Перевозчик

скачать книгу бесплатно

Перевозчик
Анатолий Федорович Батов

В отличие от большинства утопий, в которых прекраснодушные авторы рисуют человечество планетарным, консолидированным на добрых началах, едва ли не безупречным социумом, антиутописты, чей пик всеобщей популярности приходится именно на наше время, настаивают, в сущности, на вечном, неискоренимом балансе зла и добра. С приоритетом первого, «естественно».

«Города Солнца не будет, – как бы говорят они, – мир таки лежит во зле и ничего с этим не поделать. Так повелось со времен первочеловека и пребудет во веки веков».

Меняются эпохи, социально-политические, как говорили раньше, формации, глобальные идеологии и методологии. Даже взгляды на извечные истины (например, «содомия – это плохо») претерпевают невероятные метаморфозы. И только мера заложенной в природе человека дисгармонии остается неизменной.

Антиутопист «новой волны» Анатолий Батов весьма смело, с помощью собственного литературно-художественного инструментария исследует эту перманентную, бесконечно далекую от совершенства природу. Читатели же, ознакомившись с результатами этих исследований, в большинстве своем будут Батову наверняка благодарны.

Перевозчик

Анатолий Батов

© Батов А.Ф., 2011

© ООО «Алгоритм-Издат», 2011

* * *

У вас в руках фантастическая повесть на социальную тему. Человек оказывается в цивилизации, на несколько веков опередившей нашу, в обществе победившей глобализации. Думающий читатель уже сейчас сможет разглядеть на планете Земля зачатки многих явлений, описанных в этой антиутопии.

Общеизвестно, что глобализация – это не только экономика. Среди политиков и населения России, да и других стран, есть разные мнения относительно нее. Одни с упоением говорят о преимуществах, а многие выходят на улицы и протестуют. Наверное, в ней есть и то и другое. Главное – что перевесит. Россия снова стоит перед выбором: что-то принять, а чему-то, может быть, поставить заслон. Автор согласен, в глобализации есть и позитив, но, нисколько не навязывая свою точку зрения, он постарался сконцентрировать внимание читателя на негативных моментах. А что нужнее русскому человеку, решать самому читателю.

В последние пару десятилетий у нас в стране произошли большие изменения. Как-то неожиданно многие газеты и журналы по-новому и только негативно начали трактовать всю нашу прошлую жизнь; да и на экранах телевизоров мелькают только те, кто имеет такую точку зрения и ставит в пример жизнь на Западе. Короче, наступил полный плюрализм (ими же введенное в обиход слово).

Но кто же управляет жизнью на Западе, кто же находится там во власти, кто они, эти мэры, пэры и сэры? Что за люди эти цивилизаторы – глобализаторы и общечеловеки, к которым нас призывают приобщиться? Присмотримся к ним. Многие из них даже не скрывают свою, так сказать, нетрадиционность, а другие, если еще и стесняются, то уже потенциально готовы принять ее как закон и необходимость.

Жил когда-то очень талантливый психоаналитик еврей Фрейд (1856–1939), в своих исследованиях он предостерегал мир, что многое в его развитии зависит от гомосекса, от стремления гомосексуалистов к власти, от их предрасположенности к вырождению и склонности к деградации. Об этом же в своих трудах писали и другие еврейские выдающиеся профессора психиатрии, например Ломброзо (1835–1909) или Нордау (1849–1923). Надо заметить, что многие евреи – талантливые мыслители, и если внимательней и почаще прислушиваться к их предупреждениям, стало бы понятней, куда могут завести нас эти «водители», эти общечеловеки.

Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него – как у медведя, а пасть у него – как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть.

И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон.

Он действует пред ним со всею властью первого зверя и заставляет всю землю и живущих на ей поклоняться первому зверю…

Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть.

    Евангелие. Откровение св. Иоанна Богослова, глава XIII, 2, 11–12, 18

Часть первая

1

В 2004 году случилось мне отдыхать в Подмосковье. Была середина января, начало года, на работе не знали, чем занять людей, и мне предложили взять недельку-другую в счет отпуска. А работал я на пока еще не совсем развалившемся госпредприятии инженером. Зашел в местком, как раз там оказалась горящая путевка. Недолго думая, написал заявление и уже на следующий день, сев в электричку, к обеду прибыл к означенной в путевке станции.

Выйдя из автобуса, который в дни заездов доставлял отдыхающих от станции, люди, годами не вылезавшие из серого, задушенного газами и дымом города, изумленно глазели на открывшуюся за вывеской «Добро пожаловать», висевшей над воротами из железных прутьев, панораму.

Пансионат находился в сосновом лесу, и на фоне сосен и елей, покрытых изумительно белым снегом, через полянку, также отливающую белизной, метрах в семидесяти, красовался заново отреставрированный особняк, очевидно старинного имения. Не портили вида и несколько новых небольших хозяйственных построек. Было безветренно и непривычно тихо. Восхитительное чувство умиротворения хлынуло в суетливые души горожан. «Бывает же такое!» – подумал каждый.

Наше любование природой прервала дежурная. Выйдя на крыльцо сторожки, она указала, куда пройти для регистрации.

Опускаю не нужный читателю процесс обустройства, надеюсь, правильно делаю, хочу быстрей подойти к встрече с очень интересным человеком; из чего, собственно, я и взял в руки перо: больно поучительный случай для человеков. Народ подобрался разный: были и малого, и среднего достатка и даже пять или семь пенсионеров. Но как бывает в таких случаях, всех объединяло обстоятельство людей, на время убежавших от повседневных забот. Поэтому чинов не соблюдалось, все быстро перезнакомились и разбились по интересам. Было и несколько семейных пар, но у них образовалась своя колония, и к нам, холостякам, они не касались.

Нужно сказать, режим в пансионате был довольно вольным, никаких притеснений отдыхающим не чинилось. После завтрака я с группой человек в десять брали напрокат лыжи и с удовольствием уходили на них за территорию. В километре от пансионата был глубочайший овраг с небольшими естественными трамплинчиками, а вокруг него проложена лыжня с дистанцией пять километров. И вот мы – кружок по трассе, а затем забавлялись на трамплинах, съезжая вниз.

В это время остальные – кто у телевизора, кто в шахматы и шашки, кто в домино, а кто и в картишки. Все это было в большой зале на втором этаже, где находились также два отличных бильярдных стола.

После обеда многие, на пару часов, шли по палатам отдыхать.

Но больше всего я любил время после ужина. Расходился по домам персонал, постепенно укладывались спать «жаворонки» – отдыхающие. Отбоя как такового не было, и отдыхающие-«совы», к числу которых относился и я, собирались в бильярдной. Она располагалась в углу второго этажа, палат рядом не было; мы никому не мешали, и никто не принуждал расходиться. До часу ночи работал буфет. Иногда самые упорные «совы» засиживались аж до утра. Кто расписывал пульку, кто смотрел сериал по «ящику», кто в шахматишки-шашки-домино, кто на бильярде, да еще стоял стол для пинг-понга. Короче, снарядов было достаточно. На каждом играли по очереди – на вылет. В общем, под пивко усиленно занимались спортом. Одновременно травили анекдоты. Особенно преуспевал один «хохмач» – любитель домино, ставший всеобщим любимцем. Скажи, читатель, кто из вас не позавидовал такому отдыху? Здесь я обращаюсь, конечно, не к любителям кипров и турций, а к простым старым русским.

Незаметно прошла неделя. Однажды утром, когда мы шли свой традиционный пятикилометровый круг, нас дольно шустро обошел мужчина лет тридцати, может сорока. А позже, когда мы уже кувыркались на трамплинах, еще трижды просквозил мимо нас, причем в таком же резвом темпе.

– Во дает, – заметил я Виктору, приятелю, с которым сошелся ближе всех, – наверно, готовится к соревнованиям.

– Ошибаешься, – ответил Виктор, – это дядя Коля, местный лесник, у него тут недалеко избенка стоит.

Виктор уже третий год отдыхал в этом пансионате, поэтому я, не удивившись его осведомленности, спросил: «А почему ты его называешь дядя Коля, он же наших с тобой годов?». Он снисходительно улыбнулся и сказал: «Скорее, его нужно называть дед Коля, ему уже за семьдесят».

– Не может быть, – удивился я.

– Скоро ты его сам увидишь, – раз он объявился. У него большой участок, и иногда по нескольку дней его не бывает дома. Заночевать есть где, на участке два поселка и несколько деревень. А в пансионат он частенько заходит поиграть на бильярде. И как играет – редкий шар не забьет.

И действительно, в этот же вечер, часов в десять, он появился. Мы с Виктором играли в шахматы, и наш столик стоял ближе к входу. Он узнал Виктора, поздоровался и с улыбкой сказал: «Ну ты прямо прописался здесь, который уже год приезжаешь?»

– Да всего лишь третий.

Протянул он руку и мне. Рука его оказалась прямо железной, чувствовалась силища неимоверная, но пожатие совсем легонькое, какое-то аккуратное, так бывает, когда человек пытается взять пальцами что-нибудь нежное, легко разрушаемое, но боится его сломать или помять.

Теперь вблизи видно было, что ему не тридцать, но уж и никак не семьдесят. Его возраст был как-то трудно определяем. Если незнакомого человека попросить определить его возраст, он бы, подумав, сказал, что лет пятьдесят, и даже потом, вглядевшись, мог уточнить: «Или сорок пять».

На нем был поношенный спортивный костюм и темные кроссовки. Рост его примерно 175–176 см. Я легко это определил, так как он был одного роста со мной. Был он сух, подтянут, ни единого намека на живот, плечист. Волосы довольно густые, темно-русые, слегка подернутые сединой. Он прошел к бильярдному столу, поздоровался и спросил последнего.

А играл он действительно великолепно. Вот бывает, иной игрок с эффектным стуком о лузу вбивает прямого шара и тут же торжествующим взглядом обводит публику. Он же легких шаров вообще не бил, а предпочитал посложнее; играл для себя и совсем не старался привлекать внимания. А оно так и было – все занимались своим делом. Наверно, только я заинтересованно наблюдал его и удивлялся, как можно в семьдесят лет так сохранить себя.

Примерно половина двенадцатого по «ящику» по первой программе началась передача «охота на НЛО». Теперь у нас в моде смотреть всякие под грифом «Секретно», «отдел Х», «Очевидное невероятное» и прочее… Поэтому многие отвлеклись и переключили внимание на телевизор.

Рассматривались две противоположные гипотезы ученых. Одни считали, что НЛО существуют. Показывали фотографии ровных кругов на полях, оставленных якобы летающими тарелками. Рассказывали, как у летчиков, попытавшихся преследовать «тарелку», отказывали приборы и как молниеносно они уходили от преследования. Ну и приводилось много других примеров.

Другая точка зрения, что это игра природы, то есть неизученные атмосферные явления. И тоже приводился ряд доказательств и аргументов в ее защиту.

У нас в зале тоже постепенно разгоралась дискуссия. В пользу последней гипотезы выступил наш балагур-доминошник. Громко отдуплившись, затем взяв конца, прокатил всех и тут же, со стуком сделав «рыбу», встал и авторитетно заявил, что все это фуфло. Как же богат и емок язык просторечия! Одним словом, выражено целое направление в уфологии.

Нечаянно я посмотрел на дядю Колю. Он тоже прекратил играть и, медленно подойдя к окну, смотрел в пустоту. Лицо его поразило меня. Он смотрел вверх, на звездное небо, и видно было, что он был не здесь, с нами, а словно какие-то мысли унесли его куда-то далеко-далеко отсюда.

В это время дискуссия в зале разгоралась, спорили все жарче; очевидно, требовалась разрядка после умственных и физических напрягов. Аудитория разделилась на пессимистов, которых оказывалось больше, но были и верящие. Особенно яростно сцепились двое, наш доминошник и один шахматист, косивший под интеллектуала. Тьфу… ты… как же все-таки прилипчивы слова просторечия и жаргона, но зато часто очень точны! Этот горе-интеллектуал так и сыпал к месту и не к месту терминами, самому, похоже, непонятными, чем привел своего противника в некоторое изумление и даже замешательство, но не тут-то было, как говорится, не на того напал. «Битый час смотрим мы это, – воскликнул он, обращаясь уже ко всем, – и видим, все делается, чтобы напустить интересу к передаче и повесить вам лапшу, сами знаете куда. Нам говорят, что такой-то фермер видел близко… у такого-то летчика отказали… тормоза… а того вообще похищали… но он ничего не помнит. И выходит, что все это голословно. А показать фактического человека, непосредственным образом участвовавшего в каких-либо этих событиях и могущего доказательно рассказать о них, не могут. Нет такого человека! Значит, все это голые слова!» – закончил он во всеобщей тишине…

– Почему же, есть, – произнес негромко дядя Коля, уже отошедший от окна и слушавший последний монолог.

Все удивленно замерли и повернулись к нему. Затем раздались несколько возгласов:

– Как?.. Когда это было?

– И вы были участником?

– Расскажите!

– Вы нам расскажете?

– Что же, рассказать можно… Но уж больно длинная это история… захочется ли вам ее слушать до конца, – задумчиво и с неуверенностью произнес дядя Коля. По нему видно было, что он уже сомневается, стоило ли начинать этот разговор. И продолжил: – Прошло уже десять лет, и я еще никому не рассказывал…

– Нет уж, позвольте, раз уж начали, продолжайте, а мы с интересом послушаем, – сказал пессимист-доминошник.

Его поддержали другие и уже начали переставлять поближе стулья, стоявшие вдоль стен зала. Кстати, народу оставалось всего человек пятнадцать.

Дядя Коля обвел всех взглядом и начал:

– Было это в тот год, когда Москва готовилась принять Олимпиаду. В то время реже, но иногда показывали, – он кивнул на телевизор, – как кого-то взяла тарелка, куда-то его возила, что-то в нем изучала, а затем снова возвращала на Землю. Не очень-то я в это верил, да и не особо мне было интересно, других забот хватало. Но вот что произошло со мной. Сразу предупрежу, если в конце моего рассказа кому-то он покажется слишком невероятным, то особо недоверчивым, – при этих словах он посмотрел на доминошника, – имея большое желание, можно проверить, что пятнадцать лет меня не было на этой нашей земле; ни в одном документе он не найдет никакого упоминания обо мне. Я исчез, когда мне было сорок семь лет, и явился снова уже пенсионером. В конце, если будет интерес, я могу рассказать, сколько хлопот мне, пропавшему без вести, доставило выхлопотать эту самую пенсию.

Все случилось в Первомайский праздник. Отмечали у меня. Гостей было немного. Жил я в однокомнатной квартире на Октябрьском Поле. К тому времени я уже десять лет как был в разводе. Ну вот – были два моих друга с женами, одна из которых пригласила подругу, чтобы познакомить со мной. Не хочу отвлекать вас от сути моего рассказа и описывать подробности этого праздничного вечера. Короче, часам к двенадцати начали собираться по домам. Мужики изрядно поднабрались, особенно Борис; он еле держался на ногах, а он с женой жил в Зеленограде, ну и, естественно, я вызвался их отвезти на своем стареньком жигуленке домой. Забыл сказать, что мне утром надо было на работу, а работал я таксистом и поэтому в этот вечер не пил, исключая один бокал шампанского.

Еду я обратно, ночь теплая, снег уже с неделю, как полностью стаял, поэтому было сухо. Время половина второго. Дорога пустая, ни одной машины, в то время машин было намного меньше, чем сейчас, к тому же перед Олимпиадой Москву закрыли для иногородних. Я прибавил скорость и открыл окошко. Свежий ветерок приятно освежал и привносил запах распускающихся тополей. Светит луна – как-то особенно сильно светит! Мне хорошо! И я почему-то забываю, что скоро на работу, и решаю остановиться, выйти и полюбоваться на просыпающуюся природу. Выйдя из машины, тут же понял, что свет исходил не от Луны. Почти над дорогой, немного в стороне от нее, висел яркий предмет, а точнее не предмет, потому что не видно было никаких очертаний его, а светлое пятно на фоне темного неба. И трудно было определить расстояние до него, в километре он от земли или меньше. «Тарелка!! – была первая моя мысль. А надо сказать, в этом месте Ленинградского шоссе, от Зеленограда до Химок, их и раньше замечали и говорили о них. Да я и сам, раз давно проезжая здесь с пассажиром, обратил внимание, что некоторые машины остановились у обочины, а их водители стоят рядом, задрав головы вверх. Пассажир, заинтересовавшись, предложил остановиться и посмотреть. И мы с ним минут десять наблюдали за хаотическим перемещением световых точек на небе. Их было четыре или пять, но тогда они были достаточно высоко. Сейчас же Оно было близко и светилось мягким, а точнее изливало свет, не било лучом на землю в одно место, а как будто наступал рассвет, хотя до него было еще далеко. Оно постояло некоторое время неподвижно, потом плавно переместилось в мою сторону и оказалось прямо надо мной. Постояв так несколько времени, резко ушло вверх, и, когда удалилось до размеров световой точки, я увидел еще одну такую же. Они медленно двигались навстречу друг другу.

«Что же это такое?» – думалось мне. Интересно, но я не увидел никаких очертаний тарелки, ни каких-то других обрисовывающих конфигураций – это было просто светлое пятно на фоне ночи. Вспомнилась теория, что это неизвестное явление природы.

«Ну вот, – с сожалением и некоторой долей иронии, улыбнувшись, подумал я и о себе, – а ты хотел, чтобы тебя забрала тарелка».

В это время точки сблизились и, слегка вспыхнув, соединились в одну. А после небольшой паузы начали снижаться, вернее, теперь уже одна общая быстро приближалась ко мне. Метрах в ста она замедлила движение. Стало светло – как днем. А Оно опускалось все ниже и ниже и уже начало обволакивать меня. Во мне не было ни чувства страха, ни желания убежать, спрятаться… Сознание мое и воля ослабли, как бы доверяя и подчиняясь неизбежности. И тут я потерял сознание. Вернее, я не терял его в общеизвестном смысле – я просто ничего не помнил, что происходило дальше. Единственное, в последний момент смутно промелькнули очертания странного, непонятного помещения.

2

Пришел в себя я на берегу реки, лежащим на песке в двух метрах от воды. На мне был надет то ли пиджак, то ли куртка из простого плотного холста и такие же штаны. Все «брезентового» цвета. Под пиджаком теплая водолазка, тоже серо-зеленая. На ногах, если можно их так назвать, кроссовки, из такого же материала, но более толстого, как брезент, даже толще, застегивающиеся на липучках. Мой головной убор напоминал бейсболку, только с более коротким козырьком.

«Вот тебе и раз, значит я действительно побывал на тарелке, – подумал я, оглядывая себя. – Где же я теперь?.. И зачем меня переодели?..» – продолжал я рассуждать. Потом встал и огляделся.

Река была широкая с тихим течением – очень похоже на Москву-реку. Берег реки был высоким и песчаным, довольно крутым, градусов сорок. Наверху виднелись верхушки деревьев с уже распустившимися листиками, похожими на осиновые.

Этот песчаный крутой пляж остро напомнил мне картину детства и юности. Жили мы на Живописной улице в деревянных двухэтажных барачных домах, рядом с клубом Курчатовского института. Сюда, на этот пляж, мы, пацаны, босиком в одних трусах прибегали купаться. Здесь в тринадцать лет я впервые переплыл Москву-реку. А на том берегу был женский нудистский пляж, куда мы, переплыв, иногда ходили подсматривать сквозь щели в деревянном заборе.

Все это хорошо, но странное мое положение быстро заставило вернуться к настоящему. Механически опустив руки в накладные карманы моей новой одежды, я обнаружил там свои зажигалку и перочинный нож – все, что мне было оставлено. Сигарет не было. «Хорошо хоть, что я на Земле, а не на какой-нибудь неизвестной планете», – подумал я. В этом я не сомневался: и река, и утреннее солнце, и вверху зеленеющие деревца – все было знакомым и родным. Слегка смущало, что уж больно чистая вода в Москве-реке; да и дышалось слишком легко, такой чистый воздух, что одного вдоха мне хватало почти на целую минуту; теперь я заметил, что дышу очень редко. Ладно, сейчас выберусь наверх и увижу: Живописная ли улица там проходит? По ней теперь пустили трамваи, только что-то не слышно их, значит, я в другом каком-то месте? С удивительной для себя, курящего, легкостью я мгновенно взлетел на этот песчаный склон и остановился пораженный. Передо мной открылась возвышенность, до самого горизонта поросшая лесом. Лес и больше ничего. Я оглянулся на тот берег – та же картина. Сплошным нескончаемым массивом стоял лес, чего снизу не было видно. Снова повернувшись и внимательней присмотревшись к деревьям, я обнаружил некоторые различия с обычными деревьями. В основном лес состоял из сосен и елей, но у елок макушки были из листьев. Такая вот елка: на две трети иголки, а верхняя часть листья, их-то я снизу и принял за осины. Еще были деревья, раскидистые, как дубы, только листья круглые и большие.

Только теперь окончательно уяснилось мое положение. Я редко терял присутствие духа, что хорошо помогало в жизни. «Вот и сейчас – сказал себе, – не впадай в панику, а попробуй по возможности уяснить для себя некоторые вопросы». И так, факт, что я попал на другую планету, что планета эта пригодна для жизни, даже больше – здесь есть жизнь; об этом говорят как чайки, летающие и покрикивающие над рекой, так и другие птицы, чирикающие и посвистывающие в лесу. Изменить произошедшее не в моих силах, и ничего не остается, как принять это за данность. Дома, конечно, привычнее, спокойней, но когда-то я бросил дом и поехал за романтикой на целину, где почему-то ее не ощутил и был разочарован не я один. А вся пафосная литература о целине оказалась просто агиткой для мечтателей. Какая она подлинная, настоящая романтика? Кто знает это точно? Возможно, и есть такие счастливые люди. Но вот судьба сама преподнесла мне новый шанс. Правда, годы уже не те… Хоть и вспомнил я о годах, но, странное дело, необъяснимое чувство молодости, легкости и силы играло во мне. Мне захотелось подпрыгнуть и достать до толстой ветки сосны, которая, как гимнастическая перекладина, находилась у меня над головой. Приготовившись, я прикинул – не достану, слишком высоко, попробую сначала хоть одной рукой коснуться – и, изо всей силы оттолкнувшись, врезался в нее головой, потерял равновесие, перевернулся в воздухе и упал на спину. Поднявшись и потирая ушибленное место на голове, начал соображать, что произошло. Наверно, масса этой планеты меньше земной, а мышцы мои еще не привыкли настолько, чтобы я мог координировать свои усилия. Другой вариант, пришедший мне в голову, что те, кто перенес меня сюда, каким-то образом влили в мои мышцы дополнительную силу. То, что они запросто могли это сделать, в этом сомневаться не приходится, уже одно то, что они доставили меня сюда, говорило об их возможностях. Получается, им нужно, чтобы я был очень сильным. Иначе сожрет меня местное зверье, или дикари, или кто тут еще обитает… И конец их эксперименту. Ведь не шутки же ради привезли меня сюда – не их это уровень так шутить.

Вот еще и дыхание подозрительно редкое, может, и под водой я смогу плавать. Решив проверить, глубоко вдохнул и задержал дыхание. И действительно, минут с десяток не дышал, не чувствуя никаких затруднений, мог и больше, просто надоело.

Затем я решил повторить упражнение с перекладиной. Подойдя к ветке, протянул одну руку и опять подумал, что высоковато, но, наученный горьким опытом и уже набухшей шишкой на голове, осторожно, слегка присев, одним только движением мышц пальцев на ногах, подпрыгнул и уцепился за нее. Потом подтянулся на одной руке и дальше вышел в упор на руках (так, кажется, называется это положение в гимнастике), а я это сделал одной рукой. Спрыгнув, заметил при этом, что падал вниз быстро, не как перышко, и значит эта моя сила не от малой массы планеты. Я стал намного сильнее! По моему грубому прикиду, раза в три, а то и в четыре сильнее борца или штангиста тяжелого веса на Земле. Между тем мышц у меня не прибавилось нисколько. Конечно, я был не хилым, но и не качок: в юности занимался и акробатикой, правда, всего около года, боксом, аж три года и в футбол играл за мастеров класса «Б». Но теперь мне уже под пятьдесят – а чувствую себя прямо семнадцатилетним. Какой-то задор появился… но и рассудительность не потерялась. За всеми моими рассуждениями и прикидками я не забывал о своем положении и без всякой паники, а скорее озабоченно думал о дальнейшем. Ведь мне предстояло здесь жить, и неизвестно сколько, возможно недолго, а возможно, всю оставшуюся жизнь. Есть ли здесь люди или хотя бы разумные существа, и если есть, то какие они. Судя по дикой нетронутой природе, цивилизация их находится в зачаточном состоянии.

В этот момент в кустах, росших метрах в сорока от меня, послышался сильный шум, напоминающий хлопанье крыльев, и раздалось звериное рычание. Кусты зашевелились, и из них выскочил зверюга, державший в зубах птицу, величиной побольше курицы. Зверь представлял собой какую-то помесь волка и рыси. Он был желтой масти с коротким хвостом, но с волчьей удлиненной пастью. Увидев меня, он остановился и с полминуты изучающе смотрел; затем придавил птицу лапами к земле, перегрыз ей горло, перехватил поудобней и, снова искоса глянув на меня, неторопливо удалился.

Это происшествие навело меня на мысль, что неплохо бы иметь какое-нибудь орудие, как для защиты, так и для добычи пропитания. Вон из того дубка отличная дубина должна получиться. Дуб был высотой около трех метров и толщиной с кулак. Отступив с полметра от земли (благо нож мне был оставлен, наверно, знали, что пригодится), я начал обрезать его по окружности. И какое же крепкое дерево оказалось – как железное! Промучившись с полчаса, подрезал его наполовину и попробовал сломать, но при раскачивании оно начало подозрительно потрескивать, и я побоялся, что оно расщепится. Пришлось еще поработать ножом. Наконец оно аккуратно по надрезу сломалось. Затем, отмерив метра два, может чуть меньше, я отрезал верхнюю часть и несколько оставшихся толстых веток. Получилось нечто абсолютно непригодное для целей, мною заявленных, будь то на Земле, так как поднять ее, даже обеими руками было бы затруднительно, не говоря уже о том, чтобы от кого-либо отмахнуться. Сейчас же вышло, что я правильно рассчитал и учел свою теперешнюю силу и, взяв ее за более тонкий конец одной рукой, словно бейсбольной битой с легкостью поиграл ею в воздухе.

Появление этого орудия вызвало чувство обустраивающегося в новом доме человека, что-то хозяйское, и я для удобства почище обстругал ручку, а начавшее появляться чувство голода заставило подумать о том, чем меня здесь собираются кормить. Так подбадривая себя, пытался я шутить. Ведь несмотря на в большой степени напускную мою самоуверенность, все же определенное чувство некоторой растерянности присутствовало во мне, что вы легко поймете, на миг представив себя на моем месте.

Наверное, этой дубиной можно не только защищаться, но и как городошной битой на небольшом расстоянии добыть что-нибудь съестное типа гуся или зайца (если они есть), ну, или им подобное.

Сидеть на месте не было смысла, и я решил идти вдоль реки, а по дороге при случае заняться промыслом. Еще потому я выбрал такой маршрут, что если и есть здесь люди, то обычно они селятся вдоль рек, правда, что сулит мне такая встреча, неизвестно, и значит надо быть осторожней.

Удивительное дело – не вызывает сомнения, что я нахожусь на другой планете, но как же она похожа на Землю. Такая же структура земли, правда, несколько отличается животный мир и растительность, деревья, трава – хоть ее еще было мало, но такой травы я на Земле не видел, но ведь это не принципиальные различия. Нужно учесть, что я простой работяга, образование мое всего семь классов и в моем понимании другая планета – это Марс, Венера, где, как учили, жизни нет. Говорили также, что где-то далеко во Вселенной и существуют планеты, на которых возможны некоторые формы жизни, но как же далеко нужно залететь, чтобы найти такое же светило и на таком же расстоянии от него вот эту вот штуку, которую я сейчас топчу. Не хватало еще, чтобы ночью взошла Луна. А что? Говорят, что Вселенная бесконечна, значит, можно в ней отыскать такое же место. Все могут боги! Я вот все думаю, кто они те, кто занес меня сюда. Вообще-то я крещеный, но, честно сказать, в Бога не верю, но не верю также, что все произошло само из каких-то микробов, в эту… как ее… в эволюцию. Я думаю, что есть какой-то создатель или создатели и по их воле я оказался здесь, а вот зачем, пока не могу себе объяснить, но, возможно, дальше это прояснится.

Так рассуждая, прошел я уже километров десять. Берег стал ниже, лес иногда отступал от реки на довольно значительное расстояние, уступая место редкому кустарнику, и – о чудо! На полянках желтели наши одуванчики, хоть я и не силен в ботанике, но их то, родных, я узнал. Вообще жалко, что на моем месте не оказался какой-нибудь ученый, он бы смог описать лучше и местную природу, и технические вещи, которые встретились мне позже, или здешний климат и время года. По моим незатейливым умозаключениям, здесь тоже наступила весна, прошлогодняя пожухлая примятая трава лежала пыльным ковром на полянах, а сквозь нее местами пробивались одуванчики и другие незнакомые мне ростки. Также кое-где в лесу, мало, но еще лежал снег. Если еще время вращения этой планеты вокруг светила тоже двенадцать месяцев, то будет совсем как на Земле. Надо же подобрать такую планету – хоть это радует.

Я уже приноровился к внезапно обретенной мною силе и шагал нормально; между тем как раньше у меня получались какие-то неравномерные скачки, я мог, неосторожно оттолкнувшись, шагнуть метров на пять, а то и больше; приходилось на ходу заново тренировать двигательные навыки – это занимало меня и я провел несколько экспериментов посложнее.

Вот передо мною стояла толстая высокая сосна, снизу, как и бывает, метров на семь без веток, голая, и мне надо с ходу, сделав несколько шагов разбега, как по стене, взбежать на нее и закрепиться на начинающихся там ветках. С третьего раза получилось. И не думайте, что это легко далось, главное, суметь скорректировать силу разбега и резкость, но мой организм быстро усваивал эти новые навыки. Через несколько дней это очень пригодилось и спасло мне жизнь.

Я прошел еще километров тридцать, не забывая о своем намерении добыть пищу, но, увы… не то что ее не было, наоборот, пару раз мне встретились зверушки, похожие на зайцев, наверно, это и были зайцы, я не успел рассмотреть – начал подкрадываться и оба раза спугнул. Потом мимо меня, похрюкивая, пробежали четыре кабана, здесь я хорошо их рассмотрел, но почему-то растерялся и просто проводил их взглядом, хотя потом подумал, что запросто с моей скоростью и силой мог догнать и одного убить своей дубиной. А вскоре лес отступил от реки километра на два, и там, в низине, оказалось небольшое озерцо, в котором плавала стая гусей. Опять не повезло – они находились далеко от берега, поэтому я, не скрываясь, подошел прямо к воде, ожидая, что испугаю их, но они спокойно продолжали свои дела. Затем я взмахнул дубиной и громко крикнул – никакой реакции, тогда я поднял валявшийся не берегу булыжник и запустил в них, он попал в середину стаи да еще два раза подпрыгнул, произведя много брызг и шума, только тогда они лениво поднялись и улетели. «Да, непуганый край, знать, не часто на вас охотятся. И видели ли они людей?» – подумал я.

Я встал на колени и пригоршней напился, один раз я уже спускался к реке, чтобы утолить жажду, вода здесь оказалась чистейшая и вкуснейшая. Представляю, что бы со мной было, если бы я решился напиться из Москвы-реки.

А Солнце (буду уж его так называть), между тем, уже стало клониться к закату. Видать, придется устраиваться на ночлег на голодный желудок. Действительно, до захода Солнца, похоже, оставалось часа два, от силы три, и пора подумать, как проведу я здесь свою первую ночь. Разжечь костер, хорошо я (как знал) «перед отлетом» в последний день поменял зажигалку (опять подшучиваю над собой – это прибавляет оптимизма), да нарезать веток и постелить на земле, благо их, еловых и сосновых, было в изобилии. Или лучше попробовать устроить ночлег на дереве, удобств, конечно, меньше, зато безопасней, черт знает, какие тут еще хищники водятся. Поэтому остановился я все-таки на втором варианте и тут же начал подбирать дерево.

Больше всех для этого подходили местные дубы, их крепкие ветки располагались по стволу часто, и можно было на них устроиться. Конечно, только сидя, но, как говорится, не до жиру – быть бы живу. Как вы понимаете, залезть на дерево для меня не представляло сложности – даже если ветки начинались высоко; я, подпрыгнув, хватался за нижнюю и ловко, не хуже обезьяны, взбирался на него, подбирая «кровать» помягче. Таким образом забраковав несколько штук, я нашел что искал. Дерево оказалось очень ветвистым, три толстых ветки расположились на одном уровне – для тела и ног, дальше две чуть повыше – для спины и одна поменьше, еще выше, – поддерживала шею и голову. Получилось положение полулежа. В моих условиях идеальная постель, особенно если вспомнить, как Суворов накладывал под простыню камней.

Было тепло, даже для мая, градусов двадцать, но на всякий случай я решил насобирать сухих веток, ведь к утру может похолодать, и я бы слез и согрелся у костра. Когда я заканчивал, набрав порядочный ворох, откуда-то налетел ветер и нагнал облаков.

Быстро стемнело, и я залез на свою «кровать», устроился там поудобней, и подумалось, что в Москве я сейчас, поужинав, смотрел бы телевизор. Увижу ли я его когда-либо снова? Но сильно загрустить не позволил пустой желудок, он отвлек меня и заставил соображать, как ловчее добыть завтра пищу.

Я и на Земле никогда не страдал бессонницей, а здесь, утомленный новыми впечатлениями и убаюканный чистым свежайшим воздухом, я мгновенно уснул, не додумав даже процесс завтрашней охоты.

Проснулся уже под утро, и не от холода, а от ломоты в костях и теле, еле ворочалась шея. Виват Суворову! А мне, видать, никогда не быть полководцем. Но еще сюрприз ожидал меня: облака разошлись, сквозь листву проглядывало звездное небо и светила, что бы вы подумали? Луна! Во всяком случае, что-то очень похожее на нее. Я уже говорил, что не силен в науках, как в ботанике, так и в остальных. А все мои познания в астрономии ограничивались Солнцем, Луной, Марсом, Венерой и когда-то в школе мне показали Большую Медведицу и объяснили, что она похожа на ковшик, хотя я никакой такой особой схожести с ковшом не разглядел. И вот сейчас я попытался отыскать что-нибудь похожее, но куда там, как я был нерадивым учеником, таким и остался. Мне быстро надоело, и я решил плюнуть на эти свои научные изыскания и заняться делом. Сегодня во что бы то ни стало нужно добыть пищу, уже начинало светать, и я решил обследовать ближайшую округу, не уходя далеко от кучи приготовленного хвороста. Не отойдя и ста метров, услышал тяжелое похлопывание крыльев, так бывает, когда курица слетает с нашеста. Я затаился на некоторое время и впереди на земле, перед густым кустарником, почувствовал еле слышное шевеление, а затем разглядел крупную птицу, которая, разгребая лапами прошлогоднюю листву и траву, что-то склевывала. Я не решился бросить в нее своей дубиной – далековато и очень большая вероятность промахнуться, пришлось осторожно обойти кусты с той стороны, подкрасться поближе и действовать уже наверняка. Когда до нее оставалось метра три, я резко выскочил и, оставив дубину, просто схватил ее руками; мне понадобилось на это всего доли секунды, она даже не успела взмахнуть крыльями. Это был экземпляр, напоминавший одновременно и курицу, и тетерева, и глухаря. Он был рябого оперения с большим красивым хохлом малинового цвета. Размером он несколько превышал этих вышеназванных птиц, но имел совсем небольшие крылья, очевидно, что на большие расстояния он летать не мог и вел образ жизни глухаря. Вчера такой же на моих глазах стал добычей рыси. Жалко, но пришлось и мне скрутить ему голову; затем из кустов, у которых его поймал (похоже, орешника), срезал три «шампура», заострил концы и нарезал под них несколько рогаток. Отнес все это к своему временному становищу, развел костер, ощипал и опалил свою добычу; затем спустился к реке, разделал и промыл ее. Отрезал шесть кусков, и еще осталась половина «глухаря» к обеду или к ужину – посмотрим по аппетиту. Мясо оказалось очень вкусным, даже без соли, возможно с голодухи.

Основательно подкрепившись, я все равно не почувствовал себя положительно удовлетворенным, все-таки человек есть существо общественное, и неопределенность одиночества угнетала. Но успокаивала мысль, что шел всего второй день, кстати, нужно как-то вести отсчет времени, и я тут же сделал одну насечку на дубинке, вечером сделаю вторую. Я оказался здесь утром второго мая, значит, сегодня третье число. Короче, перспектива встречи с себе подобным социумом все-таки была, и она впереди. Пусть дикари, пусть даже людоеды, но что-то обязательно должно быть, уж очень условия жизни подходящие. Итак, вперед к перспективе!

Было неудобно нести оставшийся запас пищи, но я нашел прошлогодние стебли растения, напоминавшие лиану и оказавшиеся очень крепкими, и сплел из них что-то типа авоськи, положил остаток туда, привязал к дубинке, а ее закинул на плечо, и стало удобней.

Прошло еще несколько дней, я привыкал, проблема пищи в этом благодатном мире уже решалась мною легко: меню состояло не только из птицы, но была и крольчатина, и зайчатина. Спал теперь только на земле. Прошел уже очень большое расстояние, километров триста, никак не меньше, но ландшафт совсем не менялся – река и лес, только река несколько сузилась, очевидно, я шел к истоку. Никаких признаков жилья или, на худой конец, какого-нибудь бывшего стойбища дикарей не встречалось.

Было не по-весеннему жарко. Один день выдался особенно душным, и я решил искупаться, а заодно проверить, действительно ли могу долго находиться под водой. Я разделся и по грудь зашел в воду – дно оказалось песчаным. Вода уже более-менее прогрелась, но я некоторое время постоял, привыкая и прикидывая, смогу ли донырнуть до середины. Потом нырнул и постарался, пока хватало захваченного воздуха, уплыть как можно дальше. Все-таки не совсем верилось, что смогу долго пробыть под водой, ведь одно дело задержать на десять минут дыхание в родной среде – на воздухе, а другое – непривычный подводный мир. Минут пять я усиленно плыл, но потом, сообразив, что моего рекорда оценить все равно будет некому, остановился и, чувствуя, что пока не испытываю потребности в новом глотке воздуха, начал осматриваться. Я находился примерно в полутора метрах от поверхности. На этом уровне видимость была отличной.

В двух метрах от меня медленно проплывала стайка красноперок. Вдруг, сверкнув серебром и на солнце красно-розовым переливом плавников, они юркнули вниз и пропали. Испугал их полуметровый судак, на них даже не обративший внимания, а всплывший то ли подышать, то ли погреться на солнышке. Постояв, пуская пузырьки у поверхности, он заметил меня, перебиравшего руками и ногами, удивленно уставился на это доселе не виданное им чудо и решил от греха отплыть подальше. Вспомнилась телевизионная передача о ныряльщиках, когда-то виденная мной. Там некоторые особо одаренные и усиленно тренировавшиеся могли по нескольку минут проводить под водой. Прошло уже, наверно, побольше десяти минут, но потребность всплыть и подышать не ощущалось, и я решил обследовать дно. Медленно опускаясь, чувствовал, что вода становится холоднее. Дно оказалось слегка заиленным. Глубина метров шесть или семь. Свет едва проникал сюда, но вода была чистой и прозрачной, поэтому метров на пять виделось неплохо. Передвигаться по дну было трудно, все время выталкивало и приходилось взмахами ладоней снизу вверх удерживать себя.

Ко мне подплывала крупная – больше метра – рыбина, по форме напоминающая дельфина или даже акулу, но снизу, на морде, имеющая множество разновеликих усиков, из чего я заключил, что это какая-то разновидность донных рыб. Тем более что плыла она в полуметре от дна. Она ощупала мои ноги и начала подниматься. Остановившись на уровне моей груди, она уставилась на меня. Очевидно, из-за своих размеров у нее не было врагов и она никого не боялась. Я протянул руку и потрогал ее. Она не испугалась, а, повернувшись, ощупала мою руку усами и губами потом туловищем и хвостом, словно приглашая поиграть, слегка ударила меня по груди. Тогда я обхватил ее обеими руками, и она, не вырываясь, проплыла со мной несколько метров, как будто желая покатать. Я выпустил ее, оттолкнулся от дна и несколько отплыл, но она, развернувшись, снова подплыла ко мне. Так некоторое время мы с ней играли.

Наконец я почувствовал, что начинаю промерзать. Пришлось проститься со странной игруньей, и я начал подниматься. Она, недолго провожая, следовала за мной, но на полпути остановилась и, на прощанье взмахнув хвостом, снова ушла вниз.

За это время пару раз я вроде бы начинал чувствовать кислородный голод, но через мгновение он проходил. Прошло уже около получаса, и, подумав, что на первый раз достаточно, я всплыл на поверхность. Хоть течение было несильным, но метров на пятьдесят меня отнесло от места, где я раздевался. Я заметил это по двум отдельно стоящим большим соснам.

Восьмого мая, значит на седьмой день моего нахождения здесь (я хорошо это запомнил), вдруг увидел в небе быстро передвигающийся четырехугольник темно-серебристого цвета. Он передвигался на небольшой высоте, одним более острым углом вперед со скоростью, раза в два превышающей наш реактивный самолет, но абсолютно без звука. Весь этот предмет был окутан голубоватым искрящимся облачком и вместе с ним перемещался.