скачать книгу бесплатно
– В Китай ты решил полететь, а не встречать меня с малышкой Сонечкой из роддома. После высшей математики “трёх толстяков” Бестужев вышел на пенсию раньше твоих, а у тебя тут ещё печать с Гоа в паспорте есть, крендельки, заварные колечки с нежным творожком…
Это и есть Рай на Земле! Мы с ними так балдели, что чуть не ошалели.
– Из Китая мне достался только подсвечник, без свечи. Мне говорили, там было много наркотических средств… Антарктида – по мне. Родители уже забирали нас из центра матери и ребёнка. Софию тянули так, что надо теперь с остеопатом выправлять. Мне привязали ноги ремнями к гинекологическому креслу, оставили одну в холодине, а главврач роддома шёл по коридору с обходом, кивая роженицам.
Елене казалось, что она до сих пор находится в этом ритуальном цикле.
– Булочки с маком ешь сама на обед. Мне сказала акушерка, что у тебя разошлись тазобедренные суставы нормально, а потом вновь сошлись, как ни в чём не бывало.
– Акушерки подделали запись. София родилась 4,500 кг, о чём мне чётко сказали после весов. На бирке отметили лишь 4,200. Ритуалы повсеместно.
– Какие были твои слова, когда дочь родилась?
– “Такая красивая!”
– Вот они и “скорректировали” по своему видению.
– Ты хорошо медсёстрам истерил.
– Тебе сделали укол в спинной нерв. Я заплатил на входе!
– Иначе я не знаю, как схватки переживали женщины раньше. Аромалогия – новейшая культурология! Что скажешь ещё?!
– Во времена Гоа шла первая мировая война, шампанского не хватало.
– Бутылка вина в неделю попадает в Англии под зависимость алкогольную. Я смотрела передачу по телевизору об избавлении.
– Семьдесят пятого.
– От выдержанного с рейтингом не пьянеешь!
– Помнишь барона?
– Семь лет урожая не было…
– Сейчас я в недвижимости зелёной, то есть экологически здоровой .
– А я – в очередь за золотом, рубинами из Бирмы и камнями полудрагоценными. Вместе с маслами и газами – это и есть практическое питание, то есть через дыхание и сквозь кожу. Пью из Грааля серебряного – отбивает вампиров, кто помнит Тарантино. Напитки – это мега-тренд сегодня.
И он продолжал бороться, вместе с ней, по своему, нервно, переживая все взлёты и падения, и в итоге закрепился там, в их западном мире, хоть и со второй попытки.
* * *
Вернувшись в Лондон, к ней, его работу они нашли быстро.
Работодателями были таинственные инвесторы фонда хедж-фондов. Они вели умные беседы о курсах валют и рынке недвижимости.
– На российские масштабы у нас маловато капитала, – рассказывал партнёр. – Инвестируем в сектор недвижимости в Украине. Сейчас есть один строящийся склад, но мы разовьём целую сеть! А Вы, Александр, будете отвечать за скупку земель!
– В Украине мораторий на продажу земель сельско-хозяйственного назначения, – пояснил ему Александр, кто был единственным, хоть что-то понимающим в недвижимости. – Можно взять только в аренду и переводить в другое назначение.
Он сэкономил им уйму времени до две тысячи девятого года.
* * *
Юг Франции партнёры выбрали местом корпоративных сборов. Однако у многих сотрудников не оказалось действующих виз. По этой причине они не доехали. Только Саша прорвался каким-то магическим образом, по специальному соглашению единой визы, действовавшей тогда между Великобританией и Швейцарией. Ему было важно быть вместе с командой.
– He is a real team player[14 - Он настоящий командный игрок!]! – отметил себе старший партнёр.
К сожалению, команды только вот попадались всё больше из вторых и третьих лиг.
* * *
Оставался, к счастью, фитнес-клуб и Лондон. Саша снова стал бегать по утрам в парке.
Новые условия для трудовых мигрантов!
Однако чем лучше они жили, тем хуже становились их личные отношения.
Бескорыстных поступков Рёйтер не совершал. А она не понимала, зачем ему такие дорогие имплантанты, если он никогда не улыбается.
– А жена, это – инвестиция или статья расходов? – задавался вопросом Рёйтер на тему семейного бухгалтерского учёта.
“Хмм, про обязательства он почему-то не подумал…” – удивилась она.
Рёйтер становился всё более психопатичный личностью, прикрываясь стратегией “итальянской семьи”.
Они постоянно ссорятся, – высказался про них дедушка Слава. (Алёна приходился ему внучатой племянницей).
При отсутствии содержания подпитка для спутника исходила из инициации скандалов и обвинений в адрес жены и близких. Одолевал вещизм.
– Лена, а что ты так бедно одета?
“Какой-то порочный круг,” – не понимала Елена. – “Даже большие квартиры и дома не помогают!” Это его ненасытное стремление получать собственную выгоду проявлялось везде, в каждом вздохе и минуте их совместного времяпрепровождения.
– Лена, ну чего ты села?! Принеси мне чаю. Хочу, аж кончаю!
Он подпаивал её вином.
– Ах, даже у Золушки был шикарный бал! Когда же наступит мой карнавал?!
И Рёйтер закончил музыкальную школу и купил дорогостоящую стерео-систему, имелась даже коллекция дисков, однако музыка в доме не звучала никогда. Вместо песен пространство наполнялось его недовольным шумом и телевизионной рекламой.
– Лена, ну откуда твои руки? – возмущался он.
– А откуда твои брюки?
– Бездарность, кому ты нужна! Всё, что ты можешь – это бить по клавишам.
Я – писательница, та ещё машинистка! Печатаю “вслепую”, на русском и английском! Это было эффективней, чем играть на пианино…
Лене, и правда, нравилось писать письма ещё с детства, а он, почему-то, обвинял её за это.
– Ты распространяешь дайперы. А я – не все снайперы!
Рёйтер гнал её как бильярдный шар, в ту удобную лузу, куда ему было нужно.
“Меня или гонят, или тянут!” – не понимала Елена. “Но мне это всё не нужно! В мои руки внедрились останки Крупской!”
Препирались по каждой мелочовке и тыкали вопросами:
– Ты это повесила, чтобы я бился? – спрашивал он про хрустальный шарик Сваровски, вращающийся на изящной спирали в проёме дверной арки, ведущий в их совместные спальни.
Маслова купила модель на рождественской ярмарке в Цюрихе. Прозрачное стекло, размером чуть меньше шара для гольфа, было прекрасно огранено и, когда на него попадали солнечные лучи, расщепляло их свет на радужные палитры.
Доминантность же спутника откачивало у неё много сил на постоянное сопротивление и реплики соучастницы. Клиенты и банковский менеджмент прессовали параллельно в своих сиюминутных намерениях. Таким образом Елена находилась как-будто в вечной среде закомплексованности и неудовлетворённости, созданной вокруг супружескими и бизнес-партнёрствами.
* * *
– Таня, всё очень плохо, – рассказывала она про свои семейные отношения. – Рёйтер требует от меня то, что я уже не могу ему дать, потому что оно всё укатано в асфальт. Вот он и звереет. И этот микро-менеджмент на каждом шагу и по любому поводу…
– Играй! – посоветовала почему-то Баянова вовлечься в такую стихию отношений.
– На игру ведь тоже силы нужны, а в Республике Коми я уже отыграла в гимназическом театре Зодченко.
– Понимаешь, есть отношения временные. А любить можно долго, годами, несмотря ни на что…
– А что если просто не реагировать, и посмотреть что выйдет?
Таня была настоящей женой и реальным партнёром, только ею почему-то пренебрегали. Это её с Леной и объединяло.
– Я потеряла столько времени в Германии, пока девочек няньчила… – с горечью в голосе вспоминала Баянова о заграничном периоде своего материнства со вторым мужем.
– Время создаёт упущенные возможности, согласны все. Если мама катает ребёнка на детских качелях, она не может сдавать одновременно коммерческие площади.
* * *
До Масловой Александр заводил личные отношения только с женскими племенами – взрослыми или молодыми дамами, однако ж не бездетными.
“Разведённые – такие голодные!” – пояснял он ей в Алма-Ате.
За своим гардеробом он отменно следил, сам был ухожен, и ещё в двухтысячных полировал ногти.
Десятилетия позже Маслова вспоминала в интервью журналисту на английском: “When I saw his wardrobe, I got astonished. It was impeccable. I have never seen such a thing in my life[15 - Когда я впервые увидела его гардероб, я пришла в ужас от восторга. Он был безупречен. Я никогда такого не видела.]”.
Внешним видом Сашуля походил на некого этнического дэнди, бесстрашно бушующего в обществе орангутангов, приходящих в офис Адама в кожаных штанах. Они все вместе кучковались за получкой в кассовое окошечко. Коллеги в связи с этим сплетничали, что он “голубой”. “Не общайся с ним!” – предупреждали в бухгалтерии.
Молодым сотрудникам обедать в строительной Москве в те времена было негде: формат бизнес-ланча был ещё не опробирован. Коллега Шурочки оформлял приглашения в бизнес-центр на Малом Головином, где числилась его тёща. Елена ощутила удары судьбы, когда поняла, что это и есть офис её матери. Попав туда до неё, аут-сайдер Рёйтер устраивал мини-импровизации местным служащим.
– Я так и знала, что ты теперь – его пассия, – высказывалась недовольно мама Елены, которую посетитель их заведения “достал” больше всего, стоя с ними в очереди столовой с подносом в руках. – Ты уже всё рассказала ему про наши денежки?
Дочь ничего такого Рёйтеру никогда не говорила. У спутника было много энергии работать на публику.
Так, знакомые Александра были хорошо информированы, хочет ли жена идти гулять, если супруг не был до этого с ней, и имеет ли он ещё её после этого. Не было даже русла, куда бы Рёйтер был в состоянии направлять свои таланты, и он глушил энергию, чем только мог, периодически заваливаясь хламом и включая алкоголь. Семейным оставалось разгребать всё.
Последний раз она была отвергнута в Китцбюэле в феврале две тысячи двенадцатого. Они обедали в ресторане вчетвером с Арсением Викторовичем и Ниной Васильевной. Саша был довольно сильно пьян. Ужин был бессмысленным мучением, а в показательных выступлениях Рёйтера пренебрежение к Елене становилось очевидно окружающим. (До этого было просто стыдно появляться в паре на людях; такой он был экзальтированный).
В гардеробе, к Елене подбежала Нина, опередив заболтавшихся с официантами мужчин:
– Лен, надо прекращать это сейчас. Видно, что ты еле терпишь. Потом будет поздно.
– Спасибо, Ниночка. Наверное, со стороны, и правда, лучше видно.
* * *
Предложение Александра было сделано до ужина: тогда в две тысячи втором он положил ей на тарелку колечко из белого золото 750 пробы, с голубым топазом посерединке.
* * *
– Ты рано соскочила, – заявил ей Рёйтер весной двенадцатого.
– Почему же рано? Десять лет прошло всё-таки.
– Теперь тебя некому будет защищать!
В тот момент она ещё не понимала, что именно это означает, однако обручальное колечко не продалось. Оба свадебных кольца были утеряны ранее на каких-то курортах.
* * *
– Лен, может ты ещё передумаешь,– внимала ей свекровь. – Время лечит!
– Тамара Яковлевна! Время делает всё только хуже. Саша много для меня сделал, поэтому мне нужно было терпеть.
Но он был Первым, и он поставил Флаг!
Тогда в две тысячи первом, она влюбилась в него именно за свободный взгляд, альтернативную позицию и независимость от семьи. Было что-то удивительное в его ауре, его целенаправленности, в понимании пути и иностранных манерах вести себя. Она была им ослеплена. На фоне московских студентов, державшихся на плаву благодаря родительским счетам, пропискам и связям, Саша казался ей невероятным героем, прибывшим в российскую столицу из казахстанской и украинской заграницы без прописки, получив контракт директора по маркетингу в компании Адама Степановича.
Первое жильё в Москве он снял около трёх вокзалов. Планировка квартиры была странноватая, так как дверь в ванную с джакузи вела сразу из кухни. А Лена летала в далёкие командировки по всей России, где проходили аудиторские инвентаризации складов в двадцатиградусный мороз с удобствами на улице.
Почему-то работа была всегда не там, где жили, а отдыхали, вообще, в других местах. Но была борьба, и это объединяло.
Тогда Саша был её единственным маяком в океане тёмных вод. Она летела бабочкой на поток его света, обжигая свои крылышки, падала, поправлялась, но всегда долетала.
Он её ослепил, но оказалось,
Что его привлёк, лишь её автомобиль.
Однако со временем практика показала, что независимость Рёйтера от родительской семьи была скорее территориальной отстранённостью. Свекровь “отвоёвывала” обратно шаг за шагом жизненное пространство своего взрослого сына. Неразвязанный когда-то психологический узел затягивался всё сильнее, “благодаря” взаимным обвинениям обоих сторон.
