скачать книгу бесплатно
Кэл вновь сосредоточился на проблеме перехода в вертикальное положение. Пусть ковер отвлечет грузчиков хотя бы на время, мысленно просил он, чтобы успеть подняться на ноги. Ничто не смягчало немилосердный жар солнца, ни единого дуновения ветерка. Кэл чувствовал, как ручейки пота стекают по груди, как прилипает к телу белье. Очень осторожно он начал вставать, уперся в стену одним коленом, обеими руками намертво вцепился в кирпичи.
Внизу раздались радостные возгласы, когда ковер раскатали побольше.
– Ты только глянь, какая работа, – говорил Гидеон.
– Ты думаешь о том же, что и я? – спросил Базо, понизив голос.
– Откуда я знаю, о чем ты думаешь, если ты мне не говоришь? – отозвался Гидеон.
– Скажем, если снести его в лавку Гилкрайста… Можно получить приличную цену.
– Шеф узнает, что ковер пропал, – возразил Шейн.
– Потише, – Базо напомнил компаньонам о присутствии Кэла.
Но Кэл был слишком сосредоточен на своем нелепом хождении по канату, чтобы уличать кого-то в воровстве. Он сумел встать на стену обеими ногами и теперь готовился распрямиться во весь рост.
А во дворе продолжался разговор:
– Возьми-ка за тот край, Шейн, раскатаем его целиком…
– Как думаешь, он персидский?
– Не имею ни малейшего понятия.
Очень медленно Кэл встал, раскинув руки в стороны. Он старательно держал равновесие и отважился бросить быстрый взгляд на оконный карниз. Голубь все еще сидел там.
Снизу донесся шорох разворачиваемого ковра. Возгласы грузчиков перемежались словами восхищения.
Изо всех сил стараясь не отвлекаться на них, Кэл сделал первый неуверенный шаг по стене.
– Эй ты, – пробормотал он, обращаясь к птице, – помнишь меня?
Тридцать третий не обратил на него внимания. Кэл сделал следующий мелкий шажок, потом еще один, его уверенность крепла. Теперь он понял, как сохранить равновесие.
– Спустись ко мне, – льстиво произнес этот прозаический Ромео.
Голубь, кажется, узнал голос хозяина и наклонил голову в сторону Кэла.
– Иди сюда, мальчик… – звал Кэл.
Он протянул руку к окну и одновременно отважился сделать еще шаг.
И в этот момент другая его нога соскользнула или же под каблуком раскрошился кирпич. Он услышал собственный испуганный крик, от которого сидевших на карнизе птиц охватила паника. Они вспорхнули и улетели, а хлопанье их крыльев стало насмешливыми аплодисментами Кэлу, размахивавшему руками на стене. Он перевел блуждающий от страха взгляд с собственных ног на двор внизу.
Нет, не на двор. Двора не было – Кэл увидел ковер. Ковер был полностью раскатан и заполнил собой двор от стены до стены.
То, что произошло дальше, промелькнуло за пару секунд, но либо разум Кэла был быстр как молния, либо время исчезло, потому что ему показалось, будто в его распоряжении все время на свете…
Этого времени хватило, чтобы разглядеть волнующее хитросплетение узоров раскинувшегося внизу ковра, вселяющее трепет многообразие искусно вытканных деталей. От старости краски поблекли, пурпурный цвет стал розовым, а темно-синий – небесно-голубым, кое-где ковер был протерт до основы, но с того места, откуда смотрел Кэл, впечатление было ошеломляющее.
На каждом дюйме ковра были вытканы свои отдельные мотивы. Даже кайма состояла из разных узоров, немного отличавшихся друг от друга. Но впечатления чрезмерности не возникало, жадный взгляд Кэла явственно различал все фрагменты. Кое-где узоры соединялись и переплетались, а в другом месте разделялись, оставаясь рядом, как равные соперники. Одни держались внутри границ каймы, а другие выходили за нее, будто желая присоединиться к пиршеству красок в середине.
По всему полю ленты красок выписывали арабески на фоне знойных коричневых и зеленых оттенков. Формы, казавшиеся чистыми абстракциями – как страницы дневника безумца, – вытеснялись стилизованными флорой и фауной. Но это великолепие бледнело в сравнении с центральной частью ковра – гигантским медальоном, ярким, как летний сад. Там замысловато переплетались сотни мелких узоров, и глаз воспринимал их как цветы или формулы, упорядоченность или сумятицу, находя отголосок каждого мотива где-то в другой части грандиозного полотна.
Кэл охватил все это единым чудесным взглядом. Со второго взгляда видение стало меняться.
Краем глаза он заметил, что остальной мир – двор, грузчики, дома, стена, откуда он падал, – внезапно исчезли. Кэл повис в воздухе, и безбрежность раскинутого ковра, его поразительные узоры заполнили его разум.
Он увидел, что узоры движутся. Узлы дрожали, желая развязаться, цвета перетекали друг в друга, и из этого союза красок рождались новые мотивы.
Каким бы невероятным это ни казалось, ковер оживал.
Ландшафт рождался из утка и основы. Точнее, множество ландшафтов, нагроможденных в фантастическом беспорядке. Разве это не гора восстает из облака красок? А это разве не река? Разве он слышит не рев воды, которая пенится и падает в тенистое ущелье? Внизу раскинулся мир.
А Кэл вдруг сделался птицей, бескрылой птицей, замершей на один леденящий кровь миг в потоке упоительного воздуха, насыщенного сладкими ароматами. Одинокий свидетель чуда, дремлющего внизу.
С каждым ударом сердца глаза замечали все больше.
Озеро с мириадами островов, разбросанных по недвижной поверхности воды, как всплывшие на поверхность киты. Пестрое одеяло полей, чьи травы и злаки колыхались на том же ветру, на котором парил Кэл. Бархатистые леса взбирались по склонам гладкого холма, а на вершине его возвышалась сторожевая башня. Солнечный свет и тени облаков скользили по ее белым стенам.
По разным признакам это место было обитаемым, хотя людей Кэл нигде не заметил. Несколько домов виднелись у излучины реки, еще несколько замерли на краю утеса, искушая силу тяготения. Был здесь и город, похожий на кошмар архитектора: половина улиц безнадежно переплелись между собой, а другие заканчивались тупиками.
Столь же нарочитое пренебрежение к порядку Кэл замечал повсюду. Прохладные и жаркие области, плодородные и бесплодные земли сменялись наперекор всем законам, географическим и климатическим, словно все это создал некий бог, имевший слабость к противоречиям.
Как чудесно было бы погулять там, думал Кэл. В таком небольшом пространстве заключено такое разнообразие, что никогда не угадаешь, огонь или лед поджидает тебя за поворотом. Подобное многообразие выше понимания картографов. Быть там, в этом мире, значит переживать бесконечное приключение.
А в сердце этих ожидающих пробуждения земель размещалось, пожалуй, самое поразительное. Синевато-серое огромное облако, чья сердцевина пребывала в бесконечном движении, закручиваясь по спирали. Это зрелище напомнило Кэлу птиц, которые кружат над домом на Рю-стрит подобно громадному колесу небес.
Как только Кэл вспомнил об этом, он услышал крики птиц. В тот же миг ветер, поддувавший снизу и поддерживавший его, стих.
От ужаса у Кэла подвело живот: он сейчас упадет.
Крики сделались громче; птицы выражали восторг от его падения. Тот, кто узурпировал их стихию, кто сумел краем глаза узреть чудо, поплатится за это жизнью.
Он хотел закричать, но из-за скорости падения крик не успел сорваться с языка. Ветер ревел в ушах, дергал за волосы. Кэл попытался раскинуть руки, чтобы замедлить падение, но в итоге лишь перевернулся вверх тормашками, потом еще раз и еще, пока не перестал понимать, где небо, а где земля. И это уже милость, смутно подумалось ему. Он хотя бы не заметит приближения смерти. Будет просто кувыркаться и кувыркаться, пока мир не исчезнет.
Он пролетел сквозь тьму, не оживленную светом звезд, – голоса птиц все еще громко звучали у него в ушах – и сильно ударился о землю.
Было больно, и боль не проходила, что казалось странным. Ведь его всегда учили, что забвение лишено боли. И звуков. А здесь звучали голоса.
– Скажите что-нибудь, – требовал один голос. – Ну хотя бы «прощай».
Теперь послышался смех.
Кэл чуть приоткрыл глаза. Солнце светило ослепительно ярко, пока его не заслонил торс Гидеона.
– Вы ничего не сломали? – поинтересовался Гидеон. Кэл открыл глаза пошире. – Скажите что-нибудь, приятель.
Кэл приподнял голову и огляделся вокруг. Он лежал во дворе, на ковре.
– А что случилось?
– Вы свалились со стены, – ответил Шейн.
– Должно быть, оступились, – предположил Гидеон.
– Упал, – произнес Кэл. Он подтянулся и сел, чувствуя тошноту.
– Думаю, никаких серьезных повреждений у вас нет, – сказал Гидеон. – Несколько царапин, только и всего.
Кэл оглядел себя, убеждаясь в правоте грузчика. Он содрал кожу на правой руке от кисти до локтя и чувствовал слабость во всем теле от удара о землю, но никаких сильных болей не было. Единственное, что пострадало всерьез, – чувство собственного достоинства. Но от этого редко умирают.
Кэл поднялся на ноги, моргая и глядя в землю. Ковер прикинулся неживым. Никакой многозначительной дрожи в сплетении нитей, ни единого намека на скрытые высоты и глубины. И ни малейшего признака того, что остальные видели эти чудеса. Ковер был тем, чем он был: обычным ковром.
Кэл заковылял к воротам, пробормотав Гидеону слова благодарности. Когда он уже выходил в переулок, Базо сказал:
– Ваша птица улетела.
Кэл коротко пожал плечами и двинулся дальше.
Что же он сейчас пережил? Галлюцинацию, вызванную жарой или слишком скудным завтраком? Если так, видение было пугающе реальным. Кэл посмотрел на птиц, по-прежнему круживших над его головой. Они чувствовали что-то в этом месте, потому и собрались здесь. Или у них та же галлюцинация, что и у Кэла.
Он подвел итоги: единственное, в чем он был уверен, это в своих синяках. А еще в том, что находится в двух милях от отцовского дома, в городе, где прожил всю жизнь. И его, как заблудившегося ребенка, охватила тоска по дому.
IV
Контакт
Пересекая отрезок пышущей жаром мостовой между дверью отеля и стоящим в тени «мерседесом» Шедуэлла, Иммаколата внезапно вскрикнула. Она прижала руку к голове и уронила солнечные очки, которые всегда надевала в общественных местах Королевства.
Шедуэлл мгновенно выскочил из машины и распахнул дверцу, но его пассажирка отрицательно покачала головой.
– Слишком светло, – пробормотала она и неловко прошла через вращающуюся дверь обратно в вестибюль отеля.
Там было пусто. Шедуэлл поспешно последовал за ней и увидел, что Иммаколата отошла от двери подальше, насколько ее смогли донести ноги. Сестры-призраки охраняли ее, их присутствие искажало недвижный воздух, но Шедуэлл не мог сдержаться и упустить такую возможность: под предлогом вполне оправданного беспокойства он протянул руку и коснулся женщины. Подобный контакт был проклятием для нее и радостью для него. Радость усиливалась тем, что была запретной, поэтому он использовал любую возможность выдать прикосновение за непредвиденную случайность.
Недовольство призраков холодило его кожу, однако Иммаколата могла сама отстоять свою неприкосновенность.
Она развернулась в ярости от его наглости. Шедуэлл тотчас отдернул ладонь от ее руки. Его пальцы покалывало. Он считал минуты до того мгновения, когда ему удастся поднести их к губам.
– Прости, – сказал он. – Я забеспокоился.
Раздался чей-то голос. Из своего угла вышел портье с экземпляром «Спортивной жизни» в руке.
– Могу я чем-нибудь помочь? – спросил он.
– Нет-нет, – ответил Шедуэлл.
Однако портье смотрел не на него, а на Иммаколату.
– У нее, случаем, не тепловой удар? – спросил он.
– Может быть, – отозвался Шедуэлл. – Благодарю вас за участие…
Иммаколата отошла к подножию лестницы, подальше от испытующего взгляда портье.
Портье пожал плечами и вернулся в свое кресло. Шедуэлл подошел к Иммаколате. Она отыскала тень, или это тень нашла ее.
– Что случилось? – спросил он. – Просто из-за солнца?
Она не взглянула на него, но снизошла до разговора.
– Я почувствовала Фугу, – произнесла она так тихо, что ему пришлось задержать дыхание, чтобы услышать. – И кое-что еще.
Шедуэлл ждал продолжения, но его не последовало. Когда он уже был готов нарушить молчание, она снова заговорила:
– Где-то в глубине горла… – она глотнула, словно пыталась избавиться от чего-то горького. – Бич-Бич?
Неужели он правильно услышал ее? Иммаколата почувствовала его сомнения или сама разделяла их, потому что прибавила:
– Он был здесь, Шедуэлл.
При этих словах всего ее выдающегося умения владеть собой оказалось недостаточно, чтобы скрыть дрожь в голосе.
– Наверняка ты ошибаешься.
Она чуть заметно покачала головой.
– Он погиб и канул в прошлое, – сказал он.
Ее лицо казалось высеченным из камня. Двигались только губы, и Шедуэлл тосковал по ним, несмотря на то, что они изрекали.
– Такая сила не умирает, – проговорила она. – Она не может умереть до конца. Она дремлет. Она выжидает.
– Но чего? И зачем?
– Наверное, чтобы Фуга проснулась, – ответила она.
Ее глаза потеряли свой золотой цвет, сделались серебристыми. Капли менструума[2 - Менструум (в алхимии) – универсальный растворитель.], словно мерцающие в солнечном луче пылинки, падали с ее ресниц и испарялись. Шедуэлл никогда прежде не видел Иммаколату такой – она была близка к тому, чтобы выдать свои чувства. Зрелище ее уязвимости невероятно возбудило его. Член затвердел до боли. Однако она, судя по всему, оставалась равнодушна к его желанию или предпочитала ничего не замечать. Магдалена, слепая сестра, не была столь безучастной. Она, насколько знал Шедуэлл, жадно интересовалась теми субстанциями, какие проливают мужчины, и использовала их в своих жутких целях. Вот и сейчас ее силуэт, прилипший к углублению в стене, с головы до пят был воплощением этой жадности.
– Я видела пустыню, – произнесла Иммаколата, отвлекая внимание Шедуэлла от движений Магдалены. – Яркое солнце. Жуткое солнце. Самое пустое место на свете.
– Там сейчас находится Бич?
Она кивнула:
– Он спит. Думаю… он забыл, кто он такой.
