banner banner banner
Я здесь живу
Я здесь живу
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Я здесь живу

скачать книгу бесплатно


А та ответила, что и сама нас примет с удовольствием. Всё, говорит, будет веселее! И молока парного у неё дома сколько хочешь. А в саду ягода осыпается, руки не доходят до неё. Так что вся наша будет, если приедем.

Мы обрадовались, что всё так легко решилось. Костя уточняет у мамы:

– А сеновал есть у неё? У этой Анны Ивановны? А то я хочу ночевать на сеновале!

Я тоже слышала, как хорошо спать в деревне на сеновале, в душистом сене.

Даже стихи такие есть:

Кто никогда не спал на сеновале,
Вы тра-та та-та что-то потеряли…

Не помню точно…

Мама говорит:

– Насчёт сеновала не знаю, есть ли он там… Но в любом случае – пиши своему другу, что приедешь в Липовку. Вот он удивится!

В понедельник мы сели в автобус на вокзале. Мама сказала, от её работы в Собакино завтра пойдёт машина. Но в ней вряд ли всем хватит места. И потом, лучше приехать в Липовку заранее, устроиться. Тогда маме спокойней будет работать в опытном хозяйстве.

Папа, наоборот, предлагал отложить поездку до среды. Тогда он смог бы взять отгул и сам отвезти нас на машине. А раньше никак нельзя: его отдел выполняет важное задание. И если папа, начальник, сейчас оставит всех своих, то это будет неправильно.

Мама сказала:

– Ну и работай спокойно! Ездят ведь люди на автобусе. И мы доедем.

Ездить я люблю.

Мама рядом со мной сидит, детектив читает.

Костя – через проход, в наушниках, музыку слушает.

А я бы только в окно глядела, ждала бы той минуты, когда город кончится. Все новостройки, заборы, вывески останутся позади. И будут только холмы, холмы. Они зелёные, круглые – как на рисунке.

Где-то на холме увидишь одинокое дерево – вётлы это, чаще всего. Где-то по холму домики разбросаны и коровки ходят. Или неотличимые отсюда, маленькие совсем козы или овцы.

Картина всё время меняется. А я сижу и думаю: подольше бы вот так ехать!

Я и в прошлом году, когда мы в лагерь ехали, думала: подольше бы не приезжать, чтоб можно было глядеть в окно. А мы раз – и оказались в этом Кувакине как-то незаметно.

А Липовка, она ведь гораздо ближе, чем Кувакино. Кто бы сомневался, что я и дорогу-то не успею как следует почувствовать?

Но я одного не учла. В лагерь нас вёз специальный автобус. А теперь мы ехали в обычном, пассажирском.

Шофёр остановился на шоссе, крикнул:

– Кому в Липовку?

Гляжу, с краю дороги на колышке табличка прибита – «Липовка». А кругом поле, деревья – и никакой Липовки не видать.

Спрыгнули мы на дорогу вместе с сумками. А самую большую, с колесиками, какой-то дяденька нам вынес. Водитель из кабины высунулся, показывает:

– Вон по тому просёлку ступайте. А мы поедем дальше.

Дяденька скорей обратно в автобус полез. И говорит оттуда:

– Вы всё прямо, прямо идите, до пруда. А у пруда налево повернёте. Это если вам в Липовку. А если в Собакино – направо.

Костя радуется:

– Ну, двинули вперёд!

Мама напоминает:

– Имейте в виду, в деревне положено здороваться со всеми! Так что, если встретим кого, чтоб сразу – «здравствуйте!». Иначе как выглядеть мы будем?

Мы с Костей в ответ:

– Помним, помним!

Нам это и папа, провожая, на автовокзале говорил!

Но на дороге нам никто не встретился. Хотя до пруда оказалось идти и идти.

Сумка с колёсиками прыгала на ухабах, буксовала в пыли, и сами мы покрылись пылью до самых макушек.

Очки приходилось протирать краем футболки, потому что салфетки были где-то в сумке, глубоко. Но очки снова быстро становились грязными.

По лицам у нас тёк пот. От него щёки и лоб щипало. Оправы очков натирали нам переносицу и щёки. То и дело Костя снимал очки и начинал тереть лицо кулаками – с силой, размазывая грязь.

И я, наверно, была не лучше.

Одна мама не трогала лицо, и на нём от пота оставались ровные узкие дорожки.

– Макар всё время так ходит, и ничего, – как будто в утешение нам сказал Костя.

Но мама ответила:

– Зачем ему всё время здесь ходить? Он там в своём мире живёт… – и рукой махнула неопределённо куда-то вперёд. – Всё у него там есть – и школа, и…

Мама запнулась. Может, не придумала, что ещё у Макара есть. Я шла и думала: что это за мир такой, до которого так трудно добираться?

Но ещё хуже стало, когда дорога стала спускаться к пруду. Теперь большая сумка норовила вперёд нас убежать. Мы еле удерживали её.

А дальше пришлось подниматься наверх. Мама сказала, что уже скоро. Костя промолчал, у меня тоже не было охоты разговаривать.

Я и глазам не поверила, когда мы наконец-то взобрались на холм и перед нами оказались деревенские домики.

Мама выдохнула чуть слышно:

– Нам нужен четвёртый с края. Надеюсь, с этого края, а не с того.

У четвёртого домика стояла бабушка, уж до чего худенькая и маленькая, в больших толстых очках. Лицо у неё было загорелое. Морщины теснились на нём густо-густо. Оправа была коричневой, и это выглядело тоже как линии морщин. Ещё по одной толстой закруглённой морщине вокруг глаз.

Мама сказала:

– Здравствуйте, Анна Ивановна!

И тогда бабушка заулыбалась, зашевелила все свои морщины.

– Я, – говорит, – жду, жду! И пироги уже испекла, и комнату вам приготовила…

Тут Костя говорит:

– Какую комнату? Я хочу на сеновал!

Анна Ивановна удивилась:

– Зачем на сеновал? Дом большой, места всем хватит.

Но Костя, видать, с самого начала решил определиться: на сеновал, и точка!

– Когда ещё, – спрашивает, – придётся ночевать на сеновале?

Во дворе у Анны Ивановны собака оказалась. Здоровенная, чёрная. И она зарычала-зарокотала, когда мы вошли в калитку. Мы трое – скорей назад, на улицу. И Костя, отступая, пробормотал – как будто в укор себе и нам:

– А она привязанная…

Маленькая Анна Ивановна подошла к собаке и что-то сказала ей. Мы не слыхали что. Потом она попросила подойти всех нас по очереди. Сначала маму, потом Костю и меня. Собака всех нас по очереди обнюхала. Мне было страшно, когда она трогала меня своей огромной мордой, будто раздумывая: укусить, не укусить?

– Свои, Пальма, свои, – повторяла Анна Ивановна.

И мне говорила:

– Ну, не молчи. Скажи ей: «Пальма». Пусть она твой голос услышит. А то как же вы познакомитесь?

– Пальма, – сказала я.

Голос у меня дрожал. Надо же, думаю, а я хотела, чтоб мне щенка купили! Это чтобы он вырос вот в такое чудище?

Я облегчённо вздохнула, когда Пальма закончила меня обнюхивать – и руки, и лицо, и шорты. Теперь наконец можно было отойти.

А Костя снова подошёл к Пальме. И она снова принялась нюхать его.

А он её тоже нюхал и чуть ли не облизывал и всё повторял:

– Дай лапу! Пальма, дай лапу!

Хозяйка повела нас с мамой в дом. Костя крикнул вдогонку:

– Анна Ивановна, а Пальма умеет давать лапу?

– Да не умеет, видно, – отозвалась с крыльца хозяйка. – Кто же её учил когда – лапу подавать?

Мы с мамой уже вымыли руки и доставали из сумки гостинцы. Анна Ивановна накрывала на стол и всё суетилась, всё говорила, как вовремя мы приехали. Как раз она скотину закрыла.

– Скотина-то, – говорит, – рано ложится, с солнышком. А мы с вами можем посидеть попировать. Брата зови за стол…

Я только встала позвать, и тут раздался Костин крик:

– Умеет! Анна Ивановна, ваша Пальма умеет давать лапу!

9. Всё не так

И тут же он в сени вваливается. Счастливый, что Пальма наконец-то ему лапу подала.

Сразу стал рассказывать, до чего же она смышлёная собака.

И до чего большая!

Как будто мы сами не видели!

– С такой, – говорит, – никакие враги не страшны.

Заигрался в своих тазоголовых, вот ему враги и мерещатся.

И тут же, от дверей, он спрашивает:

– Анна Ивановна, а где здесь у вас живёт Макар?

Анна Ивановна удивилась:

– А зачем тебе Макара?

Костя растерялся – как зачем? А наша хозяйка уточняет:

– Это который же Макар тебе нужен?

А Костя не знает, какая у Макара фамилия.

Хозяйка раздумывает:

– Это у Петровых Макар, что ли?

– Петровы, – говорит, – на том конце живут, у оврага. И Макар у них есть.

Костя – сразу выяснять: