скачать книгу бесплатно
История изучения восточных языков в русской императорской армии
Михаил Казбекович Басханов
Русское военное востоковедение
Монография впервые в отечественной и зарубежной историографии представляет в системном и обобщенном виде историю изучения восточных языков в русской императорской армии. В работе на основе широкого круга архивных документов, многие из которых впервые вводятся в научный оборот, рассматриваются вопросы эволюции системы военно-востоковедного образования в России, реконструируется история военно-учебных заведений лингвистического профиля, их учебная и научная деятельность. Значительное место в работе отводится деятельности выпускников военно-востоковедных учебных заведений, их вкладу в развитие в России общего и военного востоковедения. Уникальность издания определяется как использованием при разработке темы широкой археографической и источниковедческой базы, так и новизной и оригинальностью концепций и подходов. Работа предлагается вниманию специалистов и широкого круга читателей, интересующихся историей русской императорской армии и военного востоковедения, а также вопросами восточной филологии, взаимоотношений России с сопредельными странами Востока.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Михаил Казбекович Басханов
История изучения восточных языков в русской императорской армии
© М. К. Басханов, 2018
© Издательство «Нестор-История», 2018
Посвящается Alma Mater – Военному Краснознаменному институту, его преподавателям и выпускникам.
Мы слишком близки к Востоку для того, чтобы интересоваться им только отвлеченно.
профессор И. П. Минаев
Из всех европейских армий только одна лишь русская армия соприкасается на огромном протяжении непосредственно с восточноазиатскими театрами войны, и она одна принуждена быть всегда наготове к борьбе с противником-азиатом, который так значительно отличается от каждого из противников-европейцев, и при том не в пользу господ европейцев. А эти условия ставят русскую армию в исключительное положение.
есаул П. З. Черепахин
Введение
Одной из наименее известных страниц истории русской императорской армии является организация изучения стран Востока и восточных языков. В русской армии интерес к подготовке военных специалистов со знанием восточных языков относится к периоду деятельности Петра Великого, когда была сформирована армия на регулярных началах. По мере расширения азиатских владений России и активизации ее колонизационной и оборонной политики на Востоке потребность в специалистах, знающих языки и страны Востока, непрерывно нарастала. Начало систематической подготовке военно-востоковедных кадров в русской императорской армии было положено учреждением в 1789 г. Омской Азиатской школы с целью подготовки административных кадров для пограничного управления Сибирской линии.
В первой половине XIX столетия развитие дела изучения восточных языков в русской императорской армии происходило под влиянием тех военно-политических задач, которые Военное министерство решало на Кавказе и в Средней Азии. Кавказская война и туркестанские походы имели важное значение для формирования у высшего военного руководства взглядов на необходимость знания восточных языков при ведении боевых действий на Востоке. С покорением Кавказа и Средней Азии и введением системы военно-народного управления потребность в специалистах со знанием восточных языков, религии, культуры, быта и обычаев местного населения еще более возросла. Для подготовки таких специалистов в военном ведомстве были открыты Неплюевское военное училище (1824 г.) и Новочеркасская войсковая гимназия (1850 г.): первое учебное заведение готовило переводчиков для русской военной администрации в Средней Азии, второе – для Кавказского края.
Середина XIX столетия совпала с началом Крымской войны (1853–1856 гг.), явившейся результатом обострения так называемого Восточного вопроса – борьбы европейских держав за военно-политическое и экономическое доминирование на Востоке. Война со всей очевидностью указала на возрастающие возможности турецкой армии и на способность Османской империи быть сильным противником, особенно при действиях ее в коалиции и при использовании европейского оружия. Опыт войны свидетельствовал о нарастании для России угроз и вызовов с Востока, и что для противодействия им русская армия должна быть в полной мере готова как в военном, так и в страноведческом и лингвистическом отношении. Ближайшим результатом переоценки Турции как военного противника стало открытие курсов турецкого языка в Императорской военной академии (1853 г.). Тем самым в России впервые была признана необходимость владения восточными языками для офицеров Генерального штаба, а сами восточные языки становились одним из факторов, которые подлежали учету при военном планировании.
Значительный прогресс в постановке изучения восточных языков в русской армии последовал после учреждения офицерских курсов восточных языков при учебном отделении Азиатского департамента Министерства иностранных дел (1883 г.). С этого события подготовка военно-востоковедных кадров переносилась на качественно новый уровень, который характеризовался основательностью и системностью востоковедного образования, большей ориентацией на реальные потребности штабов военных округов, дислоцированных на русской границе в Азии.
Конец XIX в. ознаменовался в истории русского военного востоковедения началом подготовки языковых специалистов непосредственно на азиатской окраине империи, в региональных центрах военного востоковедения. В 1897 г. в Ташкенте открылись курсы языка индустани (урду) с целью подготовки специалистов по основному языку мусульманских народов Британской Индии. Деятельность курсов имела важное значение для оборонных задач России в условиях нараставшего англо-русского соперничества в Центральной Азии. В связи с активизацией русской внешней и оборонной политики на Дальнем Востоке руководство военного ведомства обратило внимание на подготовку специалистов со знанием языков дальневосточных соседей России. В результате в 1899 г. состоялось открытие офицерского отделения в Восточном институте во Владивостоке, благодаря чему в русской армии впервые появились квалифицированные офицеры-востоковеды[1 - В настоящей работе применительно к военным специалистам с высшим военно-востоковедным образованием в качестве синонимичных используются названия – офицер-востоковед, офицер-восточник и офицер-ориенталист, – по примеру того, как они использовались в русской императорской армии.] со знанием китайского, маньчжурского, японского, монгольского, корейского и тибетского языков.
Война с Японией (1904–1905 гг.) вскрыла многие недостатки в подготовке армии к войне на Востоке и в системе подготовки военно-востоковедных кадров. Новый тип войны, развернувшейся на суше и на море, с участием массовых армий и привлечением новейших средств вооруженной борьбы, потребовал от русской армии пересмотра многих положений военного искусства, стратегии и тактики по самому широкому диапазону вопросов. Война выявила новую стратегическую реальность на Дальнем Востоке и специфику вооруженного противоборства с армиями Востока. Результатом осознания этой реальности стала военно-востоковедная реформа (1905–1911 гг.) в русской армии, которая предусматривала совершенствование системы изучения армий и государств Востока и реорганизацию процесса изучения восточных языков. В ходе реформы была принята концепция перехода от подготовки офицеров-восточников с высшим востоковедным образованием к подготовке офицеров-переводчиков с целью насыщения языковыми специалистами строевых частей в мирное время и боевых порядков войск на войне. Короткий опыт применения этой концепции не позволил сделать однозначный вывод о ее эффективности и жизнеспособности.
Одним из центральных элементов военно-востоковедной реформы явилась разработка и введение в действие нового «Положения об изучении офицерами восточных языков» (1911 г.). Положение предусматривало создание окружных подготовительных школ восточных языков при штабах военных округов – Кавказском, Туркестанском и Приамурском. Школы готовили офицеров-переводчиков для штабов и строевых частей русской армии, расположенных по обширному периметру русской азиатской границы – от Азиатской Турции до Японии. Таков общий абрис истории изучения восточных языков в русской императорской армии, которая будет в деталях предложена читателю настоящей книги.
Всего в военно-востоковедных заведениях русской императорской армии за период с 1883 по 1914 г. было подготовлено около 300 военных востоковедов, которые в разное время изучали в общей сложности 15 языков народов Российской империи и сопредельных стран Востока. Язык урду изучался в императорской России только в военном ведомстве. Изучение языку пушту было возобновлено в России также силами военного ведомства спустя полвека со времени первых попыток академика Б. А. Дорна организовать его изучение на факультете восточных языков Санкт-Петербургского университета[2 - См.: Материалы для истории факультета восточных языков: [в 4 т.]. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1905. Т. I. 1851–1864 гг. С. 301–302.]. Русские военные лингвисты также стали одними из первых в России, кто предпринял попытку научного изучения языков Памира и Гиндукуша – канджутского, шугнанского и читральского.
История изучения восточных языков в русской императорской армии – тема, которая долгое время незаслуженно оставалась в России как бы на периферии военно-исторических и востоковедных исследований. Причиной тому отчасти является тот факт, что тема междисциплинарна и лежит на стыке двух научных дисциплин – истории общего востоковедения и военной истории, что предполагает необходимость вовлечения в исследование принципов, методик и подходов, используемых как в востоковедных, так и в военно-исторических исследованиях. Между тем тема представляет несомненный интерес, поскольку позволяет существенно расширить наши представления об истории отечественного востоковедения и значительно дополнить сведения по одному из наименее известных разделов истории русской императорской армии. Новизна темы и отсутствие сколько-нибудь устоявшегося взгляда на вопрос потребовали не только установить исторические события, их последовательность и хронологию, но и представить вопрос в концептуальной форме, дать анализ господствовавших в русской армии основных идей, взглядов и подходов к изучению восточных языков в их эволюции и взаимосвязи. С этой целью в работе значительное внимание уделяется рассмотрению различных проектов, концепций и идей, которые помогают лучше представить тему изучения восточных языков в русской императорской армии.
Настоящая книга опирается на широкий круг источников – архивных, печатных, нарративных. Центральный массив сведений, представленных в исследовании, получен на основе изучения фондов Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), крупнейшего и уникального хранилища документов по русской военной истории. Наибольшую ценность представляют коллекции фондов высших и центральных военных учреждений и управлений, а также органов местного военного управления и подведомственных им учреждений: «Канцелярия Военного министерства» (Ф. 1), «Главный штаб Военного министерства» (Ф. 400), «Военно-ученый комитет Главного штаба» (Ф. 401), «Главное управление Генерального штаба» (Ф. 2000), «Главное управление военно-учебных заведений» (Ф. 725), «Николаевская академия Генерального штаба» (Ф. 544), «Штаб Туркестанского военного округа» (Ф. 1396), «Штаб Омского военного округа» (Ф. 1450), «Штаб Иркутского военного округа» (Ф. 1468), «Штаб Приамурского военного округа» (Ф. 1558), «Послужные списки офицеров» (Ф. 409). Весьма ценными для целей настоящей работы явились сведения из военно-востоковедных изданий императорского периода, хранящихся в научно-справочной библиотеке РГВИА.
Для разработки вопроса об истории офицерских курсов восточных языков при Азиатском департаменте МИД были широко использованы документы Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), прежде всего коллекция документов фонда «Учебное отделение восточных языков при Азиатском департаменте» (Ф. № 153).
Для реконструкции истории офицерского отделения Восточного института и, особенно, событий военно-востоковедной реформы использовались документы личного архива известного русского военного востоковеда П. В. Шкуркина (Shkurkin Far East Archive. San Pablo, CA, USA (ShFEA)). Документы Российского государственного военного архива (РГВА) позволили уточнить ряд вопросов, связанных с подготовкой военных востоковедов на офицерском отделении Восточного института и их дальнейшей служебной деятельностью.
В настоящем издании все даты приведены по старому стилю; названия органов государственного и военного управления, а также воинские звания соотносятся с конкретными эпизодами в фиксированный момент времени и могут быть различны применительно к одному и тому же учреждению или лицу в зависимости от времени повествования. Географические названия, кроме общепринятых, приводятся в соответствии с традицией их использования в императорский период[3 - Там, где имелась необходимость дополнить историческое географическое название современным, использовались сведения из специализированных справочников: Словарь географических названий Китая: [в 3 т.] / Ин-т Дальнего Востока АН СССР; [Сост. Я. А. Миропольский, Г. Е. Тихонова]. М.: Наука, 1984. 848, 258 с.; Словарь географических названий Кореи / Г. Е. Тихонова, Я. А. Миропольский; Гл. упр. геодезии и картографии при Совете Министров СССР. М.: Наука, 1973. 560 с.; Словарь географических названий Афганистана / Гл. упр. геодезии и картографии при Совете Министров СССР; [Сост. Гаврилова С. С., Ежов Г. П.]. М.: ЦНИИГАИК., 1988. 383, [1] с., и др.].
Русско-японская война 1904–1905 гг. в тексте книги дается как «русско-японская война» (без обозначения дат), как для удобства подачи материала, так и по причине явного анахронизма использования дат в указании события, не имевшего повторов в дальнейшей истории.
В книге в качестве справочного материала в виде приложений приведены списки выпускников основных военно-востоковедных учебных заведений русской императорской армии, а также основные законодательные и нормативные документы, которыми регламентировалось изучение восточных языков как в императорской армии в целом, так и в отдельных военно-востоковедных учебных заведениях. Книга иллюстрирована редкими фотографиями эпохи и документами.
Настоящая книга не смогла бы состояться без участия и поддержки многих специалистов – историков, лингвистов, архивистов, библиографов, фалеристов и др., которые на всем протяжении работы автора над темой оказывали широкое содействие полезными советами, замечаниями и предложениями, а также в поиске и подборе документов, биографических и библиографических сведений, иллюстративного ряда. Автор считает своим приятным долгом выразить слова благодарности академику М. И. Стеблин-Каменскому, профессору А. А. Колесникову, профессору Е. А. Резвану, Р. С. Авилову, А. И. Андрееву, Л. С. Афанасьевой, С. А. Баубековой, А. М. Буякову, Т. А. Вавиловой, П. П. Вибе, С. Ю. Врадию, А. С. Дыбовскому, Д. Н. Максимову, О. А. Сыромятникову, Н. К. Тер-Оганову, А. К. Терентьеву, А. А. Торопову, С. Л. Шевельчинской, В. В. Шкуркину, Э. Якобсону. Автор также выражает благодарность руководству и сотрудникам Российского государственного военно-исторического архива за оказанное содействие в работе с фондами архива.
Глава I
Становление системы подготовки военно-востоковедных кадров русской императорской армии (1789–1874)
Омская Азиатская школа
Начало систематической подготовке в России военно-востоковедных кадров было положено в эпоху императрицы Екатерины II с образованием в Омске Азиатской школы. К эпохе правления императора Александра I относится появление в России еще одного военно-учебного заведения с преподаванием восточных языков – Неплюевского военного училища в Оренбурге. Школа и училище были учреждены для пограничных сношений с народами Западной Сибири, Казахской степи и Средней Азии. Этим определялся и основной контингент обучавшихся в них – выходцы из казачьего сословия. В более поздний период в этих учебных заведениях получили право учиться дети из офицерских и солдатских семей, а также дети мусульманских чиновников, находившихся на русской службе. Азиатская школа и Неплюевское военное училище положили собой начало традиции системной подготовки в военном ведомстве собственных востоковедных кадров для службы на Востоке.
Омская Азиатская школа[4 - За время существования школы ее название несколько раз менялось: Омская Азиатская школа, Омское азиатское училище, Русско-киргизское училище и Омское училище азиатских языков. Cм.: Баринова К. В. К 220-летию Омской Азиатской школы (по материалам фондов Исторического архива Омской области) // Казахи России: история и современность: материалы Международной научно-практической конференции (20–22 мая 2009 г., Омск). Т. 1–2. Омск: Изд-во Ом. гос. ун-та им. Ф. М. Достоевского, 2010. Т. 2. С. 242–247.] была учреждена 25 апреля 1789 г. с целью подготовки кадров для пограничного управления Сибирской линии. Идея создания учебного заведения принадлежит командиру Сибирского корпуса генерал-поручику И. И. Шпрингеру, но непосредственно осуществлена несколько позже генерал-майором Г. Э. Штандманом. Деятельность школы регламентировалась Положением 1789 г., которое было переработано в 1792 г. Учебное заведение было основано на базе гарнизонной школы в Омске, в которой солдатские, драгунские и казачьи дети учились грамоте, арифметике и основам военного дела – «солдатской экзерциции». Первоначально школа имела в своем составе 25 учеников из детей чинов Сибирского казачьего войска. Позднее школа была преобразована в военно-сиротское отделение с классами топографов и съемщиков. Заведование отделением было возложено на смотрителя и его помощника. На содержание школы отпускалось в год 443 руб.
В Азиатской школе изучались татарский, монгольский и маньчжурский языки, как наиболее необходимые для сношений с коренными народами Западной Сибири и сопредельными Монголией и Западным Китаем. На маньчжурском отделении школы обучалось до 20 учеников при одном учителе, на маньчжурско-монгольском отделении – пять учеников и два учителя (монгольского и маньчжурского языков).
Выпускники школы занимали разнообразные административные должности по пограничному управлению – переводчиков и толмачей, участвововали в топографических работах, сопровождали с конвоями торговые караваны. В 1821 г. один из выпускников школы в качестве переводчика татарского языка состоял при помощнике смотрителя Омского военно-сиротского отделения Лещеве, которому было поручено с казачьим конвоем сопроводить до ущелья Джеты Огуз (южное побережье оз. Иссык-Куль) торговый караван, направлявшийся из Семипалатинска до китайского г. Кашгара[5 - Поездка стала первой глубинной разведкой подступов к Центральному Тянь-Шаню и рекогносцировкой путей, ведущих в Восточный Туркестан со стороны Западной Сибири. См.: РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 20648. Л. 1–49 об. Маршрут Омского военно-сиротского отделения смотрительского помощника 14-го класса Лещева, командированного в 1821 году из крепости Семипалатинской при купеческом караване под прикрытием казачьего отряда Киргизской степью по тракту к городу Кашкару.].
После 1821 г. на содержание Азиатской школы выделялись средства по линии министерств народного образования и иностранных дел. В 1821 г. последовало разрешение из числа учеников школы посылать шесть наиболее способных в Казанскую гимназию для дальнейшего совершенствования в восточных языках с оплатой обучения по 600 руб. в год до момента, когда эти ученики поступят в Казанский университет и перейдут на содержание университета. В 1823 г. в Казань для продолжения изучения восточных языков были направлены ученики школы Курбанаков и Бикмаев. Примерно с этого времени была расширена и учебная программа Азиатской школы, введены дополнительные предметы – Закон Божий, русский язык, география, история и основы математики[6 - Веселовский Н. И. Сведения об официальном преподавании восточных языков в России. СПб.: Тип. бр. Пантелеевых, 1879. С. 57.]. В таком виде Азиатская школа просуществовала вплоть до своего закрытия в 1836 г.
В августе 1829 г. Азиатскую школу посетил известный немецкий ученый Александр Гумбольдт, почетный член Петербургской академии наук, совершавший в то время обширную научную поездку по Азиатской России. В Омске Гумбольдту был оказан торжественный прием. Одним из центральных событий стало посещение Азиатской школы, во время которого к Гумбольдту, известному полиглоту, по очереди четыре ученика школы обратились с приветственным словом на русском, французском, монгольском и татарском языках. Посещение школы произвело на Гумбольдта очень приятное впечатление, о чем он сообщил министру финансов Российской империи графу Е. Н. Канкрину[7 - Переписка Александра Гумбольдта с учеными и государственными деятелями России / [Ред. коллегия: Д. И. Щербаков (отв. ред.) и др.]; [Акад. наук СССР. Ин-т истории естествознания и техники]. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1962. С. 80.].
Училище Сибирского линейного казачьего войска
22 августа 1826 г. в Омске было открыто училище Сибирского линейного казачьего войска[8 - Основано на базе Омского войскового казачьего училища (1813–1826).]. Директором училища был назначен полковник Н. Л. Черкасов. В октябре 1828 г. приказом командира Отдельного Сибирского корпуса генерала И. А. Вельяминова в ведение директора училища Сибирского линейного казачьего войска была передана Омская Азиатская школа[9 - Краткий исторический очерк Первого Сибирского императора Александра I кадетского корпуса. 1813–1913. М.: [Б. и.], 1915. С. 33.]. Мера эта была вызвана стремлением «вывести названную школу из ничтожного состояния, в котором она до того находилась». При этом школа административно подчинялась руководству училища, но сохранила собственную учебную программу и специализацию. В самом училище в это время восточные языки не преподавались.
Начало преподавания восточных языков в войсковом училище относится к 1835 г., когда для казачьих детей французский язык был заменен на татарский. В 1836 г. последовало окончательное слияние войскового училища и Омской Азиатской школы с образованием на базе училища особого класса восточных языков, в котором было продолжено обучение татарскому, монгольскому и маньчжурскому языкам (последний вскоре был упразднен)[10 - Там же. С. 38.]. Ввиду того, что из особого класса предполагалось выпускать не только переводчиков восточных языков, но и военных топографов, то учебная программа была частично расширена для обучения математике, основам геометрии и черчения. Общее количество учеников в особом классе составило 30 чел., которые занимались под руководством трех учителей на трех отделениях: топографическом (15 чел.), монгольского языка (5 чел.) и татарского языка (10 чел.). Срок обучения в особом классе составлял девять лет. Для обучения принимались дети от 10 до 12 лет, обладавшие хорошим здоровьем. На летнее время для речевой стажировки ученики отправлялись в близлежащие к Омску казахские аулы.
Сибирский кадетский корпус (Сибирская военная гимназия)
В 1845 г. училище Сибирского линейного казачьего войска было преобразовано в Сибирский кадетский корпус и подчинено Главному управлению военно-учебных заведений. В 1846 г. на отделении восточных языков Сибирского кадетского корпуса обучались 22 ученика. В январе 1847 г. отделение восточных языков в корпусе было закрыто, и его ученики переведены в специально учрежденное отделение восточных языков при Омском батальоне военных кантонистов[11 - С введением в России в 1810 г. системы военных поселений дети военных поселян были выделены в особую категорию «кантонистов». Они считались «собственностью» государства и содержались за его счет. Кантонисты старшего возраста для получения общего и военного образования поступали в резервные части. В 1826 г. школы при гарнизонных полках («военно-сиротские отделения») были преобразованы в роты, полубатальоны и батальоны военных кантонистов.].
В Сибирском кадетском корпусе после упразднения отделения восточных языков было продолжено преподавание татарского языка для детей из казачьего сословия. В 1853 г. было введено новое Положение о Сибирском кадетском корпусе. Срок обучения в корпусе составлял семь лет, обучение разделялось на периоды («классы»): подготовительный, общие (5 лет обучения) и специальный (офицерский) класс. По новому Положению, в учебной программе был оставлен татарский язык. В приготовительном классе изучение татарского языка заключалось в чтении печатных и письменных текстов, заучивании наиболее употребительных слов и выражений. В общих классах изучались основы грамматики и составление фраз (1-й и 2-й классы), переводы с татарского, ведение простых бесед и изучение идиоматических выражений (3-й), завершение изучения грамматики (4-й), несложные письменные сочинения и разговорные беседы (5-й). В специальном классе проводилась речевая практика татарского языка.
Изучение татарского языка продолжилось и после преобразования корпуса в Сибирскую военную гимназию (1866 г.) и велось вплоть до 1874 г. Вместе с тем преподавание татарского языка не предполагало подготовки переводческих кадров. Изучение татарского языка будущими офицерами было связано с задачами по военно-географическому изучению края и сопредельных стран Востока, а также с потребностями военно-народного управления. «Многонациональный состав населения региона, – справедливо указывает О. В. Гефнер, – делал актуальным для военнослужащих знание татарского языка, так как служба в Сибири и в Степном крае требовала от них умения общаться с инородцами»[12 - Гефнер О. В. Военные и культура в Западной Сибири в последней трети XIX – начале XX в. / О. В. Гефнер. Омск: Изд-во ФГОУ ВПО ОмГАУ, 2004. С. 107.]. Знание татарского языка, имевшего широкое распространение у народов Западной Сибири и Средней Азии, открывало большие возможности для выпускников Сибирского кадетского корпуса в их практической деятельности. Не случайно среди выпускников корпуса были такие выдающиеся исследователи Центральной Азии, как Г. Н. Потанин, Ч. Ч. Валиханов, Н. М. Ядринцев и др.
Особое отделение при Омском батальоне военных кантонистов для приготовления переводчиков (1850–1858)
25 августа 1850 г. состоялось Высочайшее утверждение «Положения об особом отделении при Омском батальоне военных кантонистов для приготовления переводчиков». Согласно Положению, особое отделение учреждалось «для приготовления на службу в Сибири переводчиков монгольского и татарского языков» (§ 1)[13 - Положение об особом отделении при Омском батальоне военных кантонистов для приготовления переводчиков. СПб.: Тип. Департамента военных поселений, 1850. С. 3.]. На отделении предусматривалось обучение до 30 воспитанников. Отделение находилось под общим руководством командира Отдельного Сибирского корпуса и в непосредственном заведовании командира 5-й учебной бригады военных кантонистов. Прямое управление отделением осуществлял командир Омского батальона военных кантонистов.
Право поступления на особое отделение предоставлялось преимущественно детям обер-офицеров и служащих Сибирского линейного казачьего войска, а также детям зауряд-офицеров[14 - Зауряд-офицер – в русской императорской армии военнослужащий, занимавший офицерскую должность, но не имевший офицерского чина.], гражданских чиновников казачьего сословия и представителям коренных народов края («азиатцам»). На учебу принимались дети в возрасте от 10 до 14 лет «здорового телосложения и умеющие читать и писать по-русски». Прием в отделение производился ежегодно в августе месяце, решение о зачислении на учебу принимал непосредственно командир Отдельного Сибирского корпуса.
Курс обучения разделялся на два класса: нижний и верхний, в каждом из которых воспитанники обучались в течение двух лет. На отделении изучались следующие предметы: Закон Божий; русский, татарский и монгольский языки; арифметика и геометрия; краткая российская история; черчение ситуационных планов. В свободное от изучения основных предметов время воспитанники занимались строевой подготовкой. Преподавание татарского и монгольского языков возлагалось на учителей, состоящих на службе в Сибирском кадетском корпусе. В летнее время воспитанники отправлялись в ближайшие к г. Омску казахские кочевья для «практического разговора в обучаемых азиатских языках» (§ 18)[15 - Положение об особом отделении при Омском батальоне военных кантонистов для приготовления переводчиков. СПб.: Тип. Департамента военных поселений, 1850. С. 7.].
При переводе воспитанников из класса в класс производились «частные испытания». Воспитанники, окончившие обучение в верхнем классе, ежегодно в мае месяце сдавали экзамен («публичное испытание») в присутствии командира Отдельного Сибирского корпуса, военных и гражданских чиновников, родственников воспитанников. Для экзаменов по восточным языкам по распоряжению командира корпуса назначались «особые экзаменаторы». Воспитанники, показавшие на публичных экзаменах отличные успехи в науках, в знании восточных языков и при примерном поведении, выпускались в переводчики: окончившие с отличным результатом производились в старшие урядники, остальные – в младшие урядники. В случае отсутствия вакансий переводчиков, воспитанники, происходящие из казачьего сословия, поступали на службу в Сибирское линейное казачье войско, впредь до открытия вакансий переводчиков. Лучшие из воспитанников, выпущенные в званиях старших урядников, по ходатайству командира Отдельного Сибирского корпуса, могли быть произведены в звания хорунжих.
С языков и продолжилось обучение татарскому и монгольскому языкам. Одновременно в училище Сибирского линейного казачьего войска в дополнение к имевшимся 30 ученикам, предназначенным для подготовки в переводчики восточных языков, приняли на учебу еще 20 учеников («казачьих малолеток») для подготовки из них учителей в школы Сибирского линейного казачьего войска. В 1859 г. в школе числилось 33 воспитанника, из которых в дальнейшем семеро поступили на службу переводчиками, а пятеро отчислены «по неспособности к наукам». В период с 1859 по 1867 г. в школе ежегодно обучалось около 35 учеников (при комплекте в 40 чел.), средний ежегодный выпуск переводчиков был незначительный – около пяти человек[16 - См.: Веселовский Н. И. Сведения об официальном преподавании восточных языков в России. СПб.: Тип. бр. Пантелеевых, 1879. С. 58. Н. И. Веселовский не до конца разобрался в системе военно-учебных заведений, существовавших в Омске в 1850-х – 1860-х гг. Омскую военно-начальную школу он именовал «Омским училищем», ошибочно полагая, что оно берет свое начало от училища Сибирского линейного казачьего войска.]. В 1866 г. набор учеников в Омскую военно-начальную школу был приостановлен, и в 1867 г. она преобразована в Омскую военную прогимназию[17 - Военные прогимназии были учреждены в 1867 г. для подготовки воспитанников из числа детей офицеров и чиновников к поступлению в юнкерские училища или (менее успешных) в специальные школы военного ведомства, готовившие унтер-офицеров для нестроевых должностей. С 1874 г. программы военных прогимназий были перестроены для подготовки выпускников в юнкерские училища. Срок обучения составлял четыре года. Выпускники военных прогимназий выходили на службу унтер-офицерами, с 1874 г. – с правами вольноопределяющихся 3-го разряда, а также могли переводиться в учительские семинарии и военные гимназии. После преобразования в 1882 г. военных гимназий в кадетские корпуса военные прогимназии были закрыты.].
При образовании Омской военной прогимназии комиссией Главного управления военно-учебных заведений, по представлению Западно-Сибирского губернатора А. П. Хрущева, было признано желательным создать отделение восточных языков на 30 учеников для подготовки переводчиков киргизского (казахского) языка для нужд войск Западно-Сибирского военного округа[18 - Н. И. Веселовский ошибочно указывал, что в программу Омской военной прогимназии было включено изучение татарского и монгольского языков. См.: Веселовский Н. И. Сведения об официальном преподавании восточных языков в России. СПб.: Тип. бр. Пантелеевых, 1879. С. 58.]. При этом указывалось, что «вместо отправления воспитанника в каникулярное время для практических упражнений в близлежащие аулы, полезнее иметь в отделении воспитателя, хорошо знающего киргизский язык»[19 - Записка Авилова. Л. 346 об.]. Программа обучения на восточном отделении в Омской военной прогимназии была идентична той, что была принята для Оренбургской военной прогимназии. Преподавание восточных языков в Омской военной прогимназии прекратилось в 1874 г. «ввиду изменившейся потребности в приготовлении переводчиков» для службы в Западно-Сибирском военном округе. Вместо восточных языков в прогимназии вводилось изучение французского и немецкого языков.
Неплюевское военное училище
К периоду царствования императора Александра I относится создание в Оренбурге Неплюевского военного училища[20 - В 1844–1866 гг. и 1882–1917 гг. училище носило название Оренбургский Неплюевский кадетский корпус, в период между указанными датами – Оренбургская военная гимназия.], которое в течение продолжительного периода времени готовило военно-востоковедные кадры для нужд Отдельного Оренбургского корпуса, а затем и для Оренбургского и Туркестанского военных округов. Училище открыто по Указу императора Александра I от 9 февраля 1824 г. и получило имя бывшего начальника Оренбургской экспедиции[21 - Оренбургская экспедиция (с 1737 г. – Оренбургская комиссия, 1734–1744) – государственное учреждение, ведавшее административным управлением коренных народов Оренбургского края, вопросами обороны российских приграничных районов и организацией торговли с народами Средней Азии.] Ивана Ивановича Неплюева (1693–1773), много сделавшего для развития Оренбургского края, в то время лишенного «самых примитивных условий общественного благоустройства» и находившегося в состоянии, которое вызывало «постоянную тревогу у русского правительства за безопасность разбросанных там поселений»[22 - Краткий очерк истории Оренбургского Неплюевского кадетского корпуса. Оренбург: Тип. А. Н. Гаврилова, 1913. С. 3. О деятельности И. И. Неплюева см.: Витевский В. Н. И. И. Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 г.: Ист. моногр. В. Н. Витевского [в 5 т.] / В. Н. Витевский. Казань: Типо-лит. В. М. Ключникова, 1889–1897.]. Наследники Неплюева также пожертвовали крупные денежные средства (11 000 руб.) на создание первого в Оренбургском крае учебного заведения. 24 февраля 1824 г. первым директором училища был назначен подполковник Г. Ф. Генс.
2 февраля 1825 г. военный губернатор Оренбургского края генерал от инфантерии граф П. К. Эссен торжественно открыл училище. Новое учебное заведение существенно отличалось от прочих учебных заведений военного ведомства как по своим задачам, организации и финансированию, так и по учебной программе и составу учащихся. Цель нового учебного заведения заключалась в том, чтобы «способствовать сближению азиатцев с русскими, внушать первым любовь и доверие к русскому правительству и доставлять этому отдаленному краю просвещенных чиновников по разным частям военной и гражданской службы»[23 - Краткий очерк истории Оренбургского Неплюевского кадетского корпуса. Оренбург: Тип. А. Н. Гаврилова, 1913. С. 5.]. В училище принимались не только дети русских офицеров и чиновников, служивших в Оренбургском крае, но и «дети киргизов, казаков, башкир, мещеряков и разного звания татар». Одной из главных задач училища была подготовка военно-востоковедных кадров для нужд Отдельного Оренбургского корпуса и администрации края. «Училище сие, – отмечалось во время официальной церемонии открытия училища, – есть первое в своем роде. Преподавание восточных языков составляет один из главных предметов обучения. Образование переводчиков, офицеров для иррегулярных войск[24 - Иррегулярные войска – войска, не имевшие правильной организации или по комплектованию, организации и обучению значительно отличавшиеся от регулярных войск. В русской императорской армии к иррегулярным войскам относились казачьи войска (до 1874 г.) и инородческие части.] здешнего корпуса и распространение просвещения между азиатцами есть цель сего заведения»[25 - РГВИА. Ф. 1754. Оп. 1. Д. 1. Л. 35 об. Описание торжественного акта открытия в Оренбурге Неплюевского военного училища.].
При открытии училище было рассчитано на 80 учеников, но в первый год своего существования имело лишь 20 воспитанников, половина которых была из числа мусульман. Для последних в учебную программу дополнительно вводилось изучение Корана и правил мусульманского вероисповедания. Училище состояло из трех классов: нижнего, среднего и верхнего; продолжительность обучения в каждом классе составляла два года. Из восточных языков преподавались арабский, персидский и татарский[26 - Встречающиеся в литературе сведения, что Неплюевское военное училище явилось первым военно-учебным заведением, где в обязательном порядке изучались восточные языки (см.: Матвиевская Г. П. Оренбургский Неплюевский кадетский корпус. Очерк истории. М.: Изд. дом Академии Естествознания, 2016. С. 13), нельзя считать обоснованными. Как уже было отмечено выше, первым подобным заведением в России явилась Омская Азиатская школа.]. В нижнем классе преподавали грамматику восточных языков, в среднем – синтаксис и написание сочинений по грамматическим правилам, в верхнем – чтение литературных произведений восточных авторов на языке оригинала[27 - Кононов А. Н. История изучения тюркских языков в России: Дооктябрьский период / АН СССР. Ин-т востоковедения. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1972. С. 189.]. Учебное время распределялось следующим образом: в нижнем классе на татарский язык отводилось шесть часов в неделю, на арабский и персидский – по три часа[28 - РГВИА. Ф. 1754. Оп. 1. Д. 1. Л. 13. Описание торжественного акта открытия в Оренбурге Неплюевского военного училища.].
В качестве учителей восточных языков были приглашены носители языка, предварительно прошедшие аттестационный экзамен. Учителем татарского языка был назначен сотник 9-го Башкирского кантона[29 - Кантон – военно-административная единица на территории Башкортостана (17981865 гг.). 9-й кантон находился на территории Оренбургского уезда Оренбургской губернии.] Хусейн Абдусалямов (преподавал в училище до самой своей смерти в 1828 г.). Преподавание персидского языка было доверено «находящемуся при мечети Менового двора» имаму Абдул-Гасан Сардакову[30 - Матвиевская Г. П. Оренбургский Неплюевский кадетский корпус. Очерк истории. М.: Изд. дом Академии Естествознания, 2016. С. 16.].
Среди воспитанников Неплюевского военного училища и Оренбургского Неплюевского кадетского корпуса особо следует отметить тех генералов и офицеров, которые оставили заметный след в истории русского военного востоковедения – генералы от инфантерии В. Д. Дандевиль и Н. Г. Залесов, генерал-лейтенант В. А. Карликов, генерал-майоры Д. А. Мельников, Р. Ш.-А. Сыртланов, А. К. Разгонов, полковник Д. И. Ливкин, подполковники М. А. Полумордвинов, Г. А. Панкратьев, Н. Н. Стромилов и др.
Среди выпускников Неплюевского военного училища были Мир-Салих Мирсалимович Бекчурин, Салих-Джан Кукляшев и Искандер Батыршин, которые затем преподавали в училище восточные языки. Бекчурин составил несколько учебников, среди которых наиболее известно «Начальное руководство к изучению арабского, персидского и татарского языков с наречиями бухарцев, башкир, киргизов и жителей Туркестана»[31 - Учебник издан в Оренбурге в 1859 г. и переиздан в Казани в 1869 г.]. Бекчурин также явился автором «Нового самоучителя татарского языка»[32 - Самоучитель издан в Казани в 1885 г. с последующим переизданием в 1893 г.] и казахского букваря. Батыршин служил драгоманом в Оренбургской пограничной комиссии, в 1858 г. в качестве переводчика участвовал в составе военно-дипломатической миссии Генерального штаба полковника Н. П. Игнатьева в Хиву и Бухару. Кукляшев по окончании филологического факультета (разряд восточной словесности) Казанского университета был назначен в 1836 г. в Оренбургское Неплюевское военное училище преподавателем арабского и персидского языков. Продолжительное время служил в составе Оренбургской пограничной комиссии переводчиком восточных языков. Известен как составитель татарской хрестоматии и словаря[33 - Кукляшев С.-Д. Татарская хрестоматия, составленная Салих-Джаном Кукляшевым, коллежским советником, старшим учителем арабского и персидского языков при Оренбургском Неплюевском кадетском корпусе. Казань: Унив. тип., 1859. [2], IV, 126 с.].
Подготовка переводчиков и толмачей в Неплюевском военном училище продолжалась без особых изменений до преобразований, внесенных в деятельность училища Оренбургским военным губернатором П. П. Сухтеленом. В сентябре 1831 г. он поднял вопрос об изменениях как самого Положения об училище, так и его организации. В основу реорганизации были положены соображения, изложенные Г. Ф. Генсом в рапорте к П. П. Сухтелену (21 августа 1830 г.), в котором он считал программу училища несколько перегруженной и предлагал точнее сформулировать ее цели. Генс, назначенный 1 января 1825 г. председателем Оренбургской Пограничной комиссии (с оставлением в должности директора училища), высказался за расширение программы подготовки переводческих кадров для нужд Оренбургского края. Генс отмечал в этой связи: «Пограничная комиссия, имея их весьма ограниченное число, должна употреблять в сей должности людей разного сословия, недостаточного образования и, кроме всего, за редким исключением, магометан, на которых не всегда можно положиться, особенно в делах тайных»[34 - Цит. по: Матвиевская Г. П. Оренбургский Неплюевский кадетский корпус. Очерк истории. М.: Изд. дом Академии Естествознания, 2016. С. 28.].
Основываясь на предложениях, высказанных Г. Ф. Генсом, П. П. Сухтелен в конце декабря 1831 г. направил в Совет о военно-учебных заведениях предложения по усовершенствованию учебной программы училища. Сухтелен предлагал сделать подготовку кадров более специализированной, в связи с чем считал необходимым разделить училище на два отделения – восточное и европейских наук. В первом отделении должны были обучаться «дети азиатцев и иноверцев», во втором – «русские, которые желают обучаться восточным языкам».
Новый проект училища и штаты были Высочайше утверждены 6 декабря 1840 г. По новому проекту, училище было выведено из подчинения Оренбургского генерал-губернатора и переподчинено Главному управлению военно-учебных заведений. Основные изменения затронули порядок преподавания европейских и восточных языков: было образовано два отделения – восточных и европейских языков. На восточном отделении при сохранении прежнего набора изучаемых языков произошло увеличение учебного времени, выделяемого для их изучения. В нижнем классе на изучение татарского языка отводилось в неделю двенадцать часов, в среднем классе – восемь и в верхнем (офицерском) классе – десять часов. Количество часов, отводимых на арабский и персидский языки, для всех трех классов было одинаковым – по пять часов в неделю. На отделении европейских языков вводилось преподавание французского и немецкого языков. На обоих отделениях преподавался русский язык, но на восточном отделении на него выделялось в два раза больше учебного времени. Кроме того, в программе восточного отделения отсутствовали такие предметы, как фортификация и артиллерия. Других существенных изменений учебная программа Неплюевского военного училища не претерпела и продолжала действовать вплоть до 1854 г., когда была введена новая программа. Окончившие восточное отделение прикомандировывались по линии пограничного управления в Оренбургском крае для занятия должностей, на которых было необходимо знание восточных языков.
С 1832 г. в училище татарский язык преподавал Мартиниан Иванович Иванов[35 - Кононов А. Н. История изучения тюркских языков в России: Дооктябрьский период / АН СССР. Ин-т востоковедения. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1972. С. 189.], который успешно совмещал преподавательскую деятельность с исполнением обязанностей переводчика при канцелярии военного губернатора. Иванов в качестве переводчика участвовал в Хивинском походе 1839–1840 гг., за свою деятельность во время похода был пожалован орденом Св. Станислава 3-й ст. В 1841–1842 гг. Иванов сопровождал в Петербург послов среднеазиатских ханов. Им были составлены «Татарская грамматика»[36 - Иванов М. И. Татарская грамматика, составленная Мартинианом Ивановым. Казань: Тип. Имп. Казан. ун-та, 1842. [12], IV, 341 с.] с «Татарской хрестоматией»[37 - Иванов М. И. Татарская хрестоматия, составленная Мартинианом Ивановым. Казань: Тип. Имп. Казан. ун-та, 1842. 8, VII с., 192, 174 с.] – лингвистические работы, способствовавшие распространению татарского литературного языка.
В апреле 1831 г. учитель арабского и персидского языков А. Сардаков вышел в отставку, и на его место был приглашен преподаватель Казанского университета П. И. Демезон (старший учитель в 1831–1836 гг.), впоследствии известный востоковед и исследователь Средней Азии. В 1836 г. Демезона, переведенного в Азиатский департамент МИД, сменил Салих-Джан Кукляшев.
В 1841 г. по инициативе директора училища Генерального штаба подполковника И. М. Маркова (вступил в должность в мае 1837 г.) в училище введены должности младших преподавателей восточных языков. Тем самым произошло подразделение преподавателей восточных языков на две категории – старших и младших. На должность последних были приглашены бывшие воспитанники училища, служащие Оренбургской Пограничной комиссии коллежские регистраторы Искандер Батыршин (татарский язык) и Василий Костромитинов (арабский и персидский языки). Костромитинов перед назначением на должность выдержал экзамен по восточным языкам в Санкт-Петербургском университете и был признан «способным к их преподаванию». В 1842 г. М. И. Иванов ушел в отставку по расстроенному здоровью, и место старшего преподавателя татарского языка занял В. Костромитинов. На должность младшего преподавателя арабского и персидского языков поступил М. Бекчурин.
В 1844 г. училище было преобразовано в Неплюевский кадетский корпус. В 1848 г. в России программы кадетских корпусов подверглись существенному изменению. В соответствии с ними, Неплюевский кадетский корпус был разделен на два эскадрона – первый и второй, с разными программами обучения. Для первого эскадрона была установлена программа, существовавшая в «европейском» отделении, а для второго – программа «азиатского» отделеления с изучением арабского, персидского и татарского языков[38 - Записка Симонова. Л. 1 об.]. В самостоятельные предметы были выделены физика, химия, механика, математическая и физическая география. Изменения коснулись и программ преподавания русской словесности и истории[39 - Аурова Н. Н. Система военного образования в России: кадетские корпуса во второй половине XVIII – первой половине XIX века / / Аурова Н. Н.; Ин-т рос. истории. Рос. акад. наук. М.: [Ин-т рос. истории РАН], 2003. С. 85.]. Однако каких-либо изменений в программе преподавания восточных языков не произошло. В 1854 г. было введено новое Положение о Неплюевском кадетском корпусе, по которому кроме трех ранее существовавших классов вводился «приготовительный» класс с двухгодичным обучением. В целях «ближайшего применения курса Оренбургского Неплюевского кадетского корпуса к мирным потребностям Оренбургского края и к специальному кругу службы кадет» преподавание европейских языков в первом «европейском» отделении было прекращено, а взамен введено преподавание арабского, персидского и татарского языков[40 - Записка Симонова. Л. 2.]. Одновременно были увеличены штаты преподавателей восточных языков.
Летом 1857 г. в Неплюевский кадетский корпус был командирован из Петербурга чиновник штаба Е. И. В. главного начальника военно-учебных заведений статский советник В. Н. Семенов, в задачу которого входило изучение учебного процесса в корпусе и выработка необходимых рекомендаций по его совершенствованию. Необходимость улучшения учебной программы корпуса признавал и новый оренбургский и самарский губернатор генерал-адъютант А. А. Катенин, считавший необходимым приблизить ее к программам других военно-учебных заведений империи. При этом учитывалось и недовольство дворянства Оренбургской и особенно Самарской губерний действовавшей программой, тем, что обязательное изучение в 1-м эскадроне трех восточных языков – арабского, персидского и татарского, лишало их детей прав, которыми пользовались выпускники других подобных военно-учебных заведений, и они были вынуждены служить на пограничной линии и в башкирских кантонах, «где в удалении от общества, не находя для себя никакого умственного занятия, забывая все, чему учились, они поневоле коснеют в праздности»[41 - Цит. по: Матвиевская Г. П. Оренбургский Неплюевский кадетский корпус. Очерк истории. М.: Изд. дом Академии Естествознания, 2016. С. 93.].
В. Н. Семенов по возвращении в Петербург представил проект (официально утвержден 30 января 1858 г.), согласно которому в Неплюевском кадетском корпусе сохранялась прежняя эскадронная организация, но было предложено, что в 1-й эскадрон будут приниматься только дети потомственных дворян, а во 2-й эскадрон – дети личных дворян, чиновников, духовенства, почетных граждан, купцов и «азиатцев». При этом детям потомственных дворян, желавшим изучать восточные языки, разрешалось поступать на учебу и во 2-й эскадрон. В виде поощрения для слушателей 2-го эскадрона было оставлено право для наиболее успешных в науках и поведении переводиться в 1-й эскадрон (с разрешения начальника края). Ввиду перегруженности предметами учебной программы 1-го эскадрона из нее были изъяты арабский и персидский языки и оставлены французский и татарский языки, один из которых являлся необязательным. Из учебной программы 2-го эскадрона изъят арабский язык, как «крайне трудный к изучению и малопригодный воспитанникам в будущем назначении их». Нетрудно заметить, что при такой организации корпуса и постановке учебной программы сословные ограничения выходили на первый план и ставили кадет, изучающих восточные языки, в положение изгоев. Это, безусловно, негативно отразилось на качестве подготовки военно-востоковедных кадров.
В связи с изменением учебной программы и упразднением преподавания арабского и персидского языков в 1-м эскадроне преподаватели этих языков С.-Д. Кукляшев и М. Бекчурин остались за штатом. С целью дать им возможность дослужить определенный для пенсии срок, по распоряжению А. А. Катенина, их оставили в корпусе еще на два с половиной года «для практических занятий с кадетами восточными языками».
Оренбургская военная прогимназия
В 1860 г. главным начальником военно-учебных заведений стал Великий князь Михаил Николаевич, под руководством которого началась подготовительная работа к реформе кадетских корпусов. В декабре 1862 г. проект реформы был Высочайше одобрен, и в следующем году началось преобразование в системе военно-учебных заведений. Кадетские корпуса были упразднены и взамен их созданы военные гимназии. В 1866 г. Оренбургский Неплюевский кадетский корпус был преобразован в Неплюевскую военную гимназию. Произошло изменение и учебной программы гимназии, в которой более не предусматривалось изучения восточных языков.
В докладной записке сотрудника Главного управления военно-учебных заведений подполковника И. С. Симонова «О преподавании восточных языков в Оренбургском Неплюевском и Сибирском кадетском корпусах» (1908 г.) указывалось, что в обоих корпусах «восточные языки преподавались со времени основания этих заведений до 1874 года»[42 - Матвиевская Г. П. Оренбургский Неплюевский кадетский корпус. Очерк истории. М.: Изд. дом Академии Естествознания, 2016. С. 93.]. Здесь имеет место очевидная неточность, связанная с тем, что Симонов по какой-то причине не разделил деятельность военных гимназий и военных прогимназий, действовавших в Оренбурге и Омске в одно и то же время. Именно прекращение преподавания восточных языков с целью подготовки переводчиков в новых военных гимназиях и вызвало к жизни проект учреждения отделений восточных языков при Оренбургской и Омской военных прогимназиях, о чем речь пойдет ниже.
В докладе начальника Главного управления военно-учебных заведений генерал-адъютанта Н. В. Исакова в Военный Совет от 12 июля 1868 г. о проекте учреждения особых отделений восточных языков при Оренбургской и Омской военных прогимназиях содержится указание на то, что к тому времени в Оренбургской Неплюевской военной гимназии восточные языки не изучались. «В настоящее время, – отмечалось в докладе, – преобразованная из кадетского корпуса, Оренбургская военная гимназия не имеет уже назначения приготовлять переводчиков восточных языков, а потому оказывается настоятельно необходимым неотлагательно открыть для этой цели особое заведение»[43 - РГВИА. Ф. 725. Оп. 6. Д. 3. Л. 359 об. Об учреждении особых отделений при Оренбургской и Омской военных прогимназиях для приготовления переводчиков восточных языков. Доклад в Военный Совет № 134 от 12 июля 1868 г.].
Прекращение подготовки военно-востоковедных кадров в Оренбурге не замедлило негативно сказаться на деятельности управлений вновь образованных Оренбургского и Туркестанского военных округов, а также в работе территориальных органов системы военно-народного управления. В конце 1867 г., в связи с преобразованием в России военно-начальных школ в военные прогимназии, Главное управление военно-учебных заведений направило командующим Оренбургского и Западно-Сибирского военных округов запрос о том, насколько соответствуют преобразуемые военно-начальные школы местным потребностям. В связи с этим командующий войсками Оренбургского военного округа генерал-адъютант Н. А. Крыжановский[44 - Крыжановский Николай Андреевич (1818–1888) – генерал-адъютант, генерал от артиллерии. Оренбургский генерал-губернатор и командующий войсками Оренбургского военного округа (1866–1881). Видный администратор Оренбургского края, особое внимание обращал на распространение общего и военного образования. При нем были основаны Оренбургское юнкерское военное училище и Оренбургская военная прогимназия.] распорядился создать особую комиссию для изучения вопроса о подготовке переводчиков восточных языков для нужд войск округа и администрации края. В феврале следующего года Крыжановский на основе заключения комиссии вышел с представлением на имя военного министра Д. А. Милютина о необходимости создать при вновь образуемой в Оренбурге военной прогимназии специального отделения для подготовки переводчиков восточных языков. Аналогичное предложение поступило и от командующего войсками Западно-Сибирского военного округа генерал-лейтенанта А. П. Хрущева.
Для рассмотрения предложений Крыжановского и Хрущева в Главном управлении военно-учебных заведений была создана комиссия под руководством действительного статского советника В. Авилова. В состав комиссии на правах эксперта вошел видный русский востоковед профессор факультета восточных языков Санкт-Петербургского университета В. В. Григорьев. Комиссия в целом согласилась с необходимостью учредить особое учебное отделение для подготовки переводчиков восточных языков. Было признано, что будущие переводчики должны пройти за время учебы полный курс программы военно-начальной школы, но «для большего сбережения времени на специальные занятия» из курса общеобразовательных предметов предлагалось исключить геометрию, рисование и чистописание[45 - Записка Авилова. Л. 342 об. – 343.]. Комиссия признала невозможным ввод в программу подготовки переводчиков особого курса географии Оренбургского и Туркестанского края, на чем настаивал генерал-адъютант Крыжановский. Для привлечения на учебу в отделение восточных языков как можно большего числа способных учеников комиссия признала необходимым сократить для выпускников срок производства в первый офицерский чин. Комиссия согласилась с мнением профессора В. В. Григорьева о том, что для поощрения будущих военных востоковедов следует принять особое постановление, по которому «занимать места по администрации в покоренных азиатских землях и по дипломатическим сношениям с прочими могут только лица, обладающие знанием нужных для того языков»[46 - Там же. Л. 343 об. К записке Авилова приложено мнение профессора В. В. Григорьева (Л. 358–358 об.). Примечательно, что Григорьев предлагал отказаться от подготовки военных переводчиков восточных языков и заменить их чиновниками, владеющими восточными языками. «На что дипломатическому агенту или административному чиновнику переводчик, – задавался он вопросом, – когда агент и чиновник эти сами умеют говорить и писать на тех языках, знание которых нужно им по службе». Здесь в Григорьеве, как в специалисте вопроса, больше сказывается академический, нежели практический опыт языковой деятельности. В знании и использовании иностранного языка Григорьев не делал разницы между профессиональной и вспомогательной функциями, между профессией и навыком. Сами переводчики для него – «это паразиты, зло, не масло, а песок в машине администрации». Григорьев также исключал возможность какого-либо участия правительства в поднятии престижа профессии переводчика: «Устранить невыгодность службы в должности переводчика восточных языков – не в силах правительства: это потребовало бы денежных расходов несообразных ни с какими существующими тратами, даже с тратами акцизного управления». Эта мысль весьма понравилась чиновнику военного ведомства, выделившему ее в тексте записки отдельной пометкой.].
Комиссия Авилова также рекомендовала в новом Положении об отделении переводчиков восточных языков указать, что в него «предполагается принимать также детей казачьего сословия как офицерского, так и нижнего звания, равно как и детей мусульман из пределов по сию сторону Урала, из пределов же по ту сторону его – детей только тех, которые известны правительству своею преданностью и заслугами»[47 - Записка Авилова. Л. 346.].
По результатам работы комиссии Авилова состоялось представление начальника Главного управления военно-учебных заведений в Военный Совет[48 - Военный Совет – коллегиальный орган Военного министерства, наделенный правом законодательной инициативы; подчинялся непосредственно императору, в круг его обязанностей входило обсуждение вопросов военного законодательства, решение наиболее важных хозяйственных дел, вопросов по устройству и организации армии и др.], в котором излагалось состояние подготовки военно-востоковедных кадров в Оренбургском крае и Западной Сибири[49 - РГВИА. Ф. 725. Оп. 6. Д. 3. Л. 358–362 об.]. В представлении отмечалась необходимость создания специальных учебных заведений для подготовки переводчиков восточных языков для нужд военного и административного управления и предлагался проект Положения об этих заведениях[50 - РГВИА. Ф. 725. Оп. 6. Д. 3. Л. 363–365. Проект Положения об особых отделениях при Оренбургской и Омской военных прогимназиях для приготовления переводчиков восточных языков.].
В соответствии с проектом Положения, отделения восточных языков учреждались для «приготовления переводчиков восточных языков для службы в Оренбургском, Туркестанском и Западно-Сибирском военных округах» (п. 1). Отделения были рассчитаны для обучения 40 учащихся в Оренбургской прогимназии и 30 – в Омской из числа тех, «которые уже говорят на местных восточных языках и изъявят желание готовиться в переводчики» (п. 2). Положением предусматривалось обучение в Оренбургской прогимназии персидскому и татарскому языкам, в Омской – киргизскому (казахскому) языку. Изучение восточных языков начиналось с третьего года обучения и продолжалось в течение всего четвертого года.
Программа первых двух лет обучения для слушателей восточных отделений совпадала с общей программой обучения, предусмотренной для остальных учеников прогимназий, за исключением таких предметов, как алгебра, геометрия, черчение, рисование и чистописание. По окончании четвертого года обучения слушатели восточных отделений оставлялись для продолжения образования на дополнительном курсе, который длился в Оренбургской прогимназии два года и в Омской – один год. В это время они должны были заниматься преимущественно изучением восточных языков, другие предметы из учебной программы были изъяты (за исключением Закона Божия и русского языка). Во время обучения на дополнительном курсе слушатели размещались отдельно от остальных учеников прогимназий и находились под «надзором особого воспитателя, говорящего на местном восточном наречии» (п. 3).
Для обучения восточным языкам предусматривалось иметь «особых преподавателей», а для практических языковых занятий – «специальных дядек», хорошо владеющих восточными языками и «из лиц надежной нравственности». Кроме того, в Оренбургской прогимназии одному из преподавателей восточных языков, выбранному директором прогимназии и утвержденному Оренбургским генерал-губернатором, за дополнительную плату поручалось «общее наблюдение» за ходом занятий в отделении (п. 4).
По окончании учебы переводчики получали аттестаты об окончании курса отделений и поступали в распоряжение штабов Оренбургского, Туркестанского и Западно-Сибирского военных округов. По выпуску из прогимназии переводчики получали по 100 руб. «в пособие на обмундирование» и «прогонные деньги» для проезда к месту службы (п. 5). Переводчики зачислялись на службу в военное ведомство вольноопределяющимися на нестроевые должности и получали соответствующий классный чин (п. 6).
В начале 1873 г. командующий войсками Оренбургского военного округа генерал-адъютант Крыжановский посетил с инспекцией восточное отделение Оренбургской военной прогимназии. По итогам инспекции он подготовил докладную записку, на которой стоит остановиться подробнее ввиду изложенных в ней взглядов крупного военно-административного деятеля на систему подготовки военно-востоковедных кадров и на предъявляемые к их деятельности требования. Документ интересен и в том отношении, что в нем указывается на необходимость привития военным востоковедам более широких и комплексных знаний (по географии, страноведению и пр.), а не только узкоспециального знания восточных языков. Мнение генерал-адъютанта Крыжановского диаметрально отличалось в этом вопросе от выводов комиссии Авилова, посчитавшей излишним курс географии в учебной программе отделения восточных языков. «При обозрении класса переводчиков, – отмечал Крыжановский, – я был неприятно поражен незнанием учениками самых простых вещей из географии Средней Азии. Невежество их особенно резко бросается в глаза, когда вопросы, им предлагаемые, касаются стран, можно сказать, только что сделавшихся известными в последние годы, а именно об тех-то странах первее всего придется им переводить разговоры, письма и бумаги. Названия различных пунктов, рек, озер, а также титулы управителей Коканда, Кашгара, Кульджи, Афганистана и пр. должны быть официальным переводчикам хорошо известны. Не надо забывать, что приготовляемые здесь переводчики будут употребляться не для разговоров обиходных, а для сношений политических. Они будут писать письма владетелям Средней Азии, переводить заключаемые с ними трактаты, излагать по-персидски Высочайшие повеления, переводить объявления, делаемые нашими начальниками различным азиатским племенам и народам, короче сказать, через их руки должны проходить дела, в коих одна ничтожная ошибка может иметь громадное влияние; и как же не предположить ошибок в переводе, производимом лицом, не знающим ни самых крупных событий последних годов, ни имен географических пунктов и лиц, связанных с этими событиями. По мнению моему, дело это столь важно, что география Азии должна составлять в школе переводчиков обязательный предмет и притом в таком объеме, какой для всей прогимназии не мыслим»[51 - РГВИА. Ф. 725. Оп. 11. Д. 152. Л. 12–13. Отношение командующего войсками Оренбургского военного округа на имя начальника Главного управления военно-учебных заведений.].
Следует обратить внимание на исторический момент, в который генерал-адъютант Крыжановский озаботился состоянием дел с подготовкой в вверенном ему военном округе переводчиков восточных языков – начало 1873 г., т. е. период активной фазы подготовки к Хивинскому походу, когда вопрос о переводчиках восточных языков приобрел особое значение. В марте 1873 г. при личном участии Крыжановского была составлена «Программа географии для отделения переводчиков Оренбургской военной прогимназии»[52 - Там же. Л. 4–4 об.]. Программа состояла из 13 пунктов и предусматривала изучение физической географии (включая орографию и гидрографию) Сибири, Киргизской степи и Арало-Каспийской низменности, административного деления русских владений в Азии с частным обозрением Уральской, Тургайской, Акмолинской, Сыр-Дарьинской и Семиреченской областей; общий взгляд на географию Южной Азии с упором на изучение горных систем (Гиндукуша, Болорских гор и пр.), перевалов и проходов в них. Отдельно ставились вопросы изучения этнографии Средней Азии – «пространство и народонаселение киргизских степей и Туркестанского края. Разделение киргизов на орды и племена, происхождение их; религия, этнография Туркестанского края: сарты, узбеки, таранчи и пр.; главные занятия жителей, торговля»[53 - РГВИА. Ф. 725. Оп. 11. Д. 152. Л. 4–4 об.]. Программа предусматривала краткое ознакомление с географией среднеазиатских владений – Бухары, Хивы, Коканда, Кундуза, Кашгара, Афганистана, Персии и Белуджистана и путей в них из Русского Туркестана, а также Индостана, Китайской империи, Азиатской Турции и Аравийского полуострова.
В 1868 г. в период обсуждения программы восточного отделения Оренбургской прогимназии Главное управление военно-учебных заведений отклонило предложение Крыжановского о введении расширенного курса географии Средней Азии «за неимением ни одного [учебного] руководства по этому предмету». В 1873 г., когда военные действия в Хиве были уже в самом разгаре, позиция Петербурга стала иной – Главное управление военно-учебных заведений просило Крыжановского подыскать для прогимназии учителя географии, на содержание которого управление готово было выделить 300 руб. в год.
В 1873 г. состоялся первый выпуск переводчиков восточных языков из восточного отделения Оренбургской военной прогимназии – всего шесть человек. Характерно, что за четыре года их обучения на восточном отделении мало кто задумывался не только о месте их будущей службы, но даже над тем, какой аттестат им надлежит выдать по выпуску из отделения. В марте 1873 г. директор прогимназии доносил в Главное управление военно-учебных заведений, что «по неимению указания формы и содержания встречается затруднение в их изготовлении»[54 - Там же. Д. 151. Л. 1. Рапорт директора Оренбургской прогимназии в Главное управление военно-учебных заведений, 15 марта 1873 г.]. Вместе с рапортом директор представлял и копию образца аттестата, разработанную в прогимназии и согласованную с начальником штаба Оренбургского военного округа[55 - Там же. Л. 3.].
Точно не известно, принимали ли выпускники первого выпуска Оренбургской военной прогимназии участие в Хивинском походе. Отрывочные сведения имеются лишь об участии в походе преподавателя персидского языка прогимназии Александрова, который в качестве переводчика сопровождал Генерального штаба капитана Л. Н. Соболева при исследовании им дельты р. Амударьи и земель каракалпаков. Александров занимался составлением списков поселенных мест (более 110), изучением судебной системы в Хивинском ханстве, состояния туземных школ, вел полевые лингвистические сборы. Им было записано значение 300 наиболее распространенных каракалпакских слов с указанием фонетической транскрипции[56 - См.: Аму-Дарьинская экспедиция. I. [Столетов Н. Г.]. Из донесений вице-председателю Общества начальника экспедиции Генерального штаба полковника Н. Г. Столетова // ИИРГО. 1874. Т. X, № 7. С. 238–239.].
В 1874 г. в связи с изменением учебных программ военных прогимназий, преобразованных для подготовки выпускников к обучению в юнкерских училищах, восточное отделение Оренбургской военной прогимназии было закрыто. Общее количество переводчиков восточных языков, подготовленных в Оренбургской прогимназии, остается неизвестным.
Отделение восточных языков Новочеркасской войсковой гимназии
В продолжение почти всей Кавказской войны в составе органов военного управления на Кавказе и в строевых частях кавказских войск отсутствовали профессионально подготовленные военные переводчики. Само количество штатных мест переводчиков турецкого и арабского языков в войсках Отдельного Кавказского корпуса в 1840–1850-х гг. было ограничено, и должности эти занимались по преимуществу из числа представителей кавказских народностей[57 - В начале 1850-х гг. штатные должности письменных переводчиков имелись при дипломатической канцелярии командующего Отдельным Кавказским корпусом, которые занимали майор И. Л. Цилосани (турецкий и арабский языки) и Мирза Фетх Али Ахундов (персидский и татарский языки). При отделе Генерального штаба в Тифлисе также имелись две штатные должности переводчиков, которые занимали офицеры Конно-мусульманского полка – майор Мирза Маггарем и поручик Магад Айгуни. Кроме того, по одной штатной должности письменных переводчиков имелось при штабе войск Кавказской линии в Ставрополе и при штабе командующего войсками в Прикаспийском крае в Темир-Хан-Шуре.]. По мере усложнения процессов административного управления Кавказом и боевой деятельности кавказских войск такое положение дел перестало соответствовать требованиям времени. В этой связи командование Отдельного Кавказского корпуса поставило перед Военным министерством вопрос о подготовке переводческих кадров для нужд корпуса в одном из учебных заведений Юга России. В качестве наиболее подходящего места для такой цели была выбрана Новочеркасская войсковая гимназия Донского казачьего войска, как расположенная в непосредственной близости к Кавказу.
История подготовки военно-востоковедных кадров на отделении восточных языков Новочеркасской войсковой гимназии восходит к 1843 г., когда последовало повеление императора Николая I об учреждении при Новочеркасской войсковой гимназии специализированного отделения «для приготовления переводчиков для Отдельного Кавказского корпуса»[58 - При составлении истории восточного отделения Новочеркасской войсковой гимназии использованы документы РГВИА (Ф. 1. Канцелярия Военного министерства) и работа священника Иоанна Артинского. – Очерк истории Новочеркасской войсковой гимназии / Сост. свящ. И. Артинский. Новочеркасск: Обл. В. Д. тип., 1907. V, 2–469, [4] с.]. В повелении указывалось количество обучающихся на отделении переводчиков, их образовательный ценз, а также общий проект учебной программы. Предполагалось, что основу программы будет составлять изучение языков и наречий народов Кавказа, выбор которых определялся по усмотрению командира Отдельного Кавказского корпуса. Организация отделения и общее руководство им возлагалось на наказного атамана Войска Донского. Весной 1845 г. проект Положения об отделении восточных языков при Новочеркасской войсковой гимназии был составлен в отделении по иррегулярным войскам Департамента военных поселений. 18 мая 1845 г. проект передан на рассмотрение Военного Совета[59 - Текст документа публикуется в Прил. № 11 настоящего издания.].
Необходимость учреждения отделения восточных языков была связана с потребностью иметь в кавказских войсках собственный кадр военных переводчиков из числа русских офицеров. «Молодые люди из азиатцев, – отмечалось в докладной записке канцелярии Военного министерства, – воспитывающиеся в военно-учебных заведениях, могли бы со временем образовать для войск наших хороших переводчиков, но благодетельные виды правительства в отношении этих юношей не всегда достигают своей цели. Так как для военных управлений верность переводчика вместе с его знаниями составляют главнейшее достоинство, то признано удобнейшим переводчиков образовывать из русских»[60 - РГВИА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 16088. Л. 29–29 об. Докладная записка канцелярии Военного министерства. Об учреждении отделения восточных языков при Новочеркасской гимназии, июль 1850 г.].
При разработке общей концепции деятельности отделения восточных языков было признано целесообразным в первую очередь готовить военно-востоковедные кадры для войск, действовавших на Кавказской линии и в Дагестане. Затем, по мере насыщения переводчиками войск на Восточном Кавказе, обратиться к подготовке переводчиков для войск Черноморской линии.
Одним из основных вопросов при разработке Положения об отделении восточных языков при Новочеркасской войсковой гимназии стал вопрос об оптимальном наборе восточных языков, который бы наиболее полно отвечал потребностям кавказских войск. В Высочайшем повелении 1843 г. об учреждении отделения восточных языков указывалось на необходимость изучения арабского, татарского, аварского и абхазского языков[61 - Там же. Л. 25 об. Доклад по Департаменту военных поселений, 22 июня 1850 г.]. Однако вскоре обнаружилось, что кавказские языки не имеют собственной письменности и их грамматика не разработана. Поскольку отменить Высочайшее повеление было невозможно, то в проект Положения об отделении восточных языков была внесена формулировка, что в нем «преподаются языки: татарский, арабский и – при отыскании учителей – аварский и абхазский» (§ 8 проекта Положения). В действительности изучение кавказских языков на отделении восточных языков так и не было организовано. Грамматики аварского и абхазского языков будут разработаны Генерального штаба полковником П. К. Усларом только накануне закрытия отделения, а на их издание потребуется еще почти двадцать лет.
26 апреля 1844 г. наказной атаман Войска Донского генерал от кавалерии М. Г. Власов в рапорте на запрос военного министра о восточных языках, предполагаемых к изучению в Новочеркасской гимназии, сообщал о целесообразности включения в программу нового отделения татарского, турецкого, персидского и армянского языков, а также одного-двух наиболее распространенных языков народов Кавказа[62 - Там же. Л. 19 об. Рапорт наказного атамана Войска Донского военному министру, 5 ноября 1846 г.]. Главнокомандующий Отдельного Кавказского корпуса генерал-адъютант князь М. С. Воронцов считал, что ввиду отсутствия письменных кавказских языков и неразработки их грамматик будет невозможно найти подходящих преподавателей кавказских языков. В связи с этим он предлагал ограничиться татарским, персидским и арабским языками[63 - Там же. Л. 20 об.]. В качестве преподавателей Воронцов предлагал пригласить выпускников Казанского университета. По его же инициативе в качестве преподавателя татарского языка в отделение был рекомендован учитель Санкт-Петербургского батальона военных кантонистов унтер-офицер Т. Н. Макаров[64 - РГВИА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 16088. Л. 26. Доклад по Департаменту военных поселений, 22 июня 1850 г.], который по Высочайшему повелению в 1840 г. был отправлен на Кавказ для изучения восточных языков.
Фактическое открытие отделения переводчиков произошло с задержкой в шесть лет, что явилось результатом межведомственных согласований по организационным вопросам и учебной программе. В июле 1850 г. проект Положения об отделении восточных языков при Новочеркасской войсковой гимназии был повторно внесен на рассмотрение Военного Совета, который рассмотрел и одобрил представленный проект. 18 сентября 1850 г. последовало Высочайшее утверждение «Положения об отделении восточных языков при Новочеркасской гимназии»[65 - Там же. Л. 35. Отношение военного министра на имя начальника Департамента военных поселений, 21 сентября 1850 г.]. В соответствии с Положением, отделение получало организацию и программу, отвечавшую «нуждам долгой и упорной войны за обладание Кавказом». На наказного атамана Войска Донского возлагалось общее руководство восточным отделением, он же обладал исключительным правом приема и исключения учеников. На руководство Новочеркасской гимназии возлагалась ответственность за то, чтобы «в военные переводчики Отдельного Кавказского корпуса не были выпускаемы молодые люди, недостаточно для сего подготовленные». Состоявшим при отделении преподавателям из числа как офицеров, так и гражданских лиц предоставлялись права и преимущества преподавателей военно-учебных заведений. В служебном отношении они наравне с прочими преподавателями подчинялись директору войсковой гимназии.
Общее количество воспитанников отделения определялось в 30 чел.: 20 воспитанников от казачьих детей Войска Донского, 10 воспитанников – от Черноморского казачьего войска. Подбор воспитанников осуществлялся строго по сословному признаку, выходцы из неказачьей среды не имели права обучаться на восточном отделении. Воспитанникам предоставлялись права наравне со студентами университетов. Наиболее отличившиеся в изучении восточных языков и обладавшие примерным поведением по выпуску награждались чином хорунжего[66 - Хорунжий – обер-офицерский чин в казачьих войсках, закрепленный в Табели о рангах в 1722 г. в XIV классе, c 1884 г. – в XII классе; соответствовал подпоручику в пехоте и корнету в кавалерии.], остальным присваивался чин урядника[67 - Урядник – унтер-офицерский чин в казачьих войсках.]. По поступлению на службу военным переводчикам назначалось двойное жалованье против окладов офицеров казачьих войск. Окончившие курс восточного отделения были обязаны прослужить в войсках Отдельного Кавказского корпуса шесть лет. Оставшимся на службе по истечении этого срока делалось добавочное жалованье в размере половины оклада казачьих офицеров. Положение, таким образом, впервые в истории подготовки в России военно-востоковедных кадров указывало на необходимость материального поощрения специальных знаний у офицерского состава и предельно ясно это регламентировало.
Впоследствии этот подход будет широко применен при организации подготовки военно-востоковедных кадров в специализированных учебных заведениях русской армии.
Курс обучения на восточном отделении составлял четыре года и разделялся на «первоначальный» и «окончательный», по два года в каждом. В программу обучения входило изучение арабского, татарского и аварского, а в качестве дополнительного и абхазского языка. Программа предусматривала как теоретическое, так и практическое изучение восточных языков с тем условием, чтобы «воспитанники, свободно изъясняясь на изученных языках, могли соответствовать своему будущему назначению»[68 - Артинский И. Очерк истории Новочеркасской войсковой гимназии / Сост. свящ. И. Артинский. Новочеркасск: Обл. В. Д. тип., 1907. С. 136.]. В соответствии с учебной программой предполагалось иметь пять учителей: по два преподавателя для арабского и татарского языков и одного для обучения аварскому языку. С тем, чтобы снизить нагрузку на воспитанников восточного отделения, директор гимназии получил разрешение исключить из учебной программы ряд предметов, обязательных для остальных гимназистов, – латинский и немецкий языки, высшую математику, сельское хозяйство и коммерческое практическое счетоводство. Посколько изначально отделение создавалось в виде «благородного пансиона», то в нем, по ходатайству директора гимназии, начиная с 1853 г., были дополнительно введены должности «инспектора» и «надзирателя». На содержание 30 воспитанников выделялась сумма в 5142 руб. в год. Всего же на содержание отделения, как воспитанников, так и чиновников, определялась в год сумма в 6808 руб. с тем расчетом, чтобы средства поступали от Донского и Черноморского казачьих войск пропорционально количеству воспитанников, определенных на учебу от этих войск. На Войско Донское приходилось две трети, а на Черноморское казачье войско – одна треть от общей суммы расходов.
Из гимназии востоковедная библиотека была передана в фонды гимназической библиотеки и продолжала там храниться до 1880 г., затем по просьбе Туркестанского генерал-губернатора К. П. фон Кауфмана была передана в Ташкент на формирование фондов Туркестанской публичной библиотеки. Всего в Ташкент было отправлено 54 наименования (112 томов) редких книг по Востоку и все 380 экземпляров «Учебника татарско-азербайджанского наречия», составленного преподавателем отделения восточных языков Новочеркасской войсковой гимназии Абуль-Гасанбеком Визировым[69 - См.: Артинский И. Очерк истории Новочеркасской войсковой гимназии / Сост. свящ. И. Артинский. Новочеркасск: Обл. В. Д. тип., 1907. С. 213.].
