скачать книгу бесплатно
– А все-таки – какая точка зрения ближе лично вам?
– Мне-то? Да я пока не знаю. Честное слово! – Петров приложил руки к груди и улыбнулся. – Я для того и приехал, чтобы разобраться.
– Ясно. – Лихачева словно отмахнулась от Петрова и продолжала дальше: – Четвертое. Дружба с ткацкой фабрикой.
– В чем она проявляется, дружба с фабрикой? – спросил Петров. Надо сказать, он ничего не записывал, только слушал, только спрашивал, как будто корреспондентом был вовсе не он, а Елена Васильевна, которая без конца строчила что-то в блокноте.
– Дело в том, что на ткацкой фабрике работают в основном девушки. Дружба с ними положительно влияет на наших подшефных.
– Да, но вопрос – как их заставить дружить с ними? Ваши подшефные вечером, к примеру, хулиганить собрались, а вы тут как тут с девочками, что ли?
– Честное слово, Владислав Юрьевич, я никак не пойму, почему вы настроены так иронично? Вы что, подвергаете сомнению правильность наших методов? Так я понимаю? – Лихачева смотрела на Петрова без всяких шуток – серьезно и испытующе.
– А что – есть такой прием. От обратного, – улыбнулся Петров. (Видит Бог, ему не хотелось ссориться с Лихачевой: она искренне нравилась ему своей детскостью, незащищенностью, святой верой в незыблемость лично разработанных принципов.) – Знаете такой прием?
– Какой?
– Сократовский. Как он обучал своих учеников? Методом отрицания. Отрицая, вы заставляете противника оттачивать доказательства. Так что, Валентина, не враг я вам, а друг!
– Еще бы вы были врагом! Вас бы тогда и в журнале держать не стали.
– Вот именно. Хотя, между нами говоря, меня давно пора оттуда выгнать.
– Ой, да за что это?! – воскликнула Лихачева. (А Елена Васильевна с каменным лицом все продолжала и продолжала писать.)
– За альтруистический нигилизм.
– Это еще что такое?
– Да вот видите как: из любви к человеку приходится все отрицать. Отрицать, чтобы утверждать. И таким образом отрицание постепенно становится второй натурой. Стали бы вы держать в штате человека, который ни во что не верит?
– В смысле – у себя, в инспекции?
– Да, у вас, в инспекции.
– Таких людей просто не бывает на свете. Которые ни во что не верят. Пока живешь – веришь. Так я думаю.
– Ого, какие афоризмы! – воскликнул Петров. Без насмешки воскликнул.
– И потом, Владислав Юрьевич, я же понимаю – вы шутите. Ведь так?
– Конечно!
– Ну вот видите. Когда однажды мы забирали Володю Зинченко – он пьяный был, – он вдруг закричал: «Не подходи, зарежу!» Я тогда мягко так говорю Володе: «Ты шутишь, ведь правда, Володя?» И что он мне ответил? Он бросил нож и сказал: «Конечно, шучу, Валентина Максимовна».
– Я так понимаю: Володя Зинченко – один из ваших подшефных?
– Да, конечно.
– Красивая штука – аналогия. Раз-два – и ты уже брат знаменитого ярославского человека Владимира Зинченко!
– Вы не обижайтесь. Это я так просто рассказала. К тому, что понимаю шутки…
– Ну что вы, что вы, конечно…
Поговорив еще с полчаса, Петров с Еленой Васильевной сели в «Волгу» и уехали. Договорились с Лихачевой, что скоро встретятся снова. Встретятся обязательно, потому что Петрова заинтересовал образ ярославского хулигана Владимира Зинченко. Заинтересовал как раз тем, что Зинченко исправился. Самое то, что нужно, – чтобы хулиган вышел на правильную дорогу. И тогда можно будет делать глубокие и далеко идущие выводы. Вот только колорита не хватало в Зинченко. Ну что это, в самом деле, человеку всего четырнадцать лет? Надо бы хулигана поматерей, лет семнадцати-восемнадцати, чтоб он ограбил кого-то, совершил разбой или даже убийство, а потом раз – и исправился. Искать, искать тут нужно, думать, как исправился, почему, какие причины? А у Зинченко причина простая: увидел, как родной дядька зарезал собутыльника. Где тут воспитательные методы? Где работа с подшефными? Где коллектив? Просто случай потряс Зинченко – и все. Увидел, как дядька всадил нож человеку в сердце, как кровь брызнула фонтаном, и – прозрел. Понял, что такое нож. Что такое кровь. И смерть. Но где процесс перевоспитания? Читателям журнала нужно именно это – процесс. Чтобы и в других городах могли поучиться, как нужно работать с хулиганами. Так что Зинченко как перевоспитавшийся вроде подходит, а вот по тому, как именно перевоспитался, не подходит совсем. Жаль. Впрочем, поживем – увидим. Надо осмотреться, прикинуть, подумать…
В машине Петров спросил Елену Васильевну:
– Она откуда сама-то взялась, эта Лихачева?
– Понравилась она вам? – вопросом на вопрос ответила Елена Васильевна.
– Есть кое-что любопытное. Честная, искренняя, добрая. Но немного наивная, что ли. Простите, не хочу обидеть ее.
– Нет, Владислав Юрьевич, она не наивная. Она просто очень чистая. Чистые люди, если вы заметили, нередко производят впечатление наивных.
– Да? – удивился Петров, хотя в душе не мог не согласиться с Еленой Васильевной.
– Да, Владислав Юрьевич.
– Ну что ж, тем лучше для нее. Не наивная, а чистая. Но тем не менее, согласитесь, несколько утопична… как бы это сказать… не идея, нет, идея верная – перевоспитывать, а утопична жесткость схемы, строгость системы, ее обязательные параграфы, по которым надо воспитывать хулиганов. Меня лично как журналиста больше не системы интересуют, не параграфы, а конкретные дела, поступки… Вот Бобров – тот человек дела, поступка!
– Бобров нередко использует антивоспитательные приемы.
– Зато он практик! Он конкретен.
– Вы еще не знаете Боброва, а уже защищаете его. Ох, мужчины, мужчины, – и Елена Васильевна снисходительно улыбнулась, чтоб Петров, не дай Бог, не подумал, что она осуждает его.
– Бобров мне симпатичен.
– Чем?
– Он идет против течения. История человечества показывает: прав тот, кто идет против течения.
– Хотите мое мнение?
– Да, конечно.
– Это не история показывает. Это просто одна из истин, которая в ваших устах становится догмой.
– Интересно, интересно, – воодушевился Петров.
– Да, догмой. Потому что полная истина заключается в том, что правы бывают и те, кто идет против течения, и те, кто идет по течению. История полна примеров как первых, так и вторых. Только в памяти нашей застревает больше первое. И знаете почему?
– Почему?
– Потому что идея сопротивления часто оправдывает нашу пассивную жизнь. Да, да! Нередко человек сопротивляется только потому, что ему лень жить активно, лень думать, созидать, бороться, искать истину. Так что идти против течения бывает очень удобно лентяям, бездельникам, трусам, эгоистам, индивидуалистам. В действительности, конечно, они не идут против течения, они топчутся на месте, а оправдывают себя вот этим: мы-де идем против течения, как это делали все великие до нас!
– А все-таки, Елена Васильевна, хоть один конкретный пример великого человека, который шел бы по течению?
– А что считать точкой отсчета? Это ведь самое главное – определить отправную точку.
– Скажем, так: отправная точка – мнение большинства людей.
– Нет, не так, – не согласилась Елена Васильевна. – Великий человек не отвергает мнение большинства, а создает его. Собственную идею он делает всеобщей. Дело тут не в заблуждении большинства, а во всеобщем незнании, которое становится знанием всех. Так что и Аристотель, и Данте, и Коперник, и Ньютон, и Гомер, и Эйнштейн, и Пушкин – разве они плыли против течения? Они шли вперед, от незнания – к знанию, от того, чего не было, к тому, что стало.
Машина мчалась по Ярославлю, шофер молчал, но, кажется, внимательно прислушивался к разговору Петрова с Еленой Васильевной; во всяком случае, за последние годы он не помнил, чтобы Елена Васильевна говорила с такой страстью и с такой искренностью… И о чем? А Бог его знает о чем. Так же не помнил и Петров, чтобы во взрослой своей жизни – а не в студенчестве – он говорил с кем-нибудь на подобные темы. Странно, отметил он про себя, разговоры людей друг с другом как бы измельчали, стали пресными, то просто деловыми, то пусто-ироничными, а в результате? Всеобщее отчуждение и разобщение…
– Мы отвлеклись, Елена Васильевна… Откуда все-таки появилась у вас Лихачева? Как я понимаю, на сегодняшний день – ваш лучший инспектор.
– Биография у нее простая. Приехала в Ярославль из деревни, работала на ткацкой фабрике, участвовала в молодежных оперативных рейдах. Предложили работать у нас – согласилась.
– Почему?
– Вы будете писать о ней?
– Еще не знаю, – уклончиво ответил Петров.
– Дело в том, что у Валентины нет родителей. Воспитывала ее бабушка, Мария Евграфовна. Я с ней знакома, замечательной души человек, деревенская подвижница.
– Простите, перебью вас… В чем именно подвижница?
– В жизненной установке. Жить только для других – разве не подвижничество?
– А конкретно?
– Конкретно? Если б не Мария Евграфовна, в деревне так бы и не построили восьмилетку. Не будь Марии Евграфовны, местный леспромхоз так бы и вырубал вокруг деревни вековой лес. Не возьмись за дело Мария Евграфовна, так бы никогда и не был создан местный фольклорный ансамбль. Ансамбль, который, между прочим, собирает и пропагандирует фольклор всей Ярославщины… Мало этого?
– Она что же, эта Мария Евграфовна, какой-нибудь депутат?
– Никакой она не депутат. Говорю вам – подвижница!
– Подвижница – это прекрасно. Но на социальной лестнице – кто она? Директор школы, председатель колхоза, директор совхоза, кто?
– Рядовая колхозница.
– И ей дают мутить воду во всем колхозе?
– Как это – мутить? Ей-богу, странно вы выражаетесь, Владислав Юрьевич… – Чувствовалось по голосу, Елена Васильевна немного обиделась на Петрова.
– Извините, неудачно выразился… Я имею в виду: как это ей, рядовой труженице, позволяют вмешиваться, даже вершить такие дела?
– Да она никого не спрашивает! На то она и подвижница.
– Любопытно… Как же она тогда позволила внучке уехать из деревни? По идее, Валентина должна была продолжать подвижничество бабушки…
– Мария Евграфовна сама отправила ее в город. Говорит: поезжай, учись, перед ученым человеком и скатерть сама стелется.
– Да ведь Валентина не учится, а работает!
– Как это? Учится заочно на четвертом курсе юридического института.
– Ну, прямо герой нашего времени!
– Вы иронизируете, Владислав Юрьевич?
– Нет, я просто хочу понять. Мне все кажется, что она не столько сама героиня, сколько ее таковой делаете вы.
– Вы – это кто? Лично я?
– И лично вы, и, так сказать, ярославская общественность.
– Ошибаетесь, Владислав Юрьевич. Такие, как Лихачева, не нуждаются в искусственной героизации. Знаете, почему она пошла работать к нам?
– Почему?
– Потому что считает, что хулиганы – это прежде всего сироты. Да, да. Духовные сироты. И это – при живых родителях. Вы ведь помните – она сама сирота, поэтому поставила перед собой цель: вытаскивать из сиротства любую заблудшую душу.
– Хулиганы – это не сироты, это хулиганы. Духовное сиротство – только красивый пассаж, не больше. Во всяком случае установка Боброва мне ближе: хулиган – наглец, а потворствуют ему те, к кому он пристает. Нужно не хулиганов перевоспитывать, тем более не оправдывать их духовным сиротством, нужно воспитывать в людях человеческое достоинство, мужество, гражданскую зрелость.
– А вам не кажется, что это две стороны одной медали? И то и другое можно сомкнуть, и тогда получится универсальный результат?
– Что-то я не заметил, чтобы вы поддерживали идеи Боброва.
– Идеи – поддерживаем, а методы – отрицаем.
– Диалектика?
– Если хотите, да.
– Почему же тогда Володю Зинченко перевоспитала не Лихачева, не система и не философия, а просто случай?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, не Лихачева же отвратила его от хулиганства? Увидел парень, как дядька зарезал собутыльника, и прозрел. А еще проще – испугался. Наверняка так.
– А вы не думаете, что почву для прозрения подготовила все-таки Лихачева?
– Здесь, конечно, можно повернуть по-всякому. Хочется так – пожалуйста, хочется этак – тоже на здоровье.
– Любопытный вы человек, Владислав Юрьевич. Все-то вы подвергаете сомнению… Значит, метод такой, да?
– Именно. Сократовский метод. Можно назвать и по-другому – альтруистический нигилизм. Или – нигилистический альтруизм.
– Помню, помню, – рассмеялась Елена Васильевна. А рассмеялась, наверное, потому, что нельзя же разговору придавать только серьезный оттенок. Надо и легким его делать, шуточным, веселым. Так?
– Елена Васильевна, куда едем? – спросил шофер, когда «Волга» притормозила у одного из светофоров.
