скачать книгу бесплатно
Ожидавшие – бабушка Олимпиада Андреевна, Вероника и сам Валентин, мгновенно залившийся краской при появлении званой гостьи. Он вскочил с места, но отец решительным жестом дал понять, чтобы он оставался там, где находится.
– Сиди. Сиди. Уж я сам поухаживаю за дамой…
Легкая неловкость, которая возникла при ее появлении, вскоре исчезла… Анфиса включилась в разговор, ее расспрашивали о работе, о том, что интересного она переводит сейчас… Кухня и впрямь была замечательной – какие-то крохотные пирожки с мясной и рыбной начинкой, которые буквально таяли во рту, вкусные салаты…
Но все же Анфисе показалось, что легкий холодок имел место быть, хотя, возможно, ей это только показалось…
* * *
Он смотрел на толпу в аэропорту с выражением легкого превосходства. Если говорить честно, он не любил аэропорты и все, что с ними связано. И в отличие от других людей не дрожал от предвкушения путешествия или деловой поездки. Для него самолет являлся всего лишь средством транспортировки, как бы сухо и банально это ни звучало. Он вообще не был романтиком по натуре, и многие упрекали его за это. Но здесь он уже ничего не мог с собой поделать. Не его стихия… Он любил все рациональное, четкое, то, что можно выразить сухим языком отчета или цифр. Он помнил, как когда-то его любимая женщина говорила: ты просто невозможен, нет, правда, невозможен. При этом она так смешно растягивала слова и скашивала глаза, что было ясно: она просто посмеивается над ним. Впрочем, ей он мог простить многое, даже слишком…
Усилием воли он отогнал от себя воспоминания и сосредоточился на предстоящей поездке в Питер. Сначала туда. А потом в Москву… Он никогда не был ни в Питере, ни в Москве. Из-за страха, чувства опасности, которое с ним было всегда… Он дотронулся рукой до внутреннего кармана: там лежала записка с адресом и контактами одного типа, которого он собрался нанять для некоторых поручений. Этот адрес ему дал знакомый… Он надеялся, что все будет безукоризненно. Без срывов. Иначе дело, ради которого он приехал, не получится.
Питер… Там ему предстояла встреча, и от того, как она сложится, зависело многое… Объявили посадку на его рейс. Народ перед ним был весьма колоритный: две девушки, пожилой мужчина. Хотя, и здесь он усмехнулся про себя, его ведь тоже можно было отнести к разряду «пожилых». Подтянутый, с щеточкой усов… Глаз за очками не видно… Еще одна девушка стояла немного сбоку. У нее были пепельные волосы и светло-голубые глаза… Красивая… Но девушки для него давно уже стали заповедной территорией… Он собирался проживать строгую размеренную старость, полную спокойствия и гармонии, любимого Баха и Генделя. А девушки проходили по разряду «ненужное волнение». Поэтому их следовало избегать… Но эта и вправду была хороша… И такие глаза…
Неожиданно ему стало плохо. Он покачнулся, и тяжелая трость выпала из его рук и с грохотом покатилась по полу. Кто-то участливо взял его под локоть. Он открыл глаза.
– Вам плохо?
Та самая девушка смотрела на него, и в ее взгляде читались участие и тревога.
– Да-да. Вполне… – он говорил на русском с трудом, словно во рту перекатывались камни-голыши – неуклюжие, тяжелые… Он перешел на французский. К его удивлению, девушка подхватила его французский. Он не ожидал, что она так хорошо знает язык. Он внимательно посмотрел на нее: бывают же сейчас в России такие девушки! И хороша собой, и умница… и еще в ней видны изящество и то, что называется породой.
– Вам что-нибудь нужно?
– Нет, мне уже легче. Спасибо, – сказал он, растягивая слова, – благодарю.
Она ответила на итальянском. Это уже было слишком! Неужели немытая Россия стала родиной таких умных и красивых девушек? Здесь его охватило стойкое чувство, что он где-то ее уже видел. Память у него была не просто хорошая. А отменная… Но вот где…
* * *
Герман Салаев был одним из организаторов экспедиции в Ловозеро по следам Александра Барченко. На эту должность его назначил Мстислав Воркунов, руководитель фонда «За развитие Русского Севера». Герман буквально горел работой, этим делом, уточнял детали, составлял график, маршрут. Нанял толкового спеца – Николая Шепилова, который вскоре должен был выехать на место, согласовать маршрут уже непосредственно там, в том числе с региональными властями.
Анфиса приехала с важным сообщением, что к ним подключается один картограф, ради которого она и прибыла в Питер. Конечно, с Германом можно было решить вопросы и по телефону, но ее начальник любил, когда сотрудники общались вживую, контролировали друг друга, как мысленно добавляла про себя Анфиса.
Картограф Генрих Ямпольский оказался чудесным, беседа с ним пролетела за один-два часа, они сидели в кафе, пригревало солнышко, визави ее был стариком в дивном черном берете, его высохшие руки пестрели коричневыми пятнами, а глаза слезились, но взгляд был ясным, а голос звучал твердо – без дребезжания. Он опирался на трость из красного дерева, временами, когда он смотрел на Анфису, его взгляд приобретал странное выражение. Так, наверное, художник взирает на свою модель, прежде чем приступить к ее изображению. Чем-то ее собеседник напоминал старого орла, который сложил крылья, но по внутреннему призыву мог снова их расправить. Его нашел где-то Мстислав Воркунов, Анфисин шеф, дал его телефон и сказал, чтобы она срочно связалась с ним. Воркунов всегда умел выискивать первоклассных специалистов. У него просто был нюх на них. Вот и Генрих Ямпольский, который работал с картами, попал в поле зрения Воркунова.
– Интересное вы затеяли мероприятие.
– Да! – вдохновенно сказала Анфиса. – И я рада, что вы нам поможете.
– Придется покопаться в старых архивах. Как я понимаю свою задачу – нужно найти карты того времени, которые подробно бы описывали ваш будущий маршрут. И все нужно было сделать, как говорят студенты, еще вчера…
– Да. Время поджимает. Надеюсь, мы все рассчитали правильно, но вдруг… в таких случаях ничего нельзя знать наверняка, – сказала Анфиса.
– Это правда…
– Рада, что вы с нами будете сотрудничать…
Картограф, которого звали Генрих Викторович, бросил на нее взгляд, как бы предупреждая: «Нужно быть умеренными оптимистами».
Согласна, мысленно сказала про себя Анфиса.
Они расстались с Ямпольским вполне довольные друг другом. Потом Анфиса поехала к Герману Рустемовичу в гостиницу, где он остановился. Салаев принял ее в холле. Герман находился в Питере по своим делам. Экспедиция по следам Барченко, можно сказать, была его хобби. Но свои деловые проекты он не забывал, поэтому ему приходилось разрываться между своими двумя ипостасями: бизнесмена и исследователя-энтузиаста. В холле Анфиса утопала в мягком сливочно-белом кресле и смотрела на аквариум с рыбками. Когда она насчитала пятнадцать рыбок, перед ней вырос Салаев.
– Добрый день, – сказал он, усаживаясь напротив.
– Добрый день, Герман Рустемович. Вот прилетела сюда по делам и решила встретиться с вами.
Она давала краткий отчет по сделанному, когда поймала его отсутствующий взгляд. Пару раз он демонстративно посмотрел на часы.
– Вы торопитесь?
– Да, у меня запланирована одна встреча, – подтвердил он. – Боюсь, что не могу уделить вам много времени.
Анфиса внимательно посмотрела на Германа. Это был по-своему привлекательный мужчина сорока с лишним лет, крепкого телосложения, лицо с чуть раскосыми скулами… Внимательные карие глаза, которые в любой момент готовы вспыхнуть гневом. Герман мгновенно приходил в ярость, но также легко и остывал. Прощал ли он своих обидчиков, никто не знал, ведь он мог таить свои чувства до тех пор, когда представится удобный случай для мести…
Когда Герман пришел в их фонд, он стал не то чтобы ухаживать за Анфисой – для этого он был слишком высокого о себе мнения, – но оказывать ей недвусмысленные знаки внимания, намереваясь сделать ее своей любовницей. Впрочем, Анфиса подозревала, что Герман оказывает такие знаки внимания всем девушкам, которые встречались ему на пути… Просто ради мужского спортивного интереса. И вдруг! Он фактически обрывает разговор! Такого за все время работы с Германом еще не случалось. Анфиса сдвинула брови.
– Хорошо, если у вас еще есть вопросы, я готова их обсудить.
– Вопросов нет, – перебил ее Салаев, заметно нервничая.
Анфиса еще раз внимательно посмотрела на него: таким она Германа еще не видела. Он всегда был спокоен и невозмутим. Теперь же с него словно спала маска… На лбу мужчины выступили капли пота.
Однако!
Герман нервничает, с чего бы? Анфисе это в диковинку, и она смотрит на Германа пристально. В упор. А он явно хочет избавиться от нее.
– Ну так что? – и он демонстративно встает с кресла. – Спасибо за визит, Анфиса Николаевна. Хотя он был совсем необязательным. Мы все могли обговорить по телефону.
И зачем ты сюда приперлась, явно сигналил его взгляд… Только не говори, что хотела меня увидеть, я же помню, как ты меня аккуратно отшила. А ведь могли приятно провести время. И не верю я, что ты вся такая недоступная. И чего только ломалась? Целку из себя строила.
Ну ты не очень-то, в ответ просигналила ему взглядом Анфиса. Руки того… то есть мысли не распускай… С каждым, кто имеет на меня виды, я спать не собираюсь, и вообще я не обязана отчитываться вам, Герман Рустемович, почему я вас отшила. Не сошлись группой крови, как говорила одна моя давняя знакомая.
Какой еще группой крови?
Это всего лишь оборот речи…
Анфисе кажется, что между ними идет этот безмолвный разговор, и по мере его продолжения Герман Рустемович хмурится все больше.
– Рад был видеть, – выдавливает он, идя на попятную и пытаясь быть вежливым, несмотря на то что эта роль – не для него.
– Взаимно. Извините за беспокойство…
– Ничего. Все нормально. Мы же коллеги… Всего доброго… – он взял ее под руку и повел к выходу, чуть ли не подталкивая.
Она проскользнула в стеклянную вертушку дверей. На улице перевела дух. Интересно. С кем же у Германа встреча – с деловым партнером или… Анфису разбирало любопытство. Она быстрым шагом перешла на противоположную сторону улицы и оглянулась. Фигура Германа была видна через стекло. Он снова сел в кресло. Как на пост… Видит ли он ее сейчас? Анфиса нырнула в магазин, где продавалась посуда и сувениры. Теперь она, спрятавшись за полки с фарфором, хорошо видела Германа, а он ее, как она надеялась, – нет. Получился удобный наблюдательный пункт. Возможно, она узнает сейчас ответ на вопрос: почему же Герман Рустемович Салаев так поспешно вытолкнул ее из гостиницы.
В стеклянные двери вошел мужчина с палкой, и Анфиса замерла: он был ей смутно знаком… И здесь ее кольнуло узнавание. Это оказался тот мужчина, с которым она столкнулась в аэропорту. Тот самый, которого она удивила знанием иностранных языков. И что он делает у Германа…
Она чуть не задела локтем фарфор.
– Вам что-нибудь надо? – выросла около ее продавщица.
– Нет.
– У нас разнообразный товар на любой вкус. Вы можете выбрать подарок близким, сослуживцам, любимому человеку, другу…
Прямо на Анфису с полки смотрела фарфоровая собачка непонятной породы.
– Сколько стоит этот товар?
Девушка с густой челкой сняла фигурку с полки, перевернула ее.
– Три с половиной тысячи рублей.
– Беру. Упакуйте мне, пожалуйста.
– Будете платить наличными или картой?
– Картой…
Бросив взгляд в окно, Анфиса уже не увидела ни Германа, ни того иностранца. Они расстались или ушли в номер? Или куда-то еще?
* * *
– Представляешь! – со смехом рассказывала Анфиса. – В аэропорту один иностранец чуть не поперхнулся, когда я ему ответила на чистейшем французском. Он, видимо, из тех дремучих иностранцев, которые думают, что у нас здесь до сих пор медведи по улицам бродят, а жители ходят в шапках-ушанках и бренчат на балалайках.
– Бывают и такие. Хотя честно – это анахронизм, и такие люди должны уже вымереть, как мамонты. Это даже неприлично сейчас так думать о России. Нам все время приходится преодолевать эти стереотипы пропаганды, которые работают уж бог знает сколько времени. Наш МИД борется с этим, – голос Лавочкина звенел – неподдельный патриот родной конторы!
– Я тоже так считала до поры до времени. Но с одним из таких мамонтов столкнулась сегодня. Сама не поверила своим глазам и ушам. Но, как видишь, такие люди еще существуют. Хотя это просто смешно…
– Как съездила в Питер? – без всякого перехода спросил Валентин, глядя на Анфису исподлобья. Он так хорошо изучил ее или думал, что изучил – как полагает каждый влюбленный человек об объекте своего чувства. Сейчас ему казалось – в ней что-то не то. Какая-то излишняя возбужденность, Анфисе в общем-то не свойственная. Напротив, она обычно вполне уравновешенная и спокойная особа.
Сейчас они сидели в кафе недалеко от места ее работы за чашками капучино. Анфиса взяла себе еще десерт, который не столько ела, сколько задумчиво ковыряла ложкой.
– Хорошо. – Она откинулась на спинку плетеного стула. – Только мне показалось, что Салаев слушал меня как-то не очень внимательно. Хотя все должно было быть наоборот. Он же столько сил вкладывает в ту экспедицию… – при этих словах Анфиса задумалась.
– Тебе так показалось.
– Ничуть! Германа я знаю хорошо. А теперь он, похоже, потерял к экспедиции интерес.
– Тебе так кажется, – сказал Лавочкин, но уже менее уверенно.
– А вообще Питер прекрасен всегда. Я его люблю давно: нежно и пламенно. Чего стоят эти симпатичные львы на Аничковом мосту. Я каждый раз, когда приезжаю туда, прихожу с ними здороваться. Увидишь их славные морды – сразу настроение повышается.
– Фантазерка! Но Питер и вправду прекрасен. Я там не был… – Валентин поднял глаза вверх. – Год и два месяца. Многовато… Тянет туда поехать в самое ближайшее время, но не получится. Работа, дела… Не все могут сочетать приятное с полезным, как некоторые, – поддел ее Лавочкин.
Но Анфиса его не слушала.
– Как ты думаешь, почему Герман так рвался поскорее организовать эту экспедицию и вдруг словно теряет к ней интерес?
– Может быть, какие-то личные проблемы.
– Какие личные проблемы, когда все живут этой экспедицией… Организовывают все на местах, а тут…
Анфиса хотела сказать что-то еще, но осеклась.
– Я понимаю, – Валентин подкинул в воздух яблоко, но не поймал его, и оно с глухим стуком упало на землю.
– Растяпа! – беззлобно сказала Анфиса.
– Что делать! Придется потренироваться, чтобы в следующий раз поразить тебя цирковым трюком.
Когда Лавочкин ушел, Анфиса выпила крепкий чай и легла на узкую кушетку. После поездки в Питер в голове была легкая беззаботность, правда, она знала, что это ненадолго. И вообще современный человек не может позволить себе расслабиться в течение длительного времени. Это раньше жизнь была спокойной и размеренной и время текло по-другому. Анфиса представила, как дворяне совершали утром прогулки на лошади, потом – завтракали, читали книги, бродили по лугам… А сейчас… все в спешке, все на бегу: как бы чего не упустить, все успеть. Да еще эта странная эпидемия, накрывшая мир… Она вспомнила иностранца, с которым столкнулась в аэропорту, и подумала, что у нее возникло необъяснимое чувство, будто она с ним где-то уже встречалась.
Глава вторая. Запах тубероз и звуки танго
Если можешь, иди впереди века,
если не можешь, – иди с веком,
но никогда не будь позади века.
Валерий Брюсов
* * *
Павел Рудягин, следователь, сидел у себя дома, размышляя, чем бы ему заняться вечером. Телевизор он смотрел редко, фильмы и сериалы по интернету – тоже нечасто, гостей не принимал, так что оставалось только читать.
Он подошел к книжному шкафу и задержал дыхание. Он так делал почти каждый раз, когда близко видел полки, за стеклами которых поблескивали корешки книг.
Он до сих пор считал, что ему незаслуженно повезло получить квартиру в центре Москвы от родственницы, которую он даже не знал. Эта квартира когда-то принадлежала Нине Семеновне, Пашина мать была ее двоюродной племянницей. Так получилось, что завещание пожилой женщины стало неожиданностью для всех. Родственнички Нину Семеновну забыли, а вот мать Павла регулярно слала старушке открытки, несколько раз навещала ее, в чем потом призналась своим домашним, но не сразу, а спустя некоторое время. Дело в том, что мать в юности, как многие девчонки, хотела стать актрисой, приехала из Ярославля в Москву, чтобы подготовиться к экзаменам. Поселилась у Нины Семеновны, та готовила ее к выступлению перед экзаменационной комиссией. Мать до сих пор помнила, что учила басню Крылова «Стрекоза и муравей» и монолог Софьи из «Горя от ума» Грибоедова. Воспоминания юности не блекли. Матери казалось, что она и сейчас помнит свое волнение, отчаяние, надежду. Последняя и питала ее больше всего в этом полубезумном мероприятии. Нина Семеновна была доброжелательной, племянницу не отговаривала, хотя могла бы – с высоты лет, напротив – поддерживала, за что девушка была ей безмерно благодарна. Экзамены она благополучно провалила, вернулась к себе в Ярославль, поступила в вуз… Вышла замуж… Пошли дети. Сын Павел… после значительного перерыва – дочь Татьяна…
Нина Семеновна оставила эту квартиру Пашиной маме, а та отдала ее сыну, чтобы он переехал в Москву и там устроился на работу и вообще – начал новую жизнь. Вопрос с Пашиным трудоустройством решился довольно быстро. Однонокашник отца работал в МВД, обещал Паше содействие и свое слово сдержал. Паша стал работать следователем, первое время страшно боялся, что не справится и подведет коллег. Свое первое дело, связанное, как ни странно, с Пушкиным и его стихами, он никогда не забудет. Его коллега Светлана Демченко сказала, что действительно первое дело остается в памяти как первая любовь…
К Москве Паша привыкал постепенно. Не сразу вжился он в пространство города, которое поначалу казалось ему слишком шумным, чужим, порой – враждебным. Никому ни до кого не было дела. Паша ощущал себя без родных потерянным и одиноким. Друзья и знакомые подшучивали над ним, мол, нужно жениться. Но он считал, что в этом вопросе не может быть никаких правил. Не брать же в жены первую попавшуюся девушку только потому, что «надо». Кому это надо?
Коллеги по работе пробовали его знакомить с подходящими, на их взгляд, девушками. Но быстро поняли, что Паша не собирается строить серьезные отношения, поэтому отстали от него.
Вот сейчас Паша подошел к книжному шкафу, тут его взгляд скользнул на книгу, которую он купил в киоске у метро. Современный автор, броская обложка. Паше понравилась аннотация: «Книга рассказывает об одном из самых бурных и судьбоносных периодов в истории России – с начала Первой мировой войны и до середины двадцатых годов. Она основана на исторических фактах и документах…»
Паша уже начал читать эту книгу. Он взял ее с полки и раскрыл там, где оставил закладку: «В зале все сидели и смотрели на сцену. Оркестр играл популярное в тот сезон танго. Звуки пьянили, будоражили, уносили куда-то далеко-далеко… Наконец на сцену вышла она, певица, которую ждали. Яркая брюнетка невысокого роста в длинном черном платье с брошкой на груди. Матильда Французская…»
Паша оторвался от книги. Интересно: эта Матильда Французская – реальное лицо или вымышленное?
* * *
