скачать книгу бесплатно
Мы не знали, что это была наша последняя встреча».
Наташа Ефремкина бросила учебу в МГИМО уже где-то на втором или третьем курсе, Лена Моисеева с большими мытарствами, но, кажется, доучилась до конца. А Юля Захарова, моя коллега по китайской языковой группе, училась только на отлично и хорошо. Но близкой моей Наташе осталась на долгие годы лишь ее тезка Наташа Ефремкина.
Китаистов и кореистов объединили в одну академическую группу (№ 8). Языки мы учили отдельно, все остальное – вместе. Меня к тому же назначили старостой академической группы, так что я в первый же день перезнакомился со всеми членами группы (нас было 13 человек). Наташа сразу бросилась в глаза своей привлекательной внешностью, лучезарностью, доброжелательностью. Она все время улыбалась и звонко смеялась. Говорила красивым, переливающимся, завораживающим голосом. Мы стали сотрудничать и сдружились. Я рассказывал Наташе о том, как мы учим китайскую грамоту. Она, в свою очередь, делилась впечатлениями об изучении корейского языка.
В корейской группе насчитывалось шесть человек. Преподавали корейский язык настоящие энтузиасты, влюбленные в свою работу и в Корею. Основной курс вела молодая Валентина Николаевна Дмитриева, разговорный язык – пожилой кореец Хан Дык Пон.
Студентам сразу разъяснили, что происхождение корейского языка, как и самого корейского народа, до конца не определено. Но доминирует теория родства корейского языка с алтайскими (объединяющими тюркские, монгольские и тунгусо-маньчжурские языки) и японским. При этом письменность в Корею (так же как в Японию и Вьетнам) пришла из Срединной империи. Примерно две тысячи лет назад корейцы стали пользоваться китайскими иероглифами. Вместе с иероглифами жители Страны утренней свежести усваивали и китайские слова, которые составляют 70–80 % всего словарного запаса современного корейского языка. Использование иероглифов открывало доступ к наиболее продвинутой культуре Дальнего Востока, делало корейцев частью высокоразвитого синоцентрического мира. Но это письмо создавало и неудобства. Местный язык грамматически очень отличается от китайского, он, в частности, изобилует суффиксами и окончаниями, существительные в нем склоняются, глаголы спрягаются.
Обходиться одними иероглифами, которые всегда неизменны, было трудно. И корейские ученые под руководством короля Сечжона создали в XV веке алфавит хангыль. Алфавит состоит из 24 букв, внешне похожих на иероглифы, но передающих лишь звуки и слоги, а не понятия (как иероглифы). На первых порах буквы использовались для дополнения китайских слов суффиксами и записи исконных корейских слов. В последние десятилетия произошло вытеснение иероглифов из книг и периодических изданий. Тем не менее в Корее боготворят каллиграфию, для корейцев китайские достижения в этой области – высший эталон, объект подражания. В южнокорейских школах все еще преподают иероглифику, без нее не может обходиться и интеллигенция, интересующаяся культурой предков.
Наташиной группе тоже пришлось изучать иероглифику, но далеко не в том объеме, как китаистам. Что касается специальных страноведческих дисциплин, то нам, студентам МЭО, они не полагались. Правда, в программу были включены обзорные лекции по экономике стран Дальнего Востока, которые замечательно читала Нина Петровна Семенова. Наташа регулярно писала под ее руководством курсовые работы и очень сдружилась с Ниной Петровной.
Изучение корейского языка требовало большого трудолюбия и отнимало массу времени. Часами Наташа просиживала над учебниками и в лингафонном кабинете. В перерывах между занятиями кореисты, часто вместе с китаистами, обсуждали политическую и экономическую ситуацию на Корейском полуострове.
Северная Корея воспринималась нами со скептицизмом, как страна с отсталой экономикой и абсурдным культом личности Ким Ир Сена. Мы вслух читали северокорейские пропагандистские брошюры и хохотали до упаду. В них сообщалось, например, что в день рождения «великого вождя» Ким Ир Сена расцветают цветы, поют птицы. Однажды он пошел ловить рыбу и поймал уникальную, такую никто раньше не видел. Рыбу выделили в отдельный класс и назвали ее в честь вождя. Сообщалось, что в Пхеньяне открыли научно-исследовательский институт по изучению здоровья товарища Ким Ир Сена. В брошюре, посвященной матери вождя, на каждой странице подчеркивалось, что она никогда не ссорилась с соседями.
Забавные истории рассказывал о северокорейцах мидовский начальник и наш лектор М.С. Капица. Однажды из аудитории поинтересовались, помогали ли корейские партизаны Красной Армии в освобождении Северной Кореи в 1945 году. КНДР – союзник, обижать его не полагалось. Но Капицу это обстоятельство не смутило: «Наши генералы, – смеясь, ответил он, – ни в какие бинокли даже одного партизана не заметили».
К Южной Корее относились с уважением. Она была запретным плодом, частью капиталистического мира, который в то время все больше идеализировался советской молодежью. Казалось, что там все лучше, чем в СССР и других соцстранах, страдавших хроническим товарным дефицитом и влачивших скучную, ущербную, зажатую тоталитарными тисками общественно-политическую и культурную жизнь.
На самом деле Южная Корея в 1960-е годы лишь приступила к экономической модернизации, причем в условиях военной диктатуры генерала Пак Чжон Хи. Советская пропаганда называла Южную Корею отсталым сателлитом США, но мы пропаганде уже не верили.
Я, в свою очередь, корпел над китайской грамотой. В письме родителям в Сочи уже 4 сентября 1964 года сетовал: «Я не предполагал, что китайский язык такой трудный. Прихожу из института и по 5 часов учу иероглифы. В 6 утра встаю – и сразу за иероглифы. А о произношении говорить нечего – кошмар!».
9 сентября жалуюсь опять: «С утра до вечера занимаюсь китайским языком. Написанием, произношением и переводом иероглифов, а также фонетикой и грамматикой».
Кроме языка были еще, естественно, многочисленные дисциплины. Их изучение, с одной стороны, вызывало восторг, а с другой, – требовало больших временных и нервных затрат. Вот как описывал я свои первые впечатления от учебы в письме родным в Сочи 4 сентября 1964 года:
«В первый день (1 сентября) у нас были высшая математика, китайский язык, история народного хозяйства.
Высшая математика нам безумно понравилась. Лектор читал как артист, и то, что он читал, было очень интересно. История народного хозяйства вообще колоссальная дисциплина. Будут курсовые работы по самым различным темам, от нефтяных запасов стран Ближнего Востока до истории меркантилизма в Англии. А пока получили задание законспектировать работу Энгельса «О возникновении семьи, частной собственности и государства». …На второй день была политэкономия. Снова было очень интересно. Нам велели законспектировать I-й том «Капитала» К. Маркса. Было, кстати, объявлено, что ни в одном другом вузе СССР, а значит, и мира не изучают марксистскую политэкономию и историю партии, как в МИМО.
3 сентября состоялось занятие по товароведению. Всем нам дисциплина показалась особенно увлекательной. Но и самой трудной, включающей элементы физики, химии, геологии, техники. Нас должны научить разбираться в качестве любого товара, к какой бы категории он ни относился – от двигателей внутреннего сгорания до пшеницы. …Читают лекции профессора и так здорово это делают!»
А вот письмо от 9 сентября:
«Учиться очень трудно: математика, вычислительная техника, политическая экономия, история КПСС, спецдисциплины (какие – в письме упоминать нельзя). И на все обращается огромное внимание. Политэкономия – очень сложная дисциплина.
Массу времени отнимают общественные мероприятия (уборка института, всякие торжественные собрания, субботники, установочные лекции). Ну, и спортом мы обязаны заниматься. Я выбрал баскетбол…»
…Конечно, Наташа очень нервничала по поводу своего «кандидатства» и поэтому штудировала преподаваемые науки с особой тщательностью. Исправно посещала лекции и аккуратно их записывала. Я же, увы, тоже намеревался быть прилежным студентом, но выдерживал положенный ритм недолго. На первую лекцию (по математике) явился загодя и занял место в первом ряду. Лектор, профессор Винецкий, сразу увлек рассказом, я стремился отразить на бумаге каждое его слово, но вскоре облил свой белый костюм чернилами из пузырька (предусмотрительно принесенного на лекцию, вдруг чернила в авторучке кончатся). Облил и так загоревал, что больше профессора не слушал. В дальнейшем лекции почти не записывал, некоторые из них прогуливал. При этом не волновался, исходил из того, что у Наташи Корсаковой все лекции законспектированы и она всегда конспектами поделится. Так оно и происходило.
Не обходилось, конечно, в жизни Наташеньки без проблем. Так, 23 января 1965 года у нее в магазине на Арбате украли профсоюзный билет и пропуск в институт. Натуля плакала, терзалась. А вечером того же дня Наташа была на свадьбе школьной подруги Нади Мериновой, где получила замечание за «неудачный» подарок – восточные сладости. Легко ранимое юное создание расстроилось еще больше.
Родители тем временем подключили все свои связи, чтобы уладить вопрос с пропуском. Знакомая с кафедры мировой экономики Хава Ахметовна провела переговоры с проректором по учебной части Пучковым. Звонил ему еще один знакомый родителей, некто Ситников. Пучков принял Наташеньку, но был строг – заявил, что факт утери билета «очень плохой». От Пучкова Натуля поехала в милицию. Вечером Евгений Павлович, как записано в его дневнике, «разговаривал с Наташей о ее разбросанности, неаккуратности».
На следующее утро, 26 января, Натуля с подругой Таней Михайловой уехала в дом отдыха Комитета по труду и заработной плате «Лесные поляны», любимое место Корсаковых. А уже 27 января днем к родителям явился молодой человек с украденной сумочкой Наташи. Сказал, что нашел сумочку в столовой на Арбате. Пропуск в МГИМО был цел, профбилет разорван, листы выдернуты. Но исчезла 41 копейка и авторучки.
Наташенька, конечно, порадовалась возвращению сумки с пропуском и продолжала отдыхать в «Лесных полянах». Ходила на лыжах, гуляла на свежем воздухе, смотрела кинофильмы, общалась с интересными людьми. Познакомилась, в частности, со знаменитым артистом Михаилом Ульяновым, который тоже проводил отпуск в этом доме отдыха.
А 31 января новая неприятность. Пришла по почте открытка из библиотеки с требованием к Наташе сдать книги. В противном случае авторы письма угрожали репрессиями: сообщение по месту учебы, товарищеский суд, штраф по исполнительному листу. Евгений Павлович инцидент урегулировал – позвонил в библиотеку и договорился, что книги будут возвращены после окончания 8 февраля Наташиного отдыха в «Лесных полянах».
Не успела Натуля вернуться в Москву, как стала участником домашних споров. Папа купил билеты в два театра, мама возмутилась – денег нет на чулки, а тут такие расходы на театр! Наташа выдвинула предложение: посещать театр не чаще одного раза в два месяца.
Через пару дней дочь, не оставив записки, ушла в Дом кино с парнем, с которым сдружилась в «Лесных полянах». Родители допытывались у бабушки, где их дочь, но Антонина Тихоновна хранила молчание. Вернулась девочка около 12 часов ночи, причем, несмотря на сильный мороз, ходила в туфельках. Родители распекали и ее, и бабушку. Уже на следующий день новая «провинность» Наташеньки. Как сказано в дневнике Евгения Павловича: «Наташа сама съела весь оставшийся торт. В этом эгоизм и наплевательское отношение к другим. Сделал ей замечание».
Позднее в том же 1965 году случались трения между Евгением Павловичем и доченькой из-за того, что она без разрешения пользовалась его вешалкой, авторучкой, разбрасывала вещи. Евгений Павлович тогда же сетовал в дневнике на то, что супруга не ухаживает за его одеждой, критикует мужа в беседах со знакомыми. Высказывались очередные претензии к Наташе: то мусор не выносит, то забывает обрезать пуговицы на пиджаке отца, предназначенном для сдачи в химчистку.
Семейные ссоры случались чаще всего из-за тещи, Антонины Тихоновны, нараставшей конфронтации между ней и Евгением Павловичем. Теща говорила: «Я человек властный и хочу, чтобы они все мне подчинялись». Евгению Павловичу такая позиция категорически не нравилась. Конфликтовали Корсаковы также по поводу нехватки денег, беспорядка в квартире, желания Нины Антоновны переехать в трехкомнатную квартиру, ее увлеченности нарядами, подарков родственникам и знакомым.
Что касается денег, то их на самом деле не хватало. Евгений Павлович периодически занимал солидные суммы в кассе взаимопомощи на работе. Нина Антоновна сдавала вещи в комиссионные магазины и ломбард, продавала ненужное знакомым. А долги оставались.
Заедали и другие бытовые проблемы. То горячую воду отключат, то в квартире холодно, то не достать в магазинах нужные продукты и вещи. Однажды, в январе 1965 года, Евгений Павлович по всей Москве искал Натуле казинаки. В конце концов смог приобрести их на улице Горького, в магазине «Армения». А 24 марта того же года Евгений Павлович уже ищет Наташеньке крабов: «достал» только 26 марта с помощью знакомого по имени Петр Иванович. Это для вечеринки у Наташеньки для студентов-друзей. В тех же целях провели уборку квартиры.
В семье Корсаковых домашними хлопотами занимались все. Папа Наташи готовит, стирает свое белье, гладит рубашки и костюмы, подметает, выбивает во дворе ковры, закупает оборудование для кухни, достает лекарства, ходит на рынок. Типичная дневниковая запись на сей счет от 28 февраля 1965 года (в воскресенье): «Нина уехала по врачебным делам. Я сходил в магазин – купил овощи, молоко, лимон, потом на базар – морковь, картофель. Взял билеты в кино… Съездил в Смоленский магазин – взял торт, сахар, масло, сыр, лимон…»
…При всем напряженном графике жизни Наташенька успевала отдыхать. Выше уже упоминались каникулы в доме отдыха «Лесные поляны». Там Натуля познакомилась с парнем по имени Игорь, который заканчивал учиться в Архитектурном институте. Ходила с ним в гости (к подруге Тане Михайловой, к внучке героя Гражданской войны Щорса), в Дом кино. Подчас поздно возвращалась домой, однажды в 1:45 ночи. Подверглась критике со стороны Нины Антоновны. Но Натуля «не исправилась» – вскоре гуляла в компании бывших одноклассников до 2:30 ночи! Мама плакала, папа лишился сна.
Проводила Натуля свободное время и с родителями – посещала театр, концерты, кино. Общалась с маминым больным, знаменитым музыкантом Д. Ойстрахом.
Возникали определенные проблемы со здоровьем девочки, которые бабушка и мама, паникуя, преувеличивали. Начала Натуля кашлять – туберкулез, болит животик – панкреатит и т. д.
Сразу после окончания первого курса лучшую отличницу курса Наташу Корсакову безоговорочно перевели в студенты. И тут же мы избрали ее комсоргом академической группы.
Корейским языком Наташенька овладевала столь успешно, что уже в начале четвертого курса институтское начальство предложило ей вести занятия у кореистов первого, второго и третьего курсов. Уникальнейший случай в истории МГИМО, да и, наверное, всей отечественной (если не всемирной) системы образования. И Наташа справилась, да еще как! Большинство ее подопечных выросло в выдающихся дипломатов и ученых. В их числе: Анатолий Васильевич Торкунов, ректор МГИМО с 1991 года по сей день, академик Российской академии наук (РАН), Чрезвычайный и Полномочный Посол (ЧПП); Валерий Иосифович Денисов, ЧПП в КНДР (1993–1996), доктор политических наук, профессор; Валерий Николаевич Ермолов, ЧПП в Малайзии, кандидат исторических наук; Светлана Серафимовна Суслина, доктор экономических наук, профессор МГИМО, главный научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН; Андрей Геннадьевич Карлов, ЧПП в КНДР (2001–2006), директор Консульского департамента МИД РФ (2009–2013), ЧПП в Турции (с 2013); Василий Васильевич Михеев (заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений РАН, член-корреспондент РАН), Александр Мансуров (профессор корееведения Университета Джонса Хопкинса, Вашингтон, США).
Так что можно сказать, что Наташа, будучи еще совсем в юном возрасте, участвовала в подготовке лучших корееведов страны. Практически все ее подопечные связывают свою привязанность к Корее с влиянием Натальи Евгеньевны. Так, А.В. Торкунов в статье в «Международной жизни»[13 - Анатолий Торкунов. О Наталье Бажановой и ее творческом наследии // Международная жизнь. 2014. № 7. С. 168–183.] писал:
«В 1968 году я стал студентом МГИМО и был определен в корейскую языковую группу. Радости при этом не испытал – Кореей я никогда не интересовался и почти ничего не знал о ней. На первых порах зубрил мудреный корейский язык без энтузиазма. Но вот к нам в аудиторию пришла юная учительница Наташа, сама еще только студентка 4-го курса. Пришла, и своими обаянием, жизнерадостностью, любознательностью, серьезностью, умом буквально зажгла во мне корееведческий огонь. Я влюбился и в Корею, и в корейский язык. А с Наташей, а потом и ее мужем Евгением Бажановым, мы сдружились на всю жизнь».
А вот отрывок из воспоминаний В.И. Денисова о Наташе:
«Мы были студентами второго курса факультета международных отношений МГИМО. Неожиданно в аудиторию вбегает молодая, улыбающаяся, красивая девушка и объявляет, что какое-то время она будет преподавать нам корейский язык, так как Валентина Николаевна Дмитриева, наша преподавательница корейского языка, находится в командировке в Корейской Народно-Демократической Республике. Чуть позже мы узнали, что Наташа Корсакова – студентка четвертого курса факультета МЭО. Вот так состоялось мое знакомство с Натальей Евгеньевной. И хотя преподавала она нам недолго, но навсегда оставила в нашей памяти свою любовь к «Стране утренней свежести», что, естественно, способствовало формированию и у нас теплого отношения к Корее, ее народу, к корееведению».
В.Н. Ермолов поделился такими мыслями:
«Мы познакомились уже на излете моей студенческой жизни. По-моему, это случилось в 1972 году, когда, будучи на пятом курсе, я и мои согруппники вернулись с практики в Пхеньяне. Наш преподаватель корейского языка Валентина Николаевна Дмитриева попросила Наташу заменить ее. Поскольку разница в возрасте у нас с Наташей была небольшой, сразу возник вопрос: «А собственно, как по-корейски обращаться к новому преподавателю?».
Вообще на Востоке, и в Корее в частности, отношение к Учителю – более чем уважительное. Учителя ученики по-корейски величают почтительным словом «сонсен». В японском языке таким эквивалентом является термин «сансей» (иероглифы в обоих случаях одинаковые). Когда мы предложили Наталье Евгеньевне так к ней обращаться, она засмущалась. Тогда мы придумали иное обращение к Учителю. Поскольку мы изучали только северокорейскую лексику корейского языка, так как в те годы у СССР с Южной Кореей не было никаких контактов, а обращение «господин» или «госпожа» в советском обществе практически не употреблялось и считалось буржуазным, то мы стали называть преподавательницу «Наташа тонму», или «товарищ Наташа». Обращение всем понравилось, включая и саму преподавательницу. Вот такой была наша первая встреча.
Говорят, что первая встреча является наиболее запоминающейся и оставляет в памяти людей самое верное впечатление. Я тоже так считаю. В тот раз я запечатлел образ милого, очень обаятельного и интеллигентного человека. Мы, мальчишки, в тот момент мнили себя отчаянными Дон Жуанами и по молодости лет пытались с ней как-то заигрывать. Но в этом плане Наташа быстро поставила нас на место, заявив, что она – специалист не по этой части.
А вот добрую шутку Наталья Евгеньевна ценила и даже разрешила нам использовать юмор не только при общении друг с другом, но и в ходе занятий. Что мы с удовольствием и делали. Только потом я осознал всю полезность такого метода, ибо при изучении того или иного языка именно веселая шутка быстрее усваивается и легче запоминается.
К сожалению, «товарищ Наташа» обучала нас недолго – около трехмесяцев. После чего мы с ней расстались. По окончании МГИМО я получил назначение в Первый Дальневосточный отдел МИД СССР. Помню, кто-то назвал его «Первым довольно важным отделом.»[14 - Это – игра слов, аббревиатура в обоих случаях – ДВО МИД СССР.]. Название закрепилось надолго и, как я сейчас вспоминаю, Наташе оно пришлось по вкусу. Повторяю, она любила пошутить, но пошутить тонко, и при этом ценила юмор других».
С.С. Суслина в интервью отметила следующее:
«Наталью Евгеньевну – Наташеньку – я знаю давно, еще с юности. Наше знакомство произошло, если память мне не изменяет, в 1968 году, когда я училась на первом курсе МГИМО и моим основным языком изучения был корейский. Наташа была на три-четыре года меня постарше, обучалась на четвертом курсе. Наташа, которой на тот момент исполнился 21 год, пришла в нашу группу вести занятия по корейскому языку. Случилось так, что нашего главного преподавателя, Валентину Николаевну Дмитриеву, вызвали на работу «наверх». С учетом этого форс-мажорного обстоятельства Наташу как лучшую студентку по корейскому языку руководители вуза попросили, а скорее всего, назначили, вести занятия с новым поколением корееведов. Наша группа была малочисленной – всего пять человек, из которых я одна девчонка…
Наталья Евгеньевна уже с первого мгновения произвела на нас всех самое благоприятное впечатление. Наташенька оказалась очень милой девушкой, причем с хорошим осознанием значимости своего дела. С первого момента, как я увидела ее, она всегда подходила ответственно к любому делу. В те годы, так уж мы в СССР были воспитаны, общественное поручение воспринималось как более важное, чем личная жизнь. Но у Наташи чувство ответственности было выражено намного сильнее, чем у остальных.
Я моментально осознала: к нам пришла очень серьезная, а главное требовательная, молодая учительница, с которой не побалуешь. Мальчишки, поскольку Наташа была весьма привлекательной особой, пытались строить ей глазки и даже заигрывать. Но Наташа сразу же все эти шалости пресекла, всем дала понять, что она преподаватель, а мы – лишь ее ученики. И небольшая разница в возрасте в данном случае не играла никакой роли. Авторитет учителя незыблем и должен всеми учениками беспрекословно уважаться. Такой стиль поведения привел к тому, что мы стали даже побаиваться Наталью Евгеньевну.
В Наташе сочетались несколько противоречивых качеств. С одной стороны, она была очаровательным человеком, обладающим очень мягким, этаким обволакивающим, мелодично-ласковым голосом. И в то же время она требовала от нас абсолютного послушания и уважения к своей работе.
При этом я уверена, что все мои сокурсники скажут: то время, когда Наташа преподавала нам азы корейского языка, было одним из самых приятных этапов учебы в МГИМО. Это было и полезным для нас временем. Когда Валентина Николаевна Дмитриева вернулась к преподавательской работе, то была просто поражена, как за такой короткий срок обучения с Наташей мы смогли столь здорово продвинуться в познании очень непростого корейского языка.
То есть у Наташи были прекрасные задатки языкового преподавателя. Не каждому даже опытному педагогу дан талант терпеливо и доходчиво разъяснять ученику «заковыки» иностранного языка. Наташа таким талантом явно обладала.
Собственно говоря, именно она привела меня в корееведение. Когда я поступила в МГИМО, то имела весьма смутные познания о Корее. Хотела изучать совсем другую страну и совсем другой язык. Но кто же при распределении меня об этом спрашивал? Все происходило примерно так, как поется в одной известной песне: «Партия сказала «надо», комсомол ответил «есть»». Так вот, как-то раз, уже после того как Наташа нам преподавала, я встречаюсь с ней в институтском коридоре, и она спрашивает: «Светлана, у нас в институте существует научно-студенческое общество (НСО), которое периодически устраивает конференции. Ты не хотела бы поучаствовать? Возможно, это поможет тебе определиться с темой будущей дипломной работы».
До этого я долгое время скиталась по разным кафедрам в поисках своей темы, но так и не могла окончательно определиться. «Ты попробуй поговорить с Ниной Петровной Семеновой, чья кафедра специализируется на мировой экономике, – советует мне Наташа. – В дипломной работе сделай упор на экономике Кореи. Уверена, что эта тема выведет тебя в люди». Вот так, буквально «за ручку», она привела меня, студентку второго курса, к Н.П. Семеновой – преподавателю, обладающему, как и Наташа, большой, в хорошем смысле слова, харизмой. Короче, благодаря Наташе спустя три года после нее я выпускалась с дипломом по экономике Северной Кореи. Разница заключалась лишь в том, что Наташа окончила МГИМО с «красным дипломом». А я такими достижениями похвастаться не могла.
Видимо, свыше так было суждено, что и после окончания института наши пути-дорожки вновь пересекутся. По завершении учебы узнаю, что Наташа поступила в очную аспирантуру Института востоковедения со специализацией по «нашей проблематике» – экономике КНДР. В дальнейшем я повторила ее научную судьбу. Правда, в отличие от Наташи, поступила в заочную аспирантуру и занималась изучением экономики Южной Кореи. Ну, а в остальном ступала по ее научным следам. Я Наташе страшно благодарна, поскольку именно она кардинальным образом повлияла на мою профессиональную жизнь».
А.Г. Карлов отметил следующее:
«Наше заочное знакомство с Натальей Бажановой состоялось в сентябре 1971 года. Нам, пятерым первокурсникам, только что поступившим на факультет международных экономических отношений, рассказали о ней наши преподаватели Нина Петровна Семенова и Валентина Николаевна Дмитриева, через руки которых проходили в те годы все студенты-корееведы Московского государственного института международных отношений.
Вводя нас в мир корееведения, наши наставники в качестве примера для подражания приводили нам Наталью Корсакову, окончившую за 3 года до этого наш факультет и поступившую на работу в Институт востоковедения АН СССР. Вскоре произошла и наша первая встреча – Наталья Евгеньевна пришла на одно из заседаний научного кружка по изучению Кореи, рассказала нам о своей научной работе, поделилась опытом изучения как корейского языка, так и истории, экономики, культуры и политики неизвестной для нас в те годы загадочной «Страны утренней свежести».
Для меня эта встреча имела большое значение. Именно благодаря таким беседам у нас зарождался интерес к Корее, изучению которой Наталья Евгеньевна посвятила всю свою жизнь.
Более сорока лет прошло с тех пор, но и сейчас я хорошо помню, как интересно и доходчиво рассказывала Наталья Евгеньевна о подготовке своей диссертации «Роль советско-корейского экономического сотрудничества в развитии народного хозяйства КНДР (1954–1970)». Подкупала и ее манера общения с нами, «зелеными студентами», готовность оказать помощь и поддержку».
Очень трогательно говорит о Наташе В.В. Михеев:
«Я как будто разговариваю с Наташей, пишу ей письмо. Вспоминаю ее добрую улыбку. Литератор мог бы сказать: «И обволакивающий взгляд».
Пишу письмо Памяти.
Наташа, ты и Женя, наверное, этого не знаете, но наше заочное знакомство случилось задолго до того, как началось научное партнерство.
Говоря «наше», я имею в виду не только себя, но и всю нашу группу кореистов МГИМО.
Наши учителя, любимые учителя, любимые не только потому, что мы их любили, но и потому, что и они любили нас, Нина Петровна Семенова, Валентина Николаевна Дмитриева, много рассказывали нам, «совсем начинающим» тогда исследователям «Страны утренней свежести», о прекрасной паре Наташе и Жене Бажановых. Ученых и дипломатах. Талантливых специалистах по Востоку, по загадочной Корее и Китаю, но не только: а также экспертах по США, по стране, притягивавшей внимание практически всех студентов МГИМО моего поколения. Независимо от того, какой язык они изучали.
Для многих из нас ты и Женя стали примером. А ваша жизнь – ориентиром».
А. Мансуров признает:
«Наталья Евгеньевна была тем преподавателем, кто пробудил во мне интерес и привил любовь к Корее, когда я учился в МГИМО. Без ее жизнеутверждающего оптимизма, энтузиазма, любви к труду, любознательности и веры в успех учеников я, возможно, никогда бы не остался в корееведении. Именно Н.Е. Бажанова дала мне ключ к пониманию Кореи.
Я никогда не забуду радушия и тепла, которые излучал этот прекрасный человек. Уважительность, душевное соучастие, женская проницательность и доброта – вот те отличительные качества, которые притягивали людей к Наталье Евгеньевне.
Из мира ушел крупный ученый, замечательный учитель и удивительный человек. Ничто не возместит нашу безмерную потерю. Всегда говорят, что незаменимых людей нет. Это – неправда. Наталью Евгеньевну Бажанову заменить нельзя никем».
…Как и в школе, Наташенька училась в институте только на отлично. Прилежание, помноженное на высочайший интеллект, способствовало тому, что Наташа получала одну пятерку за другой, удостаивалась всяческих похвал и комплиментов со стороны преподавателей. При этом девочка перед каждым экзаменом заметно переживала, сетовала, что ничего не выучила. Вот характерная запись в дневнике Наташиного папы, Евгения Павловича: «2 июня 1965 года… Наташа очень нервничала, так как вроде бы допустила ошибку в письменной работе, но оказалось все в порядке. А устно ответила вообще блестяще, в итоге получила по корейскому языку 5».
Всякий раз, отвечая на вопрос билета, выпаливала факты, цифры и аргументы словно автомат. А выйдя из аудитории, оправдывалась: вдруг все вспомнила, даже не знаю как. Память у моей супруги, действительно, была и оставалась всю жизнь феноменальной. Помнила неимоверное количество имен, фамилий, телефонных номеров, дат рождения, событий, кто кому что сказал десятилетия назад. Знаю, что есть другие люди с феноменальной памятью, но таких, кто мог бы сравниться с Наташей, я лично не встречал.
За все пять лет обучения в МГИМО Наташенька получила только одну четверку, по валютно-финансовым отношениям. У психически неуравновешенного профессора Комиссарова, который пятерок вообще никому не ставил. На экзамене Комиссаров долго терзал Наташу вопросами, тщетно пытаясь поймать ее на незнании чего-либо. Никак не получалось. Тем не менее, будучи недоволен нашей группой в целом, поставил девочке четверку.
Запомнился нам преподаватель военной кафедры полковник Антонов, очень деликатный, мягкий человек, любивший вспоминать свое участие в гражданской войне в Испании. Тонким голосом, нараспев, полковник вспоминал: «Идем мы в танке. И вдруг противник. Тут капитан и спрашивает: «Ну что, Антонов, будем стрелять?». А я отвечаю: «Ты начальник, тебе и решать». Он тогда и скомандовал: «Огонь!». Дал я огонь, и ни хрена, товарищи студенты, от этого врага не осталось!».
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
