скачать книгу бесплатно
На улице сегодня распогодилось: ярко и весело светило солнце, его лучи били прямо в глаза, отражаясь, от белоснежных сугробов и укатанных дорожек, словно от зеркала. «Надо было очки надеть!» – зажмурив глаза и не в силах разлепить веки, запоздало подумал Генри. Безбожно наморщившись и прищурившись, он практически на ощупь добрался до автомобиля. Сугроба на машине не было – снег не шёл со вчерашнего дня, и всё стало подтаивать на солнышке, бодро закапало с крыш домов. Путь до метро занял меньше пяти минут – настоящий рекорд скорости. Дороги оставались свободными, всё-таки субботний день, да и эпидемии народ побаивается, скорее всего. Все любят жаловаться на никчемную жизнь, а помирать всё равно никому неохота. Хотя русскому человеку всё нипочём, мы и на курорт едем отдыхать сразу после совершённого там теракта, не пропадать же путёвкам.
Вагоны метро тоже оказались полупустыми, запросто можно было даже присесть, не вызвав возмущения пожилых людей и их не ведающих сомнений добросердечных заступников. Но Генри предпочёл постоять, чтобы не мять дополнительно пальто и костюм, этим своим нелогичным поступком обратив на себя любопытное внимание немногочисленных попутчиков. Все пассажиры кроме него, помня видимо недавний завет Умищенко, прикрывали лица медицинскими масками. Так и ехали – одинаковые, словно клоны – изредка бросая друг на друга беспокойные взгляды, в которых явно проскальзывали затаенный страх и невысказанные вопросы. Генри нацепил наушники-капли и включил музыку в своём смартфоне. Поражающий воображение своим тембром знакомый с детства голос запел, утрированно растягивая согласные звуки:
Душу, сбитую утратами да тратами,
Душу стёртую перекатами, —
Если до крови лоскут истончал, —
Залатаю золотыми я заплатами,
Чтобы чаще Господь замечал.
Чтобы чаще Господь замечал!..
Уже не первый год его музыкальные предпочтения ограничивались в основном Высоцким, он буквально физически не мог больше слушать ничего другого. Время шло, и в знакомых с детства песнях открывались новые смыслы. Не больше месяца назад Генри вновь открыл для себя песню «Купола российские», слушал её и в метро, и на сон грядущий, смотрел видео одного из последних концертов автора, ворчал в адрес певца Григория Лепса, крайне неудачно, по мнению Генри, перепевшего это произведение. Поражался тонкому, почти незаметному упрёку, обращённому к богу, несмотря на своё всемогущество, забывающему порой о великой и несчастной стране. И в этом же упрёке непостижимо присутствовала вера в особое, более близкое внимание бога именно к России. Чуть ранее он также растворялся душой в песнях «Моя цыганская» и «Кони привередливые», а до этого заслушивался «Райскими яблоками». В этом был своего рода юношеский максимализм – у мужика сорока лет от роду – но вся остальная музыка, попадавшая в сферу его восприятия, на фоне творчества Высоцкого казалась безнадёжной фальшью или неинтересной банальностью. Мама и жена в один голос советовали ему в таком случае обратить внимание на классику, и он намерен был в ближайшее время последовать их советам, но вот пока как-то не сложилось.
Чуть не прозевав нужную станцию, он перебрался на Кольцевую, проехал до следующей остановки и пересел на Сокольническую линию. Вот и Черкизовская – конечная точка, пункт назначения тысяч «челноков» девяностых годов прошлого века. Для проведения предновогоднего торжества в этот раз руководство его предприятия арендовало несколько корпусов так называемого Измайловского кремля, весьма симпатичного, стилизованного под деревянный замок новостроя.
А на выходе со станции его ожидала Катя. И этот, ставший теперь очевидным, факт, что она действительно ждала его, и их договорённость не оказалась глупым розыгрышем, добавил несколько бонусов к его самолюбию, да и просто окончательно привел настроение в порядок. Девушка тоже была без медицинской маски. Белая норковая шубка поверх вечернего платья цвета слоновой кости, обворожительная улыбка, огонь в глазах, стремительность движений. «Надо было всё-таки погладить брюки», – Генри почувствовал себя неловко, как провинциал в Большом Театре.
– Привет, как настрой? – с напускной бодростью спросил он и улыбнулся. Он всегда считал свою улыбку главным инструментом обольщения противоположного пола, не терявшим, по его убеждению, своих свойств с возрастом. Впрочем, улыбка помогала ему чаще не в делах амурных, а на работе, в общении с женщинами средних лет, стоящих выше него по служебной лестнице. Улыбнёшься так лишний раз тётушке, которая уже привыкла к всеобщей ненависти, глядишь, и решился твой вопрос без лишних проволочек.
– За-ме-чательный! – Катя разве что не подпрыгивала на месте от переполнявшей её энергии.
«Господи, может, она под кайфом? – вдруг поймал он себя на крамольной мысли. – Да почему бы и нет, сейчас это совсем не удивительно. Впрочем, даже если и так, какое мое дело?»
Девушка взяла Генри под руку, и они, ни дать ни взять жених с невестой, зашагали к автобусу, из окон которого на эту парочку удивлённо взирали коллеги, доставляя ему этим своим вниманием немало удовольствия: «Будет о чём им посплетничать в понедельник!»
– Смотри-смотри, как пялятся! – фыркнула Катя, плотнее сжав его локоть своей ладошкой и рассмеялась.
Передняя дверь автобуса со змеиным шипением отъехала в сторону, они поднялись по крутой лестнице, прошли мимо водителя в тёплый уютный салон и уселись на свободные места – Катя ближе к окну, а он около прохода. Отъезжать не спешили, поджидали задерживающихся. Можно было закрыть глаза и запросто представить себе, что ты сидишь в автобусе не в зимней Москве, а где-нибудь рядом с аэропортом города Антальи, ожидаешь, когда тебя отвезут в отель, по дороге рассказывая о достопримечательностях Турции. Катя кокетливо откинула упавший на лицо локон и довольно громко, подпустив мёда в голосок, проговорила, обращаясь к Генри:
– Может быть, не пойдём на этот корпоративчик, а сразу ко мне? – Генри чуть не поперхнулся, но тут же сообразил, что сказано это, в основном, для их любопытствующих попутчиков.
– Ну, к тебе мы ещё успеем! – в тон ей ответил он. – Но, давай всё-таки посмотрим, для начала, чем нас сегодня собираются удивлять.
В салоне автобуса воцарилась абсолютная тишина, словно пассажиры ожидали продолжения их беседы. Катя вновь рассмеялась и отвернулась к окну. Да, теперь уж точно будет о чём людям посплетничать в понедельник. Но вот, наконец, выход со станции выплюнул очередную порцию их нарядных коллег, которые трусцой допрыгали до автобуса, ввалились в салон и распределились по свободным местам. Дверь с шипением закрылась, водитель повернул руль, автобус тронулся и медленно покатился к дороге. Катя положила голову Генри на плечо, они встретились глазами, и он ей подмигнул, вызвав лёгкую ответную улыбку. Через минуту она прошептала:
– Скажи, Генри, а почему ты Генри? Что за странное имя?
Обычно он не очень распространялся о происхождении своего имени, не любил говорить об этом с малознакомыми людьми, хотя с другой стороны, никакого секрета здесь не было. Раз уж девчонка проявляет к нему такой живой интерес, почему бы не рассказать ей.
– Мои родители, особенно мама, увлекались в молодости рассказами американского писателя О. Генри, слышала о таком? – Катя отрицательно покачала головой. – Его книги печатались в СССР, хотя и были в дефиците. Их можно было купить в книжном магазине, получив в нагрузку ещё килограмм макулатуры, и то, если очень повезёт. Этот автор в основном писал очень красивые и добрые рассказы о любви, человеческих взаимоотношениях. Твои ровесники сказали бы, что их «мимимишность» просто зашкаливает. Ты поищи в Интернете. Например, рассказ «Последний лист» или ещё лучше «Дары волхвов», очень рекомендую. Наверняка удастся бесплатно скачать. Так вот, сначала меня хотели назвать Геной, как моего деда, а потом подумали-подумали, и назвали Генри. Потому что созвучно и с дедом, и с этим писателем, видимо.
– А он уже умер, этот О. Генри?
– Да, умер ещё в начале прошлого века.
– Ой, ну тогда я не буду скачивать, ладно? Не люблю читать книги мёртвых людей! – такая, мягко говоря, непосредственность оттолкнула бы Генри от любого другого собеседника. Но в устах Кати даже эти слова прозвучали естественно и мило. Поэтому он оставил едкие замечания при себе и просто улыбнулся:
– Ну, не читай, если такая суеверная. Но тогда скажи, сама-то ты, что предпочитаешь в художественной литературе?
– Мне, например, нравится «ДухLess»[3 - Автор Сергей Минаев]. Я читала книгу и фильм смотрела. Фильм даже больше понравился.
Генри этот фильм тоже смотрел недавно вместе с женой, дома по кабельному. Честно говоря, не зацепило, так, посмеялся в некоторых местах. Как сказал один его знакомый, если б не голые бабы, то и вообще там смотреть было бы нечего. Ну а девочки, безусловно, смотрят на артиста, исполняющего главную роль.
Дальше ехали молча, тишину и спокойствие нарушали только двое коллег в разных концах салона автобуса, кашляющие наперебой. Благо ехать было совсем недалеко.
– А ты почему без маски? – спросил Генри свою спутницу, когда они выбрались из автобуса и направились к кукольным теремам Измайловского Кремля. – Не боишься заразиться и умереть?
– Умереть боюсь, только вот презервативы не люблю, во всех их проявлениях! – ответила она и неожиданно для Генри покраснела. А может быть, просто мороз подействовал. «А циничность-то твоя, девочка, напускная», – подумалось ему, хотя недавно он был уверен, что по этому параметру современная молодёжь даст ему сто очков вперёд.
Уже вечерело, и стало заметно холодней. Небо потемнело, и появились первые огоньки звёзд. Они прошли мимо громких аниматоров, наряженных царём и царицей, навязчиво ловящих глаза прибывших гостей, мимо Емели, развалившегося на русской печи, мимо лотков с водкой, ликёрами и настойками, икрой и блинами, замёрзшим на морозце мёдом и вареньем. Потом постояли и недолго посмотрели на кузнеца, стучащего молотом по заготовке подковы, замерзли и проследовали в главный терем. Всё это время девушка не отпускала руку Генри, словно боялась, что он её оставит и пойдёт балагурить с мужчинами. Отдавая шубу гардеробщице, Катя вдруг закашлялась и кашляла долго, никак не могла остановиться, а потом скрылась в дамской комнате. Генри закусил губу, с мрачным видом потоптался у гардероба, прошёл в зал, взял себе клюквенный морс в запотевшем стеклянном стакане, выбрав его из целой батареи бокалов и фужеров, хотя с удовольствием выпил бы вместо него горячего чаю, встал около колонны и принялся в ожидании спутницы рассматривать окружающих, прислушиваться к разговорам.
Услышанное им мало напоминало весёлый новогодний трёп. Потому что об эпидемии гриппа, не на шутку разбушевавшейся за рубежом и пока, казалось бы, щадящей Россию, говорили практически все. В помещении стоял гул сотен голосов. Подогретые алкоголем коллеги в выражениях не стеснялись, о конфиденциальности и политкорректности не заботились. Генри прекрасно слышал, как по его левую руку, в группе программистов обсуждали количество жертв вируса в Китае. Нетрезвый разговор постепенно выводил их к мысли, что для Китая с его огромной численностью населения подобные катаклизмы могут даже пойти на пользу. Вскоре замдиректора департамента автоматизации рассказал бородатый анекдот про то, как китайская армия высаживалась на берег небольшими отрядами, по пять-шесть миллионов человек, и раздался дикий хохот почти десятка мужских глоток. Однако Генри, всегда тонко чувствующий скрытые настроения и мотивы окружающих, ощутил присутствие в этом смехе не менее дикого страха, граничащего с истерикой.
А по его правую руку, стоящие тесной группкой девушки сплетничали о двух своих коллегах, которые вчера целый день на работе кашляли, сопливились и чихали, чем напугали весь оупен-спейс. А сегодня, видите ли, до них никто не смог дозвониться, так что они вряд ли приедут праздновать наступающий Новый год. Но в тоне этих молодых хищниц Генри никакого страха не почувствовал, одно только злорадство. Он в очередной раз вспомнил, с кем он работает – с акулами, волками и змеями. «По-моему, в нынешней ситуации злорадство равносильно непроходимой тупости, – подумалось ему. – Ведь завтра такие сплетни могут быть направлены уже на твой собственный счет, если, конечно, завтра останется, кому сплетничать!»
Тут Генри с некоторым недобрым удовлетворением ощутил эхо злорадства уже в своих мыслях. Но тут с ожидаемой стороны пришло спасение от очередного приступа самокопания – Катя, наконец, вернулась, подхватила его под руку и повлекла к коктейлям.
– Ты в порядке? – с тревогой спросил Генри, и сразу почувствовал, что сморозил глупость. Катя выглядела бледной, как смерть, а нос и кожа вокруг глаз наоборот порозовели.
– Всё оки, жить буду, но возможно не очень долго! – её смех казался искренним, хотя и не слишком весёлым, и Генри было приятно осознать, что его новая подруга вовсе не размазня. Если даже такая опасность её не страшит, то и неизбежное расставание после недолгого романа, при условии что он вообще случится, не выбьет её из колеи. «Да, все мужики – предусмотрительные и расчетливые сволочи!» – так самокритично отреагировал он на собственные мысли.
Следуя указаниям аниматоров, они вместе прошли по лестнице на три этажа наверх и попали в огромный банкетный зал, по всей площади которого располагались обеденные столы на десять персон каждый, богато накрытые блюдами с закусками. Официанты сновали в проходах между столами, разнося напитки. Впереди возвышалась сцена и два больших проекционных экрана, которые сейчас показывали какой-то банальный новогодний видеоряд с наряженными ёлками и звездами эстрады. Чуть громче, чем следовало для фона, звучала незапоминающаяся инструментальная музыка. Народу за столами сидело довольно много, тем не менее, то тут, то там видны были свободные места. Часы недвусмысленно показывали, что пора бы уже и начинать, однако организаторы чего-то ждали.
«Где народ-то? – подумал Генри. – Неужели эпидемия уже свирепствует в и России, а люди не пришли, потому что заболели или боятся заразиться?»
Он встал из-за стола, якобы чтобы размять затекшие ноги, сунул руки в карманы брюк и внимательно оглядел зал. Вокруг знакомые всё лица, так сразу и не определишь, кто есть, а кого нет. Вот только мгновенно стало ясно: за отведенным для высшего руководства столом не хватало главного действующего лица, равно как и его заместителя, и, по слухам, любовницы по совместительству. «Всё правильно, они летали на той неделе в Малайзию на симпозиум, там вполне могли заразиться», – отметил про себя Генри, уселся на свое место, а вслух громко сказал:
– Ну, пора бы уже начинать, а не то и присутствующие разбегутся! – чем вызвал многочисленные смешки в зале. Генри не считал себя заправским шутником, если и шутил иногда, то только наполовину, оставляя место серьезному в каждой своей фразе. Однако часто его фразочки имели невероятный успех к его собственному удивлению и передавались потом из уст в уста.
Наконец один из высших руководителей вышел на сцену, попросил выключить музыку и с обезоруживающей улыбкой сообщил, что мы ещё немного подождём, главный уже едет, начинать без него было бы неудобно.
– Ну ни фига ж себе! – подал голос сидевший напротив за одним столом с Катей и Генри Денис. Это был симпатичный молодой человек с подтянутой фигурой, которой Генри втайне немного завидовал. – В США объявлено военное положение!
– Да не может такого быть! Кто тебе сказал? С чего ты взял? – вопросы посыпались со всех сторон. Коллеги окружили Дениса, заглядывая в экран его планшета.
– Вот, на всех новостных сайтах пишут! – взволнованно ответил Денис, протягивая Генри планшет, и тот принялся читать вслух.
Открытая страничка гласила, что по причине катастрофического распространения эпидемии гриппа среди населения, а также в связи со смертью президента США, вся власть в стране – исполнительная, законодательная, судебная – временно, до устранения эпидемии, её причин и последствий, переходит к созданному Национальному Совету Обороны во главе с вице-президентом. Первым же своим решением НСО ввёл в стране военное положение, ограничив некоторые традиционные права граждан США, такие как свобода слова и передвижения. Движимое и недвижимое имущество граждан, находящееся в их частной собственности, может теперь временно изыматься властями в целях борьбы с эпидемией, сохранения порядка и отражения возможной внешней агрессии. Власти обязуются соблюдать принципы минимизации ущерба для населения и разумной достаточности экспроприаций. Кроме того, армии США передавались все полномочия по борьбе с мародёрами.
«Как же молниеносно всё переменилось!» – подумал Генри. Ведь ещё какую-то жалкую неделю назад смерть президента США стала бы мировой новостной сенсацией, которой журналистская братия кормилась бы немалый срок. А теперь эта новость преподносится как второстепенная, как одно из последствий грозных событий, охвативших весь мир. Самое пугающее, что ничего не говорят о биржевых индексах и курсах валют, как будто это уже никого не интересует.
– Да, а вот это уже по-настоящему серьёзно! – тот самый представитель высшего руководства, оказывается, стоял за спиной Генри и тоже внимательно слушал.
– Да нет, не просто серьёзно, это, если говорить без мата, катастрофа, настоящий коллапс! Особенно, если учесть, что ещё позавчера об эпидемии вообще никто ничего не слышал. Если события будут развиваться с подобной скоростью, то не поможет никакое военное положение, – говорила сотрудница бухгалтерии, а Генри наблюдал за эмоциями окружающих, удивляясь собственному спокойствию. – Как бы эти америкосы стрелять не начали. А то долбанут чем-нибудь термоядерным напоследок.
– Ну и что? – срываясь на визг, прокричала вдруг женщина в красно-чёрном платье, заставив окружающих ошарашенно повернуться в её сторону. – Какая разница, если скоро всё равно все умрут от гриппа. По мне, так уж лучше от ядерного взрыва, мгновенно. – она трясущимися руками налила себе фужер водки, забрызгав скатерть и платье, и принялась пить мелкими глотками, словно воду, потом поперхнулась, швырнула на стол фужер, чуть его не разбив, и, приложив ладони ко рту, побежала в сторону выхода из зала. Люди опускали глаза и нервно отворачивались, чтобы не видеть этой отвратительной сцены.
– Насколько я помню, в новостях говорили о нашей вакцине, которая проходит последние испытания? – включилась в разговор Катя.
– Новости всегда следует читать между строк. – задумчиво проговорил представитель руководства и удалился за свой столик.
На несколько минут повисла странная библиотечная тишина, которую прервало объявление человека в смокинге, вышедшего на сцену:
Уважаемые гости! К своему огромному сожалению вынужден вам сообщить, что приглашённая на наш сегодняшний праздник певица Вийонсе не сможет порадовать нас своим выступлением. – человек в смокинге отошёл от микрофона, освободив место молодой чернокожей женщине в теле. Она извиняющимся тоном сказала на английском несколько фраз, поклонилась и покинула сцену под сдержанные аплодисменты.
– Что она сказала? – спросила Катя.
– Она сказала, что очень расстроена трагическими событиями в её стране и во всём мире и не считает возможным выступать на сцене в такое время. Попросила прощения и ушла.
– Да, времена меняются. – пробормотал Денис. – Раньше, насколько я слышал, у артистов было принято играть до последней минуты, даже на тонущем корабле. – он налил себе виски, выпил и закусил одним из многочисленных канапе. Генри одобрительно за ним наблюдал.
– Генри, а Генри? – Катя взяла его ладонь в свои руки. – Может и нам не стоит тут слишком задерживаться? Между прочим, я не шутила, и мое предложение в силе, мы можем хоть сейчас сбежать ко мне!
Генри, честно говоря, ожидал такого поворота событий, хотя, впрочем, и не так скоро. Можно было бы ещё немного подождать, но интуиция подсказывала, что ничего хорошего и позитивного в этот вечер здесь не произойдёт.
– А что мы будем у тебя делать? – попытался он пошутить. По своему богатому опыту, приобретённому во времена бурной молодости, Генри знал, что такой вопрос в подобной ситуации вызывал у девушек весьма разнообразные реакции: некоторые смертельно обижались, другие включались в игру и пытались намекнуть на предстоящие развлечения. Этот вопрос был ещё и своеобразным тестом, прекрасно показывающим, стоит ли продолжать общение с этой конкретной подругой либо разумнее будет воздержаться.
– Ну, мы что-нибудь придумаем! – Катя будто бы не обиделась, но глазами всё-таки стрельнула.
Генри хотел ещё добавить, что женат, но решил не нарываться, опасаясь испортить вечер, тем более его семейное положение было Кате прекрасно известно. Они тихо встали из-за стола, прошли к гардеробу, оделись и вышли на улицу. Уход по-английски всегда был в стиле Генри, и ему понравилось, что Катя вполне понимает и разделяет эту его маленькую странность. Проходя по стилизованному под старину мостику к воротам, они успели в полной мере прочувствовать, что зима не собиралась сдавать свои позиции. А сегодняшняя дневная оттепель – просто временное ослабление лютой морозной хватки.
У ворот кремля стояли сразу три машины скорой помощи. Их водители, курившие рядом, подались было к Генри и Кате, но, поняв, что это не их клиенты, вернулись к своему занятию. «Наверное, уже за столом кого-то прихватило», – Генри впервые задумался, что и сам мог уже заразиться, и пока ещё прекрасное самочувствие грозило в любой момент обернуться своей полной противоположностью. Он снова, как и утром во время разговора с отцом, прислушался к себе. Никаких признаков приближающейся болезни и уж тем более смерти! А ещё, как и прошлым вечером, напрочь исчезла привычная тоска, вот уже несколько лет изматывавшая душу и сердце. Настроение было прекрасным и, казалось, улучшалось с каждой минутой, делая незначительными проблемы, ещё сегодня утром казавшиеся самыми важными делами в жизни. Генри чувствовал, что эта душевная лёгкость не только из-за волнующих перспектив вечера с Катей. Может быть, именно так душа ощущает приближение смерти как освобождения от забот и суеты? Генри поднял голову и посмотрел на яркие крупные звёзды, равнодушно сияющие на иссиня-чёрном зимнем небосводе.
– Ты как себя чувствуешь? – во второй раз за сегодняшний вечер осведомился он о здоровье спутницы.
– Лучше все-ээх! – пропела она.
– Ты сегодня так сильно кашляла, напугала меня, если честно. Как думаешь, не заразилась? – он впервые по собственной инициативе обнял Катю за плечи и приложился щекой к её волосам, ощутив нежный запах духов.
– Нет, это от курения. – Генри с подозрением оглядел свою спутницу. Курила девушка не много, да и редко встретишь курильщика, легко признающего курение причиной своего надрывного кашля. Почти любой курильщик признается, что простыл, подхватил заразу или даже воспаление лёгких, но ни за что не признает курение причиной своих проблем со здоровьем.
– Ну, смотри!.. Если что, сразу говори! – он неожиданно поймал себя на мысли, что сейчас общается с ней, как с ребёнком. Ну и что теперь с этим делать?
Такси ловили долго. Никто не останавливался, да и улицы казались теперь какими-то зловеще пустынными. Наконец, остановился аж целый Мерседес S600. Генри как-то удивительно легко договорился с водителем ехать на другой конец Москвы за пятьсот рублей, они плюхнулись на роскошный диван заднего сиденья и сразу стали целоваться. Катины губы оказались холодными и нежными, а её ладони – горячими и сильными. «За любое счастье и за любой грешок придётся платить», – непонятно из каких глубин всплыла незваная подленькая мыслишка, но думать её дальше не было никаких сил и никакого желания. Водитель включил тихую музыку без слов, поглядывал изредка в зеркало и посмеивался в усы. Один раз, кажется, даже подмигнул, встретившись взглядом с Генри. За хрустальной чистоты стёклами дорогой роскошной машины – чуда немецкого автомобилестроения проплывали нереальные миражи жёлтых огней московских улиц. Местами взмывали ввысь и медленно таяли искры преждевременных, а возможно, уже и неуместных салютов. До Катиного дома прилетели за рекордные двадцать минут, что ещё вчера в это время суток представлялось совершенно нереальным. Что такое двадцать минут в пути по московским меркам – да разве что со двора выехать. Выйдя с девушкой на морозный воздух, Генри попытался расплатиться с водителем Мерседеса, сунув ему тысячную и намереваясь не брать сдачи. Но новогодние странности продолжались – водитель денег не взял, только грустно пожелал им удачи и счастья. Так прямо и сказал:
– Удачи вам, ребята! А ещё настоящего счастья! – хлопнул дверцей и укатил в морозную ночь, подняв высокий торнадо снежинок.
Игнорируя лифт, они взбежали по лестнице на четвёртый этаж. Задыхаясь от едва сдерживаемого хохота, повозились с замком тамбурной двери, а затем с двумя замками двери Катиной квартиры – руки не слушались и путали ключи, и так не хотелось отвлекаться друг от друга – и ввалились в коридор. Катя заперла замок за своей спиной, пресекла дальнейшие поцелуи, предложила чувствовать себя как дома и, сбросив шубу, упорхнула в ванную, откуда немедленно послышался надрывный кашель, который не в силах был заглушить даже звук включённой воды.
«А ведь если она заболела, то и я уже заразился!» – подумал Генри, безуспешно пытаясь найти в себе хоть какие-то следы страха, печали или волнения по этому поводу. Он разулся, повесил пальто на вешалку в коридоре и прошёл в большую комнату, ступая по бежевому ковру с длиннейшим ворсом. Пушистый серо-голубой британский кот, сидевший на спинке кресла, сверкнул зелёными глазищами, недовольно мяукнул и удалился из комнаты, видимо в сторону кухни. В комнате, служившей очевидно гостиной, Генри присел в кресло и воспользовался пультом, чтобы включить телевизор и найти канал со спокойной музыкой. После пары десятков нажатий такой канал нашёлся, и Генри решил совершенно обнаглеть и перебраться на диван. Он прилёг, подложив под голову удобный валик подушки, и прикрыл глаза в ожидании Кати.
Он сидел на парапете из белоснежного мрамора, на самом краю пирса. Прямо под ногами тёмно-синие валики волн с шипением набегали на валуны, обросшие зелёно-коричневыми водорослями, превращались в белую пену, неспешно сползающую навстречу вновь и вновь накатывающим водным массам.
За шумом прибоя становился практически неслышным заливистый смех маленькой девочки, совсем крохи, игравшей в прятки с его сыном.
Бесконечный дождь, с завидным упорством уже несколько дней стиравший и без того эфемерные отличия весны и осени, наконец-то закончился, тёмно-серые тучи отступили в сторону горных вершин, видневшихся за морем у самого горизонта. Можно было спокойно сидеть или лежать, хотя бы и целый день, подставив подбородок пока ещё ласковым солнечным лучам. И ни о чём не думать. Можно не вспоминать о необходимости возвращаться в зимнюю стужу, как это бывало раньше, во время редкого семейного отдыха у моря, не приходится мучиться от этой безрадостной мысли, ведь никто не собирается делать такие глупости, и никакое возвращение на север в планы их компании не входит. Да и эта малосимпатичная городообразная клякса, широко раскинувшаяся далеко на севере и называемая Москвой, продолжает называться так только в его памяти, ну и в памяти ещё десятка-другого выживших людей. А не станет их, не станет и этого названия, а останется только огромная масса бетонных развалин, которые превратятся через какую-то сотню лет в холмистый лес. Особенно радует мысль, что можно не думать о зарабатывании денег на старость – даже если он до неё доживёт, никаких денег на свете теперь нет, вернее, эти разноцветные бумажки больше никому не нужны, разве что детям для забавы. Можно, да и просто уже необходимо, забыть об ипотеке и юридических проблемах с квартирой – всё жильё в этом мире, от обычных квартир до роскошных пентхаусов, от загородных коттеджей до средневековых замков, принадлежало теперь ему и его родным.
Над головой громко и отрывисто закричали чайки, устроившие соревнования в скорости и маневренности. В ярко-синем небе ни облачка, ни одного инверсионного следа от реактивных самолётов. Только бездонная голубизна да белоснежные резвящиеся птицы, время от времени попадающие в поле зрения.
Он всё-таки лёг спиной на парапет, вытянув ноги, и прикрыл глаза от солнечного света козырьком бейсболки.
Генри вздрогнул, просыпаясь и не узнавая окружающей обстановки. Через мгновение память о визите в Катину квартиру вернулась, одновременно со смутным беспокойством. Бросив взгляд на экран своего смартфона, он понял, что уже почти полночь – значит, проспал не менее трёх часов. Но где же Катя? Из ванной доносился шум льющейся из крана воды. Нехорошее предчувствие холодной змеёй просочилось к сердцу. Генри подошёл к двери ванной комнаты и осторожно постучал, потом ещё раз и уже громче. Не получив ответа, он приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Катя была там. Совершенно голая, она лежала на боку, ноги полусогнуты в коленях, плечи и лицо повёрнуты к потолку, глаза открыты. Казалось бы, Генри должен был оцепенеть от ужаса происходящего, да видимо такое бывает только в голливудских фильмах. Колени и руки не дрожали, и чувствовал он только бесконечную печаль и досаду. Только сейчас он обратил внимание, какие у неё удивительные глаза, большие и синие. И абсолютно неподвижные. Он подошёл к ней и проверил пульс, прикоснувшись к нужной точке на горле, как учили в детстве, в его спортивном прошлом. Пульса не было. Он дотронулся до горла ещё раз, потом поискал пульс на запястье – ничего. Катя была мертва. Тело оставалось ещё тёплым – видимо времени с момента смерти прошло всего ничего. Нигде не осталось никаких следов падения, крови не было видно ни на теле, ни где-либо ещё. Видимо Катя, когда ей стало совсем плохо, просто легла на пол, скрючившись от спазма, покорчилась на полу, пометалась и умерла. Может быть, звала его на помощь, но он дрых, как сурок.
Бросив последний взгляд на прекрасное, даже после смерти, тело девушки, так и не ставшей его, Генри вышел из ванной, прошёл в гостиную и сел в кресло, прислушиваясь к гулкой пустоте, разлившейся в груди. Как же всё это было бессмысленно!.. За годы своей латентной депрессии он привык закрываться от запредельных душевных страданий, научился рефлекторно отключать эмоции. Рефлекс, хорошо это или плохо, сработал и в этот раз. Немного подумав, Генри, как заправский психопат, хладнокровно вытер носовым платком вещи, к которым прикасался: пульт от телевизора, выключатель в гостиной, ручки на двери в ванной и в коридоре. Затем обулся и оделся, стараясь больше ни до чего не дотрагиваться, вышел из квартиры, не забыв протереть ручку входной двери, спустился вниз, не воспользовавшись лифтом, и вышел во двор.
Спустя несколько дней, вспоминая своё поведение в эти минуты, он понял, что поступил правильно, просто покинув квартиру. Можно было даже отпечатки пальцев не стирать. Когда бушует эпидемия и свирепствует смерть вокруг, кому какое дело, кто и почему был рядом с жертвой в её последние часы. Тем более он той ночью и сам мало надеялся пережить всю эту напасть. Таким образом, не было никаких особых причин ни соблюдать требования закона, ни опасаться уголовного преследования. Слава богу, хватило ума не вызывать стражей порядка, иначе всё могло закончиться совсем уж печально – он живо представил себя одиноко сидящим в запертом «обезьяннике» в отделении полиции, в окружении только мёртвых полицейских. Сколько бы он протянул без воды и еды в этой невесёлой компании?
Он шёл по улице, можно сказать, куда глаза глядят. Лишь бы подальше и поскорее уйти от злополучного места. Шёл и разглядывал звёзды, как в юности, во время частых ночных прогулок – сегодня небо стало настолько ясным, что можно было даже наблюдать млечный путь, словно летней ночью где-нибудь в глухой деревне. Хорошо и легко смотреть на звёзды, звёздное небо – это обезболивающее и успокаивающее для раненой души.
Только что, буквально на его глазах умер человек, девчонка, с которой вряд ли бы вышло что-то серьезное, но к которой он успел почувствовать не только покровительственную симпатию, но и некие более тёплые чувства, почти уже забытые с давних романтических времён. Шоковое рефлекторное отупение должно было уже закончиться, но где же нормальные в таких случаях эмоции: грусть, страх, жалость, обида? В душе обосновалась только тупая досада. И вовсе не от того, что сорвался вечер любовных утех, нет. Ведь не рассчитывал же он ни на что ещё сегодня утром, а Катино поведение днём казалось просто шуткой, и дальнейшие поцелуи могли поцелуями и остаться. Вышла бы девушка из ванной и сказала, что она так не может, а он не особенно бы и расстроился, пошли бы вместе на кухню чай пить и с котом играть. Но что-то такое всё же мелькнуло между ними, как мгновенный электрический разряд, как весёлая сумашедшинка, пришедшая в голову обоим одновременно. А теперь вот не осталось ничего кроме досады и пустоты. «А чего ты хотел, головой об асфальт биться? Это что ли нормальные эмоции в подобной ситуации? – Генри вдруг разозлился сам на себя, и ему показалось, что он рисуется перед самим собой со всеми этими досадами и пустотами. – Хватит уже нюни распускать, возьми себя в руки и иди домой, может быть, бог тебя хранит, и ты еще не заразился!» Его вдруг посетила мысль, что смерть Кати – это рубикон в его жизни, некая точка невозврата. Все предыдущие, не менее грозные и жуткие происшествия, произошедшие в последние дни в мире, не касались его лично, а вот мёртвая девушка в ванной, горячие поцелуи которой он ещё чувствовал на своих обветренных губах, разделила причинно-следственную цепь событий на две половины. Теперь всё, что случилось и ещё случится будет либо до, либо после Катиной смерти. Нет, не хочется так говорить, пусть будет просто: либо до, либо после Кати. Вот так. И прежняя опостылевшая, но такая привычная, жизнь осталась позади и уже никогда не вернётся. А в новой жизни ещё только предстоит что-то понять и выработать новые правила поведения и систему ценностей, приобрести новые знания и привычки.
Генри стремительно передвигался по тротуару, чеканя шаг, как бы попирая своими жёсткими подошвами всю вселенскую несправедливость. И только когда пальцы рук и ног совсем онемели от мороза, он поднял руку, призывая такси. Через минуту послышался тихий скрип тормозов и скрежет шипов зимней резины по асфальту. Генри бы не удивился, увидев вновь водителя «Мерседеса» – вот вопросов бы было, но это притормозил какой-то грустный и усталый кавказец на «Ладе-Приоре». Он за полторы тысячи рублей согласился довезти Генри до подъезда, и даже в течение всего путешествия ни разу не попросил показать дорогу, хотя и включил музыкальное радио, как он сказал, на армянском языке. Генри ничего не имел против армянского языка, хотя сейчас предпочёл бы все-таки коньяк, даже несмотря на то, что давно уже не пил алкоголя.
Дома Генри просто рухнул в постель и уснул мёртвым сном без сновидений.
***
Утром он первым делом поговорил по пока ещё работающему Скайпу с женой – что само по себе уже начинало казаться чудом. Сообщил ей, что здоров, как бык – а так оно и было, к его собственному удивлению. А о вчерашнем любовном приключении и о том, что за ним последовало, естественно предпочёл не распространяться. Жена в свою очередь поспешила успокоить его, рассказав, что все близкие тоже были в порядке, то есть никто вообще не заболел, только тесть ушиб палец на ноге, споткнувшись о порог. Но, честно говоря, в Пензенской области дела обстояли не так уж и радужно. Машин на улицах осталось мало, и это бросалось в глаза. Люди старались не высовываться лишний раз из домов – вот и кто их знает, живы ли они и просто прячутся либо померли уж давно. Несколько раз на дню во двор тёщиной пятиэтажки приезжала скорая помощь. Увезли Самохиных в полном составе, и бабушку у Борщовых. Но эти все вроде были живы, когда их увозили.
– Вы витамины-то пьёте? – Генри вспомнил про упаковку поливитаминов в виде шипучих таблеток, которые ещё в Москве сунул жене в сумку с вещами, и решил поинтересоваться, пригодились ли.
– Конечно, пьем, каждый вечер, даже тёщу заставляем! Да ты правда не волнуйся, всё будет хорошо. – уверенно сказала жена. – Мне кажется, мы бы уже заболели. Мы дома-то не сидели, общались во дворе со всеми, в магазин ходили и на рынок.
– Марин, слушай меня внимательно, пожалуйста! – Генри обрадовался уверенности жены, но следовало договориться, что делать, если события станут развиваться по наихудшему варианту. – И запоминай. Скорее всего, хорошо уже вряд ли будет. Я смотрю телевизор, смотрю, что происходит вокруг, слушаю, что люди говорят. Так вот, я уверен, эпидемия развивается пугающими темпами, и скоро всё рухнет. Понимаешь? Вообще всё! Выживут, я думаю, только единицы, если вообще кто-то выживет. Возможно завтра, край – послезавтра вырубится вся связь, сотовые, телевидение, Интернет. Не хочу тебя дополнительно пугать, но, короче говоря, ты запоминай! Если случится чудо, и мы вдруг не погибнем, то добираемся до моих родителей в Пензе, до их квартиры. Мы с отцом уже так договорились. Едем туда и ждём друг друга там, скажем, месяц или два. Или меньше, если все быстро приедут.
– А как добираться-то, если ничего работать не будет?
– Марина, ну чего ты как маленькая, что значит, как? Неужели не понимаешь?
– Ну, нет, если честно. Хватит мне загадки загадывать, говори уже!
– Хорошо. Значит, делаешь примерно так. Выходишь на улицу и выбираешь самую хорошую машину. Точнее ту, от которой удастся найти ключи. И едешь. В магазинах останутся тонны продуктов. Пока зима, холодно, мало что быстро испортится. В общем, разберётесь. Я, если жив буду, тоже к вам подгребу. Вместе и подумаем, как жить дальше.
– А как же мы ключи найдём?
– Марин, придётся по освободившимся квартирам походить, приятного мало, конечно, но на войне, как на войне!
– Господи, ужас какой-то… Генри, а вообще с чего ты взял, что все умрут, а мы с тобой выживем?
– Да есть предчувствие такое!.. И сны ещё странные… Потом расскажу. А самое главное, что мы с тобой здоровы и чувствуем себя до сих пор хорошо. Ну всё, берегите себя там! Я сейчас ещё со своими поговорю. Ну, давай, пока, моя хорошая!
– Пока, люблю тебя!
– И я тебя. – сказал Генри и повесил трубку.
