скачать книгу бесплатно
Настасья
Валентина Батищева
Я – Ася, дочь сапожника с острова мастеров. Мой счастливый мир рухнул, когда корабль, на котором брат подался на материк, захватили пираты, отец умер, а мама сошла с ума. Ещё и алчный до моего наследства сосед насильно пытался взять меня женой своему слабоумному сыну. Спасибо Сияну, капитану шхуны "Марелла", что пожалел и заключил со мной фиктивный брак, уговорив жреца. А через год он признался мне в любви, только я, как мне казалось, любила другого. И только тогда поняла, как мне был дорог Сиян, когда он спас меня, а шхуна и вся команда достались пиратам. Я готова пройти половину чужой страны, служить не своей королеве, отказаться от своего имени, чтобы спасти тебя, мой муж, мой Сиян…
Валентина Батищева
Настасья
Глава первая. Детство.
– А я хочу шить качественные сапоги из дорогих материалов, и чтоб вышивка разная по голенищу! – я слышала, как Вик начал заводиться.
– Тогда и изготавливать ты их будешь дольше, и цена у них будет не менее пятисот злотых, – это уже кричал отец.
Нет, отец у нас хороший, мастер, каких поискать, но как заведётся – прячься, кто может! Даже мать не подходит, молчит пока, выжидает. А как только с отца схлынет, тут-то она ему и выкатит тираду на два дня.
Только в этот раз, похоже, дело – дрянь. Третий день орут. Я-то, по началу, не слушала, кошку в подмышку и тикать, под лестницей на старом кресле притаилась. Потом закрутилась, матери помогала по хозяйству, да ходили юфть с ней принесли из мастерской от Ставра, где её дубили из свиной кожи.
Отец сапоги из неё шил, их все портовые у него покупали. Как брат подрос, стал отцу пособлять, выучился, хвалить его работу стали, так и чудить начал – то сафьяновые сапожки тьеррам шьёт, то серебряной нитью разжился и по мужским орнамент пустил по голенищу.
Отец по началу сквозь пальцы смотрел, да в усы посмеивался – Вик зимними вечерами вместо отдыха этим занимался. А как стал замечать, что Вик и днями, вместо простых трёх пар пятизлотных сапог за это время одну добротную пару успевает – так разъярился и на Вика "собак спустил". Потому как сафьяновые так и стояли вторую седмицу в лавке, а двое других, что с серебряной вышивкой по голенищу, третью, в то время как отцовы пятизлотные на заказ шились.
Уходит судно в море с товаром, отцу заказ всей командой оставляют, возвращаются – забирают, злотыми с навара платят. Очередь у портовых строгая, если кто во время шторма потерял или ещё как испортил – место в очереди за плату с кем-то меняет.
Есть, конечно, ещё сапожник на берегу, но к нему очередь не стоит. Судов много, матросов – ещё больше, работы всем хватает, да только у отца Вик в подмастерьях, да пара соседских мальчишек – принеси-подай. Вдвоём-то с Виком отец быстрее, чем другой мастер, Стат, срабатывают, да много качественней. У Стата сын тоже есть – страшный, дурной, прыщавый, ещё и слабоумный. Жена у Стата померла прошлой зимой, так сын его, Васька, теперь ещё патлатый и грязный, в порту шарится. Жалеют моряки, еды дают, а иной раз скрутят и в воду кинут, потому как воняет от дурака. А тепереча и у нашего отца, почитай, помощника нету – Вик дурит, кожу переводит, когда заказ третьего дня забрать должны, а там ещё пять пар не готово.
– Кому ты их продавать будешь, дурень? – разорялся по десятому кругу отец.
– А пусть капитан какой надевает, когда на берег спускается, там тьерры богатые увидят, спросят: "Кто такую красоту шил?", а капитан и ответит: "Умелец наш, Вик, Тита усатого сын, что в порту Южном сапоги из кожи свиной да телячьей шьёт, могу вам для тьерры вашей готовые предложить."
– Сказки. Ни один капитан не возьмётся, ни к чему им это. Да и долго. Они седмицами по морю идут, в порту сошли, товар там же, на другое судно перегрузили или дальше с перекупщиками отправили, в кабаке напились до зелёных чертей и сапоги с них там твои снимут и не спросят, кто шил – с Южного берега кто, али с Северного.
Так что, пока в моём доме живёшь, будешь делать, что я велю! А велю я тебе – не чудить и шить обычные моряцкие пятизлотные.
– Так и не стану тогда в твоём доме жить! Уйду!
– Да и поди, с Васькой вместе в порту попрошайничать будешь, вспомнишь отцовы харчи!
Хлопнула дверь, в доме наступила тишина. Она густым киселём свалилась на уши, я подумала, что оглохла.
– Титушка, как же это? – запричитала мать, выскочив из кухни.
– Ничего, оголодает – явится, – отрезал отец.
Я сжалась под лестницей, давясь солёными слезами.
Вик ночевать не пришёл.
Утром мать, не поднимая красных от слёз глаз, тихонько сунула мне в заплечную сумку замотанную в плотную бумагу вчерашнюю лепёшку, несколько пирожков с зелёным луком и яйцом, бутыль с молоком, да кусок копчёного окорока.
– Снеси брату. На берегу поищи, мож под дедовой лодкой спал.
А я чего? Я быстро! Вик хороший, любит меня, балует, всегда какой гостинец мне снесёт, сам не съест. Это я считаюсь мелкой в семье, так-то мне уже пятнадцатая весна минула, следующей весной сваты начнут ходить. Только отец строго сказал: не отдам, пока не дорастёт! Не знаю когда это его "дорастёт" случится, но по мне – пусть подольше не случается. Нет среди тех, кого я знаю, того, кого с собой у алтаря бы представила.
Леонид, Карла, столяра сын, безрукий – отец так сказал. Сын Варнавы – бестолочь, Акулька Сивов – увалень безглазый. Чужого не надо, увезёт за три моря – страшно. А нам надо чтоб помощник в семью, отцу продолжатель. Вот вся надежда у отца на брата моего была, на Вика, а Вик вон чего… неслух.
Я выбралась на рыбачий берег, где на столбах сушились растянутые сети, заткнула длинные юбки за пояс, чтоб по песку бежать не мешали и пошла до дедовой старой лодки. Солнце ещё не вошло в силу, не поднялось, но палило, жадные чайки с криками носились над волной.
– Вик, ты здесь? – крикнула издали.
Лодка качнулась и из-под неё показалась голова брата.
– Тута я. Подь сюды.
Вик вылез из-под лодки, шагнул ко мне, притянув к себе, обнял.
– Вик, мож домой, а?
– Не, Аська, тогда окажется, что я отцу уступил.
– Так ты и уступи! Отец, он же плохого не скажет.
– Мала ты ещё, Аська, не понимаешь, – он щёлкнул меня по носу, я скривилась, – шире думать надо, а он в одно уткнулся, оглянуться не хочет.
– И что делать будешь? И дальше под лодкой ночевать?
– Уеду я, Ась, вот с каким-нибудь судном и уйду.
– Как это уйду, Вик? – удивилась я. – Ведь тут наш дом, мама, отец.
– Мир, он большой, ты знаешь? Помнишь, в книге, что на ярмарке купили, я тебе показывал, где мы живём? Южный берег. И ниже его крохотная точка – наш остров, тоже Южный называется. Так, только на этом материке четыре берега. И там таких городков как наш – тьма. А посреди материка – столица.
– Это где король с королевой живут, я знаю.
– Да, Аська, а ещё много и городов, и селений. Мало ли, где сапожник нужен. Может, я в столицу подамся, а, Ась? Приду к самому королю, скажу:
– Ваше Величество, а хотите, я вам сапоги сошью? Из сафьяна или хоть из шёлка.
– Из шёлка, – прыснула я. – Скажешь тоже!
– Или королеве перчатки разные, к каждому платью свою пару.
– Сумасшедший! – смеялась я. – Зачем королеве твои перчатки, у неё, поди, заграничных сапожников куча?
– Глупая, тьеррам и перчатки нужны, и корсеты, и туфельки для балов, и сапожки для охоты. Там всем работы хватит. Решено! Ко двору и подамся!
Я смеялась, держась за живот, как Вик изображал придворные манерные танцы, кривляясь лицом.
– Иди ешь, королевский сапожник, вон, живот к спине прилип.
Вик принялся жевать мясо, закусывая пирожком.
– Мама – чего, плакала?
– Да. Не спала, наверное.
– А отец?
– Я его не видела с утра. Мама к тебе послала. Мож, тебе принести чего? Одеяло или одежду?
– Принеси. И сапоги, что я шил, принеси. В них и пойду в море.
– Так, ты не шутил, что уедешь?
– Нет, Аська. Морем дойду до порта на Алаидане. Там от берега с почтовыми доберусь или с обозом. Наймусь где-нибудь. Да ты не плачь, не так всё страшно!
– Ага, не плачь, это на словах всё легко, а так – страшно! Вон, "Немой" ушёл в море и не вернулся – ни слуху, ни духу. У отца сорок пар остались невыкупленные, сам знаешь.
– Да, и предоплату взяли – не продашь и не знаешь: вернутся, нет ли. – Вик нахмурился. – Ладно, беги, Ась, маму успокой. Сапоги не забудь принести.
Я вернулась домой и вышла, будто из сарая. Мама кивнула головой, что я правильно сделала.
– Аська, горе луковое, где носит тебя, чертовка?! – крикнул отец.
– Так это… курям воды давала, – выкрутилась я.
По глазам видела – отец не поверил. Взгляд мой искал, понять, что с Виком нормально всё. Не спросил. Гордый. Ну и я не скажу.
На вечерней заре, пока отец ужинал, я из лавки одни сапоги братовы и умыкнула. И сафьяновые тоже – чего без надобности стоят? Так хоть Вик, может, и продаст. Одни оставила, чтобы сразу отец не спохватился о пропаже.
В одеяло их сложила и одёжку Вика, и поесть собрала, в окно выкинула и сама вылезла. По-за домами побежала к берегу. Вдруг кто-то ухватил за подол и раздались странные звуки, похожие на хрюканье свиньи. Я так испугалась! Повернулась, ни жива, ни мертва, а там Васька! Стоит, ржёт, гнилые зубы видно, рыбой сырой от него воняет, да тиной.
– А не пущу! – и скалится.
– Василь, миленький, меня братец ждёт, отпусти, а? – мне орать на него хотелось, но я знала, что он тогда злой становился и ударить мог.
– Поцелуешь, отпущу, – ещё крепче сжал подол юбки дурачок.
– Мне сейчас некогда, брат заругает, что опоздала, я потом, ладно?
– А не обманешь?
– Не обману. Потом, потом, Вась, отпускай, бежать надо.
Василь отпустил подол, и я припустила, только пятки сверкали.
Утром, когда мы с мамой пошли за очередным рулоном юфти к Ставру в мастерскую, нам встретились Стат с Васькой. Тот, при виде меня закричал, указывая грязным пальцем в мою сторону:
– Вот эту девочку хочу, папаня! Она меня поцеловать обещала!
Меня передёрнуло, я глянула жалостливо на маму.
Стат, щуря свои водянистые глазки и мерзко улыбаясь, обратился к ней:
– Ну что, соседка, жди сватов, раз дети наши сладили. Я рад буду объединить мастерские. Вы же лавку в приданое за дочкой отдадите?
– Мала она ещё для сватов, Стат. Всего пятнадцать вёсен минуло.
– Варвара, тебя, помнится, и четырнадцати не было, просватали.
– Ты знаешь – почему, Стат. И не будем об этом. Аська мала ещё, в голове у неё куклы да салки. – Пошли, – дёрнула она меня.
Мы дошли до угла мастерской Ставра, завернули, и мама прижалась спиной к нагретой солнцем стене. Как-то вздохнула вся, ссутулилась.
– Этого нам только не хватало. Что у тебя там с Васькой?
– Да, мам! Он меня за подол ухватил в сумерках вчера, когда я Вику узел тащила, не отпускал, целовать заставлял. Я и сказала, что потом поцелую. Думала, забудет дурак, отвяжется.
– Забудет, как же… Мы с отцом твоим друг другу нравились, а Стат подслушал нас, как мы на берегу мечтали, что вырастем и поженимся, да и позавидовал. Не полюбил, а просто позавидовал, понимаешь? Сватов прислал, отец мой отказал. Так отец Стата моего отца подкараулил, матросам заплатил, они ему бутыль медовухи в горло влили, да и утопили в кадушке, потом в море выкинули, будто утоп – пьяный ночью в море вышел.
Это уже мне один моряк спустя время сознался. Он к нам в лавку много вёсен наведывается, совестно стало, да и рассказал. Хорошо, отец Тита, дед твой, меня с матерью под своё имя взял. Старшие сёстры уж замужем были, их имя мужа покрывало. Раньше положенного срока замуж отдал за отца твоего, чтобы Стат претензий на меня более не имел. А как минуло шестнадцать вёсен, тогда я к Титу под крышу и переехала. А на следующую весну и Вик родился. А Стат так и ходит, злостью пышет, что ему не досталось наследство моё – дом этот, где лавка наша. Он, как раз, в порту первым стоит, к нам вперёд на заказ моряки идут. Раньше мать моя хлеб да пироги знатные пекла с рыбой, что отец в море добывал, тут торговали. А как мы с твоим отцом сюда переехали, обувью отец занялся, так и совсем Стат голову от злости потерял. Тоже обувь шить начал. Злой он, на жене злость срывал, загубил он ее. И Васька таким уродился, что беременную за волосья в погреб скинул. И остальных детишек выносить не могла – в живот бил.
Так что, не надейся – сватов первым пришлёт, не успокоится.
Я не знала, что сказать. Я не ожидала, что вокруг моей семьи такие страсти. Деда нет уже, а к бабулечкам, что так и живут вместе в дедовом доме, надо бы наведаться, да вызнать подробности.
– Не бойся, пока отец жив, Стату на порог ступить не даст. Айда.
Ставра мы застали хмурым и молчаливым.
– Ставр, чего не весел? – насторожилась мама.
Мастер всегда сыпал шуточками-прибауточками, балагур ещё тот, а тут – губы поджаты, руки трясутся.
– Свиней потравили. Всё стадо полегло. Поросят не осталось, до ярмарки далеко. На заказ с материка везти надо. Пока теперь вырастут…
Дома мама рассказала отцу эти новости. Теперь нам придётся покупать юфть с обозов в порту, что совсем не выгодно – либо цену поднимать на готовые сапоги, либо довольствоваться одним злотым с пары, что в два с половиной раза меньше, чем обычно.
Через три дня к отцу явился капитан с "Быстрой Берты", сделать заказ перед рейсом.
– Не знаешь ли ты, Фрост, судьбу "Немого"? Ребята предоплату оставили, товар готов, их нет.
– Не знаю, Тит. Вести тревожные ходят, что пираты у этих берегов объявились, суда грабят, людей в рабство уводят. Никто про "Немого" не слышал.
– Так не оставляй мне предоплату, Фрост. Прогуляй с ребятами. Сорок пар стоит, хозяев нет. И продать не могу – вдруг вернутся и без сапог, а продам – ребят босыми оставлю, имя своё испорчу.
– Дело говоришь, Тит. Вернусь – сполна отдам. Не вернусь через две луны – продавай – нет, значится, более "Быстрой Берты".
Капитан ушёл, отец опустил свои натруженные руки меж колен и понурил голову.