Карусель забвения

Алиса Бастиан

Карусель забвения

Глава 1

Девочка в голубом платье сидела на краю песочницы и посыпала большую красивую куклу песком. На лице куклы застыло удивлённое выражение, на лице девочки – пустота. Горсть за горстью, снова и снова. Золотистый песок сыпался из маленькой детской ручки на кукольные глаза, попадал в приоткрытый рот, застревал в блестящих волосах. Ничто на свете не могло бы оторвать девочку от её странной игры.

Ещё одна искалеченная душа.

Генри подошёл к краю песочницы, но трогать ничего не стал. Надвигались сумерки, и ему не хотелось оставлять здесь ребёнка, однако и помочь он ничем не мог. Опустив голову, он направился дальше, надеясь успеть к холмам до наступления полной темноты. Вскоре пошёл дождь, и Генри пришлось ускорить шаг. Та девочка уже насквозь промокла, но холода не чувствовала. Как и всего остального. Песок в песочнице тоже намок и стал плотным, поэтому уже не сыпался на лицо куклы золотистыми струйками, а падал мокрыми комками.

Генри не видел этого, но знал.

Ночь упала внезапно, до холмов он дойти не успел. Нужно было найти ночлег – и он нашёлся. Небольшая хижина за сгорбленными деревьями, заброшенный огород, колодец с пустым ведром. Генри постучал, но не получил ответа, хотя свет в домике горел. Он подёргал ручку – заперто изнутри; прислушался, заглянул в окно. Поднял с земли камень и разбил стекло. Стряхнув осколки, осторожно залез внутрь. Две маленькие комнатки – в одной стол со стулом и шкаф, в другой печь, кровать и повторяющийся звук, словно об пол вытирали ноги. Генри закрыл дверь в ту комнату, достал из шкафа всё, что нашёл, кое-как занавесил окно, завернулся в плед и лёг на пол. Ледяной ветер дул по низу, так что ему пришлось встать и заткнуть щель под входной дверью, а также под дверью в другую комнату, но и это не особенно помогло. Вздохнув, он залез на стол раза в два меньше его роста, поджал под себя длинные ноги и закрылся пледом с головой. О том, чтобы растопить в соседней комнате печь и лечь на кровать, речи не было. На сегодня ему хватило девочки.

Он больше не хотел этого видеть.

Глава 2

Минни протирала стойку, прислушиваясь к сердитому разговору двух посетителей у окна, но вскоре потеряла к ним интерес. До конца её смены оставалось десять минут, и ничто на свете не смогло бы заставить её задержаться на работе. Не то чтобы она её ненавидела, вовсе нет, Минни хорошо справлялась со всем, что ей поручали, – а поручали ей почти всё подряд, ей нравилось, что постоянные клиенты узнают её и улыбаются ей, и ещё больше нравилось улыбаться им в ответ. Она знала, хоть и не любила признаваться себе в этом, что ей не просто приятно быть кому-то нужной – ей это необходимо. Поэтому с готовностью, безотказно выполняла всё, с чем могла справиться в бистро. Но именно сегодня она жутко натёрла обе ноги (чёрт бы побрал обманчивые новые туфли!), и единственное, чего ей хотелось, – поскорее попасть домой, сесть в своё любимое зелёное кресло с дырявыми подлокотниками, доставшееся ей от бабушки, опустить измученные ноги в тазик с водой и наконец-то выдохнуть.

В бистро впорхнула Ава, пришедшая её сменить, и Минни посмотрела на часы. Ещё пять минут, и всё. Через минуту зашло ещё несколько человек, и Минни прикинула, что, возможно, успеет их обслужить, пока Ава переодевает обувь и неспешно натягивает передник в крошечной раздевалке. Наверняка ещё и губы подкрашивает, и взбивает свои золотистые вьющиеся локоны. Ава была красавицей, но работала без души, не как Минни, не старалась угодить никому, кроме себя, и всё время витала в облаках. Работала она не на полную ставку, скорее, практиковалась, и потому постоянно норовила прийти попозже и сбежать пораньше. Однажды Минни просто побоялась оставить на неё бистро и отпустила её домой – Ава с радостью умчалась, забыв снять передник, а Минни отработала вторую смену, еле держась на ногах, но зато со спокойной душой. Больше она, конечно, делать такие подарки Аве не станет. В конце концов, когда-то и ей нужно отдыхать.

– Я сейчас! – проскользнула мимо неё Ава, неся за собой аромат клубничного шампуня. Волосы Минни пахли тушёной капустой и кофе – как и всегда, тем, что чаще всего здесь заказывали.

– Да уж надеюсь, – вздохнула она, проклиная новую обувь.

Вошедшие посетители – двое мужчин, один симпатичный шатен, другой абсолютно лысый, явно были не знакомы: шатен сел за свободный столик, и Минни с улыбкой поспешила к нему с меню (пока он будет выбирать, уже и Ава подойдёт и примет у него заказ). Лысый же направился к стойке – за которой в данный момент никого не было, и сел на барный табурет. Минни огляделась – свободные столики ещё были, видимо, мужик хочет поболтать. Только вот отдуваться придётся Аве, хмыкнула она. Болтать Минни была расположена когда угодно, но только не сейчас. Однако заставлять ждать клиента не в её правилах.

– Добрый вечер! – прилежно сказала она, юркнув за стойку.

– Привет, – ответил лысый, и Минни вздрогнула, сама не зная, почему. Он снял чёрные кожаные перчатки и положил их на стойку.

Она должна была спросить, что ему подать, но молчала. У незнакомца были длинные тонкие пальцы, и Минни представила, как он играет на пианино. У них в зале стояло одно, вечность назад сломанное, лишь для интерьера. Только вот вид у клиента был настолько мрачный, что сыграть он смог бы, наверное, лишь похоронный марш.

– Кофе, пожалуйста, – чуть насмешливо сказал он мягким, глубоким баритоном, и Минни почувствовала, что краснеет – от этого голоса и от того, что не спросила о заказе сама.

– Чёрный? – пискнула она, почему-то стараясь не смотреть незнакомцу в лицо.

– Желательно.

Она кивнула. Конечно, какой же ещё? Недавно наполненный кофейник стоял рядом, так что долго ждать ему не пришлось.

– Благодарю, – тёплым кофейным бархатом, его голосом, обволокло всё вокруг, и Минни наконец решилась посмотреть ему в лицо.

Наверное, это гипноз, подумала она, глядя в его ореховые глаза, насмешливые и печальные одновременно. Но такой приятный…

Мир разбился вдребезги, выдернув Минни из кокона сахарной ваты, в котором она стала увязать. Ава наконец соизволила подойти к стойке, по пути умудрившись разбить стакан.

– Ой, извини…

Они вдвоём присели и начали подметать осколки. Минни скорее смотрела в большой начищенный чайник наверху на подставке, в котором отражался незнакомец, чем подметала. О натёртых ногах она уже не вспоминала.

– Ава, – взяла она её за руки. – Можешь сегодня не работать.

– Ты уверена? – удивилась девушка, но в её голосе уже зазвучала неподдельная радость.

– Я же сказала! – шикнула Минни и неожиданно для себя добавила: – Только одолжи румян.

И рассмеялась.

Глава 3

Генри проспал дольше, чем планировал, – организм решил за него. Проснувшись и почувствовав, как болит горло, он ничуть не удивился. Больше всего хотелось выпить чего-нибудь горячего, но, как и накануне, заходить в комнату с печью у него не было никакого желания. Звук шаркающих об пол ног дверь приглушала, но не полностью. Этот звук будет звучать в голове Генри до самого вечера.

Он нашёл зачерствевший батон, баночку сахара и маленький, наполовину пустой мешочек кураги. Генри ненавидел и курагу, и вообще сладкое, но выбора особого не было. Налив в жестяную кружку воды из колодца, он кинул в неё горсть сахара, а остаток банки и курагу спрятал в сумку. Через пятнадцать минут, набив желудок размоченным в приторном питье батоном, Генри вышел из домика.

В это время года темнело рано, так что к тому моменту, как он добрался до нужного места, день снова сменился вечером. За последние два часа Генри встретил больше людей, чем за последние два дня. Кто-то из них кивнул ему, здороваясь, но Генри не стал кивать в ответ. Кто-то шарахнулся в сторону, завидя его на своём пути; кто-то молча проводил его недобрым взглядом. Если они знали, кто он и что он сделал – или чего не сделал, это уж как посмотреть, – это было вполне объяснимо. Рано или поздно новости и слухи доползают куда угодно, и то, что одним уже казалось прошедшим, для других становилось новой темой для обсуждения. Впрочем, Генри не было до этого никакого дела. Всё, что его интересовало, – только то, что интересовало его. Интерес других его не волновал.

Генри замер перед входом: и внутри, и снаружи было довольно шумно, достаточно людно; он отвык и от первого, и от второго. Мимо него прошёл парень, поднялся по ступенькам и зашёл в заведение. На другой стороне улице остановилась парочка и уставилась на Генри. Генри уставился на них в ответ и, как и всегда, заставил тех ретироваться. Потом поднялся по ступеням вслед за посетителем.

Сначала в вывеске отвалилась буква «И», и заведение два месяца называлось «БСТРО», потом, когда «И» починили, упала «О». С тех пор и поныне «БИСТР» оставался собой. Это был центр всего – единственное нормальное место в округе, где можно было поесть, выпить и встретить нужного человека. Именно поэтому Генри толкнул тонкую, почти картонную дверь с треснувшим стеклянным окошком и вошёл внутрь.

Ему нужно было кое-кого встретить.

* * *

Генри посмотрел на часы: Рэн уже должен был прийти, но почему-то до сих пор не появился. Оставалось надеяться, что его не постигло то, чего он больше всего боялся. Хотя Генри знал, что рано или поздно это произойдёт – так всегда бывает с тем, чего боишься.

Так случилось и у него.

Кофе уже остыл, Генри взял его лишь, чтобы чем-то занять время, а за стойку сел, потому что вдали на стене висело зеркало, в котором он мог видеть всех, кто заходил в «БИСТР». Есть ему совершенно не хотелось – по дороге он доел курагу, о чём уже успел пожалеть. Официантки копошились рядом, вскоре осталась только одна. Посетителей было шестеро: парень, зашедший перед ним, двое мужчин за столиком у окна, рыжая девчонка, с задумчивым видом сидевшая за центральным столиком, и парочка, глазевшая на него с той стороны улицы. Войдя внутрь, они юркнули к самому дальнему столику; сложно было сказать, узнали ли они его со спины или просто хотели поскорее уединиться. Доброжелательная официантка пошла принять их заказ.

Наконец явился Рэн. Просканировав глазами зал, уткнулся в его прямую спину. Встретил в отражении зеркала его взгляд, кивнул. Сел за угловой столик. Генри взял со стойки свои перчатки, подумав, взял и чашку с кофе – и подсел к Рэну.

Когда-то, довольно давно, Рэн жил недалеко от Генри, они часто пересекались. С тех пор у обоих в жизни много чего произошло. В их последнюю встречу они здоровались за руку, сейчас же ограничились сдержанными кивками. Была ли тому причиной морт-апатия, или Рэн знал то, что случилось, в принципе не имело значения. Прежде чем договориться о встрече, они перекинулись парой писем, и Генри понял, что теперь Рэн – как и все остальные, конечно, но, похоже, даже в большей степени – вряд ли хоть с кем-то здоровается за руку. То, что он появился в «БИСТРе», значило, что он и сам устал от вечного страха.

Как и многие из них.

– Рад тебя видеть, – сказал Генри, когда официантка приняла у Рэна заказ и отошла.

– Да уж. Давненько здесь не бывал. Хоть почувствую себя человеком.

Они перекинулись ещё парой фраз, Генри приготовился к необходимому предварительному разговору, но Рэн прямо спросил:

– Так о ком ты хотел узнать?

Генри слегка улыбнулся. Рэн был неплохим парнем, и хотя физическая сила от природы ему была дана больше, чем интеллектуальная, нельзя было сказать, что он глуп. По крайней мере, он понял, зачем Генри назначил встречу. Не просто потрепаться, не просто узнать что-то или о чём-то. Узнать о ком-то. Рэн лично знал очень многих, ещё больше знал заочно. Последние годы, ещё до морт-апатии, он, в отличие от Генри, жил в центре, поэтому владел различной информацией; учитывая, что они были знакомы, Рэн был идеальной кандидатурой.

– Картограф. Я слышал, с недавних пор он как раз где-то в центре.

Рэн задумался.

– Здесь их несколько, – сказал он наконец.

– Мне нужен лучший, – Генри откинулся на спинку стула, не отрывая от Рэна взгляда. – Особенный.

– Вот как… Зачем он тебе? Куда-то собираешься?

– Для начала хотелось бы получить карту.

– А потом?

Генри отлепился от стула, поставил локти на стол и слегка наклонился к Рэну. Тот машинально отодвинулся вместе со своим стулом; хоть Генри и выглядел нормально, страх крепко сидел у Рэна в костях, и он ничего не мог с этим поделать.

– И почему тебя это так интересует? – в его спокойном голосе не было никаких эмоций, чего не скажешь о взгляде, ставшем жёстким.

Вот он, Генри. И это вместо благодарности за информацию, которую ему вряд ли так легко предоставил бы кто-то другой.

– Может, я тоже не прочь куда-нибудь прошвырнуться, – просто ответил Рэн.

Генри кивнул, взгляд его смягчился.

– Может, тебе и стоит. Только не туда, куда собираюсь я.

– Я же был воином, – горько сказал Рэн. – Когда-то, когда это слово имело настоящее значение. Когда-то, когда не было кое-каких других слов.

– Ты и сейчас воин, Рэн. Ничто не сможет этого изменить. Нам всем было нелегко, но это не значит, что так будет всегда.

Если бы только я сам мог в это поверить.

– Надеюсь, что нет.

Когда их земли стала накрывать морт-апатия, все они реагировали медленно, недоверчиво, и многие теперь расплачивались за недоверие своё и других так же медленно расползающейся паранойей. Рэн действительно был воином и умел сражаться, но за всю его жизнь ему ни разу этого не потребовалось. Время было мирным, и воины ограничивались тренировками. Враг, который застиг их врасплох, требовал отпора, но никто не мог его дать. Морт-апатия была непобедима, и любые попытки лишь усиливали её распространение. Многие друзья Рэна заразились, пытаясь помочь другим, и сам он долгое время трусливо прятался от мира, дичась любого прикосновения. Но в конце концов просто сидеть дома и никого не видеть оказалось выше его сил. Поэтому теперь он сидел за столиком, миловидная официантка несла ему заказ, и за всё это Рэн был благодарен. Генри не был его другом, они всегда были материями из совершенно разных источников: Рэн – из банки с гвоздями, Генри – из сундука с древними рукописями. Но что-то в нём было, в этом Генри. С этим не поспоришь.

– Ну так что? Знаешь, где он живёт?

Рэн покачал головой. Осмотрелся, наклонился к нему и негромко добавил:

– Но знаю кое-что получше.