скачать книгу бесплатно
– Я племянница Моисея Григорьевича, единственный родной ему человек, – вздохнула она и всхлипнула. – Вам, наверное, нужны мои документы? Вот, пожалуйста, паспорт. Я Софья Иосифовна Гурова. Это мой супруг, Андрей Иванович Гуров. Андрюша, ты тоже дай свой паспорт, – попросила Софья мужа, и он с готовностью стал рыться в старом кожаном портфеле.
Геннадий бегло просмотрел их документы. Впрочем, он и так видел, что супруги его не обманывают. Отметив, что Софья в жизни гораздо красивее, чем на черно-белой фотографии в паспорте, следователь вернул документы и помог убитой горем женщине пройти в дом. Она пугливо озиралась по сторонам, словно пойманная в силки птица.
– А где дядя? Мне кажется, я не выдержу, если увижу его тело.
– Сонечка, успокойся, – супруг крутился возле нее, и его нарочитая забота показалась Беспальцеву какой-то фальшивой. – Возьми себя в руки. Товарищ следователь задаст тебе вопросы.
Соня прижала руки к пылавшим вискам:
– Скажите, его действительно убили? Эмилия Ефимовна ничего не перепутала?
Геннадий взглянул в ее влажные черные глаза – два бездонных озера.
– Я рад бы ответить вам отрицательно, но ваша соседка ничего не перепутала. Ваш дядя действительно убит.
Она так сжала пальцы, что хрустнули суставы.
– Но кто это сделал? – Софья тряхнула головой. – Кто мог желать его смерти? Товарищ следователь, вы, конечно, спросите меня об этом, и я отвечу вам: «Не знаю». Его все любили. Дядя был порядочным, скромным, отзывчивым… Меня любил как родную дочь… Моя мама – его родная сестра – умерла несколько лет назад, и тогда дядя купил мне дом на соседней улице, чтобы я могла как можно чаще к нему приходить. Мы виделись почти каждый день. Я пекла для него творожный торт, который он так любил, – ее передернуло, будто от удара электрического тока. – Все это проклятое прошедшее время! Мне не верится, что мы с ним никогда больше… – она снова принялась плакать, а растерянный Андрей стоял возле нее, смущенно разглядывая свои ботинки, слегка забрызганные грязью.
– Прошу вас, пожалуйста, успокойтесь, – Беспальцев дотронулся до ее холодной руки. – Мне действительно нужно задать вам несколько вопросов. Прежде всего внимательно осмотрите комнаты. Может быть, за время вашего отсутствия что-то пропало?
Женщина неимоверным усилием взяла себя в руки и огляделась.
– Часы! – вскрикнула она и рванулась к старому черному пианино. – Здесь стояли часы… Знаете, такие большие, сделанные из дорогого материала, кажется, слоновой кости… Дядя говорил, что они очень дорогие. А еще он говорил… – Софья бросила взгляд на Андрея, будто собиралась сказать что-то для него неприятное.
– Говори, говори, Сонечка, – разрешил супруг и, видя, что жена колеблется, сам вклинился в разговор. – Видите ли, мне кажется, старик не очень меня любил. Я не делал ему ничего плохого, наоборот, бежал сюда по первому его требованию. А он все равно порой выражал свое недовольство. Наверное, это обычная ревность, – он попытался улыбнуться. – Дяде хотелось, чтобы Сонечка возилась только с ним. Знаете, чем старше становятся люди…
– Так что с часами? – перебил его Беспальцев, сознавая, что и он начинает испытывать к Гурову неприязнь, только никакой ревности в этом не было. Какой-то этот Гуров скользкий, неискренний… – Вы хотели рассказать про часы.
– Ах да, извините. – Андрей Иванович сдернул с головы шляпу и стал нервно мять ее в руках. – Моисей Григорьевич обещал подарить эти часы Соне, выражал надежду, что когда-нибудь они украсят ее камин, если я, конечно, его выложу. Его ирония, как мне кажется, была совершенно неуместна. Я никогда не жил за его счет, я всегда работал, старался обеспечить жене достойную жизнь. Вероятно, ему что-то не нравилось…
– Вероятно, – Геннадий снова не дал ему закончить. – Обойдите другие комнаты. Удостоверьтесь, что пропали только часы.
Соня сделала робкий шаг в спальню и обернулась.
– Знаете, я кое-что вспомнила, – сказала женщина, виновато глядя на следователя. – Андрей, помнишь, дядя говорил, что в Одессе нашелся покупатель, который не дает ему покоя, потому что помешан на этих часах?
Гуров кивнул:
– Помню, дорогая. А еще Моисей Григорьевич добавил, что этот покупатель хочет приехать. Товарищ следователь, я подумал: нельзя исключать, что часы проданы. Дядя не посвящал нас в свои сделки.
– Имя покупателя помните? – поинтересовался Беспальцев. Супруги переглянулись.
– Но Моисей Григорьевич никогда не называл его имени и фамилии, – ответила Софья.
– Хорошо, оставим покупателя, – кивнул Геннадий. – Давайте сосредоточимся на других вещах. Пожалуйста, посмотрите внимательно. Это очень важно.
Андрей взял жену под руку, и они вместе прошлись по комнатам.
– Вроде ничего больше не пропало. – Женщина провела по красной бархатной скатерти тонким пальцем с миндалевидным ногтем. – Хотя постойте… Здесь, в углу, всегда стоял кожаный саквояж с инструментами. Дядя говорил, что они ценные, потому что некоторые из них днем с огнем не достать. А теперь его нет. Дядя Мойша каждый день ходил с ним на работу. Его будка стояла в двух кварталах отсюда, возле рынка…
– Так и запишем, – Беспальцев занес показания в протокол. – Софья, в погребе мы обнаружили тайник, правда, открытый и пустой. Вам что-нибудь известно про это?
– В погребе? – Андрей опередил жену с ответом. – Но дело в том, что мы никогда не были у него в погребе. Впрочем, дорогая, может быть, он говорил о тайнике тебе?
Женщина покачала головой:
– Нет, никогда о нем не слышала.
Беспальцев изучающе посмотрел на супругов. Ему не верилось, что дядя не поделился тайной своего «подземелья» с любимой племянницей. Другое дело – Гуров. Если Моисей Григорьевич его недолюбливал, мог попросить Софью никому не рассказывать о тайнике. Но лицо молодой женщины выражало неподдельное удивление, и следователю ничего не оставалось, кроме как поверить им на слово. Кому в таком случае Гольдберг мог поведать об этом? Неужели бандит сам отыскал тайник, когда обшаривал дом часовщика? На этот и другие вопросы у него пока не было ответов.
Глава 4
Южноморск, наши дни
Ему казалось, что машина ехала очень долго, хотя потом врачи уверяли: они находились на вызове неподалеку и поэтому домчались за пять минут. Доктор, пощупав пульс, констатировал смерть, а Ивашов, не узнавая себя, просил его вернуть отца к жизни.
– Он не мог умереть! – бормотал Сергей, словно находясь в трансе. – Он был здоров… крепок… Спасите его, умоляю вас. Быстрее отвезите отца в реанимацию.
Пожилой эскулап, фыркнув в густые седые усы, вежливо произнес:
– Молодой человек, я разделяю ваше отчаяние и с удовольствием бы оживил вашего отца, но я не бог. Да, ваш отец не должен был умирать, с этим я согласен. Думаю, кто-то позаботился о том, чтобы он ушел на тот свет раньше отведенного ему времени. Посмотрите, разве вы не видите признаки отравления? – Он повернулся к менеджеру. – Вызывайте полицию. Не думаю, что такое могло произойти от еды, которую готовят в вашем ресторане. По моему мнению, яд ему подсыпали, а кто и зачем – не знаю, я не следователь.
Менеджер, с бледным, как полотно, лицом, снова схватился за мобильный.
– Полиция? Убили человека…
Сергей его уже не слышал. Он продолжал стоять на коленях возле трупа отца. Молодой человек очнулся только тогда, когда приехала полиция и усталый следователь в черных старых брюках и бежевой рубашке без рукавов с разводами пота под мышками стал опрашивать свидетелей. Когда его худая рука опустилась на плечо Ивашова-младшего, тот вздрогнул, как от прикосновения гадюки, и резко вскочил.
– Мне сказали, это ваш отец? – поинтересовался следователь, сморщив желтоватое лицо. Сергея поразили его тусклые равнодушные глаза болотного цвета. – Вы ужинали с ним?
– Вы кто? – Адвокат только сейчас начал возвращаться в реальность.
– Разве вы не слышали? – раздраженно спросил полицейский. – Следователь, майор Борис Павлович Прокопчук.
– Понятно, – Ивашов вытащил свое адвокатское удостоверение. – Мы с вами почти коллеги.
– Ключевое слово «почти», – безапелляционно отозвался Прокопчук. – Позвольте задать вам несколько вопросов.
Ивашов кивнул, подумав, что вряд ли он мог бы ответить отрицательно.
– Еще раз спрашиваю, – буркнул следователь не очень любезно, – вы ужинали с ним?
– Да, – кивнул Сергей. – Сегодня отец позвонил мне и пригласил на ужин в это кафе.
– Менеджер говорит: вы ругались, – скорее констатировал, чем уточнил Прокопчук.
– Видите ли, отец оставил меня с матерью, когда мне было десять лет, – пытался объяснить молодой человек. – Он не видел меня восемнадцать лет и вдруг нежданно-негаданно объявился. Стоит ли говорить, что я был на него обижен и вообще не хотел идти в кафе. Однако он меня убедил.
– Интересно, как же ему это удалось? – ехидно спросил следователь. – Денег пообещал, что ли?
Ивашов заскрипел зубами и чуть не треснул майора по лысоватой дынеобразной голове.
– Несмотря на небольшой стаж работы, денег у меня достаточно, – парировал он. – Отец намеревался о чем-то меня просить, якобы, кроме меня, ему никто не может помочь, но когда я пришел, стал говорить о наследстве. Мы давно решили с матерью, что нам ничего от него не нужно. Разумеется, я вспылил и ушел.
Следователь открыл рот, намереваясь еще что-то спросить, но к нему подошел довольно молодой мужчина в потертых джинсах и белой футболке с логотипом какого-то футбольного клуба.
– Его отравили, – мрачно сообщил он, потерев недельную щетину на подбородке. – Судя по всему – цианид. Пена изо рта, запах миндаля. Бутылку шампанского, тарелки и содержимое бокалов я забираю на экспертизу. Хотя и без экспертизы многое ясно.
– И что тебе ясно? – Прокопчук сощурил и без того узкие глаза.
– Отравить хотели только покойного, – отрапортовал парень, видимо, судмедэксперт. – Шампанское в бутылке миндалем не пахнет, зато из его бокала запашок, как на кондитерской фабрике. К содержимому второго бокала у меня претензий нет.
– Скажи санитарам, чтобы уносили труп, – скомандовал майор и повернулся к Ивашову, внимательно слушавшему их разговор. – Теперь вы знаете, как умер ваш отец. Скажите, вы действительно сильно его ненавидели?
Сергей сначала покраснел, потом побледнел.
– К чему вы клоните? – прошипел он. – Вы хотите сказать, что это я отравил собственного отца?
– Как бы то ни было, вы – первый подозреваемый, – с какой-то радостью сообщил следова-тель.
– Надо полагать, и единственный, – усмехнулся Ивашов. Все происходящее казалось ему каким-то фарсом. – Впрочем, интересно, какой же у меня был мотив? Я не общался с отцом восемнадцать лет и тем не менее не прибил его в темном закоулке. Что же нашло на меня сегодня?
Майор скривился, и его подвижное лицо покрылось сетью мелких морщин. Интересно, сколько ему лет? Сорок, пятьдесят, шестьдесят?
– В данном случае мотив нетрудно вычислить, – огорошил он Сергея. – Допустим, отец пригласил вас, чтобы поговорить о наследстве, и сказал, что написал на вас завещание, однако намекнул, что по каким-то причинам может передумать. А? Чем не мотив?
– Ерунда какая-то, – пробормотал Ивашов. – И какие же причины заставили бы его передумать? Что вы сочините в этот раз? Только, прошу вас, давайте поубедительнее, ибо я адвокат и способен защитить самого себя. Уверяю вас, ваши идиотские формулировки не прокатят в суде. Надеюсь, вы не намерены меня… – он сделал многозначительную паузу, – задержать на сорок восемь часов?
– Я намерен предупредить вас, чтобы вы не уезжали из города, – ледяным тоном проговорил следователь. – Не буду брать подписку о невыезде, поверю на слово. Оставьте свой адрес и телефон.
Ивашов вытащил визитную карточку и протянул Прокопчуку:
– Пожалуйста. Здесь все данные. Смею вас уверить, что из города я не уеду. У меня два судебных слушания на неделе.
– Рад за вас, – усмехнулся майор. – Скажите, ваш отец, случаем, не проговорился о своих врагах?
– Если вы хотите спросить, подозреваю ли я кого-нибудь в его смерти, то честно отвечу – нет, – отчеканил Сергей. – Я много слышал о делах отца, о его связи с криминалитетом, но только то, что слышали все. Впрочем, менеджер кафе может подтвердить, что наш разговор длился недолго. Кстати, если бы отец сказал мне, что ему угрожает опасность и он ждет от меня помощи, то я бы не вспылил, – добавил он и вздохнул.
– Ладно, можете быть свободны. – Прокопчук махнул костистой рукой. – Еще раз повторяю: из города не уезжайте. Когда вы мне понадобитесь, я вам позвоню.
Он отвернулся к санитарам, выносившим из ресторана носилки с безжизненным телом, и Ивашов почувствовал, как в его душе что-то шевельнулось, и это что-то не было ненавистью, скорее, сожалением. Слишком поздно – во всех смыслах – отец решил вернуть сына. Слишком поздно… Он поплелся к машине, рассеянно включил зажигание и поехал по утопавшему в летних сумерках городу. Его квартира находилась недалеко от офиса и недалеко от кафе, где он в первый и последний раз за восемнадцать лет видел отца. Припарковав автомобиль возле дома, он вошел в подъезд, как всегда, чисто убранный руками жильцом, и стал медленно подниматься по лестнице.
В двухкомнатной квартире, в которой они жили с матерью много лет, его встретила тишина – к ней он никак не мог привыкнуть. Полгода прошло со дня смерти мамы, а ему все казалось, что она выйдет к нему навстречу, обнимет, поцелует и скажет, что приготовила на ужин. Так было много лет – и все оборвалось в один день.
Вспомнив о матери, Сергей вдруг с изумлением заметил, что не винит отца в ее смерти – впервые за долгие месяцы. Наверное, потому, что сегодня отец не показался ему счастливым человеком и сам отправился туда, откуда не возвращаются. Но если со смертью матери было все понятно, нелепая смерть отца рождала вопросы. В его случае убийцу могут искать очень долго и, вероятно, не найдут. Если криминалитет решил отомстить ему, они тщательно подготовились. Тогда он – единственный, кому важно найти убийцу и отдать в руки правосудия. Если его самого не обвинят в этом преступлении.
Ивашов сел на новый диван, купленный после смерти мамы, прислонился спиной к его мягкой спинке с бежевой обивкой и задумался. Судмедэксперт сказал, что отца отравили в кафе и что яд подсыпали в бокал, а не в бутылку. Но кто и когда успел это сделать? До их прихода вряд ли. Никто не мог предугадать, куда сядет Ивашов-старший. Сергей сел у окна, но мог выбрать другое место. Отравители не стали бы полагаться на случай. Значит, яд подсыпали, когда они уже сидели в ресторане. Официант тоже исключается: Сергей следил за каждым его движением, чтобы не смотреть на отца. Больше никто и не подходил к их столику… Не подходил…
В памяти возник наглый Микки-Маус, приглашенный для компании, сидевшей у сцены, но почему-то вертевшийся возле них. А почему он, собственно, решил, что Микки-Мауса пригласили для веселой компании? Убийцы отца все хорошо просчитали. Когда в зал заходит аниматор, разве его кто-то опасается? И восточная красавица тоже появилась не случайно. Она отвлекла на себя внимание, когда Микки-Маус сыпал яд в бокал отца. Да, все сходится, иначе и быть не могло.
Сергей дал себе слово завтра, несмотря на занятость и усталость, съездить в кафе, чтобы подтвердить свое предположение. Перед глазами возник отец, умолявший его выслушать что-то важное. Может быть, потом, немного погодя, речь пошла бы вовсе не о наследстве, а о чем-то другом? Может быть, отец знал, что его жизнь висит на волоске, и хотел рассказать о своих проблемах? Какой же он был самовлюбленный, эгоистичный дурак, если его не выслушал! Человек просил о помощи и не получил поддержки у родного сына.
Сергей обозвал себя идиотом, тяжело поднялся и поплелся на кухню. Аппетит пропал, но до смерти захотелось выпить рюмку коньяку, успокоиться и привести в порядок мысли.
Сергей никогда не злоупотреблял спиртным, осуждал тех, кто считал его лучшим способом расслабиться, но сегодня ему хотелось именно коньяку, может, еще и для того, чтобы помянуть безвременно ушедшего отца.
Он открыл дверцу белоснежного кухонного шкафа, достал бутылку, уже початую (его друзья часто просили рюмочку), и, налив янтарной жидкости в хрустальную рюмку, залпом выпил. Коньяк обжег горло, кровь, казалось, забурлила в жилах, но ожидаемого успокоения это не принесло. Ивашов с неудовольствием поставил бутылку на место, сполоснул рюмку и, расстегивая рубашку, направился в ванную, чтобы принять горячий душ – проверенное средство. После него он всегда засыпал как убитый. И действительно, струи воды оказали на него волшебное действие. Мысли об отце и о собственной вине оставили молодого человека, и он, закутавшись в большое махровое полотенце, пошел в спальню и упал на кровать, дав себе слово следить за тем, как продвигается следствие по убийству отца, и, если понадобится, самому включиться в расследование. Уже сквозь сон он услышал, как трещит мобильный, но не протянул руку, потому что ни с кем не хотел говорить. Завтра, все завтра.
Глава 5
Вознесенск, 1965
Геннадий Беспальцев сидел в кабинете, рисуя простым карандашом по белому листку и пытаясь сосредоточиться. Он нарисовал что-то, похожее на каминные часы и саквояж Гольдберга, хотя никогда их раньше не видел – только слышал описание. В голове юлой, назойливо, завертелся вопрос: что же получается? Эти вещички – саквояжик и часики – стояли на видных местах, преступнику не пришлось бы их искать. Отсюда следовало: пытал он Моисея Григорьевича по другому поводу.
А по какому? Как ответить на этот вопрос? Да черт его знает. Отбросив карандаш, следователь потянулся за ручкой и быстро составил ориентировку на пропавшие вещи. Экспертиза по отпечаткам пальцев не была готова, пока неизвестно, чьи пальчики обнаружил всемогущий эксперт на стакане, и Геннадий, приготовив подробное описание пропавших ценностей, попросил секретаря разослать их по всем крупным городам в надежде, что преступник все же попытается их продать или еще как-нибудь засветит. Таинственный покупатель, имя и фамилию которого Гольдберг не стал сообщать племяннице (да и зачем?), не выходил из головы. Интересно, кто он, имел ли отношение к убийству?
Беспальцев достал пол-литровую банку, сунул туда кипятильник, весь покрытый белым налетом, и вставил вилку в розетку. Он очень любил пить чай и не представлял себе другого отдыха, кроме как за стаканом крепкого темно-коричневого напитка, особенно вприкуску с рафинадом. Покойная мама говорила, что его дед, проживший девяносто с лишним лет, тоже любил побаловать себя чаем с куском сахара. Вскоре в банке забулькало, и это уютное шептание словно на миг перенесло его домой.
Беспальцев никогда не заваривал чай в отдельной, предназначенной для этого посуде. Он кидал в старый граненый стакан три ложки черного, ароматного напитка и заливал все кипятком. Жена дивилась, как он может пить столько, сколько, по ее мнению, предназначалось на целый заварный чайник, и Геннадий отвечал, что именно в таких пропорциях получается то, что нужно. Майор достал ложку и уже собирался сунуть ее в банку из-под кофе, где всегда хранил чай, когда в кабинет без стука, запросто, как он всегда это делал, зашел Степаныч.
– О, чаек, – обрадовался он, бросив взгляд на закипевшую воду, – угостишь?
– Смотря что ты мне скажешь, – усмехнулся Геннадий. – А я посмотрю, стоят ли твои сведения стакана чая.
– Ох какие мы – Степаныч плюхнулся на стул и запустил руки в седые волосы. – Ну слушай. Умер твой Гольдберг не от побоев, а от остановки сердца. Видишь, как бывает: мужчина был довольно крепким для своего возраста, а сердечко не выдержало. Это первое. Второе – я отыскал хозяина пальчиков на стакане.
Следователь выронил ложку и подался вперед. Такого подарка судьбы он не ожидал:
– Неужели? Кто это?
– Олег Петрович Будченко, – радостно пропел эксперт. – Наш клиент, рецидивист, кстати, проживающий на соседней с Гольдбергом улице.
Беспальцев удовлетворенно кивнул:
– Молодец, Степаныч. Чай заслужил. Кстати, ты обедал? Жена приготовила мне бутерброды с паштетом, который сама сделала. Очень вкусный, будешь просить добавки.
Панков глотнул слюну и сморщил широкий нос:
– Да ну? Вот повезло мне. Представляешь, моя старушка уехала к дочери, так что я питаюсь в нашей столовой. Сегодня позже встал и не успел позавтракать.
Геннадий посмотрел на часы:
– Судя по всему, и не пообедал бы. Усаживайся поудобнее. – Он достал завернутые в газету бутерброды и разложил на тарелке. По кабинету разнесся умопомрачительный запах, и судмедэксперт закрыл глаза. – Бери, не стесняйся. Вот тебе и чаек. – Он бросил в кружку чаю и налил кипятку. – А я тем временем буду совмещать приятное с полезным, – Беспальцев снял трубку и принялся крутить диск. – Алло, Максим? Срочно разыщи мне личное дело Олега Петровича Будченко. Да, чем скорее, тем лучше. Это его пальчики мы обнаружили на стакане в доме часовщика. – Положив трубку, он улыбнулся, глядя, как Степаныч уничтожал бутерброд – так, что даже сытому есть захочется. – Моя Галя делает паштет из говяжьей печенки и добавляет туда свиное сало. Правда, вкусно?
– Нет слов, – отозвался Панков с набитым ртом и прислушался – Кажись, Вдовин. Он и ко мне так же робко стучится. Скромный молодой человек.
– Точно Вдовин, – кивнул Геннадий и крикнул: – Заходи, Макс.
