скачать книгу бесплатно
– Сделаю. – Пообещал Дигахали.
Задание виделось несложным и совпадало с желаниями охотника, периодически устраивавшего себе лесные прогулки. Обычно он уходил из замка на пару дней в лес, где с удовольствием ночевал под открытым небом у костра. Иногда и вправду охотился, главным образом для того, чтобы не растерять навыков. Это приходилось делать с помощью лука, каким пользуются йонейга, предпочитавшие создавать избыточно мощное оружие, из-за чего оно требовало больших усилий при натяжении тетивы.
С точки зрения детей леса такой лук был плохо приспособлен для охоты. В некоторых случаях прицеливание отнимало много времени, поэтому излишняя нагрузка на мышцы рук снижала точность. Впервые опробовав лук работы йонейга, Дигахали долго удивлялся, пока не увидел, как оружие используют белые люди. Учитывая то, как они шумят при ходьбе по лесу, подкрасться к добыче на верный выстрел им никогда не удаётся. Стрельба всегда ведётся с предельной дистанции, по силуэту, и о том, что нужно выцеливать убойное место зверя, никто даже не думает. Дети леса способны с одной стрелы свалить добычу, а йонейга очень часто оставляют подранков. По мнению Дигахали, так поступают только неумелые охотники, но белые люди находят особую прелесть в том, чтобы с радостными криками гоняться по лесу за раненым животным.
В этот раз Дигахали не взял с собой лук ещё и потому, что собирался немного подразнить часовых, которые вполне могли, не раздумывая, выстрелить по вооружённому человеку. С собой у охотника был только подарок Манфреда – большой острый нож. Совсем недавно, двигаясь вверх по течению небольшой речки, Дигахали обнаружил тихую заводь, где, по всем признакам, должна водиться крупная рыба. Сегодня до наступления темноты он собирался добраться до этого места, чтобы рано утром выйти на берег с острогой.
Помня о данном старшему обещании, охотник не стал задерживаться в замке, решив сразу же пробежаться вдоль армейских сторожевых постов. Он так уже делал, когда военные лагеря только-только появились здесь, широкой дугой перекрыв все удобные подходы к болоту. Поначалу часовые добросовестно несли службу, замечая Дигахали с приличного расстояния. Разумеется, они не знали, что охотник намеренно давал себя обнаружить, чтобы проверить их бдительность.
Результат проверки удовлетворил Манфреда, но спустя некоторое время он отправил Дигахали с тем же заданием, и тогда выяснилось, что внимание часовых притупилось. В тот же день старший направил в город посыльного с письмом, где требовал усилить охрану полевых лагерей. Сегодня охотнику предстояло узнать, изменилось с тех пор что-нибудь, или нет.
Зная расположение сторожевых постов, Дигахали начал с подсчёта выставленных часовых. Вскоре он понял, что распоряжение «больших людей» дошло до командира воинской части, и расстояние между постами сократилось. Это не помешало охотнику пару раз скрытно пересечь охраняемый рубеж, но простому йонейга не удалось бы такое провернуть.
«Старший может быть спокоен. – Подумал Дигахали. – Никто не попадёт на болота незамеченным. У белых людей есть интересное качество – брать числом в тех случаях, когда у них отсутствуют присущие детям леса навыки».
Охотник убедился, что часовых стало больше, поэтому счёл эту часть задания выполненной. Кратчайший путь до речки пересекался с охраняемым рубежом, сквозь который требовалось проникнуть ещё раз. Не видя никакой сложности, Дигахали бесшумно прокрался за спиной зевавшего от скуки часового. Решив проверить, насколько быстро этот белый успеет среагировать на его появление, охотник внезапно высунулся перед ним из кустов, тут же спрятавшись обратно.
Йонейга поперхнулся очередным зевком, вытаращил глаза, но вместо того, чтобы схватиться за оружие, принялся тыкать пальцами правой руки в лоб, живот и середину груди. Дигахали так и не дождался от него каких-либо осмысленных действий, которые должен был совершить находящийся на посту караульный. Презрительно дёрнув носом, охотник крадучись двинулся к следующему сторожевому посту.
Там ещё раз пришлось убедиться, что первоначальные выводы о непреодолимости охраняемого рубежа неверны. Возле врытого в землю обрубка дерева, отмечавшего место, где должен все время находиться часовой, никого не было. Его расположение выдали звуки, доносившиеся со стороны поросшей высокой травой поляны. Дигахали выбрал подходящее дерево, вскарабкался на высоту трёх человеческих ростов и выглянул из-за толстого ствола.
На небольшом участке сильно примятой травы находились двое белых людей: ушедший с поста часовой и какая-то женщина. Чем они там занимались, можно было догадаться по задранному подолу женского платья и спущенным до колен штанам мужчины. Охотник застал йонейга в тот момент, когда их любовные игры уже завершились. Часовой натягивал на себя штаны, а женщина поднималась с лежавшего на траве плаща и поправляла одежду.
«Должно быть, этот мужчина совсем никчёмный любовник, – подумал Дигахали, – у женщины такое лицо, как будто наслаждение она не испытала. Любимому человеку так не улыбаются. Мыслями женщина сейчас очень далеко от этого места. Она думает совсем о другом мужчине. Её можно понять. Тот, кто проявил себя, как никудышный караульный, едва ли хорош в чём-нибудь ещё. Пока он развлекался с женщиной, мимо его поста мог пройти целый отряд. Следующий часовой имеет возможность просматривать это место, но тревогу не поднял, значит, не увидел исчезновения своего соседа. Излечить йонейга от беспечности способна только настоящая беда».
Не дожидаясь, когда часовой вернётся на пост, охотник спустился с дерева и продолжил двигаться прежним маршрутом. Попавшиеся на глаза следы конских копыт он изучил с особой тщательностью.
Однажды дежурившие на стенах замка наблюдатели доложили Манфреду о каком-то всаднике, замеченном на краю болота. К замку он проехать не пытался, но, судя по поведению, искал обходной путь через топь мимо основной дороги. Больше ничего вразумительного наблюдатели не сказали, поэтому старший попросил Дигахали разыскать таинственного всадника. Охотник поднялся на стену замка, чтобы узнать, в какой стороне его видели и был удивлён зоркости йонейга, сумевших на таком расстоянии разглядеть лошадь и человека.
Затем Дигахали отправился на край болота для изучения отпечатков копыт, но в тот день в окрестностях замка появилась войсковая часть, и принадлежавший ей табун лошадей уже проследовал на водопой в том же направлении. Дигахали вернулся ни с чем, а старший отправил в город письмо с требованием убрать военных подальше от болота. Войсковая часть сменила позицию, перестав водить своих лошадей на водопой в пределах видимости со стен замка. После этого наблюдатели всего один раз видели появление неопознанного всадника, но Манфред не придал этому большого значения, потому что заметили всадника только двое из пяти наблюдателей.
Отпечатки копыт оказались неглубокими, из чего Дигахали заключил, что лошадь не несла на спине человека. Скорее всего, животное было предоставлено само себе, и переходило с места на место в поисках корма, останавливаясь только там, где трава росла гуще и сочнее. Охотнику раньше приходилось видеть отпечатки разнообразных подков, и он был уверен, что эти подковы – армейского образца.
«Лошадь отбилась от табуна, – решил Дигахали. – Бестолковые йонейга до сих пор не могут её найти. Как у них, получается, ладить с лошадьми при таком скудном запасе знаний об их повадках?».
На всякий случай охотник прошёл вдоль отпечатков копыт в обратном направлении и заметил вдалеке палатки армейского лагеря. В другое время Дигахали мог бы предложить военным свои услуги по поиску и поимке лошади, но сейчас не нуждался в дополнительном заработке. Охотник оставил след, развернулся и скорым шагом направился в сторону речки. У него ещё оставалась призрачная надежда достигнуть заводи до наступления темноты.
Дигахали с детства обожал ловлю рыбы при помощи простой деревянной остроги. Не каждый мог освоить это занятие, требовавшее терпения, осторожности и хорошего глазомера. Охотник разделся, прежде чем зайти в воду, долго наблюдал за её поверхностью, замечая малейшую рябь и колыхание водяных растений. Возле лежавшей на дне коряги неподвижно стояли несколько хищных рыбин. Они ждали, когда на мелководье выйдут кормиться стайки рыбьей мелочи. Тогда рыбины сорвутся с места и бросятся вперёд, хватая острыми зубами зазевавшихся мальков.
Над горами ещё не взошло солнце, поэтому Дигахали не опасался, что его тень может спугнуть затаившихся в воде хищников. Тщательно выверяя каждое движение, охотник зашёл в воду. Он перемещался настолько медленно, что приближения человека рыбины не почувствовали. Дигахали выбрал самую большую из них, сделал поправку на то, что вода искажает расстояние до цели и ударил рыбину острогой. Заточенный кончик легко пробил добычу насквозь, и в воде стало расплываться мутное кровавое облачко.
Смертельно раненый хищник вздрогнул всем телом, рванулся в сторону, пытаясь бороться за жизнь. Соскользнуть с остроги рыбине не позволил расщеплённый участок древка возле острия, отогнутый вбок и закреплённый небольшим клинышком. Дигахали сделал обратное движение острогой, вытягивая добычу из воды. Рыбина схватила открытым ртом чуждый ей воздух, забилась сильнее, роняя в воду алые капли, словно плакала кровавыми слезами, прощаясь с родным домом.
Прекращая мучения добычи, охотник ловким движением сломал рыбине позвоночник позади головы и побрёл к берегу. Скоро наступит рассвет, нужно ещё пропеть гимн восходящему солнцу. Живя среди белых людей, Дигахали не мог делать этого ежедневно, лишь во время ночёвок в лесу он поддерживал семейную традицию. Духам Предков охотник преподнёс голову речного хищника, установив её в развилке ветвей так, чтобы зубастая пасть была обращена к западу.
Дигахали подавил искушение выдернуть из рыбьей пасти язык и вскрыть крышку черепа, чтобы добраться до нежнейшего мозга. Предкам должны достаться самые лучшие части рыбины, иначе они могли обидеться на неблагодарного охотника, не пожелавшего честно поделить добычу. Так с ним уже случалось, но с тех пор Дигахали твёрдо усвоил урок и больше не позволял себе проявлять жадность.
Охотник разделал рыбину, на мгновение задумался, как её приготовить и не стал раздувать тлевшие под слоем пепла угли костра. Трудно найти что-либо вкуснее свежепойманной рыбы, слегка приправленной ароматными травами и несколькими крупинками соли. Последнее было следствием влияния йонейга, обильно соливших всю приготавливаемую ими еду. Такая пища вызывала жажду, которую белые люди утоляли, поглощая неимоверное количество аджила разной степени крепости. Дигахали научился присаливать пищу очень экономно, что только подчёркивало её природный вкус и не заставляло организм нуждаться в избыточном потреблении воды.
Понаблюдав немного за резвящимися на мелководье рыбёшками, охотник стал готовиться к возвращению в замок. Острогу оставил возле кострища, возможно она пригодиться другому путнику, который захочет сделать остановку возле тихой речной заводи. Без всякой спешки Дигахали двинулся в обратный путь, намереваясь к полудню достичь охраняемого военными рубежа. Он хорошо отдохнул за неполные два дня и пребывал сейчас в отличном расположении духа. Охотник немного жалел о том, что ему придётся сообщать Манфреду плохие новости. Впрочем, для старшего, известие о нерадивости часовых не должно было оказаться сюрпризом. Он прекрасно знал, чего стоят его соплеменники, если нет возможности заставить их хорошо выполнять работу.
Пройдя линию сторожевых постов, Дигахали снова заметил отпечатки лошадиных копыт, на этот раз свежие. Хорошо знакомые следы вели в сторону болота. В этом не было ничего удивительного, ведь там находился ближайший источник воды, но охотник заметил у этих следов некоторое различие с теми, которые он видел накануне. Лошадь передвигалась шагом, ни на что, не отвлекаясь, как будто ею кто-то управлял. Дигахали долго изучал отпечатки, но не смог с уверенностью сказать, что на их глубину повлиял дополнительный вес всадника. Но следы указывали, что животное не блуждало бесцельно, а шло в заданном направлении. Охотник прекрасно знал, какими растениями особенно любят питаться лошади. Находясь на свободном выпасе, они ни за что их не пропустят, но вдоль следа остались нетронутыми несколько зелёных сочных кустиков.
Следы довели Дигахали до небольшого ручейка, который тёк в сторону болота. Здесь лошадь остановилась, чтобы напиться. Почва возле ручейка глубоко напиталась влагой, и следы в этом месте были видны отчётливо. Охотник вгляделся в отпечатки подков на передних ногах животного и прищёлкнул языком в знак того, что разгадал эту загадку. Теперь он мог с уверенностью сказать, что лошадь действительно несла на себе седока. В подозрительной близости к замку оказался всадник, который долго путал следы, прежде чем проникнуть на охраняемую территорию. Люди с добрыми намерениями так не поступают.
Вернувшийся к вечеру Манфред с хмурым видом выслушал Дигахали, после чего вызвал к себе всех наблюдателей. Пока старший с ними беседовал, охотник смотрел из окна на заходившее солнце. Он не считал для себя нужным изучать наречие, на котором Манфред общался с соплеменниками. Когда было необходимо, старший обязательно пересказывал ему содержание разговоров. Так случилось и на этот раз.
– Сегодня наблюдатели снова заметили всадника на краю болота и смогли лучше его разглядеть. Идвиг – самый опытный из них – склоняется к мысли, что в прошлые разы они видели ту же самую лошадь, только без наездника. Что ты думаешь по этому поводу?
– Этот всадник очень хитёр. Он заставил бродить здесь свою лошадь, чтобы нас запутать, а сам проник через линию сторожевых постов только сегодня.
– Хуже всего то, что он может оказаться кем угодно. – Манфред устало вздохнул и стал нервно тереть лоб ладонью. – Например, человеком Фридхелма, отправленным сюда с тайным заданием, в подробности которого меня никто не соизволил посвятить. Совет вождей Энгельбрука вполне способен прислать очередного дознавателя. Говорят, в городе полно лазутчиков из Остгренца. Не удивлюсь, если кто-нибудь из них проявил интерес к Озёрному замку.
– Всадника можно выследить, – намекнул Дигахали, – а потом изловить и допросить.
– Нет. – Сразу же отказался старший. – Если вмешаться не в своё дело, то можно легко поставить под угрозу собственную жизнь и то, чем мы здесь занимаемся. Я не могу этого допустить. Дадим всаднику возможность проявить свои намерения, тогда и поймём, с кем имеем дело.
Глава 4
– Эй, новенький! – Кто-то резко дёрнул засов на двери камеры Ладвига. – Обеденное время! Выметайся из камеры! Пошевеливайся!
Сержант вышел из помещения и нос к носу столкнулся с упитанным субъектом, поигрывавшим металлическим кольцом с надетыми на него тремя ключами разного размера. Не нужно быть ясновидящим, чтобы догадаться, какую должность он здесь занимал. Ладвиг повидал не так уж много мест лишения свободы, но хорошо усвоил, какие типы обычно нанимаются в тюремщики.
– Сейчас пойдёшь налево по коридору в сторону обеденного зала, – заученной скороговоркой произнёс надзиратель. – Там встретят, накормят и напоят. Лекарь тебя уже осматривал?
– Я только что из лазарета.
– Тем лучше. Не забудь руки вымыть, прежде чем за стол сядешь.
– С чего такая забота?
– А с того, что медицинский осмотр один раз в декаду. Если вдруг у тебя живот прихватит, придётся терпеть. По таким пустякам я доктора беспокоить не стану.
В коридоре никого не было, хотя остальные двери оказались распахнуты настежь. Внутри камер взгляду сержанта открылась точно такая же обстановка. Скромно и без излишеств.
– Поторапливайся! – Крикнул вдогонку Ладвигу надзиратель. – Нечего в открытые двери заглядывать! У нас здесь этого не любят!
Коридор заканчивался металлической решётчатой дверью из толстых прутьев. Около неё стояли два человека в мундирах егерской службы.
– Обеденный зал здесь? – Спросил сержант, разглядывая висевший в ярде над полом большой жестяной кувшин.
– А-а, новый постоялец! – Откликнулся один из егерей. – Подставляй руки.
Он отошёл в сторону, и Ладвиг увидел в полу дыру, из которой тянуло сыростью. Егерь потянул за верёвку, заставив кувшин наклониться. Поймав ладонями струйку горячей воды, сержант ополоснул руки, и уже хотел просто стряхнуть с ладоней капли, когда второй егерь достал из корзины сухую чистую тряпицу и протянул ему.
– С каких это пор заключённых принято называть постояльцами? – Задал вопрос Ладвиг. – Или у вас здесь особенная тюрьма?
– Ты не умничай, – посоветовал ему заведовавший кувшином егерь, – как начальство решит, так и будете называться. Захочет назвать енотами, будете енотами. А пока что все вы тут считаетесь постояльцами.
– И не зря. – Добавил раздававший полотенца егерь. – Житуха не хуже, чем в офицерском госпитале. Можешь мне поверить. Два длинных сезона я там службу нёс.
Вытирая ладони, сержант рылся в памяти, пытаясь понять, почему лицо второго егеря кажется ему знакомым. Передавая назад тряпицу, Ладвиг всё-таки его вспомнил и спросил:
– Вы меня не узнаёте?
Пожилой служака окинул его взглядом, озадаченно нахмурился, затем пожал плечами:
– Всех вас не упомнишь. Когда прибыл? Один, или группой конвоировали?
– Короткий сезон тому назад, или около того, вы меня встречали на въезде в замок.
– Я на том посту через три дня на четвёртый дежурю. – Махнул рукой егерь. – Один день на другой похож, как яйца из-под несушки, все беленькие и одинаковые на вид. Так сразу и не вспомнить, что было в прошлом коротком сезоне. Ежели не расскажешь, чего примечательного в тот день могло случиться, то и не вспомню.
– Меня в тот день ножом в спину пырнули. Неужто не припоминаете? Стоило зазеваться, как двое буйных тут же полезли в драку.
– Так бы сразу и сказал! – Обрадовался егерь. – Такое не забывается! Тех буйных ребятишек не сразу угомонить удалось. Пришлось дополнительный наряд стражников вызвать. А нашим парням только дай повод кулаками помахать! Уделали супостатов, повязали, и в карцер на декаду упрятали.
– Как там мой конь, не знаете? – Дрогнувшим голосом спросил Ладвиг. – Хотел бы я его проведать.
– Какой ещё конь?
– Гнедой жеребец по кличке Фитц. Вы сами сказали, что в конюшню замка его определите. Что грех, мол, такого коня на мясо пускать.
– Что-то ты путаешь, парень, – покачал головой егерь, – не было с тобой никакого жеребца.
– Не может быть! Я же на нём сюда и приехал! – Возмутился Ладвиг. – Со мной двое сопровождающих было. Офицеры Тайной Стражи без знаков различия.
– Тебя к нам городская стража доставила. – Не обращая внимания на горячность собеседника, сказал егерь. – Ты в тот день не в себе был. Меч какой-то особенный искал. Даже у меня про него спрашивал. Когда тебя ребятишки буйные порезали, я сразу за лекарем послал. Как только он в твои глаза заглянул, да на язык посмотрел, то присвистнул и говорит: «Лихорадка у сержанта. Несите в лазарет».
– Неприятная болезнь. – Вмешался другой егерь. – По себе знаю. Жар по всему телу такой, что мозги в голове закипают. Совсем ничего не соображаешь. Вокруг тебя что-то происходит, но то ли во сне, то ли наяву – ничего не понять. Ты тот день, когда в лазарет попал, помнишь?
– Нет, – подумав, ответил Ладвиг. – Плохо мне было. Очнулся где-то через декаду.
– Вот. Представляю, что ты там в бреду нёс. Сам, поди, и поверил в это.
– Так, наверное, и было… – растерянно произнёс Ладвиг. – Извините…
– Бывает. – Миролюбиво улыбнулся пожилой егерь. – Поторопись, с обедом. Скоро у другой смены наступит время приёма пищи.
Пройдя несколько шагов, сержант оглянулся:
– Не подскажете, где найти тех двоих… как вы их назвали? Буйных ребятишек?
– На том свете, парень. Через несколько дней после того, как их из карцера выпустили, оба умом тронулись вместе с ещё одним постояльцем. Затеяли они серьёзную потасовку с охраной периметра, а те шуток не понимают, вот и перебили всех троих.
Обеденный зал оказался светлым просторным помещением с высоким потолком, но без привычного вида окон, располагавшихся под самой крышей, из-за чего, проникавший внутрь солнечный свет рассеивался и на уровне человеческого роста глаза уже не слепил. Ладвиг успел привыкнуть к тёмной камере и слабоосвещённым коридорам, и в первый момент поразился, насколько светло в обеденном зале. Первым, что он увидел, были длинные столы, за которыми с двух сторон сидели люди.
– Чего встал? – Раздался недовольный голос с противоположного конца обеденного запомещения. – Тащи сюда свою задницу!
– Первый раз человек пришёл. Не видно, что ли? – Гнусаво произнёс сидевший ближе всех к выходу мужчина и, взглянув на Ладвига, добавил: – Эй, новенький, здесь не ресторан, еду никто не принесёт!
Сержант кивнул и направился к некоему подобию барной стойки, где хозяйничал человек в белом поварском фартуке.
– Какая камера? – Спросил он тем же недовольным голосом.
– Тёмная и неуютная. – Ответил Ладвиг. – Мне там не понравилось.
Обедавшие постояльцы дружно захохотали, а лоснившееся от пота лицо повара начало покрываться багровыми пятнами.
– Шутник, или придуриваешься? – Процедил он сквозь зубы. – Отвечай, какой номер у камеры, в которую тебя поселили?
– Тридцать восемь, – не очень уверенно произнёс сержант, – кажется.
– А то ты не знаешь, Тунор, что с нашей половины, только тридцать восьмая до сегодняшнего дня и пустовала! – Послышалось со стороны выхода из обеденного зала. – Корми новенького, а то время заканчивается!
– Заткнись, Роалд! – Брызгая слюной, взвизгнул повар. – Как ты мне надоел! Обойдусь без твоих дурацких советов!
Тунор сердито посмотрел на Ладвига, с грохотом поставил на стойку глубокую миску и стал наполнять её наваристой мясной похлёбкой.
– Лопай, шутник. Хлеб вон там возьмёшь.
– Сколько кусков брать? – Спросил сержант, глядя на крупно нарезанные ломти. – Я пока не знаком с местными правилами.
– Сколько в тебя поместится, столько и бери. – Повар выставил на стойку наполненную пивом кружку средних размеров. – Сразу предупреждаю: больше одной кружки не положено. Понял? Чтоб не ходил и не клянчил. Всё равно не налью!
– Монастырское? – Поинтересовался Ладвиг, кивком указав на пиво.
– Да ты, действительно, шутник. Суп сначала отнеси. – Посоветовал Тунор, видя, что сержант увидел свободное место за одним из столов и уже собрался идти туда вместе с кружкой. – Пиво без присмотра я тебе не советую оставлять.
«Знатная стряпня, – восхитился сержант, уплетая густую похлёбку, – теперь я начинаю верить, что это не тюрьма. Заключённых никто не стал бы так кормить».
Сидевший напротив Ладвига постоялец отставил в сторону пустую миску и сыто рыгнул.
– Слышь, новичок, – сказал он, ковыряя в зубах длинным ногтем на мизинце левой руки, – говорят, у начальства есть комната, куда они нескольких шлюх поселили. Ходят к ним по очереди развлекаться. Ничего про это дело не слышал?
– Нет.
– Люди рассказывали, что по ночам откуда-то сверху женский смех доносится, – с мечтательными интонациями в голосе произнёс постоялец. – Давно я не слышал этой сладкой музыки…
– Почему сверху? – Из вежливости поинтересовался Ладвиг, принимаясь за пиво.
– Все помещения для начальства находятся под самой крышей. Вход туда только через комнату отдыха охранников. У тебя какой номер камеры?
– Тридцать восемь.
– Далековато. – Разочарованно вздохнул собеседник. – По моим прикидкам, из восемнадцатой камеры лучше всего должно быть слышно. Жаль, что там Айдж живёт. Глуховат он… У тебя со слухом как? Нормально?
– Наверное, – усмехнулся сержант. – Когда нёс службу в Энгельбруке, бывало, за полсотни шагов слышал, как часовые на посту тихонько посапывают.
