скачать книгу бесплатно
– А зачем тебе?
– Хочу на соседей жалобу подать, а как их зовут, спросить стесняюсь. Выкладывай что знаешь.
– Да я то по фамилии никого почти не знаю. Знаю только, что в этом доме Зоя Синька жила. Потом ее квартиру купил…Виктор вдруг, заикнулся, изумленно взглянул на Огрызкина и молча потянулся к бутылке.
–Но-но, приз зрительных симпатий потом будешь получать. Продолжай – отодвинул от него водку Гена.
Левый сглотнул застрявший в горле ком, и произнес охрипшим голосом – Плесни горло промочить, дерет.
–Ладно. На, промочи. – сжалился нал ним Огрызкин и протянул стакан.
После выпитого глаза у Виктора заблестели, лицо разрумянилось и он, не усидев на месте, стал расхаживать по комнате, молча, жуя колбасу с хлебом. Изредка бросая косые взгляды на Огрызкина.
Гена наблюдал за мечущимся из угла в угол собутыльником и большим усилием воли сдерживал готовую вырваться ярость. Наконец Левый прожевал бутерброд и подошел к импровизированному столу.
– Ее купил Брызгунов!
Огрызкин, молча налил почти целый стакан водки и выпил его одним махом, даже не поморщившись.
–Та-а-к – растягивая слова, произнес он. – А еще кого вспомнишь?
Левый снова присел к столу, достал из кармана пачку «Примы» и с блаженством, затянулся вонючим дымом.
– Из наших, здесь, больше никого нет.
– А из нормальных людей кого-нибудь знаешь?
Виктор задумчиво посмотрел на облупившийся потолок.
– Марина, продавец из «Восточного» гастронома, кажется, здесь живет, потом Серега Дрогин в 15 квартире. У него точка. Самогоном, гад, торгует, но брать не советую, он туда всякую дрянь, типа димидрола, подмешивает. На утро от него…
– Не отвлекайся, – перебил его Гена. – О вреде самагоноварения ты в наркодиспансере будешь лекции читать, а не здесь. Дальше давай.
– А че, ты у меня спрашиваешь?! – снова вскочил Левый.
– Ты же здесь живешь, а не я.
– Логично – затягиваясь сигаретным дымом, согласился Огрызкин. – Но, видишь ли, я по натуре своей человек не общительный, и за все эти годы так ни с кем из своего дома и не познакомился, а теперь вот хочу устранить этот пробел.
– Тогда обратись в суд. У них есть полный список жильцов. А я больше никого не знаю.– огрызнулся левый и потянулся к бутылке.
– Все ресторан закрыт. Посетителей прошу удалиться, иначе позову вышибалу. – сказал Гена, и спрятал в карман остатки водки.
– Но?
– Где сейчас обитает твоя Синька?
– На пустыре, кажется. Она с Колей Рыжим живет. Там у них целый табор. – Левый, не отрываясь глядел на Генин карман.
– Ладно. Тебе, как сотому посетителю, за счет заведения маленький презент. – улыбнувшись сказал Гена и плеснул из бутылки на дно стакана. – Выпил? А теперь вон отсюда. Я устал и хочу спать.
Виктор тяжело вздохнул и еще раз оглядел убогое жилище, и ,пошатываясь, побрел к выходу. Когда дверь за ним закрылась, Гена допил водку прямо из бутылки, закусил, и полез в свой мешок. Вынув оттуда еще одну поллитровую беленькой, он спрятал ее за пазухой, и тоже вышел из квартиры.
Пустырь был местом жилища почти всех бомжей города. Здесь они, вырыв землянки, создали как бы поселения. Со своим уставом, президентом, службой безопасности и т.д. Все, что добывалось за день, сносилось сюда, и делилось, как при социализме: от каждого по способностям, каждому сколько дадут. Бомжи роптали, но уходить отсюда на свои «хлеба» не собирались. Во-первых, выжить вместе было гораздо легче, во-вторых, милиция хоть и знала о существовании этого «поселка», но предпочитала сюда не соваться, а в третьих – им и идти-то было больше некуда. Зато здесь всегда было, что поесть, частенько, что выпить и все обо всем знали. Именно в эту «справочную службу» и шел Огрызкин.
Когда последние пятиэтажки остались у него за спиной, Гена остановился и поежился от прохладного ночного ветра. «Ну и чего ты сюда притянулся? – задал он сам себе вопрос. – Сидел бы у себя в квартире, пил водку и плевал в потолок. Так нет же, потянуло тебя в эти «хреньковичи». А не боишься, что тебя здесь встретят с распростертыми кулаками? Ведь ты же когда-то отказался продать свою квартиру, и перебраться к ним. За это они, пожалуй, массового гуляния в твою честь устраивать не будут. Эх, погубит тебя, Огрызкин, когда-нибудь твое любопытство».
Он еще немного потоптался на месте, закурил и направился к видневшемуся в дымке огоньку костра.
У весело потрескивающего пламени сидело пятеро довольно потрепанных мужчин и две, почти потерявших различие между полами женщины. Они молча смотрели на разлетающиеся в разные стороны искры, и блаженно жмурились от обволакивающего их тепла. Но когда в свете костра показалась худощавая фигура Огрызкина, все встрепенулись и уставились на него напряженным взглядом.
– Сидите, сидите, – тихо сказал Гена, стараясь, как перед сворой собак, не делать разных движений. – Доброй Вам ночи, господа хорошие. Не пустите ли к Вашему огоньку погреться?
Шесть пар глаз вопросительно взглянули на неопределенного возраста рыжего мужчину, сидящего в прожженном в нескольких местах, стареньком кресле.
– Тебя, кажется, Огрызком звали? – не приглашая к костру, спросил рыжий.
– Ну почему так обреченно? Врач сказал, что я еще поживу.
–Так то врач.– Он еще раз внимательно оглядел гостя. – Что надо?
– Да вот.– Гена вынул из-за пазухи бутылку. – День рождения у меня, а отметить не с кем.
– Брешет! – вклинилась в разговор одна из женщин. – В апреле у него День рождения.
– Цыц! – цыкнул на нее рыжий, и снова уставился на Огрызкина. – Ну так что, и дальше будем в «Что? Где? Когда?» или всетаки скажешь, зачем к нам пришел?
– Могу я присесть? – спросил Гена и, не дожидаясь ответа, присел на корточки. – Вы, наверное, слышали, что сегодня утором на моем участке нашли труп Брызгунова? Из-за него у меня целый день неприятности.
– Да, встретить покойника – это к несчастью.– Снова вставила свое слово женщина.
Огрызкин покосился на нее, не смолчал, и повертев в руках бутылку, продолжил. – В камере я узнал, что он занимался не легальной скупкой квартир. В нашем доме, например, он купил квартиру у Зои.
– Купил?! – вскочила со своего места та женщина, что вмешивалась в разговор. – Это он называет, купил? Налил мне стакан, уговорил подписать какие-то бумаги, потом опять налил, и все, я с копыт. На утро просыпаюсь, а на столе какая-то рваная сотня и записка, чтобы я убиралась из дома в течении суток. А ты говоришь купил. Он так и Шустрика из квартиры вышвырнул. Кстати, из той, где ты сейчас обитаешь.
Гена, удивленно взглянул на нее, затем, молча, отвинтил пробку в бутылке, и поискал взглядом стакан.
– Историк. Метнись за посудой – отдал распоряжение рыжий и когда, один из сидевших поднялся, добавил. И прихвати чем заткнуть.
Когда все было принесено, Огрызкин налил в пластиковый стакан водки и протянул его старшему, но тот невозмутимо продолжал сидеть на своем месте.
– Понял. Его величество опасается заговора – с усмешкой сказал гена и поднял стакан над головой.
– За Ваше здоровье, господа!
От второго предложения рыжий уже не отказался. Вскоре бутылка опустела. Огрызкин достал сигареты, угостил всех и закурил сам.
–Эх. Хорошо, но мало – вздохнула Зоя.
–Так ты хочешь сказать, что я живу в Шустриковой квартире? – вернулся к прерванному разговору Геннадий.
–А то ты не знаешь? Когда Бризгун выбросил Саню на улицу, черезе два месяца привез тебя. Это лет пять назад было. Я еще тогда в своей хате жила.
– Не помню – покачал головой Огрызкин.
– Бедненький – в голосе женщины проскользнули сочувственные нотки. – Ты тогда с полгода ходил по улице как обдолбанный. Бледный, худой. Глядел на всех такими пустыми, бессмысленными глазами, что я по началу думала у тебя с башней не все в порядке. Но потом ничего, оклимался. Только вот чего с Шустриком вы разбрехались? Он ведь за тобой, все это время, как за дитем малым ухаживал. А ты его раз – и на свалку.
Зоя замолчала, и в наступившей, звенящей тишине было лишь слышно, как потрескивают в огне дрова. Гена вздохнул и полез во внутренний карман пиджака. Немного повозившись, он вынул оттуда заветную двадцатку и протянул ее рыжему.
– Коля, пошли кого-нибудь за добавкой, а то что-то зябко стало – тихо попросил он.
Рыжий взял деньги, повертел их в руке и поднял глаза.
– Историк. Возьми Пухлого, и рысью на точку. Будут выеживаться, скажи, что я послал. Давайте только быстро.
– Сколько брать? – спросил он, пряча купюру в карман.
Старший вопросительно взглянул на Гену.
– На все.
– Слыхал? Вперед.
Когда гонцы удалились, Огрызкин с трудом встал, и принялся разминать затекшие ноги.
– Где у вас клозет? Мне по маленькому отлучиться надо.
– Десять шагов в любую сторону – усмехнулся Костя.
Отойдя немного от костра, Геннадий снова закурил, постоял, подумал, и махнув рукой зашагал в город.
Лежа на своей продавленной кровати, Огрызкин пытался вспомнить всю свою прошлую жизнь, но кроме помоек, мусорных баков и обшарпанных стен этой квартиры, ничего в памяти не всплывало. «Но ведь не родился же я сразу тридцатилетним бомжом. – вслух сказал он. – Когда-то у меня наверное была мать, ходил в школу, наверное служил в армии. Где это все? Что со мной случилось пять лет назад?»
С этим вопросом Геннадий и задремал.
По годами отработанной привычке, Огрызкин проснулся, когда за окном только, только занималась заря. Сев на краешек кровати, Гена сладко потянулся, затем, порывшись в своем бездонном мешке извлек оттуда бутылку минералки. С жадностью выпив половину, он утерся, немного посидел и тяжело вздохнув, поднялся. «Да. Водка лучше, чем вода. Я воду пил однажды. Она не утоляет жажды.» – Процитировал вслух чье-то четверостишие, и прихватив котомку, вышел из квартиры.
«Ну и где мне прикажите его искать? – спросил сам себя Гена, стоя у входа в подъезд. – Где он сейчас обитает. Я и представления не имею, а промышляет по моему по всему городу. Кого не послушаешь, все только и жалуются: «Здесь был Шустрик, здесь был Шустрик». – тьфу. Действительно Шустрик. «А тот его раз – и на свалку» – всплыли вдруг в памяти слова Зойки. «А ведь тоже – приободрился он. – На свалку нужно заглянуть, место там теплое, а он всегда там, где есть, чем поживиться».
Огрызкин уже собирался было двинуться в путь, как слева послышался цокот женских каблучков. Он обернулся и на секунду застыл. Изящной походкой к нему приближалась молоденькая, чуть больше двадцати лет девушка с красивыми темно-каштановыми, чуть вьющимися волосами, милым, приятным личиком и карими бездонными глазами.
– Вы не подскажите, как мне найти Геннадия Яблочкина? – спросила она красивым, звонким голоском.
Огрызкин, словно завороженный, смотрел на нее, не отрываясь.
– Что ж Вы молчите? Не знаете?
Он отрицательно замотал головой, не в силах произнести ни слова.
– Хм. – хмыкнула девушка, оглядела его с ног до головы, чуть задержала взгляд на лице и неторопливо пошла дальше.
Гена встряхнул головой, словно отгоняя наваждение, повернулся и зашагал в другую сторону. «Или я схожу с ума, или одно из двух»– пробормотал он, заворачивая за угол, но в последний момент не выдержал и оглянулся. Девушка стояла посреди тротуара и смотрела ему вслед. «Что-то слишком много родственников у этого Яблочкина – подумал Гена, шагая в направлении свалки. – Может он какой-нибудь подпольный миллионер? Типа Корейки. Или иностранный шпион. Продал жителям Аляски секрет изготовления унитазов, а теперь их послы за ним охотятся, чтобы гонорар вручить. Но почему лицо этой шпионки мне кажется знакомым? Где мы могли встречаться?»
За этими размышлениями он даже не заметил, как вышел на дорогу, ведущую к свалке.
«Вот блин это мне еще пять километров топать?» – прочел Огрызкин надпись на указателе.– Знал бы раньше, пузырь бы раздобыл. Все бы веселей шагалось.»
Когда он отошел с километр от перекрестка, впереди показался человек, тянувший на встречу тележку. Подойдя поближе, Огрызкин узнал в нем Сашу Шустрика.
– Здорова, Шурик.– поздоровался Гена, когда они поравнялись.
– И ты не болей. К нам лыжи навострил? – приостановился Шустрик и вытер вспотевший лоб.
– Вообще-то тебя ищу.
– А че меня искать? Вот он я. Ни от кого не прячусь.
– Поговорить с тобой хочу. Давай помогу.
Шустрик дернулся как от удара, еще крепче вцепился в тележку и прибавил шаг. Но тогда я сам. Сам нашел, сам сдаю, и нечего на хвоста садиться. Сегодня рабочий день, хвосты обрубаются.
– Да, я так, по дружески.
– По дружески?! – Саша приостановился и гневно посмотрел на Огрызкина.– С каких-то пор мы с тобой друзья?
– Так ведь жили когда-то вместе. Ты от голодной смерти меня когда-то спас.
– Да? А как расстались не помнишь? Я пришел голодный, усталый. Только прилег, а ты как с цепи сорвался. Убирайся, орешь, с моей хаты, чего разлегся. Что ты вообще здесь делаешь? Не помнишь? А я все помню.
– Прости. Я же не знал, что раньше это была твоя квартира. Я тогда ничего не помнил. Прости. Хочешь закурить. – И Огрызкин протянул ему измятую пачку «Примы».
Шустрик немного подумал, взял сигарету, и устало присел на краешек тележки. Гена примостился рядом. Оба закурили.
– Что ж ты молчал все эти годы? – после недолгого молчания спросил Геннадий Сашу.
– Ждал, когда ты извинишься. Знаешь, я всегда знал, что все это так и произойдет. Потому, наверное, и не удивился, когда увидел тебя на дороге.
– Да, после того, как я тебя выгнал. Прости, как ты ушел, прошло года четыре. Мы сталкивались с тобой тысячи раз, но ты никогда даже словом не обмолвился. Посему?
– А о чем было говорить, если ты не о чем не помнил?
– Я и сейчас не помню. – Огрызкин тяжело вздохнул и отбросил окурок. – Сань, возвращайся домой, нам о многом нужно поговорить.
Шустрик молча смотрел куда-то вдаль, пока огонек сигареты не обжег кончики его пальцев. – Хорошо. – наконец сказал он. – Помоги дотянуть тележку до приемного пункта.
Через три часа загруженные под завязку едой и выпивкой Огрызкин с Шустриком сидели в их квартире и вели неторопливый разговор. Точнее, говорил в основном Шустрик, а Гена лишь изредка вставлял два-три слова, в остальное время сидел понуро опустив голову.
– Скорее всего он меня у вино-водочного отдела вычислил. Я там частенько тогда пасся. – продолжал свой рассказ Александр, выпив очередную рюмку. – Подкатил ко мне, слово за слово, познакомились. Предложил выпить, ну, а кто ж это на халяву откажется. Ну, я его домой и пригласил. Налили по сотке, он правда, не пил. Так пригубил чуть-чуть. Потом какие-то бумаги стал подсовывать, мол, это чистая формальность. Чиркни вот здесь и все. Мол, ему подзарез, чья-нибудь подпись нужна. Ну я с дуру и подмахнул себе приговор.
