скачать книгу бесплатно
– Вот ваши Осинки! – сказал матрос, показывая Климу на старинный барский дом на холме.
Фильянчик направился к покосившейся пристани, и волна от его колеса чуть не перевернула тяжело гружённую лодку, в которой сидели две девушки в широкополых шляпах.
В Осинках сошли только двое – Клим и белокурый паренёк по имени Жора Купи?н. Он всю дорогу развлекал пассажиров стихами собственного сочинения и байками о своём папаше-портном, знаменитом на всю Нижегородскую ярмарку.
Матросы втянули сходни, и фильянчик двинулся дальше. Солнце припекало, ветер шевелил листву на столетних деревьях. Над прибрежными кувшинками носились стрекозы.
Клим взглянул из-под ладони на барский особняк. Издали он казался нарядным, но теперь было видно, что краска на его стенах облупилась, а штукатурка пошла трещинами.
Подхватив дорожный короб, Клим двинулся вверх по косогору, но остановился, услышав голос Жоры.
– Еленка! – кричал он, помахав рукой девушке в лодке. – Принимайте гостя!
Может, спросить у него, где найти графиню Одинцову? Он говорил, что всех знает в Осинках.
Клим спустился назад к пристани и замер. Лодка причалила, и из неё на поросшие мхом мостки выбралась Нина – босоногая, в мокром до колен чёрном платье. Пока она придерживала корму, Жора с Еленой вытащили из лодки большое церковное паникадило. Втроём они перенесли его на песок.
– Архип ночью залез в нашу домовую церковь и вынес оттуда всё, что смог, – сказала Нина, тяжело дыша. – Я сразу поехала к нему разбираться, а Елена за мной увязалась.
– Да разве можно было пускать тебя одну? – возмутилась та.
Нина наклонилась, чтобы вновь взяться за паникадило, и из кармана её юбки вывалился небольшой револьвер.
– Откуда он у тебя? – изумился Жора.
– Это Володин. Ты думаешь, Архип отдал бы моё добро, если бы я пришла к нему с пустыми руками?
Она спрятала револьвер в карман.
– Ну что, потащили? В этом паникадиле пуда три будет, не меньше… Ох, не знаю, как мы заберёмся наверх!
Нина подняла голову и встретилась взглядом с Климом.
– Вы приехали ко мне?
– А я его знаю, мы на пароходе познакомились! – воскликнул Жора. – Клим, позвольте представить вам мою сестру Нину и невесту Елену!
Клим поставил короб на землю и снял шляпу.
– Очень приятно.
Он не сводил взгляда с хмурого лица Нины. Если она была сестрой Жоры, значит, её отец был портным? Вот так графиня! Теперь понятно, почему Софья Карловна так отзывалась о своей невестке.
На противоположной стороне реки грохнул взрыв, и в воздух взметнулся водяной столб. Елена и Жора заорали в испуге.
– Ну что вы как дети малые? – проворчала Нина. – Это всего лишь дезертиры. Они с фронта гранаты привезли и глушат ими рыбу.
– И часто они этим занимаются? – спросил Клим.
– У нас постоянно что-то грохочет.
Как и Любочка, Нина настолько привыкла к происходящему, что считала разрывы гранат чем-то обыденным.
Клим взялся за паникадило.
– Давайте я отнесу его наверх. Жора, возьми мой короб.
4
Паникадило положили в пыльной буфетной, залитой вечерним солнцем. Жора с Еленой побежали на кухню – распорядиться насчёт ужина, и Клим с Ниной остались одни.
– Может, вам всё-таки вернуться в город? – спросил он. – Там безопаснее.
– Сейчас везде одно и то же.
Солнце падало из окна на Нину: лицо её оставалось в тени, а руки и грудь в вырезе платья казались золотисто-розовыми. Немыслимое сочетание: вот эта самая девичья прелесть – и битва за паникадило. Графский титул – и кавалер из Продовольственного комитета… в придачу к папаше-портному.
Нина тоже пристально смотрела на Клима, бездумно вертя на пальце обручальное кольцо, слишком большое по размеру. Оно явно было очень дорогим, скорее всего, фамильным, и не очень-то ей подходило.
– Как вы узнали, что я здесь? – спросила она.
– Софья Карловна хотела, чтобы я забрал ваш завод… – начал Клим, но Нина его тут же его перебила:
– Софья Карловна всю жизнь брала деньги с полочки на камине! Она вообще не понимает, откуда что берётся! На что мы будем жить, если вы заберёте завод?
– Она сказала, что господин Фомин…
– Он просто помогает мне, единственный из всех! Он знает бухгалтерию, понимает в инженерном деле, в станках, в закупках… Если бы не он, мы бы давно по миру пошли!
Нина уронила кольцо, наклонилась за ним, и револьвер снова выпал из её кармана. Присев, она взглянула на Клима снизу вверх.
– Давайте перепишем вексель? Я могу оставить вам в залог что-нибудь ещё – мою библиотеку или мебель. А в марте… нет, лучше в мае… я пришлю вам деньги.
Сердитая, испуганная, готовая воевать и с грабителями, и с кредиторами… Клим уже понял, что у него никогда не хватит духу отобрать у неё последнее.
– Возвращайтесь в Нижний Новгород, и мы перепишем вексель, – сказал он.
– Правда? – Нина просияла. – Только прямо сейчас я не могу ехать в город.
– Почему?
– У меня дела на заводе.
Она выпрямилась – всё ещё с револьвером в руке – и начала торопливо рассказывать о том, что они варят особую пропитку для брезента, и за ней нужен глаз да глаз.
– Может, вы погостите у нас недельку? – смущённо проговорила Нина. – А потом мы вместе поедем в Нижний Новгород и переоформим вексель. Я боюсь отпускать вас к вашим присяжным поверенным.
Клим вздохнул и, не выдержав, рассмеялся.
– Чего не сделаешь под дулом револьвера?
– Он всё равно не заряжен, – отозвалась Нина и поспешно спрятала его в карман.
5
Клим прогуливал дела, как двоечник уроки. «Неделька» растянулась на две, а потом и на три недели – Нину без конца что-то задерживало на заводе. Но Клим и не думал жаловаться. Любочке и юристам он написал, что гостит в Осинках, а себе говорил, что негоже бросать даму одну, в глуши, среди дезертиров и похитителей паникадил.
Он каждый раз изумлялся, насколько Нина могла быть разной. С Жорой и Еленой она вела себя как старшая сестра – мудрая, справедливая и знающая ответы на все вопросы. С мастерами и поставщиками играла в бойкую, но невезучую барыньку, которую грех обидеть. А если кто смел покуситься на её добро или выказать неуважение, она превращалась в бешеную фурию. Однажды Нина спустила с крыльца пьяного дезертира и пообещала «проломить ему башку», если он ещё раз подойдёт к ней. И всё это – до того, как Клим с Жорой успели что-то предпринять.
С Климом Нина была вежливой и гостеприимной. Принимала подношения – то ёжика в шляпе, то чёрные сливы, то связку окуней, – но всегда отодвигалась, если Клим оказывался слишком близко. То ли она боялась огорчить господина Фомина, то ли до сих пор не могла забыть о погибшем муже. Портреты графа Одинцова висели в каждой комнате барского дома, и Нина то и дело бросала на них грустные взгляды.
В деревне Нину считали «деловой». Жора рассказал Климу, что после смерти Володи она продала лесопромышленнику дубовый участок под вырубку: тот предложил пять тысяч, и она, не думая, подписала договор. Потом выяснилось, что те дубы стоили никак не меньше тридцати тысяч, и с тех пор Нина торговалась за всё: не уступала даже инокиням, которые покупали у неё смородиновый лист для засолки огурцов.
– Мы с ней быстро учимся, – с гордостью сказал Жора. – Нам ведь не положено ни графского имени, ни образования… А вот поди ж ты: у Нины теперь свой завод, а я окончу гимназию, поступлю на дипломата и женюсь на Елене Багровой. Она ведь тоже не простых кровей, из старинного купеческого рода. Её отец – первый пароходчик на Волге!
Каждое утро они все вместе ходили в деревню: Нина – на завод, Елена – за продуктами, а Клим с Жорой выполняли роль телохранителей.
Из камешков и верёвки Клим сделал «болеадорас», метательное оружие аргентинских скотоводов, и научил Жору бросать его. Тот уже ловко сбивал старые сапоги, поставленные на чурбан, и говорил, что, если на Нину нападут дезертиры, их сапогам тоже не поздоровится.
Клим диву давался, сколько сил и страсти Нина вкладывала в своё маленькое хозяйство. Её завод явно не стоил двадцати семи тысяч. В низком каменном здании стояли два станка для чесания льна и восемь – для прядения. В другом цеху, в пыли и грохоте, работали солдатки-ткачихи; во флигелях бабы кроили и шили рукавицы и винтовочные ремни. Здесь же ползала голоштанная ребятня.
Нина смотрела на чумазых больных детей, хмурилась и обещала работницам завести ясли. Но для этого нужны были деньги, а откуда их взять?
– Сперва надо сменить натяжной механизм, а то из-за него волокно рвётся, – говорила она Климу, словно оправдываясь.
А как она разговаривала с мастерами о шлихтовальных машинах и варочных котлах! Как со знанием дела спорила о составе пропитки! Клима восхищало в Нине сочетание тонкой женственности, силы воли и деловитости, но он – убей Бог! – не понимал, зачем она так утруждала себя. Почему бы ей не найти приличного мужа, вроде доктора Саблина, и не жить, как Любочка, на всём готовом?
Ох, женщина-филигрань, кружево из металла… Загадочная. Непостижимая. И невозможно любимая.
6
Возвращаясь с завода, они шли по неведомым тропам и собирали грибы. Земля после дождя слегка пружинила под ногами; в воздухе разливались запахи прели и близкой реки. Так надышишься, что кончик носа холодеет.
Впереди всегда шли Жора с Еленой, следом Нина – в фетровой шляпе и охотничьей куртке. В косе – запутавшаяся ольховая шишечка. Нагнать бы, схватить за плечи и поцеловать…
Нина оглядывалась на Клима.
– Я специально для вас подосиновик на обочине оставила – вы что же, не заметили его?
Какое там!..
Она смеялась:
– Тоже мне грибник!
Приходили домой, измученные не столько ходьбой, сколько терпкостью воздуха и красотой навалившейся осени. Сидели все вместе на залитой солнцем веранде. Нина и Елена чистили грибы – у обеих пальцы были чёрные от грибного сока, – а Жора с Климом нанизывали боровики на тонкие прутики.
Иногда Жора выдумывал какой-нибудь предлог, и они с Еленой убегали «по делам». Хотя доподлинно было известно, что их «дела» – это целоваться в беседке в дальнем конце сада. Клим оставался с Ниной наедине, и это были самые лучшие мгновения.
Он подмечал светло-коричневую родинку на её проборе, узор вен на кисти и топографию её платья – все складки, низменности и холмы.
Нина расспрашивала Клима о его приключениях, но совсем не так, как Любочка и её подруги. Тем дамам хотелось услышать что-нибудь героическое, а Нина задавала иные вопросы: «На что вы жили? Как находили работу? Как учили язык? Что было самым трудным?»
Поначалу Клим отшучивался:
– Самое трудное – это бегать по крышам Тегерана за вором, который украл у тебя единственную рубашку. Если ты его не поймаешь, тебе придётся идти на службу завёрнутым в молельный коврик. Потому что ничего другого у тебя нет.
– Я серьёзно спрашиваю! – говорила Нина.
Однажды Клим всё-таки признался ей, что для него было самым трудным.
– Когда ты живёшь в своей стране – тебя ценят друзья и родственники, весь твой клан. А в чужой стране ты сразу понимаешь, что в тебе никто не нуждается. Если ты иммигрант, надо быть в сто раз расторопнее, чтобы тебя хотя бы заметили.
– Кажется, я с самого рождения была иммигранткой, – улыбнулась Нина. – Хотя за границей была всего один раз: меня Володя возил в Париж на медовый месяц.
«Мне нет дела до твоего покойного графа, о котором ты всё время вспоминаешь, – думал Клим. – И даже председатель Продовольственного комитета меня не смущает. Просто будь рядом».
Острое, невыносимое чувство скоротечности… Ему позволено быть с Ниной завтра, послезавтра, может, ещё немного, а потом всё кончится так, как и должно кончиться.
7
Клим проснулся рано, но в доме уже никого не было. Он прошёлся по пыльным комнатам, вышел в прихожую и столкнулся с Жорой, одетым по-городскому.
– Ты что, уезжаешь?
– Матвей Львович прислал телеграмму: ему удалось добыть для нас подряд!
Нина вошла в дом; на лице её светилась счастливая улыбка.
– Ну слава Богу! Теперь у нас будут деньги, и я расплачусь с вами.
Она хотела пройти мимо, но Клим – непростительно грубо! – схватил её за руку.
– Нам надо поговорить!
Нина удивлённо взглянула на него, но всё же пошла за ним в бильярдную и встала у стола, накрытого пожелтевшими газетами.
Клим с болезненным содроганием смотрел на её траурное люстриновое платье и гладко причёсанные волосы.
– Нина, поедемте со мной в Буэнос-Айрес! – вырвалось у него. – В России – война, дезертиры, дурные воспоминания… Тут вас ничто не держит!
Она непонимающе посмотрела на него.
– Куда я поеду? У меня тут семья, завод…
– Послушайте меня… Пусть Софья Карловна живёт в вашем доме; Жоре дадим денег – пусть окончит гимназию и поступает в университет. Вы не должны продавать себя Фомину!
На Нинином лице выступили красные пятна.
