа этого всего как ценного. В результате (пример!) наши дети воспринимают имя «Афанасьев» не как исследователя поэзии русской души, а как пиво; «Ладу» не как богиню, кощунства с которой плохи, а как не высшего класса автомобиль – нечто посредственное, безликое. Святыни обесцениваются. Инфляция эта проводится не по первому кругу.
Между тем славянская отеческая вера во многом и сейчас остается для нас «белым пятном». Ибо до сих пор божество мужского семени Ярило называют богом солнца (хотя как эпитет солнца употребимо). Мало кто знает, чем Ярило отличается от Костромы. Имя бога солнца не знают. Бог солнца славян – Хорс – путается с солнечными богами вообще, например с Дажбогом. Мало кто знает, что означает слово «Коляда». Баба Яга, Бес (Бэс), Кащей, берегини «ходят» в злых ведьмах-ведьмаках или самой отъявленной нечисти. Это не так!.. Но кого это интересует?! По инерции на «язычество» «сливается» весь сатанизм, суеверия христианства, ересь сект, преступления безумцев, маньяков и негатив любого толка… Издан даже (М., 2000) фискальный справочник в трех томах: И. Куликов. «Новые религиозные организации России деструктивного оккультного и неоязыческого характера». Но кого интересует, что это «деструктивное» виртуальное сборище никакого отношения к дохристианской вере славян не имеет?! Что это скорее современное актуальное собрание врагов церкви?! Зачем же непонятую христианами дохристианскую веру приплетать ко всему негативному?! Клевета, несправедливый навет никогда не проходят даром.
Почти ни в одном словаре русского языка вы не найдете происхождения-толкования древних слов: «Коляда», «ступа» (если не иметь в виду бытовой предмет), «кремль», «хоругвь», «хор», «харя», «храм», «календы», «календарь», «хронология», «царь», «скандал», «свара», «сваха», «свадьба», «гон» (у животных), «артикул», «артачиться», «кривичи», «скоморохи», «безалаберный», «амба», «панический страх», «манить», «обман», «вякать», «речь», «речение», «изречение», «речка», «река», «якшаться», «хлябь», «расхлябанный», «хлипкий», «охальник», «охалить», «рачительный», «несуразный», «ситный», «сито», «кутья», «гак» («с гаком»), «рать», «рота», «рита», «шамать», «шаман», «шушун», «вена», «пуга», «год», «май», «куранты», «курсор», «курган», «холм» (кельм от коло – круглый), «чертог», «навь»; «Калка», «Каяла», «Сафат-река», «Сура», «Кама», «Амур» (у нас больше известные как названия рек) и других. Многие языковеды и не догадываются, что приведенные слова – отмифологические, укоренено-русские, а иные общеиндоевропейские с санскритскими корнями.
Это все интересные подробности, из которых славянская мифология и состоит. Но многие не знают не только подробностей, но даже наиболее важных направлений верований древних славян. Например, того, что авраамические новейшие религии и буддизм (примерно того же периода), говоря современным языком, представляют собой «биографии» и идеологию одного человека или человекобога (Христа, Магомета, Будды). А дохристианская вера индоевропейцев, в том числе и славян, как их части, космоцентрична, включает весь космос, природу и человека как часть их. И не надо забывать о равночтимых «двух путях» дохристианской веры в богов и предков. В то время как, например, христианский интернационал изначально предлагал предков «опустить», «забыть», верить только в Христа. Лишь упорному вековому сопротивлению простых людей удалось отстоять поминание в церквях умерших, поминание едой – тоже дохристианский обычай. Отсюда происходит непонимание самого существа предмета. Без знаний и глубокого религиозного чувства не постичь традиционной мудрости наших предков. Надо старых богов, а это, как правило, еще и предки наши, освободить от клеветы и наветов позднейших политических эпох. Деисториософизированный человек, человек, из которого вытравлено все историческое, в котором погашен «огонь истории», – цель современных глобалистов, ибо таким человеком легче управлять. Легче управлять потребителем и обществом потребителей (потребоман вненационален, он – антигражданин), для которых показатель устраивающей их жизни не ценности предков (сейчас говорят даже о «болезни ценностей») – этичность поведения, духовность, жертвенность, ответственность, а иерархия потребностей: легконагуливаемый жирок, дешевый алкоголь, доступные наркотики, отсутствие принуждения к труду и смысла труда, криминальная вольница и вседозволенность, приобщение к низкой, будничной, но праздничности.
У каждого человека есть языковая и смысловая генетическая память, в которой «записаны» основные понятия самосознания предыдущих поколений. Нынче современная волновая генетика объясняет, как из поколения в поколение передаются высшие человеческие способности, записанные на молекулах наследственности ДНК. Слово – универсальный способ фиксации духовного состояния общества. В нас сокрыты и всегда находятся те слова, понятия, которые произносили наши предки в разговорах, песнях, молитвах, заклинаниях, загадках и прочем. Когда эти понятия «вспоминаются», развиваются, поддерживаются – человек живет по законам предков, находит свое предназначение на земле и передает опыт потомкам. И наоборот, если он пытается заглушить эту память неестественным образом жизни, то его наследственные способности сворачиваются, он деградирует, ухудшает наследственные программы своего народа.
Эта опасность «живет» рядом с русским человеком давно: все последнее тысячелетие и особенно – последнее столетие. В России уже много лет внутренние и внешние интернациональные силы пытаются лишить народ основополагающих понятий, которые хранятся в памяти предков, тем самым обрекая русский народ (а с ним неизбежно и другие народы России) на вырождение и ассимиляцию. Из истории, литературы, учебников, СМИ, вообще из обращения изъяты некоторые понятия, формирующие, поддерживающие национальное самосознание. В древности это были идеи служения Богу, предкам-потомкам, традициям, природе (рациональное хозяйствование; например, в русских деревнях никогда не было свалок-мусорок, канализации, не потому, что люди были отсталые, а потому, что этого не требовалось: все отходы шли на корм животным, топку, удобрения; не было излишков товаров, а значит планирование оказывалось идеальным). В итоге поколения и поколения оказались в чужой идеологической, а частично и языковой среде, в чужом обществе. Русские люди живут в постоянном конфликте с окружающей действительностью и с самими собой: в них заложено одно, а кругом происходит совершенно другое, к которому они не могут приспособиться или не могут приспособиться без потерь.
Не меньший стресс вызывает и то, что русские иногда не узнают себя в своих потомках. Кроме того, что детей рождается мало, – сознание этих детей растерзано чужими и чуждыми ценностями. Такой конфликт подрывает здоровье и духовные силы людей, провоцирует болезни, преждевременную смерть. Нравственный кризис в обществе обширный и затяжной. При этом чаще говорят о плохой экологии, имея в виду природную окружающую среду (что верно, но лишь частично); в первую очередь отравлена среда обитания духа; искажено или вовсе заблокировано информационное пространство. Благодатная «рука» культуры предков перестала полагаться прямо на головы потомков, передавая таким рукоположением нематериальные ценности духовных накоплений многих поколений.
Конфликт этот по-своему переживают и люди младшего поколения. Их наследственные программы подавлены средствами массового оболванивания. Поэтому они тоже испытывают стресс, но на подсознательном уровне. Они беззащитны против фальшивок, соблазнов нынешней обстановки, легко поддаются на примитивные приманки, начинают предаваться смертельно опасным удовольствиям – моде на жестокость, наркомании, пьянству, разврату, жажде обогащения любой ценой, впадают в компьютерную, игровую зависимость. Нарушая заветы предков, молодые люди невольно попадают под проклятие, начинают уничтожать самих себя. Как следствие – на современных кладбищах все больше могил молодежи; могилами наших девушек, проданных в рабство, усеяны кладбища многих стран мира. Нельзя безнаказанно предавать веру, культуру, традиции предков. Надо постараться понять и принять наших праотцов такими, какими они были; вернее, какими бы они ни были: славными своими деяниями и прозрениями или запятнанными позором (разные люди к такому позору относят то междоусобные войны, то «кровожадность» жертвоприношений или что-либо другое, однако не более худшее, чем мы видим в современном мире). Без них не было бы нас. Надо помнить об этом и не отрекаться от праотцов. Это недостойно потомков основателей великих цивилизаций индоевропейцев. Предки неподсудны. Надо гордиться одними и стараться искупить ошибки других, при этом не теряя прочной связи с корнями. Один из многих способов достижения этого – хранить родословную (знать, хоть в какойто доступной мере, генеалогическое древо), не быть Иванами, не помнящими родства.
Исследования этнопсихологов последних лет показали: чуждая культурная среда (например, англоязычная: ранние – раньше пятого класса – уроки английского, песни на чужом языке, компьютерные команды и так далее) угнетающе действует на все способности ребенка, даже на его физиологическое развитие. Пример можно привести из жизни русских эмигрантов первой волны (воспитанных на родине). Они и за рубежом прославили свое имя, среди них было много талантов и даже гениев, но их дети, внуки, выросшие в чуждой среде? Где они, где их таланты? Видно, что род русских эмигрантов деградирует и растворяется в чужой языковой и культурной среде. Выходит, предательство (хотя бы и не по своей вине) веры, традиций, памяти предков неизбежно делает человека глупым, болезненным, малодушным. И наоборот, следование заветам предков полезно для здоровья, ума и души, высокого интеллекта, нравственной чистоты, жизненного успеха, для потомства. Это известно тысячи лет: «чти отца и матерь твою, да благо ти будет и долголетен ти будеши на земли».
Чаяния мои понятны: надо стереть пыль и «засиженные» вредоносными «насекомыми» – идеологами последних эпох – места в индоевропейской и славянской мифологии – слое древнейшей истории человечества. Эта история спрессовалась в сознании (и подсознании) наших пращуров, своим давлением сгустив, спрессовав и тысячелетия – время долгопротекавшее (в отличие от нынешнего летящего времени). Действия мифов удалены на труднодоступный период времени. От этого они не перестали существовать.
Герои древних мифов удивительны – они боги, родня богов; они наказывающие; они прощающие, милосердные, помогающие. И вместе со всеми они испытывают неумолимые законы судеб, законы космоса, законы Бога-создателя. Как всю эту необъятность постичь нам с нашим нынешним усредненным сознанием? Как восстановить величие мировоззрения предков? Как изврачевать экологию духа, вернуть любовь и благодать космоса и природы человеку? Как восстановить национальное самоуважение и внутриэтническую консолидацию славян, русских?
Надо приняться за серьезные исследования славянской цивилизации и культуры от их истоков, принеся этой идее нашу глубокую симпатию. Мы должны отказаться от мнимой свободы, не знающей границ и изъятой из всякой органичной связанности, связав ее ярчайшим смыслом существования человека в цепи поколений своего рода и народа, снимающего собой всю необъятность Вселенной. В религиозном отношении сейчас мы остаемся во многом слугами чужих идеалов. Глубочайший родник нашей сущности настолько замутился, что все размышления, даже в независимых умах, почти никогда не достигают истинной ясности, доверенности и творческой силы национальной глубины. Сложность в это добавляет непростая абстрактная, космоцентричная древняя религия славян.
Множество древних книг, записей, надписей индоевропейских народов не переведены на русский язык или переведены через посредства других языков (как, например, «Упанишады»), или переведены не славянами, людьми с другим сознанием, иногда враждебным, иногда безразличным, холодным. Надо собрать древние знания по векам и народам, перевести это богатство на русский. Недостающие утраченные фрагменты славянской веры можно и нужно реконструировать. Мы восстанавливаем по фрагментам костей облик динозавров, живших 170 миллионов лет назад, можем восстановить и прошлый славянский мир.
Предки оставили нам все: и древнейший на земле язык, и веру, и культуру, основы нравственного сознания (совесть).
Надо только всмотреться в начертания, вслушаться в звуки коренных, родных слов, в смысл дошедших до нас речений. При внимательном рассмотрении археологических находок, трудов наших поэтов, ученых, искусствоведов мы все увидим, услышим, поймем, испытав чувство поражающей новизны. Все откроется, как цветок папоротника в купальскую ночь. «Золотой век» угадывается нами не в прошлом, он отчетливо виден в будущем, при условии немалого труда по возрождению нового человека, который способен будет решать проблемы, выдвигаемые перед ним грядущей историей. Ценности прародины и древних предков должны стать для нас абсолютным центром отсчета, а все синтетические чужеродные эрзацы уйти в небытие.
Александра Баженова
Список основных сокращений, принятых в словаре
авест. – авестийский
акад. – академик
АН – Академия наук
аккад. – аккадский
англ. – английский
араб. – арабский
Арханг. – Архангельская область
Афан. – Афанасьев А.Н.
балк. – балканский
балт. – балтийский, балты
бас. – бассейн
Белор. – Белоруссия
блр. – белорусский, белорусы
бескид. – бескидский
болг. – болгарский, болгары
б. ч. – большая часть, большей частью
босн. – боснийцы, боснийский
букв. – буквально
вар. – вариант
вед. – ведийский
в., вв. – век, века
верх. – верхний
в. – луж. – верхнелужицкий
в. – полесск. – верхнеполесский
визант., Визант. – византийский, Византия
в кр. – в крещении
возв. – возвышенный, возвышенность
В. – восток
вост. – восточный
втор. – вторая, второй
вып. – выпуск
выс. – высота
вят. – вятский, – кие
га – гектар
