скачать книгу бесплатно
Вторая часть истории вошла в анналы уже по воспоминаниям родственников, в частности моего отца.
Селяне на лавочках молча проводили меня взглядом, пока я не добежал до калитки нашего дома и не исчез за ней.
«Чего это он?» – спросила соседка из дома напротив.
«Фильмов пересмотрел», – ответил мой отец и указал ей в начало улицы, на пригорок.
Там в начале улицы, на пригорке, в багровом зареве закатного солнца стоял всадник без головы.
Но, кроме меня, его почему-то никто не испугался.
Всадник без головы спустился с пригорка и поехал вниз по улице.
Как только он поравнялся с нашей лавочкой, все узнали в нем местного пастуха Петьку.
Петька ехал верхом на своей старой кляче, набросив на голову капюшон куртки от комаров. Старая кляча очевидным образом делала его всадником, а капюшон – без головы.
Петька уже миновал лавочки, когда соседка из дома напротив крикнула ему в след:
«Петька, придурок, кончай бухать! Вон ребенка за версту напугал своим перегаром!»
12. Бабушка Мороз
При наших современных городских тропических зимах Дед Мороз – это уже давно комический персонаж.
Ну, какой Мороз, право. Скорее, Дед Оттепель. Или Дед Слякоть. Или Дед Какой Придурок Опять Рассыпал Эту Соль. Правда, последнее имя – совсем уж экзотическое для Деда.
В наше время из-за глобального потепления эти двое находятся в хронической противофазе: Дед с Морозом встречаются только в мультиках.
А вот в моем советском детстве было и то и другое – и деды, и морозы.
Родители старались, чтобы Дед Мороз приходил ко мне на каждый Новый год. «Старались» – не в том смысле, что подсыпали мне галлюциногены в еду. Они наряжались. Косплеили Деда, как бы мы сейчас сказали. Для нас, советских детей, у Деда Мороза было знакомое лицо, потому что это лицо обычно принадлежало кому-то из наших родственников.
Впервые Дедушка Мороз вошел в наш дом, когда мне было годика три. Накануне торжественного события я так нервничал, ожидая анонсированного родителями Деда, что никак не мог заснуть. Мама полночи читала у постели начинающего невротика книжку. Это был сборник рассказов для детей про Ленина. В них его через строчку называли «дедушка Ленин».
Поэтому, когда на следующее утро в дверях квартиры возник мой отец, переодетый Дедом Морозом, и собравшиеся по случаю родственники хором спросили меня: «Кто это, Олежка?», я не задумываясь ответил: «Дедушка Ленин!»
В шестилетнем возрасте во мне стали пробиваться слабые признаки интеллекта.
По рассказам родителей, в мой последний перед школой Новый год они всерьез озаботились правдоподобием наших ритуальных мистерий с Дедом Морозом. Папа, много лет послушно игравший эту роль, вдруг пошел в отказ.
«Я уже давно перерос этот образ! Я не развиваюсь! Это актерская смерть! Я хочу сыграть Макбета, Свидригайлова!» – кричал он.
Ладно, не кричал. Но дедморозить отказывался…
Он заявил маме, что, по его мнению, я начинаю что-то подозревать. Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу, сказал папа, цитируя анекдот. И потребовал себе замену.
Все эти сомнения посетили папу очень вовремя, за пять минут до выхода на сцену. Я уже сидел в комнате под елкой, ожидая рутинно-волшебного звонка в дверь. (В шесть лет некоторые из моих сверстников уже пить бросали, а я все Деда Мороза под елкой ждал – это так, штрихи к портрету.)
На маме был стол.
«На мне стол!» – воскликнула мама и побежала на кухню, пригнувшись и втянув голову в плечи, как будто стол был на ней не в фигуральном, а в прямом смысле.
В коридоре остались двое – папа и бабушка.
За одну минуту папа уговорил бабушку, за вторую он надел на нее костюм Деда Мороза, за третью укоротил на ней огромный красный тулуп, за четвертую вручил ей мешок с подарками и на пятой минуте отец торжественно вытолкал бабушку за дверь. Эта бабушка была мамой моей мамы, то есть папиной тещей. Поэтому не исключено, что в тот момент сбылась одна тайная папина мечта.
Наконец, в дверь позвонили. Я выбежал в коридор.
Дед Мороз 2.0 в исполнении бабушки был в два раза короче стандартного типового Деда Мороза.
Бабушка попыталась минимизировать женственность своего голоса, поэтому Дед Мороз 2.0 говорил как алкоголик, который сжег себе связки техническим спиртом.
В довершение этого фиаско накладная борода оказалась бабушке слишком велика. Поэтому борода Деда Мороза 2.0 начиналась прямо от бровей, что делало его похожим на Вия, о котором я, к счастью, в те годы еще не знал.
Но бабушка играла самозабвенно, с лихвой компенсируя провал костюмера.
Родителям показалось, что я ничего не заметил. Все шло прекрасно.
И тут мама с папой обратили внимание, что я как-то странно кошусь на ноги Деда Мороза.
Они присмотрелись. Папа слишком сильно укоротил бабушке тулуп. На ее ногах, доступные всеобщему обозрению, красовались домашние тапочки. «Фирменные» бабушкины тапочки с большими помпонами, которые она всегда носила по дому.
Все прямо как в том дурацком детском анекдоте, снова про Штирлица: ничто не выдавало в Штирлице русского разведчика, кроме буденновки и балалайки.
Пока родители пытались предсказать мою реакцию на их вероломство и измерить глубину нанесенной ребенку травмы, я продолжал принимать подарки и водить хороводы, как ни в чем не бывало.
По воспоминаниям мамы, папа прошептал ей тогда:
«У него, видимо, шок».
И вот очередной домашний ТЮЗ подошел к концу, и мы направились в коридор провожать сказочного гостя.
Там я попросил Деда Мороза наклониться ко мне и что-то шепнул ему на ухо. Дед Мороз в ответ погладил меня по голове и вышел за дверь. А я побежал в комнату разбирать подарки.
Через несколько минут бабушка-оборотень незаметно прокралась обратно в квартиру в своем человечьем обличье.
Родители немедленно бросились к ней:
«Что он сказал? Что сказал?»
Бабушка улыбнулась и ответила.
Родители тоже начали улыбаться.
А папа даже добавил:
«Вот она, сила искусства!»
В коридоре, у входной двери, я прошептал Деду Морозу на ушко:
«Я знаю, что ты надел бабушкины тапки. Но я тебя не выдам!»
13. Баба-яга
В детстве я проводил лето на даче с бабушкой.
Как-то раз бабушке нужно было отъехать на несколько часов в Москву.
Она сказала, что ненадолго отведет меня к соседке.
И я разрыдался. Как клоуны в цирке – ручьями. Один раз я уже был у той соседки – больше не хотелось.
«Олежка, тебе там не нравится?» – спросила бабушка.
«Она – Баба-яга», – раскрыл я свои карты.
«Почему Баба-яга?» – удивилась бабушка.
«Она пьет гриб!» – разрыдался я пуще прежнего.
У советских людей был такой фетиш – гриб. Они держали его в неволе в трехлитровой банке в воде, пока он не отдаст им все свои живительные соки. А потом пили эту гомеопатическую амброзию. Гриб выглядел ужасно – как мертвый распухший блин. Он плавал в банке у той соседки и в первый мой визит страшно меня напугал.
Но бабушке очень надо было в Москву.
«Пойдем, – сказала бабушка, – я тебе кое-что покажу».
Мы направились к соседке.
Пока мы шли от ее калитки к дому, пионы вдоль дорожки поворачивали ко мне свои румяные бутоны и шептали:
«Тебе конец, глупый мальчик!»
В доме произошла катастрофа. Моя бабушка взяла у соседки ту самую банку с дохлым блином внутри, налила себе стакан и выпила!
«Вот видишь, ничего страшного, очень даже вкусно», – собиралась сказать бабушка, но успела произнести только «вот видишь…»
Потому что я опять разревелся.
«А-а, – кричал я, – теперь и ты Баба-яга!»
В итоге в Москву мы поехали с бабушкой вместе…
Та соседка по даче, кстати, до сих пор жива, дай ей Бог здоровья. В свои девяносто носится по участку и одной рукой выкорчевывает пни. Натуральная Баба-яга.
По ночам ее дом жалобно трещит всеми дощечками. Это рвется на волю гигантский гриб. Можно себе представить, как он должен был вырасти за эти годы.
14. Волшебная лампа Аладдина
В моем детстве на даче у бабушки стоял старый советский ламповый радиоприемник «Аккорд». Деревянный, на ножках, размером с телевизор.
В верхней части радиоприемника, на втором этаже, помещался проигрыватель виниловых пластинок. Каждый раз, когда мы запускали у него на голове пластинку, радиоприемник расстраивался из-за того, что его использовали не по назначению – так мне тогда казалось.
По вечерам, сразу вслед за сумерками, когда дачные собаки деликатно замолкали, пропуская вперед ночь, наступало мое время. Родители укладывали меня в комнате и уходили на террасу смотреть телевизор. Меня телевизор не интересовал: я оставался наедине с настоящим, а не тем поддельным чудом – с радиоприемником.
Едва я нажимал на белую пузатую кнопку, прибор оживал. Он светился изнутри каким-то нездешним лунным светом и тихо дышал, шипя.
Я завороженно вглядывался в лучистую шкалу: КВ2, КВ1, ДВ, СВ, МП, УКВ – это была поэзия, тайный шифр мироздания.
Я осторожно трогал колесико справа с настройкой частоты. Осторожно, потому что оно управляло душой радиоприемника. Я медленно вращал теплый (от моих пальцев) диск, намеренно пропуская станции с песнями и голосами людей. Тихонько, на цыпочках, я приближался туда, к заветному краю шкалы, вдоль которой мерцали названия невиданных городов: Прага, Дрезден, Турку, Стокгольм, Белград, София… Наконец, я миновал их все, вертикальная красная линия проплыла мимо загадочного Беромюнстера, и вот она, цель моего путешествия, вот он, мой таинственный собеседник, в тысячах километрах от подмосковной дачи, в миллиметре от загадочного Беромюнстера.
Каждый раз, когда я подводил поисковую проволоку к этой точке на шкале, из радиоприемника раздавался сигнал. Что-то слабо, едва различимо пикало в динамиках, через одинаковые интервалы в несколько секунд.
Однажды мы с папой нашли это место на шкале, и он сказал, что, возможно, какое-то судно в океане посылает нам радиосигнал. Папа сказал именно так, слово в слово, довольно сухо.
Из-за того, что он употребил слово «судно», а не «корабль», «океан», а не «море», наконец, «радиосигнал», а не «пиканье», приемник на моих глазах из непонятной деревяшки мгновенно превратился в волшебную лампу Аладдина. Я знал: мой папа, по профессии радиоинженер, не мог ошибаться в таких вещах.
Я засыпал под нечленораздельное шипение советского лампового радиоприемника «Аккорд», вслушиваясь в мягкую раковину подушки, и представлял одинокое судно в ночной дали океана, посылающее мне сигнал через бесконечность.
15. Школа эстетического воспитания
В нашем районе в советское время существовало такое чудище морское – «Школа эстетического воспитания».
«Школа эстетического воспитания» располагалась в безобразной подворотне. Родители водили меня туда на занятия в последний год перед поступлением в школу. Это было оправданной мерой. Я рос довольно сермяжным ребенком: мог сесть за стол без ножа для рыбы и при слове «жопа» не собирался падать в обморок.
В той школе, среди прочего, нас учили рисовать. А потом устраивали маленькие выставки из детских работ. Отец до сих пор любит мне припоминать, что мои картины можно было узнать сразу. Еще за три квартала. На черном небе – черное солнце, а под ними – черные дома на черной земле и скелеты черных людей. И все это с черными эстетическими разводами. Школа-то эстетического воспитания. Вот я и старался соответствовать.
Однажды на очередной выставке к моему папе подошел педагог и попросил уделить ему одну минутку. Преподаватель начал рассказывать отцу о том, какой я сложный ребенок, какой лиричный, какой мыслящий, какой ищущий и даже сомневающийся. И все в том же духе. Папа периодически испуганно оглядывался на меня, стоящего поодаль, сверяя оригинал с интерпретацией педагога. По словам отца, я во время их беседы хомячил огромное яблоко. Немытое.
На словах учителя о том, какая я невероятно глубокая и тонкая личность, я закончил есть яблоко, рыгнул и выбросил огрызок в окно.
16. С немытой головой в светлое будущее
От важных событий в памяти через много лет остаются одни лоскуты. Как будто они истрепались на ветру времени.
Про свое 1 сентября я помню какую-то чушь.
Я запомнил, что мы с мамой, и бабушкой, и папой, и соседкой, и ее собакой, и нашим дворником, и еще с десятком каких-то неравнодушных людей так спешили торжественно проводить меня в первый класс, что забыли помыть мне голову.
Когда мы большой делегацией, замыкаемые собакой, шли от дома к школе, мама так и сказала:
«Ой, мы забыли помыть ему голову».
Едва она это произнесла, голова у меня стала чесаться.
Я рос крайне чувствительным и мнительным ребенком, и к тому моменту, когда впереди показался пестрый гудящий школьный двор, я мог думать только о своей немытой голове.
Директор школы произносил речь про «самый важный день в жизни», а я стоял и психовал, что в самый важный день в жизни у меня на голове птичье гнездо. Тогда я еще не подозревал, сколько разных директоров впоследствии будут задвигать мне про «самый важный день в жизни».
