Медальон Таньки-пулеметчицы

скачать книгу бесплатно

– Ничего, девочка, Бог даст… – молвил он и устыдился своих слов. – Прежде чем в сыру землю ляжем, крепко им надаем. Хотя… – он горько вздохнул, – воевать практически нечем. У нас орудия – допотопные пушки прошлого века, на конной тяге. Выходит так, что мы к ним голые, а они на нас с железом… Ну, есть бутылки с зажигательной смесью, да это разве оружие против танков?

Маркова знала о таких бутылках, потому что их устройство заставляли изучать всех. Они зажигались с помощью двух спичек в палец толщиной, прижатых к бутылке резиновыми кольцами. Перед броском бойцы проводили спичками по серной терке, а потом швыряли в танк.

– И вы говорите о геройстве! – прошептала медсестра.

– А говорить-то больше не о чем, – усмехнулся Зотов. – Наша армия всегда этим побеждала. Любовь к Родине придает силы. Вспомни войну двенадцатого года… Москву сдали, да все равно победили. Но в этот раз Москву не сдадим, – он провел рукой по подбородку, погладив щетину. – А теперь иди, отдыхай.

Она послушно отправилась к опустевшей землянке, присела на жесткий матрас и утерла слезы кулачком. Вспомнилась Анка-пулеметчица, любимая героиня, которой всегда хотелось подражать. Всегда… До того, как она сама оказалась на фронте. Все, что окружало ее здесь, – смерть не киношная, а настоящая, трупы, стоны, кровь, – все было страшно. И вот странность… Впрочем, может, и не странность. Чем больше девушка видела смерть, тем сильнее хотелось жить. Но как выжить в этой мясорубке? Как? Когда они погонят немцев? Пока на эти вопросы не было ответа.

Глава 14

Лесогорск, наши дни

Вопреки обещанию сразу побежать на работу, которое он дал Симакову, Виталий отправился в морг при Первой городской больнице. По дороге он думал, как объяснит свой необычный интерес к покойному, но так ничего путного и не придумал. Пройдя на озелененную территорию больницы с маленьким фонтанчиком, в котором, как говорили старожилы, когда-то плавали золотые рыбки, а теперь не было даже воды, он свернул к маленькому одноэтажному зданию и подошел к молодому человеку в белом халате, похоже, своему ровеснику, курившему у входа.

– Простите, могу ли я поговорить с патологоанатомом?

Парень выдохнул ему в лицо едкий дым и прищурился:

– Зачем?

– Об этом я скажу в личной беседе, – буркнул Рубанов. Врач усмехнулся:

– Считай, она уже началась. Я патологоанатом и есть.

Виталий сжал кулаки.

– Скажите, вы уже вскрывали труп некоего Василия Петровича Пахомова?

Молодой человек сплюнул в сторону и задумчиво посмотрел на журналиста:

– Тебе что за дело?

– Раз уж мы перешли на «ты», спрошу еще раз у тебя. – Рубанов сделал ударение на последнем слове: – Ты уже вскрывал труп этого человека?

Патологоанатом ловким движением пальцев отправил сигарету в кусты и повернулся к двери, ничего не ответив. Виталий понял, что просто так ответа не добьешься. Вздохнув, он достал тысячу – из денег, отложенных на новые туфли, – и торопливо сунул ему:

– Возьми. Плачу за информацию.

Пальцы патологоанатома были длинные и гибкие. Он схватил купюру, будто собака кость, и спрятал в кармане белого халата.

– Заходи.

Рубанов проследовал за ним в тесный коридор, в котором два человека могли разместиться с трудом. От удушливого запаха он сразу начал кашлять, и врач распахнул дверь своего кабинета.

– Давай сюда. Как, ты сказал, его фамилия? Впрочем, и вскрывал-то я сегодня одного старичка. На удивление, мало смертей.

– А это плохо? – удивился Рубанов. Молодой врач взял стакан с черным чаем и хлебнул:

– Шутка. Но давай ближе к делу. Тебя этот старикан и интересует, так?

Журналист кивнул:

– Точно.

– Ничего необычного, – ухмыльнулся патологоанатом, найдя на столе заключение среди вороха таких же бумаг. – Астматический приступ.

Виталий почувствовал, как кровь прилила к щекам.

– Ты не ошибся? – Он еле выдавил слова. Язык вдруг ни с того ни с сего сделался непослушным. – Это удушье? Не инсульт, не инфаркт, а удушье?

– А почему тебя это удивляет? – Врач нахмурился и открыл файл на компьютере. – Вот выписка из его медкарты. Пахомов страдал астмой. Знаешь, опасность этого заболевания в том, что все время нужно носить с собой ингалятор. Забыл – тебе конец.

Перед глазами Рубанова пронесся стройный ряд ингаляторов на полке в кабинете.

– Но этот человек всегда закупал их с лихвой, – пробормотал он, вытирая холодный пот.

Парень махнул рукой:

– Знаешь, мне все это говорят, когда их близкие умирают. Но тем не менее люди продолжают покидать этот мир от приступов астмы. Кстати, он тебе кто, дедушка?

– Хороший знакомый. – Виталий произнес эту ложь легко, наверное, потому, что это была не совсем ложь. Василий Петрович действительно стал его близким знакомым, несмотря на то, что они мало общались. – Понимаешь, сын его попросил узнать. Он даже еще не добрался до отцовского дома.

– Понимаю. – Врач наклонил голову. – Хорошо, что еще остались люди, готовые прийти на помощь. Вот как я, например.

Виталий не стал вспоминать о тысяче рублей.

– Спасибо. – Он крепко пожал руку новому знакомому. – Я передам его сыну, что написано в заключении о смерти.

– Передай, – снисходительно разрешил парень. – Всего доброго.

Попрощавшись с патологоанатомом, Рубанов не пошел в редакцию, а, добравшись по заросшей травой тропинке к старому фонтану, сел на скамейку, когда-то выкрашенную в коричневый цвет. Он был рад одиночеству. Так ему лучше думалось. Рубанов обхватил руками голову и уперся локтями в колени. Мать называла такую позу «мыслитель», и молодой человек не возражал. Он подумал о том, что не зря смерть Пахомова произвела на него такое впечатление. Что-то в ней было не так. После разговора с патологоанатомом стало ясно, что Виталий прав. Сейчас ни один человек на свете не убедил бы его, что Василий Петрович не успел схватить ингалятор. Он знал о своей болезни, о том, что она может настичь внезапно, и потому запасался лекарствами. Виталий напрягся, вспоминая, что в кабинете Пахомова показалось ему странным. Ах да, точно, ингаляторы…. В первый его приезд они стояли полкой ниже. Вряд ли их переставил сам старик. Зачем? Скорее всего, это сделал тот, кто собирался убить его. Дождался приступа астмы, убрал лекарство, а потом, когда все было кончено, вернулся в дом и расставил по местам. Разумеется, он и не ожидал, что найдется человек, который обратит внимание на полки шкафа. Ответив на один вопрос, Виталий начал размышлять над другим. Допустим, он прав и некто желал Пахомову смерти. Но зачем? Что сделал этот человек? В последнее время он вообще никуда не выезжал, дублируя жизнь парализованной жены.

Золотой медальон возник в памяти журналиста так неожиданно, что он вздрогнул. Убийца украл его. Опять же – зачем? И вообще, кто мог знать, что у Василия Петровича есть такая вещь? Его соседка понятия не имела, где Пахомов раньше работал. Рубанов стал припоминать разговор с человеком, который привел приговор для женщины-карательницы в исполнение, и вдруг почувствовал холодок в ладонях. На прощание Пахомов говорил о каком-то дежавю. Всем известно, что дежавю – это состояние, при котором человек ощущает, что он когда-то уже был в подобной ситуации. Интересно, что имел в виду Василий Петрович? Потом он добавил, что даже куда-то ездил, чтобы кое в чем убедиться. Куда? Уж не в Новоозерск ли? Что, если туда? Рубанов решил, что непременно должен выбить командировку в этот маленький, еще меньше Лесогорска, городишко, правильнее сказать, поселок. Но что он собирался искать – вот вопрос, на который никто не даст ответ. Что же делать? Виталий еще немного посидел на скамейке, потом встал и медленно пошел к выходу. Он не придумал ничего лучше, чем поговорить об этом с Симаковым. Главный редактор говорил, что когда-то занимался журналистскими расследованиями. Может быть, он подскажет, с чего начать? Да, вся надежда только на Бориса Юрьевича.

Глава 15

1941-й, под Вязьмой

Наступление фашистов началось неожиданно. Все, даже высокое командование, ждали удара вдоль дороги Смоленск – Вязьма, однако немцы прошли южнее и севернее, их войска взяли в кольцо шестнадцатую и девятнадцатую армии, образовав таким образом Вяземский котел. Никогда еще Таня не видела такого сражения. Земля сотрясалась от взрывов, пули свистели непрерывно, раненые отказывались выходить из боя, на место павших вставали новые и новые бойцы. Все кругом пылало, кипело, как в адской топке, и девушка, внезапно обессилев, спряталась в огромную воронку, заткнула уши и зажмурила глаза, чтобы не видеть раненых и не слышать их стоны. Таня не знала, сколько времени так просидела, не думала, почему ее никто не искал. Страх, неописуемый животный страх охватил все ее существо. Какие раненые? Какая Родина? Спастись, спастись любой ценой. Чтобы пули случайно не настигли ее, она улеглась на самое дно воронки, прижавшись лицом к холодной влажной осенней земле, вдыхая ее запах, смешанный с дымом, и вспоминая молитвы, которые иногда произносила мама. Кто знает, вдруг Бог действительно существует и тогда шальная бомба не упадет в воронку? Впрочем, говорят, два раза в одно место она не попадает… И ей повезло. Снаряды как заговоренные облетали ее убежище стороной. Когда девушка решилась оторвать руки от ушей, ужасная липкая тишина заполнила все ее существо, словно болотная жижа. Боясь поверить в лучшее, Таня приподнялась и выглянула из воронки. Распаханное бомбами поле и кромка леса были усеяны трупами. Кое-где одинокими свечами дымились деревья, пылали подбитые танки, одни со звездами, другие со свастикой. Девушка выбралась из убежища, даже не стряхнув грязь с лица, и поползла по земле. Ей казалось, что на пересохших губах пузырится кровь, что она глотает ее вместе со слюной, и это не ее кровь, а кровь ее однополчан, которые полегли в сражении, и к горлу вместе с животным страхом подступала тошнота. Мысль, посетившая Маркову накануне сражения, продолжала волчком крутиться в голове. Спастись, спастись! Но как, как? Бежать, скорее бежать отсюда, в чащу леса, а потом в тыл… Не важно, что будет дальше, главное – выжить! Девушка продолжала ползти, взглядом отмечая знакомые ей лица, искаженные смертью. Вот старшина Зотов лежит на спине, разметав руки, будто в беспокойном сне. И если бы не дырка в белом, точно мраморном лбу, из которой сочилась черная жидкость, можно было подумать, что он скоро проснется, встанет, подойдет к ней, по-отечески обнимет и успокоит… Но этого больше не случится никогда, никогда… А вот веселый балагур Иван, который постоянно рассказывал о своей невесте… Недавно получил от нее письмо и читал его каждый день. А теперь получит его несостоявшаяся жена серый квадрат, польются слезы из глаз, прорежутся на молодом лице преждевременные морщины. Сначала Маркова старалась быстрее проползать мимо однополчан, но потом решила, что нужно отыскать кого-нибудь, оставшегося в живых. Если она решила спастись, придется неделями блуждать по лесу. Одной ей не выжить, тем более приближаются холода. Мужчина и еду добудет, и согреет ее холодными промозглыми ночами, и лучше оценит обстановку. Чуть приподнявшись на локтях, Тоня огляделась вокруг. Немцев нигде не было видно. Это ее порадовало. Она выпрямилась в полный рост и короткими перебежками направилась в сторону леса, останавливаясь у каждого неподвижного тела. Иногда ей казалось, что человек шевелится, слабо, но все же дышит, и девушка наклонялась к самому лицу и прислушивалась, стараясь уловить малейшие признаки жизни. Ей это долго не удавалось. И только на опушке леса Маркова отыскала единственного выжившего – Николая Федорчука. Чубатый ухажер погибшей Раи лежал под высокой елью и еле слышно стонал. Боясь поверить своему счастью, Татьяна бросилась к нему, как к старому знакомому:

– Милый, родной…

Она похлопала по его впалым бледным щекам, заросшим темной щетиной, и Федорчук застонал еще громче и повернулся на бок. Антонина быстро осмотрела его. Видимых ран не было.

– Вставай, миленький, вставай! – Девушка попыталась приподнять Николая, и тот приоткрыл голубые глаза, недоуменно моргая.

– Где я?

– Коленька, мы с тобой в лесу, живы и можем спастись, – быстро зашептала Маркова. Федорчук провел рукой по волосам:

– Голова болит… Сильно… И ноги не гнутся.

Таня поняла, что он контужен, и обняла его…

– Коля, дорогой, соберись с силами, – умоляла она. – Ты только контужен. Это не страшно, все скоро пройдет. Но не будем терять времени. – Маркова положила его руку себе на плечо. – Обопрись на меня и пойдем. Чувствую, немцы неподалеку. Нам нужно поторапливаться.

Лицо Николая оставалось бесстрастным, тупым, ничего не выражающим, и девушка почти поволокла его на себе. Она старалась прислушиваться к каждому шороху, к каждому скрипу. Казалось, чаща русского леса скроет их от чужих глаз, но немцы появились неожиданно. Как призраки, они вышли из орешника, позолоченного осенью, и направили на несчастных автоматы. «Лучше застрелиться, чем к этим гадам в плен», – вспомнились ей слова старшины Зотова, однако она отмела их, как ненужный мусор. Это на поле боя нужно геройствовать, а здесь – дудки. Федорчук по-прежнему стонал, плохо соображая, что происходит, и тогда девушка, усадив его на брошенную кучу хвороста, подняла руки. Один из фрицев, высокий, худой, как колодезный журавель, с жидкими рыжими волосами, холодно улыбнулся и ткнул ее пальцем в грудь:

– Шнель.

Потом он еще что-то грубо и отрывисто залопотал, толкнул ее к своему приятелю, такому же костлявому и противному, потом подошел к Николаю и рывком поднял его на ноги. Федорчук осоловело посмотрел на фашиста, все еще ничего не понимая, и фриц больно стукнул его прикладом:

– Ком!

Таня, боясь за однополчанина, снова подставила свое плечо, и, на ее счастье, фриц не стал возражать:

– Ком!

Парень и девушка, пошатываясь, двинулись по опавшим иголкам и пожухлой траве. Выйдя на дорогу, окаймленную с двух сторон старыми соснами, стоявшими, как стражи леса, Таня и Николай влились в колонну пленных. Она была огромной, и девушка удивилась, почему не услышала ни голосов, ни шорохов. Они бы с Николаем могли бы пойти в другую сторону. Но что сделано, то сделано. Теперь нужно было ориентироваться в создавшейся ситуации. При первом удобном случае Татьяна решила бежать, и не одна, а с Федорчуком. Только бы он поскорее пришел в нормальное состояние. Только бы скорее!

Глава 16

Лесогорск, наши дни.

Главный редактор встретил Виталия не очень доброжелательной ухмылкой.

– Привет, пропащий. И где мы пропадали? – Он сверкал глазами. – Ты хотя бы понимаешь, что таким поведением подводишь меня и своих коллег? Был бы у меня большой штат – путешествуй в свое удовольствие, не глядя на часы. Но в данном случае…

– В данном случае я хочу сказать, что Пахомов умер не своей смертью, – бесцеремонно перебил его Рубанов, хотя никогда раньше этого не делал. – И я намерен узнать, кто убил его и зачем.

– Что ты сказал? – Борис Юрьевич побагровел, рванул ворот модной рубашки, неожиданно ставший ему тесным. – Что ты сказал?

– Я сказал, что Пахомову помогли отправиться на тот свет, – буркнул Виталий. – И вы не ослышались.

Борис Юрьевич достал платок и принялся тереть всегда воспаленные глаза: наверное, сказывалось долгое сидение у монитора.

– Ты в своем уме? – проговорил он, покончив с этим занятием. – За что кому-то убивать старика?

– Не знаю, – выдохнул Виталий и присел на стул. – Только уж больно странной выглядит его смерть.

Он рассказал о лекарстве, переставленном на другую полку, о пропавшем медальоне и о том, что Василий Петрович и сам боялся умереть от приступа астмы, поэтому всегда держал при себе ингалятор.

Симаков еще раз провел платком по лицу.

– Все это выглядит, конечно, странно, – промолвил он хрипло. – И у тебя есть какие-то предположения?

– Перед моим отъездом старик хотел мне что-то сказать, но не успел, – Рубанов задумчиво почесал затылок, – что-то о дежавю. Он куда-то ездил… На его столе я нашел вот этот листок. – Он выудил из кармана джинсов клочок и протянул Симакову. Тот надел очки и прочитал:

– Новоозерск. Ты считаешь, этот поселок как-то связан с его смертью?

– Не знаю, – пожал плечами Виталий. – Но чувствую, что просто обязан провести расследование.

Борис Юрьевич вздохнул:

– А по-моему, это пустая затея. Я всегда считал тебя впечатлительным, и в данном случае ты тоже накрутил себя. Кому, в конце концов, нужен этот Пахомов, кроме нас? Уверен, никто даже не догадывается, кем он раньше работал.

– И все же, – встрял Виталий, – разрешите мне поехать в Новоозерск. Может быть, я не найду подтверждения своим предположениям. А если найду – напишу об этом в нашей газете. Разрешите мне провести расследование.

Борис Юрьевич несколько секунд нервно потирал переносицу.

– Что ж, – выдавил он наконец, – бог с тобой, поезжай. Но учти: если не будет статьи, премиальные тоже не получишь. Впрочем, – шеф сделал многозначительную паузу, – неделю назад в Новоозерске погиб глава администрации. Разумеется, его смерть никак не связана со смертью нашего старика, но, если что, сделай статью о нем. Многим из наших чиновников приходилось с ним общаться.

– Хорошо, – Рубанов прижал руку к сердцу. – Значит, вы меня отпускаете прямо сейчас?

– Да. – Симаков придвинул к себе наброски будущей статьи. – Иди уже с моих глаз.

– Иду. – Рубанову и в голову не пришло попросить командировочные. Раз это его инициатива – он сам за все заплатит: за проезд, за гостиницу, в конце концов, если придется остаться в Новоозерске на несколько дней. Кроме того, он собирался еще раз съездить в Березки и пообщаться с сыном Пахомова. Может быть, он знает, бывал ли его отец в Новоозерске. Выйдя из редакции, он отправился на автовокзал.

Глава 17

Орловская область, 1941-й

Николай стал адекватно воспринимать все, что с ним происходит, на следующие сутки, однако Татьяну это не обрадовало. Он все равно не хотел слушать то, что она ему говорила:

– Нужно выбрать время и бежать. Мы здесь не выживем.

Федорчук отмахивался:

– Я не пройду и пятисот метров. Не будешь же ты постоянно таскать меня на себе.

Таня закусила губу.

– Если понадобится, стану, – твердо сказала она, хотя от напряжения у нее болела каждая косточка, каждая мышца, – и это не твоя забота.