скачать книгу бесплатно
Мне быстренько освободили место в ячейке, принадлежавшей обещанной русской группе. Собственно, освобождать особо было нечего, так как личных вещей, кроме одежды и котелка, лагерникам не полагалось. Поэтому четверо «жителей» прямоугольника просто немного потеснились. С моим прибытием тут становилось несколько тесновато, но лежать еще вполне можно было свободно. И на том спасибо!
В последних лучах заходящего солнца, пробивающихся в промежутки между бревнами, давешний гном-бригадир, многозначительно помахивая дубиной, прошелся вдоль рядов устало растянувшихся зэков, пнул кого-то, замешкавшегося с принятием горизонтального положения, после чего, не говоря ни слова, покинул помещение через единственную дверь, которая тут же с грохотом захлопнулась. Отбой.
Хотя разговаривать после отбоя и запрещалось, но, поставив кого-нибудь на «шухер» – наблюдать в щели за перемещениями охранников, – можно было немного пообщаться шепотом. Познакомились. Везунчик, так вовремя проявивший инициативу на построении, оказался тоже довольно «свеженьким» военнопленным по имени Андрей Вольнов. Три месяца назад он, двадцатитрехлетний сержант русской разведроты, получил контузию в бою. Очнулся, как и я, уже в плену.
– А почему «Везунчик»? – тихо поинтересовался я.
– Потому что везет ему неимоверно! Все время вляпывается в дерьмо, но каким-то чудом выбирается! – ответил вместо Андрея хмурый смугловатый мужик, явно постарше возрастом. Представился сам: Игорь Хмелецкий, тридцать два года, кликуха – Крепыш. Происхождение клички вопросов не вызывало, достаточно было взглянуть на его широченные плечи. При примерно одинаковом росте – заметно шире, чем у меня. Крепыш оказался старожилом – два года в плену, что внушало некоторые надежды относительно возможностей выживания в этом аду.
Однако оставшиеся два товарища, как оказалось, тянули лямку еще дольше! Один три, а второй – целых четыре года! Но как они сподобились столько протянуть в крайне недружелюбных по отношению к человеческому организму условиях?
– А ты их клички узнай! Сразу все и поймешь! – ухмыльнулся, обнажив не очень-то здоровые зубы, Везунчик.
– Я Вонюша, – весело сообщил невысокий курносый парень со следами ожогов на руках, сидевший на стреме у щелей в стене. – А четыре года назад звали Иваном Черновым.
– Ванюша? – переспросил я.
– Нет, именно Вонюша! – засмеялся Везунчик, слишком громко и внимательно зыркавший по сторонам Крепыш тут же на него зашикал. Но верзила продолжил лишь немногим тише: – У нашего товарища такой способ избегать наказаний. Как только Мерзавр или другой гном подбирается со своей дубинкой, у Вонюши от страха активно начинают выделяться настолько вонючие газы, что все окружающие разбегаются на расстояние километра, чтобы не погибнуть! И надсмотрщики сразу забывают, что хотели его наказать. Так что не испугай его невзначай, задохнешься!
– Да не от страха! Сколько можно говорить! – обиженным тоном возразил обладатель столь полезного для выживания таланта. Махнул рукой на скалящегося Везунчика и повернулся ко мне: – Я год отрабатывал этот способ специальными упражнениями!
Тут уже фыркнули все четверо, в том числе и сам Вонюша. Заметно было, что это одна из любимых тем для обсуждения в компании.
– Ну а это Николай Громов, – указал Везунчик, как самый активный, видимо, в группе, на последнего, не представленного еще мне члена этого маленького коллектива – щуплого белобрысого мужичка, явно самого старшего из всех. – По кличке Ощутилл». От слова «ощущать». У него это очень хорошо получается, особенно когда речь идет о неприятностях, угрожающих его собственной заднице!
Мужичок угрюмо кивнул, никак не прокомментировав характеристику, данную ему товарищем по несчастью. А тот, наконец, добрался и до меня:
– Ну а теперь давай рассказывай о себе!
Я на секунду заколебался – не назваться ли настоящим именем, вроде ж все свои… Но одумался: мало ли, вдруг среди новых товарищей стукачок-с затесался, а то и парочка? Вряд ли лагерное начальство не использует подобных классических методов. Поэтому выдал все ту же легенду, навязанную волею случая. Ребята, услышав, что я с того самого дирижабля, пришли в возбуждение и засыпали меня вопросами. Уже окончательно стемнело, и варвары в соседних ячейках стали недовольно ворчать, когда они наконец угомонились.
– Ну раз ты кочегар, то будешь Кочегаром! – постановил напоследок Везунчик. – У нас принято обращаться по кликухам, так что привыкай!
А утром разверзлись врата ада… Подъем посредством грубых пинков ворвавшихся в барак еще до рассвета надсмотрщиков, пять минут на оправку в выкопанном сразу за бараком неглубоком ровике, выполняющем роль сортира. Потом утренняя поверка на плацу между бараками, сопровождаемая дрожью от угрожающих криков бригадиров и пронизывающей прохлады, подкрадывающейся из предрассветного леса. И тут же очередь на выдачу завтрака, состоявшего из нескольких глотков теплой воды с мерзким привкусом, называемой чаем, и маленького черствого сухарика. «Чай», как и похлебку за обедом, наливали в выданную мне накануне прямоугольную металлическую флягу с откидывающейся крышкой, которую, как и деревянную ложку, каждый заключенный все время таскал с собой.
На завтрак выделялось десять минут, после чего бригадиры гнали подчиненные им бригады на отведенные для работы участки. У каждой имелась собственная специализация. Часть отряда занималась валкой деревьев. Вернее, окончательным ее этапом, так как попадались стволы диаметром до двенадцати метров, спилить которые вручную, особенно используя выдаваемый хиленький инструмент, заняло бы невообразимую прорву времени. Поэтому основная часть работы выполнялась паровым трактором чудовищного размера. Увидев впервые это воплощение самых смелых фантазий поклонников стим-панка, я замер с разинутым ртом и так и стоял, пока не получил болезненный тычок дубинкой в спину от Мерзавра. Махина опиралась на восемь в чем-то даже изящных, похожих на велосипедные, но со спицами толщиной в руку колес высотой в два моих роста. У каждого имелся отдельный привод от массивного парового котла паровозного типа. Без сомнений, с паровоза его и позаимствовали, вместе с традиционным орлом, держащим в руках нацистскую свастику, выбитым на лобовой крышке котла. В высокой, усеянной заклепками закрытой кабине, возвышавшейся над котлом, располагались немцы-машинисты, а в задней пристройке – гномы-кочегары. Перемещалось это чудище, усиленно пыхтя густым дымом, со скоростью бредущего домой после знатной попойки пьяницы, однако и ехать ему надо было всего-то несколько десятков метров до следующего дерева. Зато, утвердившись на месте, оно перенаправляло через специальный привод всю мощь своего парового двигателя на установленную в передней части гигантскую пилу. Прорезая за полтора-два часа работы с многочисленными перерывами на охлаждение и заточку режущей кромки инструмента три четверти диаметра ствола, оно покидало недобитую жертву и направлялось к следующей. А окончательно валила дерево специальная бригада, подпиливая оставшуюся часть вручную. Частенько, по свидетельству старожилов Расчистки, падение сто-стопятидесятиметровых лесных гигантов сопровождалось жертвами среди лагерников. Еще бы!
Наша же бригада специализировалась на последующей очистке стволов от веток, лиан и прочих излишеств. Естественно, вручную, с помощью ножовок и топориков, а также веревок, чтобы вскарабкиваться на внушительные стволы. Каждая группа из четырех-шести человек получала свой участок. А бригадир Мерзавр сновал между группами, подгоняя отстающих от запланированных темпов посредством стимуляции нервных узлов организма шипастой дубинкой. Иногда он проводил данную процедуру и над нормально работающими в профилактических целях.
Почему заключенные терпели такое отношение к себе со стороны бригадиров? Ведь те тоже являлись в какой-то степени невольниками. Есть же предел всему! В таких условиях даже смерть не должна слишком пугать!
Однако увиденная вскоре наглядная демонстрация расставила все по местам. На соседнем участке один из варваров, тоже, видимо, новичок, в подобной ситуации не сдержался и попытался ударить бригадира в ответ. Его тут же скрутили подбежавшие гномы, но, к моему удивлению, почти не били, а поволокли в сторону бараков. А потом мы пошли получать обед. Перед его выдачей нас собрали на плацу. На середину вывели брыкающегося нарушителя порядка. На шее у того красовалась табличка с надписью: «Он напал на бригадира!»
Голого уже варвара повалили на землю. Несколько гномов растянули его конечности в стороны, а остальные принялись неторопливо крушить дубинами суставы несчастного. Раздался крик такой силы, что перекрыл собой даже сытое пыхтение трудившегося неподалеку парового трактора. Закончив с суставами, надсмотрщики перешли к половым органам и ребрам. Они не спешили, часто делая перерывы, во время которых наказуемого поливали холодной водой, чтобы не терял сознание. Присутствовавшие чуть в отдалении немецкие офицеры из числа лагерного начальства делали вид, что не замечают ужасной казни. Немцы вообще не сильно вмешивались во внутрилагерные дела, доверив поддержание порядка гномам-надсмотрщикам и ограничиваясь в основном постановкой задач и внешней охраной: на окружавших лагерь вышках торчали бойцы Караульных войск, вооруженные карабинами.
Нас уже отпустили обедать, а с плаца все еще доносились ничуть не ослабевающие крики, превратившиеся в совершенно безумный визг. Ну а на вечерней поверке уже можно было полюбоваться на насаженную на частокол размозженную дубинами голову преступника, украшенную все той же табличкой. Да, зрелище данной процедуры напрочь отбивало желание набить морду бригадиру!
Я потихоньку втягивался в жизнь заключенного, тем более что соответствующий опыт, хотя, конечно, не настолько жуткий, имелся. Сначала еще было физически трудно – последствия ранения сказывались, но мои новые друзья старались по возможности облегчить мне жизнь. А вскоре я окреп и стал задумываться о своих дальнейших действиях. Неужели я окончу свои дни рабом в нацистском лагере, не попытавшись бежать? Но как? Я же толком пока ничего не знаю о том, что находится за забором. Да и по эту его сторону, в общем, тоже. Спешить тут не надо, тем более что с пойманными беглецами, по рассказам товарищей, расправлялись тем же способом, что и с давешним варваром.
Однако спешить пришлось. Все началось с того самого обеда…
Глава 3
Итак, этот обед мало чем отличался от привычных ежедневных трапез. Хотя, конечно, все же отличался. Но основное различие, запланированное заранее, должно проявиться в конце обеда. А пока мы дружно работали челюстями. Я, еще не свыкшийся до конца с мерзопакостным вкусом похлебки, вылакал свою флягу до ее поцарапанного ложками предыдущих владельцев днища быстрее всех, чтобы поскорее избавиться от необходимости дегустировать эту гадость. И теперь, наслаждаясь в некоторой степени мимолетным, увы, чувством сытости, ненадолго посещавшим каждого каторжника после употребления жирной похлебки, рассматривал более размеренно принимавших пищу товарищей, которых уже неплохо изучил за последние три недели.
Странно, но все они, родившиеся и выросшие уже на чужой планетке, вполне укладывались в привычные мне психотипы. Человеческая натура консервативна и не смогла кардинально измениться за пару поколений. Вот работающие челюстями с той стороны толстого ствола варвары отличаются уже гораздо сильнее. Но даже они не воспринимаются как какие-то инопланетные существа, в отличие от гномов, да и моих бывших приятелей «эльфов» с «ангелами» тоже. Ну а нашу маленькую компанию я вообще мог мысленно представить сидящей на рыбалке в привычном земном лесу, не испытывая при этом ни малейшего психологического диссонанса.
Вот по-крестьянски загребает ложкой, крепко зажав ее всей ладонью, Коля Ощутилло. Он и вправду земледелец – до сих пор заметны мозоли на руках. Пусть и самый старший среди моих «сокамерников» – ему всего тридцать три, однако выглядит даже старше меня с моими тридцатью восемью. Нелегкая, видать, доля ему выпала. Три года назад на поле, где он вместе с товарищами пытался защитить урожай пшеницы от вредителей, внезапно выкатилось из леса штурмовое подразделение Патрульной Службы. Защитить самих земледельцев оказалось некому. Впрочем, они пытались сопротивляться, используя сельскохозяйственный инвентарь. С предсказуемым успехом. Штурмовики оказались злыми после не очень удачного, видимо, рейда и просто положили всех, даже не думая брать в плен. Коле повезло – оправдывая свое будущее прозвище, он успел спрятаться на краю поля и сигануть в чащу. Гнаться за ним никто не стал. Однако тот от страха забежал так далеко, что заблудился. Плутая около недели в поисках выхода к ближайшему поселению, бывший крестьянин попал из огня да в полымя – наткнулся прямо на колонну варваров, которых подразделение Конвойных войск гнало в Метрополию. Заросшего до неузнаваемости, в остатках драной одежды Николая приняли за беглого варвара и, не разбираясь, присоединили к остальным.
Рядом пристроился на корточках вечно хмурый Крепыш. Он тоже из «простых», деревенских. Родился и вырос в поселке с «говорящим» названием Крокодиловка. Поэтому не земледелец, а охотник. Но в юности отслужил положенное и даже чуть больше в войсках Коммуны, демобилизовался сержантом. В своем небольшом поселении дополнительно исполнял обязанности заместителя командира местных сил самообороны. Крокодиловку спалили враги, а Крепыш, раненный в бою, попал в плен вместе с несколькими десятками выживших во время рейда немецких штурмовиков жителей поселения.
А вот два других невольных члена нашей компании – горожане. Города тут, конечно, те еще, однако разница в привычках все равно сразу видна. Вонюша, уроженец разрушенного до основания бомбардировками с дирижаблей городка Сталинска (ну не везет городам имени усатого вождя что в том мире, что в этом), несмотря на простецкое круглое лицо, усыпанное веснушками, был неплохо образован и в хорошем настроении любил сыпать цитатами из классиков марксизма-ленинизма. Тут их до сих пор в школах изучают – других книг в помещениях бывшей зоны во время Переноса не оказалось. Интересно, четвертое поколение родившихся здесь вообще понимает, о чем там речь идет?
Ну а неформальный лидер нашей компании, Везунчик, и вообще являлся настоящей «столичной штучкой», родившись в самом Ленинске. Закончил самую престижную школу Коммуны, за несколько лет службы дослужился до лейтенанта, командира взвода разведки. И уже успешно сдал вступительные экзамены в единственный на планетке Университет (если не считать за таковой немецкую Академию, также занимавшуюся и обучением), однако приступить к занятиям не успел: в последнем своем боевом рейде попал в плен.
Пока я рассматривал товарищей, те тоже закончили трапезу. На лицах «ветеранов» лагерной жизни, уже давно позабывших вкус настоящей пищи, не отражалось ни малейших чувств, в то время как Везунчик недовольно морщился. Однако времени размусоливать послеобеденный отдых особо не оставалось – было еще одно дело, которое следовало успеть сделать. Приятное, в отличие от большинства других, дело…
– Принес? – первым поинтересовался, ковыряясь в зубах острым кончиком веточки, Вонюша.
– А то! – Везунчик извлек из под изодранных остатков зеленой форменной курточки запасную флягу, заполучить которую стоило немалых трудов.
Остальные, в том числе и я, достали по дикому лесному огурцу, заранее найденному во время работы и припрятанному в одежде. Толку от него как от пищи практически никакого, однако надо же чем-нибудь закусывать? Тем более что у огурца имелся солоноватый привкус.
– Ну что, мужики, будем? – Везунчик в предвкушении удовольствия прикрыл свои пронзительные голубые глаза и отхлебнул из фляги. Втянул воздух и, мотнув головой, быстренько откусил от огурца.
– Крепкая на этот раз у них вышла, зараза! – сдавленным голосом прокомментировал он, пуская сосуд с драгоценной жидкостью по кругу.
Секрет появления этого крепкого напитка, явно не предусмотренного лагерным рационом и называемого моими товарищами «гномьей настойкой», объяснялся просто. Гномы изготавливали его полуподпольно на кухне (немецкая администрация наверняка знала, но закрывала глаза на мелкие «шалости» надсмотрщиков). Однако для получения высокой крепости в процессе изготовления требовался сладкий сок одной достаточно редко встречающейся лианы. Бригадиры и сами его пытались собирать, но не имели достаточно свободного времени на это. А то варвары, составлявшие основную массу заключенных в лагере, им наработают, без регулярной палочной стимуляции, ага… Зато нам в процессе обрубания веток данная лиана иногда встречалась. Так, после утрясения некоторых непоняток, и возник странный симбиоз заключенных и надсмотрщиков. Мы потихоньку наполняли соком флягу и два-три раза в неделю сдавали продукт «на базу». Взамен получали четверть сосуда готового напитка и некоторые, практически незаметные послабления от Мерзавра. Зато результаты данной «сделки» заметно помогали скрашивать здешнее унылое существование.
Выпили каждый только по глотку. Остальное – вечером, после отбоя. Сейчас же еще возвращаться на работу! С минуту сидели молча, наслаждаясь распространившимся по организму расслабоном. Еще немного – и вновь в лес, навстречу доставшим уже «трудовым подвигам». Но пока можно отдохнуть…
– Чего-то гномы на кухне сегодня какие-то унылые! – вдруг озабоченно сообщил Везунчик, ломая весь кайф. – Сказали по секрету, что нас всех скоро, после окончания расчистки участка, переведут в шахту внутри Периметра – какой-то там асбест для строек добывать!
– Асбест? – нехорошо оживился уже несколько лет слоняющийся по трудовым лагерям Метрополии и знающий о них все Вонюша. – Чтоб тебя лесные демоны побрали с такими новостями!
– А что? Это так плохо? – не понял тот.
– Нет, дорогой Везунчик, все просто прекрасно! – с горькой язвительностью чуть не заорал было «старожил». – Кроме того, что более полугода в таких шахтах не живут! Видал я людишек оттуда, их в крематорий везли еще живых, бессильно валяющихся кучкой на грузовых платформах и харкающих кровью!
– Да, я тоже кое-что об этом слышал. Жуткое место! – подтвердил Крепыш, ожесточенно скребя щетину на подбородке. Небольшой шрам над его правым глазом немного подергивался, выдавая нешуточное волнение, охватившее обычно флегматичного товарища. Кажется, действительно дело плохо!
– А я вот чувствовал, что не к добру это было, когда меня в ваш лагерь перевели! – Ощутилло выступил с характерным заявлением, вполне соответствующим его кличке.
– Он такой же наш, как и твой! – думая о чем-то другом, возразил Вонюша. – Меня сюда за два дня до тебя привезли, между прочим.
Да, про это я уже знаю. Раньше на этом участке Расчистки содержались только варвары. Но рабочих рук не хватало, и месяц с небольшим назад сюда из других лагерей перевели десяток заключенных, в том числе и моих товарищей. Причем из разных лагерей – ранее они друг друга не встречали. А еще через две недели тут появился я. Так что все мы были здесь в какой-то мере новичками. Зато собрались люди с разнообразным и богатым опытом. Вот, про опасность асбестовой пыли знают. Правда, в том руднике наверняка еще всякой гадости намешано – от одного асбеста за полгода не умирают. Но перспектива что-то больно нерадостная обозначается. Не хочу в шахту!
– Бежать надо! – сам от себя не ожидая такой смелости, вдруг сказал я. – Лучше сдохнуть в джунглях, чем провести последние месяцы жизни в мрачной пыльной шахте!
– А еще лучше вообще не сдыхать! – проворчал Вонюша. – Ты до джунглей еще доберись сначала! Если караульные на башнях не подстрелят, когда будешь через забор карабкаться, то гномы дубинами забьют, если поймают. Сам же видел! А если вдруг повезет и не поймают – то в лесу всегда найдется кому тебя сожрать! Ты от ящеров своей ржавой пилой отбиваться будешь?
– Ты вообще в лесу когда-нибудь бывал, Кочегар? Кроме своих паровых машин что-нибудь видел? – неожиданно резко поддержал предыдущего оратора бывший лейтенант, командир рейдерного взвода разведки Везунчик. – Думаешь, почему мы все тут тупо пашем и не дергаемся? Куда ты в лесу пойдешь? Тут до наших километров четыреста как минимум. Без оружия, снаряжения и карт стопроцентное самоубийство. Уж я-то в свое время по джунглям достаточно побегал, знаю, о чем говорю!
– Да и действительно, перелезть через внешний Периметр – тоже не тривиальная задача! Он, конечно, пониже внутреннего, но колючая проволока на его вершине от этого не становится менее колючей! – подхватил опять Вонюша.
– Насчет перелезть пока не знаю, вам тут видней. А вот куда идти – есть один вариант! – сообщил я после секундного колебания, понизив голос, хотя никто не должен был нас тут слышать.
– И куда же?
– Перед нашим налетом командование хотело получить разведданные относительно охраны Периметра. Поэтому наши еврейские союзники организовали опорный пункт своей воздушной разведки в трех десятках километров от границ Метрополии, в характерной излучине крупной реки. Оттуда регулярно прилетали с донесениями их разведчицы на гигантских попугаях. Думаю, пост и сейчас действует. Могу по памяти нарисовать карту. Примерно, конечно.
– А вот это уже кое-что! С «попугайскими» разведчицами общаться приходилось, ого-го какие девки! – заинтересовался Везунчик. – Хотя без оружия – все равно авантюра! Да и не нарисуешь ты карту точно! Где ты ее вообще видел-то, Кочегар, а?
– Точно! – встрял подозревающий любой чих Ощутилло. – С каких пор карты показывают обслуживающему персоналу?
Вот пристали-то! Всю правду открывать не хотелось, хотя за последние пару минут мы уже и наговорили достаточно, чтобы наши головы красовались на частоколе. Но все же…
– А вам часто случалось бывать на борту патрульного дирижабля? – поинтересовался я у скептиков. – Кабина штурмана и рубка открыты, и карта висит там на стене. Более того, там же проводится и инструктаж для членов экипажа…
Кажется, поверили. Впрочем, откуда им знать, дирижабли-то они видели исключительно снаружи. Однако к практическому приближению побега это не имело ни малейшего отношения.
– Не собираюсь я через забор лезть! – проворчал Ощутилло, ни на кого не глядя. – Лучше уж через полгода в шахте окочуриться, чем завтра на колючей проволоке повиснуть!
– Да, и хоть какое-то оружие добыть надо обязательно. Еще веревки, съестные припасы на первое время. Шансов не очень-то! – Вонюша тоже добавил негатива.
Помолчали. Вот-вот уже надо возвращаться к работе. Придется, видимо, отложить принятие решения. Пока не найдутся ответы на эти самые вопросы. Тянуть особо не стоит – судя по темпам работ, до окончания расчистки участка осталось не более месяца. А то и еще меньше. Надо будет как-то преодолеть неверие ребят в успех. Потому что здесь – самое удобное место для побега. Лес – вот он, в паре сот метров. Да, за забором, обмотанным колючкой, но рядом. А когда загонят в шахту, да еще внутри Периметра – пиши пропало! Твердо решил: если не удастся уговорить товарищей – побегу один!
– Ладно, Везунчик, – вступил вдруг в дискуссию молчавший до того Крепыш. – Пора рассказать.
– Думаешь? – Везунчик заметил наши недоуменные взгляды и ухмыльнулся: – А не сдадут?
– Уже без разницы. Давай, рассказывай!
– Хорошо, только по-быстрому, времени нет, вон Мерзавр уже на кого-то орет. Короче, недели две назад мы с Крепышом пошли относить на кухню очередную флягу. Вдруг видим – повар сам навстречу крадется, нас не замечает. Хотел уже было его окликнуть, да Крепыш придержал. Смотрим: гном – р-раз! – и в ихнюю баню забежал. Думаем – с чего бы это, до помывки еще пару дней, в бане пусто? Подождали несколько минут – не выходит. А дверь-то приоткрытая осталась! Ну мы туда и юркнули… А там крышка погреба открытая. Еще, помню, спросил у Крепыша: зачем в бане погреб?
– А гном-то где оказался? – перебил рассказчика Вонюша. – В погребе?
– А погреба-то и не было! – торжествующе заявил Везунчик. – Вместо погреба – пещера там! Длиннющая. Мы, конечно, туда сразу не сунулись, не дураки. Подождали, пока гном вернется. Помните, мы еще тогда обед пропустили? Ну вот, дождались, пока повар вылез с какой-то корзиночкой в руках, крышку закрыл и ушел. Мы и пошли на разведку, прихватив один из запасенных в бане факелов. Там же тьма тьмущая, в пещере… Думали, у гномов там склад всякой жратвы. Ага, как бы не так! Пещера тянется метров пятьсот и соединяется с еще более крупной. А там – база. Барак какой-то, несколько караульных с карабинами и гномы в глине у ручья копаются, добывают ее, что ли. Солидно все, электричеством освещено. И самое главное – пещера дальше уходит, на восток, если мы с Крепышом не напутали. Подземный ручей оттуда стекает, сквознячком немного потягивает, значит, должен быть выход. Можно рискнуть, всяко безопаснее по пещере чапать, чем по джунглям. И заодно оружие у караульных захватить. Они же там спят на посту – чего под землей опасаться?
– Вот оно как, значит! – задумчиво почесал затылок Вонюша. – Тут есть что обсудить! Потом. А сейчас пора – Мерзавр нас уже ищет!
Глава 4
За обсуждением столь ошеломляющих новостей мы все же слишком засиделись в убежище. Мерзавр уже рвал и метал, отправив на участок все группы варваров и недосчитавшись нас. Крепыш, как шедший последним, даже огреб тычок дубинкой в спину. Не сильный – гном-то догадывался о причинах задержки. Сам вечерком будет настойку из добытого нами сока потреблять, но вид же сделать надо. Для удержания авторитета бригадира на подобающем ему уровне. Хотя, если бы Мерзавр узнал, что именно мы за чаркой обсуждали, бил бы в полную силу!
Бегом добрались до сарайчика, где под охраной немцев-караульных с огнестрелом в руках хранились орудия нашего тяжкого труда. Инструменты сдавались на склад каждый раз, как мы по какой-либо причине покидали участок и брались обратно под подпись. За утерю – голову на частокол. Конечно, никакую «подпись» мы не ставили, просто дородная немка-кладовщица старательно записывала номер, обозначенный на нашитом на одежду каждого заключенного лоскутке ткани.
Кстати, одежда тут была у каждого своя, в которой тот попал в неволю. Видимо, немцы не находили нужным тратить мощности своей текстильной промышленности на одеяния заключенных. Нет, совсем оставить нас без одежды немецкий ордунг не позволял, поэтому раз в год каждому был положен кусок ткани размером примерно метра полтора на метр и сандалии на веревочках с деревянной подошвой. И крутись как хочешь. Вот почему варвары даже в плену выглядели соответственно своему названию – собственная одежда у них была из кое-как скрепленных кусочков шкур и быстро приходила в негодность. Положенный же мне кусок ткани благополучно зажал Мерзавр, посчитав, что обойдусь одеждой, в которой прибыл. Она действительно по местным меркам была весьма неплоха, а уж ботинки-то и вообще… Без них я, привычный к цивилизации, тут давно бы погиб.
Получив «родную» ручную пилу, направился к только утром сваленному нашим паровым чудищем стволу гигантского дуба. Трактор, деловито посвистывая стравливаемым паром, сейчас трудился над соседним, оглашая лес мерзким скрипом своего инструмента. По высоте звука я уже мог определить, что режущая часть паровой пилы нуждается в очередной заточке. Научился различать за эти недели вынужденного «сотрудничества», о чем сообщает голос чудовищного механизма.
Рядом со мной несколько нервно вышагивал Везунчик, взволнованный тревожными новостями. Мы с ним работали в паре – он маленьким топориком (большие нам предусмотрительно не выдавали) рубил мелкие ветки и подрубал крупные, которые я допиливал ржавой ножовкой с поломанными через один зубьями. Инструмент был не личный, выдавался случайным образом, поэтому раз на раз не приходился – как повезет. Иногда попадался вполне рабочий, а иногда, как вот сегодня, совсем никакой. Однако нормы выработки от этого не поменяются. Придется поднажать.
Попасть на рабочее место тоже задачка не из простых. Так как оно расположено на десятиметровой высоте. И забраться туда по круглому стволу нереально. Приходится делать петлю из выданной веревки и бросать ее вверх в надежде зацепиться за одну из веток.
Сейчас задача была проще ввиду наличия на стволе удобных обрубков от срезанных нами с утра веток. Поэтому забрались наверх быстро и принялись за работу. Привязав один конец веревки в самой верхней точке, а второй обмотав вокруг собственного пояса, застраховавшись тем самым от случайного падения с десятиметровой высоты, чреватого большими неприятностями даже при втрое меньшей силе тяжести, принялись сновать по поверхности ствола, цепляясь за ветки. Удобнее получалось работать сверху вниз, срезая ветки на выделенном участке ствола все ниже и ниже, пока не доберемся до земли. В чем преимущество работы именно в бригаде очистки – подобная «гимнастика» хорошо нагружала все группы мышц, позволяя держать себя в форме.
Но как же накопить необходимые для побега припасы и инструменты? Да еще незаметно пробраться вместе с этим всем в расположенную возле бараков баню? Сложный вопрос! Каждый из нашей компании напряженно обдумывал его, делясь пришедшими в голову мыслями с остальными во время коротких встреч на стволе очередного очищаемого дерева либо в бараке после отбоя, рискуя быть подслушанным. Кое-какие продукты, скажем, можно попробовать запасти. Во время расчистки встречались изредка различные съедобные плоды. Или собираемый сок можно обменять не на настойку, а на сухари из качественной муки, подаваемые к столу привилегированной части лагерных сидельцев. Так ребята уже делали, чтобы поддержать мои силы в первую неделю пребывания здесь, пока я не привык к вонючей похлебке. Но оружие? Пока вызрел окончательный план, утекла почти неделя драгоценного времени…
На завершение подготовки ушла пара дней. После чего еще некоторое время ожидали подходящего момента. И он наконец настал. Сомнений в необходимости побега к этому моменту не оставалось даже у вечно колеблющегося Ощутилло, слишком уж много назревало признаков скорых изменений в жизни заключенных лагеря. Роковых изменений. Так что действовали слаженно. Каждый знал свой маневр.
Главным условием для начала выполнения плана являлся паровой трактор, вернее, его расположение. Дело в том, что трактористы, состоявшие из операторов-немцев и гномов-кочегаров, обедали раньше нас, так как и продолжительность рабочего дня у них была существенно меньше: нормальные восемь часов против наших двенадцати. Уходя на перерыв, они оставляли трактор без охраны – варвары и так боялись грозного механизма как огня и обходили его десятой дорогой. В общем, оставляли спокойно, причем на пару, не гася котел, чтобы после обеда не тратить время на его раскочегаривание. Для этого бросали в топку вместо быстро прогорающих прессованных брикетов обычные сыроватые поленья. Как раз хватало на время обеда поддерживать медленный огонь.
Безопасность при этом обеспечивали два аварийных клапана, сбрасывавших излишнее давление, а также прикрытые почти до минимума вентиляционные заслонки в котле. Ну и манометр на рабочем месте машиниста был оборудован громким гудком, срабатывавшим при достижении стрелкой прибора красной черты. Так что трактористы спокойно шли обедать, подстраховавшись сразу несколькими способами. Но кое-что они не учли. Вернее, кое-кого…
Единственным человеком в лагере, понимавшим устройство всей этой машинерии, за исключением самих трактористов, являлся я. Поэтому, в течение последних дней присмотревшись к работе машинистов, я предложил использовать трактор для отвлечения внимания надсмотрщиков и охраны во время побега. Для этого требовалось только, чтобы его оставили недалеко от нас и кабиной в сторону поваленного ствола. Чтобы не было видно, как я туда проникну.
Так как темп работы трактора известен заранее и постоянен, легко можно было спрогнозировать его положение к следующему полдню. Именно полдню – идею бежать ночью мы сразу отвергли как совершенно бесперспективную: выйти незаметно из барака можно и не мечтать. Поэтому в день накануне побега мы уже почти наверняка знали, что подходящий момент наступит завтра. И, конечно, сильно волновались. Я, например, очень долго не мог уснуть, хотя обычно, уставая за день как собака, отрубался сразу же после отбоя. А тут ворочался и ворочался, все время вспоминались многократно виденные сцены расправы с непокорными заключенными. Нет, если не выгорит, сдаваться живым нельзя ни в коем случае!
Зато благодаря бессоннице не лишился своей драгоценной обуви. Так как именно сегодня, на свою голову, один из соседей-варваров решил украсть мои ботинки. Наверное, надеялся сменять в другой бригаде на что-либо ценное. Вряд ли бы осмелился сам надеть – нашей группы тут побаивались. Так или иначе, но, мучаясь видениями ужасных наказаний, вдруг почувствовал, как снятые с ноги, но подложенные по старой зэковской привычке под ступни ботинки начали медленно выползать оттуда. С пару секунд я, увлеченный тревожными мыслями, пытался понять свободным краем сознания причину такого странного поведения обуви, а когда дошло – резко приподнялся с утрамбованной травы, заменявшей матрас. И чуть не столкнулся лбом с испуганно взирающим на меня в полутьме барака соседом.
Немая сцена длилась недолго. Разобравшись в обстановке, я тут же засветил наглецу с правой в заросшую скулу. Впрочем, далеко не со всей силы, чтобы не нашуметь. А то в барак ворвутся злые со сна бригадиры и мало не покажется никому. Несостоявшийся вор отлетел в свою ячейку и, мягко приземлившись на травяную подстилку, еле слышно заскулил. Тоже, видимо, не горел желанием отведать на сон грядущий бригадирской дубинки. Сочтя инцидент исчерпанным, я плюхнулся обратно на «постель» и сразу же, к своему удивлению, заснул.
Утро началось как обычно. Чуть согревшись теплым «чаем», двинулись на участок. Получили инструмент и принялись за работу. Все как всегда. За исключением понапиханных в карманы выменянных у гномов сухарей и невыпитой вчера, против обыкновения, настойки в «секретной» фляге у Везунчика. Для нее планировалось несколько иное применение.
Ближе к полудню трактор, как и рассчитывали, принялся за пятиметровый в обхвате кедр, совсем рядом – три десятка шагов от поваленного дуба, на котором мы трудились. Обеденное время близилось, и напряжение росло. Мы обменивались нервными взглядами, не забывая активно пилить ветки, чтобы не привлечь ненужного внимания бригадира. Как назло, не успел я об этом подумать, как тот тут же и явился! Медленно обозрев каждого из нас с ног до головы подозревающим (впрочем, как и всегда) взглядом, Мерзавр стукнул дубиной по стволу и, обозвав медлительными свиньями, приказал закончить все дела на участке за десять минут и двигать к следующему стволу. А он, сволочь, метрах в ста отсюда! До трактора незаметно будет не добраться. Вот урод наш бригадир! Полностью соответствует своей кличке…
В ответ на осторожное замечание о невозможности завершения всей работы за столь короткое время и просьбу продлить срок до обеда Крепыш опять несильно схлопотал дубиной по спине. После чего Мерзавр, брызгая слюнями, повторил приказ и укатился в направлении следующего участка, пообещав вскоре вернуться и проверить исполнение.
Как же быть? Мы затравленно переглянулись. Потом Крепыш, потирая ушибленную спину, заверил, что сумеет отвлечь ненадолго внимание бригадира. Ждать развязки оставалось уже совсем недолго.
Мы в темпе пилили ветки, затравленно поглядывая в том направлении, куда удалился злобный гном. Вот невезуха-то! До обеда у трактористов оставалось менее получаса. Еще чуть-чуть и… Если бы не Мерзавр со своим дурацким требованием. На самом деле, если поднажать, то действительно можно закончить пусть не за десять, но за двадцать минут точно. Гном это наверняка и имел в виду, сказав «десять» только для нагнетания напряжения. Так что явится он не сразу, но все равно слишком рано!
Когда осталась последняя ветка, Крепыш предложил чуть притормозить. Пусть Мерзавр увидит – еще осталось что делать. Тут трудившиеся неподалеку трактористы наконец прервали работу, о чем возвестил мощный свист стравливаемого пара, и засобирались на обед. А к нам, конечно, по закону подлости немедленно явился бригадир. Ну еще бы минут пять, всего лишь!
Не дав возмущенно взиравшему на нагло не выполненное до конца задание Мерзавру раскрыть пасть, Крепыш, рискуя в третий раз за сегодняшний день огрести удар дубиной от скорого на расправу бригадира, подскочил к нему и попросил, «пока ребята заканчивают пилить последнюю ветку», показать ему следующий участок. Чтобы, значит, знать где и что и приступить не откладывая, как только допилят здесь. На пару секунд повисло угрожающее молчание. Дубина бригадира как бы в раздумье покачивалась на его широком плече. Сейчас как опустится на спину Крепыша, ставя крест на наших планах! Однако гном вдруг повернулся кругом, и ненавистная дубина лишь слабо махнула в сторону следующего участка:
– Пошли! А вы, – на секунду опять повернулся он к нам, – чтобы через пять минут уже были на месте!
Глядя на неторопливо удаляющуюся широченную спину Мерзавра, за которым покорно плелся, сделав нам успокаивающий знак, столь удачно разруливший ситуацию Крепыш, я понял: у нас появился шанс. Мало того что теперь мы успеваем сделать задуманное, так еще и бригадир гарантированно не появится на участке в самый неподходящий момент. В конце концов, как оказалось, непредвиденное вмешательство Мерзавра привело к ситуации даже лучшей, чем планировалось!
Руководивший всеми приготовлениями Везунчик рассуждал точно так же.
– Давай, Кочегар, приступай! – произнес он, наблюдая, как по направлению к кухне двумя отдельными группами проследовали немцы-машинисты и обслуга из гномов. Немцы вообще обедают за пределами рабочей зоны лагеря, в отдельной столовой. И готовит им отдельная кухня. Ну а гномам – наша, лагерная, но тоже отдельно от простых заключенных, выбирая лучшие части из привозимых отходов мясокомбината. Небось куски кишок и волосатые лоскутки шкур у них в супе не плавают! Уже больше месяца здесь, а при одной мысли о лагерной похлебке все еще мутит… Кстати, а ведь если сейчас выгорит, я ее больше не попробую! Впрочем, если не выгорит – тоже, правда, совсем по другой, гораздо менее радостной причине… Однако сама мысль о том, что в любом случае больше этой гадости в рот не возьму, придала дополнительные силы и помогла окончательно побороть страх перед неминуемым в случае неудачи наказанием. Скрываясь за наваленными в беспорядке свежесрезанными ветками, я рванул к трактору.
Возле гигантской машины никого не было, однако последний, открытый, участок оставшегося пространства все равно преодолел ползком, маскируясь в остатках «вытоптанной» паровым мастодонтом травы. Вот и грязные дырчатые металлические ступени приклепанной к корпусу лесенки, ведущей в расположенную в задней части трактора вотчину гномов-кочегаров. Еще раз внимательно осмотревшись вокруг, ухватился рукой за клепаный обод глубоко увязшего в мягкой почве огромного стального колеса с литыми толстенными спицами внутри и, опираясь на него, привстал и метнулся вперед. С ходу взлетев по двухметровой лесенке (спасибо низкой гравитации!), попал в котельное отделение.
Тут, естественно, было жарко. Потрескивали раскаленные заслонки котла и резко пахло горелой смолой. На ржавых, покрытых копотью крючках у боковой стенки висела рабочая одежда кочегаров – кожаные передники и рукавицы. Тоже закопченные до жути. Здесь же, в специальных захватах, стояли полностью металлические лопаты и кочерги, которыми гномы шуровали в топке. Не теряя времени, нацепил на себя передник и рукавицы, схватил лопату и приступил к делу. Открыл дверцу топки, вытащил оттуда, поддев кочергой, еле тлеющие сырые поленья и засунул вместо них значительно более горючие топливные брикеты, хранившиеся в металлической корзинке снаружи. Затем открыл до максимума заслонки воздуховодов – брикетам нужен кислород. Так, тут, собственно, все. Тем более что из топки уже стало доноситься радостное потрескивание, свидетельствовавшее о значительном ускорении процесса горения.
