Ловушка

скачать книгу бесплатно

Ловушка
Елизавета Батмаз

Документ (Рипол)
Эта книга – исповедь, на которую решилась молодая жена бывшего врача. Анна жила в небольшом городке, но всегда мечтала о большой и дружной семье. Казалось, что она наконец-то нашла своё счастье… Но отношение к ней любимого мужа резко изменилось после свадьбы. Анна чувствует себя в ловушке, она будто бы приговорена к смерти. Эта книга поможет молодым девушкам и женщинам избежать ошибок главной героини и найти выход в исключительно сложной и даже, казалось бы, безвыходной ситуации.

Елизавета Батмаз

Приговоренная к смерти. Выжить любой ценой

© Батмаз Е., 2014

© ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2014

Предыстория

Я познакомилась с Анной уже довольно давно, мы часто встречались на занятиях в реабилитационном центре для людей, которые подверглись бытовому насилию в семье. Я уже много лет работаю там волонтером, но каждая история вновь и вновь поражает меня до глубины души. За каждой такой, казалось бы, типичной историей, искалеченная психика, судьба отдельно взятой женщины.

По данным последнего масштабного исследования, почти восемьдесят процентов опрошенных женщин из двадцати стран столкнулись хотя бы с одним из проявлений психологического насилия со стороны мужа.

Каждое седьмое убийство на Земле происходит внутри семей, и свыше сорока процентов из них – по вине мужчины. Кроме того, бытовое насилие, как это ни странно, больше всего распространено в развитых странах.

Мы много разговаривали с Анной. Ее история, с одной стороны, своеобразна, а с другой – совершенно обыденна.

Наши беседы были связаны не только с ее замужеством и последующими событиями, она рассказала мне и о своей жизни, такой, какой она ее запомнила.

Не стоит упрекать Анну в обрывочности ее историй – таковы свойства нашей памяти, она выхватывает из потока сознания самые важные воспоминания.

Сейчас Анне тридцать два, события, о которых пойдет речь в этой книге, произошли с нашей героиней почти пять лет назад – все это время молодая женщина пытается забыть свои переживания и научиться жить заново. Я рада, что благодаря родным и близким у нее это уже получается.

Быть может, кто-то, прочитав эту книгу, упрекнет нас в том, что она лишена художественной изящности, но мы ставили перед собой задачу рассказать честно, документально, ничего не утаивая, – все именно так, как рассказывала наша героиня.

К сожалению, домашнее насилие – это одна из самых тяжелых социальных проблем современного общества, поскольку выявить факт его существования подчас бывает непросто. Жертвы семейных драм избегают обращаться за помощью, стремясь спрятать семейные конфликты от глаз посторонних. Некоторые, наоборот, просят о помощи, но их никто не хочет слышать.

Домашнее насилие может выражаться в форме физического, психологического, сексуального или экономического воздействия на человека.

Эта проблема имеет гендерные признаки – чаще всего жертвами домашнего насилия становятся женщины.

Мы еще раз выражаем благодарность и уважение тем женщинам, которые нашли в себе силы рассказать о том, что с ними случилось, не побоялись изменить свою жизнь.

Отдельную благодарность я выражаю Анне, которая разрешила мне записать ее историю и попытаться помочь тем женщинам, которые еще раздумывают, стоит ли открыто говорить о проблемах в их семье.

* * *

Я прихожу в себя и слышу мерный писк какого-то прибора. Мне хочется глубоко вздохнуть, но попытка набрать побольше воздуха в легкие причиняет нестерпимую боль. Мне хочется пить, но я не помню, что нужно сделать для того, чтобы попросить воды. Хочу открыть глаза, посмотреть, что происходит вокруг, но мне и это не удается – они чем-то залеплены.

Пытаюсь поднять руку или ногу, но совсем их не чувствую.

Я отчаянно пытаюсь вспомнить, кто я, где нахожусь и что произошло, но меня постоянно сбивает этот противный писк, который никак не дает сосредоточиться на одной мысли.

Прислушиваюсь к себе – все тело болит и не подчиняется моим желаниям. Особенно сложно дышать, а еще нестерпимо болит в области живота. Стараюсь не думать об этом и отгоняю неприятные мысли.

Нужно успокоиться, сосредоточиться, тогда я пойму, что со мной произошло. Мое сознание затихает, и я стараюсь понять себя. Я слышу в себе стук, довольный слабый, но в тоже время равномерный и настойчивый. Он такой гулкий, что разносится по всему моему опустевшему телу. Мне требуется некоторое время, чтобы понять – так бьется мое сердце. Иногда, как будто чего-то испугавшись, оно затихает, вместе с ним прекращается внешний писк. Наверное, этот таинственный прибор каким-то образом следит за моим сердцем.

Почему-то мне становится страшно, я хочу крикнуть, чтобы эту писклявую машину выключили, мне больно, по почему-то никто этого не понимает, я не могу двинуться – пусть они вернут гибкость моим рукам и ногам, вернут мое зрение, уберут эту ноющую постоянную боль внизу живота, я не могу больше ее переносить.

Я не знаю, сколько я так лежу, но постоянно мы примиряемся с пищащим прибором, он больше не раздражает меня, наоборот, кажется, успокаивает, и я уношусь в какое-то ирреальное розовое пространство, плыву на покачивающемся облаке, до меня долетают порывы свежего ветерка, я спокойна и расслабленна.

Из этого состояния меня возвращают далекие, еле различимые голоса. Они нарушают мой покой, и мне это совсем не нравится, без них было так хорошо, а теперь они заставляют думать, какая-то мысль беспокойно мечется в моей голове, но я, как ни стараюсь, все никак не могу ухватить ее. Хочется обратно на облако, в розовую реальность, но голоса никак не дают мне вновь забыться.

Их всего три, два кажутся очень знакомыми, а один, бархатный баритон, я точно слышу в первый раз. Мне хочется понять, что обсуждают эти голоса, но сначала их разговор долетает до меня какими-то несвязными отрывками.

– Успокойтесь, Маргарита Васильевна, ей сейчас стало гораздо проще дышать, слышите, больше никаких хрипов, дыхание равномерное, – говорит незнакомый баритон.

– Я вам всю жизнь буду благодарна, что спасли ее, как же мы ее не уберегли, – всхлипывает знакомый женский голос.

– Успокойтесь, все позади, главное, что она жива, – звучит печальный мужской голос.

– Что же теперь будет, за что нам все это?! Она же такая добрая девочка была всю жизнь – слова никогда никому поперек не скажет, заботливая, отзывчивая. Я во всем виновата, всю жизнь ей испортила, она работала за пятерых, – причитает женщина.

– Успокойтесь, Маргарита Васильевна, я уверен, все образуется, мы же все вместе, мы поможем Анне справиться с горем, – успокаивает ее знакомый мужской голос.

– Да, сейчас вы должны быть с ней предельно внимательны, заботиться о ее состоянии, относиться с пониманием ко всем просьбам. Да уж, бедная девочка, – сочувственно произносит баритон.

– Как же она мучилась, на седьмом месяце такое пережить. Бедная моя, доченька…

Я чувствую, как в моей руке прикасается теплая ладонь. Я вздрагиваю: мама. Да, это она, моя мама стоит и плачет надо мной. Постепенно сознание и воспоминания начинают возвращаться ко мне.

– Она пошевелилась, – говорит мама. – Доктор, что это значит?

– Думаю, она начинает постепенно отходить от наркоза. Это хорошо, – говорит баритон, принадлежащий врачу.

– Что же мы ей скажем? Голос мамы звучит совсем тихо.

– Правду, конечно же, это тяжело, но, сами понимаете, мы не сможем ничего от нее утаить, – отвечает врач.

– Да, Маргарита Васильевна, нам придется сказать, что ребенок погиб при родах. Скрывать не имеет смысла, да это и невозможно. Но…я сам не знаю, как смириться с этим, я виноват, так виноват, зачем только я оставил ее одну? – сокрушается мужской голос.

– Глеб, – нерешительно говорит мама, – быть может, не стоит ей говорить, что она сама…ну… то, что она сама спровоцировала эти роды?

– А что мы ей скажем? – говорит Глеб.

– Что угодно, но только не это, она так мечтала о малыше, готовилась, моя бедная девочка, не понимаю, что на нее нашло.

– Я сам не знаю, кто мог подумать, что эти ее приступы агрессии станут проявляться все чаще во время беременности.

– Я думаю, что лучше не травмировать ее сознание, – вторит маме врач. – Достаточно того, что она узнает, что потеряла ребенка. Нам нужно еще выяснить причину неврозов, но мне тоже искренне жаль, Глеб что это произошло в твоей семье. Глядя на нее, не подумаешь, что эта тихая девушка на такое способна. Тем более порезать собственного мужа.

Я слышу громкий вздох мамы.

– Да нет, что вы, я ни в чем ее не виню. Я очень люблю Анну и никогда ее не брошу, слышите, никогда, – убитым голосом говорит Глеб.

– Ты не думал, что стоит показать ее психиатру, понятно, что у нас в городе его нет, но отвезти в Минск – у тебя же там много друзей, – аккуратно предлагает врач.

– Нет, – сухо отвечает Глеб, – я не стану этого делать. Если я рассажу им, что она наносит себе увечья, как кричала, что ненавидит ребенка, и сбросилась с лестницы, только чтобы его не рожать, они тут же поставят ей диагноз и отправят на принудительное лечение.

– Но она пырнула тебя ножом, – не унимается врач.

– Пырнула, – кажется, что Глеб негодует, – это всего лишь царапина. Послушай, Константин, я ее люблю, буду сам о ней заботиться, тем более, неужели ты хочешь причинить боль всей ее семье, а особенно маме? Нет, я обрел семью в лице этих людей, никогда их не предам. Не проси меня отвезти ее к психиатрам.

– Что же…

– Я прошу, забудь эту историю, я сам во всем разберусь, – тяжело вздыхает Глеб.

Слышу, как мама начинает громко плакать.

– Маргарита Васильевна, мы справимся, – пытается успокоить ее Глеб.

– Моя дочь не сумасшедшая, – громко и четко отвечает мама.

Ах, мамочка, любимая, если бы ты знала, насколько я не сумасшедшая. Но если бы я рискнула рассказать правду… даже боюсь представить, чтобы случилось. Он пригрозил мне, что если я начну жаловаться кому-нибудь, то он без промедления убьет этого человека. Я верю, что он может это сделать. Я не хочу, чтобы по моей вине пострадал еще один человек. На моих руках и так кровь, кровь моего нерожденного ребенка.

Глеб возненавидел нашего ребенка в тот самый момент, когда узнал о его существовании. Он тут же сказал, что он только мой, потому что я, скорее всего, его нагуляла. Он часто кричал, что это не его ребенок – ведь у него просто не может быть детей.

Сначала я думала, что он просто по ошибке думает, что бесплоден, хотела предложить сделать тесты, убеждала, что он был моим первым и единственным мужчиной, но мой муж перестал меня слышать.

Через какое-то время он пришел к выводу, что назовет ребенка своим только после того, как сделает анализ ДНК. Мне было ужасно обидно, но я молчала, согласившись и с этим. Не могу сказать, что первые месяцы беременности были очень спокойные, каждый день я видела недовольное лицо мужа, который с какой-то брезгливостью стал относиться к моему положению.

Я пыталась рассказывать ему об изменениях в организме, потому что в моем представлении все отцы с радостью ждут появления на свет первенца. Он не слушал, уходил из комнаты, из дому, долго где-то бродил, возвращался очень возбужденным и злым.

У меня стал расти живот, а Глеб изменился окончательно, он не давал мне общаться с родителями, утверждая, что это я избегаю встреч. Мама обижалась, но постепенно смирилась – вероятно, решила, что это причуды беременной дочери.

Он и до этого поднимал на меня руку, но я старалась даже не вспоминать об этих случаях. Как-то с утра я пошла готовить ему завтрак, но меня стало тошнить от запаха еды. Трудно описать всю степень негодования мужа, он орал, метался по комнате, а потом подбежал и со всей силы пнул меня в живот. Я совершенно не ожидала подобной реакции, поэтому, не удержав равновесия, упала на пол.

Но это был не единичный случай. Мужу очень понравилось щипать и пинать меня. На одном из осмотров врач спросила, откуда у меня столько синяков на руках. Муж не моргнув глазом рассказал о том, каким неожиданным событием стала для меня беременность, что я не могу принять того, что в моем организме происходят изменения, и несознательно пытаюсь отторгнуть новое.

Мне казалось, что врач не поверит, она же женщина, как может статься, что мать захочет избавиться от собственного ребенка? Но она поверила, как поверили все те, кому она пересказала эту чудовищную, на ее взгляд, историю.

Через пару дней Глеб пошутил, что врач хоть и женщина, но очень помогла ему, распустив слухи о чокнутой молодой жене бедного доктора, которая от скуки начинает чудить. Он сказал, что ему теперь даже не придется скрываться, и, верно, мои синяки, царапины и ссадины стали предметом открытых дискуссий, муж с гордостью показывал их всем желающим и, притворно вздыхая, рассказывал, что я сама изо дня в день пытаюсь нанести себе увечья, а он не успевает за мной следить.

Слухи быстро дошли до моих родителей. Моя бедная интеллигентная мама позвонила к нам в дом и сообщила о предстоящем визите. Конечно, Глеб успел подготовиться. Он в подробностях описал мне все, что сделает с моей семьей, если я посмею хотя бы открыть рот. Чтобы закрепить полученные знания, он пару раз больно ударил меня по лицу.

Когда в дом зашла мама, он развел руками и, картинно вздыхая, показал на меня, мол, смотрите, что она с собой сделала. Мама безгранично доверяла этому человеку. Я не могу его винить, потому что в нашем городе, где преступления совершались раз в десять лет, да и то это была кража звонка от велосипеда, проще было поверить в то, что я сошла с ума, чем признать, будто молодой врач из столицы избивает свою жену.

Чувствуя свою безнаказанность, Глеб, кажется, совсем расслабился, но через некоторое время, как мне показалось, совсем забыл о моей беременности. Но это было затишье перед самой настоящей бурей.

На двадцатой неделе беременности, он решил узнать пол ребенка. Я обрадовалась, потому что подумала, что наваждение прошло, Глеб примирился с мыслью об отцовстве и все у нас пойдет своим чередом. Но я горько ошибалась.

В ночь перед тем, как я должна была отправиться на осмотр, Глеб разбудил меня и прошипел в ухо:

– Молись, чтобы это был мальчик!

После этих слов я не могла уснуть всю ночь, я лежала ни жива ни мертва и с ужасом думала о завтрашнем дне. Я гладила живот, и мне казалось, что маленькое существо, которое находилось там, чувствует мой страх и тоже затаилось.

На следующий день Глеб с утра отправился со мной в больницу. Он терапевт – у него свои пациенты, поэтому на УЗИ я пошла одна. В кабине сидела та же женщина, что окрестила меня сумасшедшей.

Врач неодобрительно взглянула на меня, а я попыталась ей слегка улыбнуться. Видимо, улыбка моя получилась вымученная, потому что женщина участливо улыбнулась в ответ и предложила лечь на кушетку. Остальные события я плохо помню.

Я лежала и смотрела на черно-белый экран, на котором была сосредоточена моя жизнь.

– Так… так… так… очень хорошо, – повторяла врач. – Смотрите же, ручки, ножки, головка, так… так…

Мне становилась жутко от ее размеренного так.

– А сейчас посмотрим, кто у вас. Ну-ка, покажись… Интересно, сейчас увидим… ага, поздравляю, у вас девочка!

Эти слова заставили меня вздрогнуть.

– Что такое? Заболело где-то? – испугалась врач.

– Не говорите, я очень прошу, не говорите, что у меня девочка, – испуганно зашептала я.

– Как же не говорить, мамаша, если у вас девочка, – опешила врач.

– Я вас очень прошу, вы же женщина, не говорите, – просила я.

– Первый раз вижу беременную, которая вот так реагирует. Вы что, мальчика хотели, что ли? Так ничего, потом и мальчик будет. Ребенок – счастье в любом случае, – улыбнулась мне врач.

– Нет, нет, вы не понимаете, ему не говорите, Глебу, скажите, что не увидели, пожалуйста, я вас умоляю. – Кажется, я тогда схватила ее за руки и прижала к своей груди. – Защитите меня, не надо ему говорить.

Врач уже начала волноваться:

– Девочка, ты успокойся, сейчас придет свой муж, и мы все решим.

– Не говорите ему, прошу, я не знаю, что он хочет сделать с ребенком…

– А… я поняла, хотите мужу говорить сейчас, наедине сюрприз сделаете.

– Вообще не надо говорить, – шептала я.

В этот момент в дверях показался Глеб.

– Что такое, что мне не надо говорить? – тепло улыбаясь, спросил он.

– Да вот, наша будущая мамочка не хочет, чтобы Вы, Глеб Борисович, заранее узнали, что у Вас девочка будет. Поздравляю! – засмеялась врач.

– Алла Афанасьевна, это просто чудо, а не новость, – улыбнулся Глеб, но я видела, что его злые колючие глаза смотрят на меня. – Сегодня весь вечер будем отмечать.

Алла Афанасьевна, эта милая женщина, вновь убедила всех, кому успела рассказать, что у меня не в порядке с головой.