скачать книгу бесплатно
Я остался у разбитого корыта,
В ареале моём – только атавизмы:
И луна над старым садом не забыта,
А деревня еще смутно помнит измы.
Говорят здесь о душе, а также – чести,
Поминают часто бога или чёрта,
И не смотрят телевизор, даже «Вести».
Словом, люди здесь совсем иного сорта.
И ни выжечь, и ни вырвать этих фактов,
В новом веке странно видеть человека:
Он не знает меморандумов и пактов.
Для чего ему опека, ипотека?
Ни к чему ему помешанный мессия,
Бюллетени, урны, выборы, кабина…
Что такое «Справедливая Россия»
Раз «Единая Россия» – не едина?
Отчего-то понимают здесь превратно
Жизнь элиты или разных депутатов:
От Госдумы до Гулага и – обратно,
Губернаторы – ворьё или из катов…
Если здесь родился и не пригодился,
Значит, ходит в бизнесменах или урках.
Если кто-то долго в умного рядился,
Со всем родом он останется в придурках.
Почему-то сохранилась здесь природа,
Избы, дым печной, ни смога, ни тревоги.
Если кто-то, как-то, вышел из народа,
То обратно не найти ему дороги.
Ни к чему ему убогая деревня,
Где Емеля на простор глаза таращит.
Не растут нигде корнями вверх деревья,
И никто добро в могилу не утащит…
Уложу я снова вещи в чемоданы,
Почему-то подступают к горлу слёзы:
На рассвете мне привиделись туманы,
Свежий снег и кони в искрах от мороза…
Новый Pushking
В интернате, ах, простите, – в Интернете,
Мы в корзине, ах, простите, – в паутине.
Лихо бэтмены лихачат в Литсовете.
Новый Pushking не замечен по причине –
Старый Пушкин не прочитан хорошо…
Лихо бэтмены строчат и заполняют
Разудало паутинный мир томами.
Новый Pushking снова старого читает,
Озабоченный строкою и долгами,
Ощущая лишь беспомощность свою…
С каждой книгой он все меньше понимает,
С каждым долгом все стареет и мудреет.
С каждой подлостью все больше прозревает,
Но однажды вдруг прозреет и созреет:
Мудрость мира – есть безумие его…
Жене
Столько сгибло поэтов на поле, что ликуй, воронье, и пируй!
Испражняйся стихами на воле. А не можешь – у мертвых воруй.
Благо много они написали, не успев напечатать, издать.
Кто-то лучше напишет? Едва ли! Это ж надо сперва прочитать…
Так случиться должно было, верно, я и здесь отступать не привык:
Истощился еврей беспримерно, русский свой забывает язык,
Что-то каркают вороны в Webе, а в журналах сороки трещат.
Я слабею! Пикируют с неба воронята и тьмы сорочат…
Будет холодно, голодно, худо. Отвернутся (подумать!) враги.
Ни в какое не верю я чудо, но взываю тебе – помоги!
Помоги мне собрать свою волю, помоги мне окрепнуть душой.
Я – последний монгол в диком поле, со своей закаленной строкой.
Чуткой мыслью Орда одарила, а затем одарила Москва:
Вместо скучно-незвучного била колокольные дала слова.
И отправила в поле людское, наказав: сохрани, сбереги!
Все кружит воронье. И с мольбою обращаюсь тебе – помоги.
Хозяйственная сетка
Александру Александрову,
поэту и боевому офицеру из довоенного Цугола
Помните хозяйственную сетку, наш советский полный соцпакет?
В ней несли соседи и соседки: соль, муку, картошку, cabernet,
Книги и капусту, баклажаны, валенки, стиральный порошок.
Сетка, незаметная в кармане, а вмещала, чуть ли не с мешок.
Нынче в сеть вмещается планета, вся земля – китайский огород.
На просторах славных Интернета облегчён от тяжестей народ:
Долга, чести, родины, заботы… Раздробилась жизнь на много тем.
У кого-то вовсе нет работы, у кого-то – совести совсем…
Раз свобода, значит, окна в клетку: думал, озирая я Москву.
Вспоминал хозяйственную сетку, и увидел сетку наяву:
У метро «Охотный ряд», где пиво и галдят на разных языках,
Шел старик. Степенно, терпеливо нес он сетку в старческих руках.
И свисала сетка, тяжелея, из всех дыр торчали углы книг.
И смотрел, о чём-то сожалея, этот удивительный старик.
Видно: жизнь его прошла по сводкам, выправка военная с войны.
Я читал по орденским колодкам боевую летопись страны…
Продавал он книги, и в «Охотный» дошагал с «Кузнецкого моста».
– Я, – сказал мне, – офицер пехоты, начинал оттуда, где Чита,
Там Онон и Цугол, гарнизоны. Бил японцев, немцев, брал Берлин.
Этот мир, земляк мой, полигоны, где тебя пытают до седин.
Сетка эта, паря, не простая, в ней вся жизнь родимой стороны.
Ну, бывай… И, молодо шагая, он ушел, как призрак старины.
Я купил все книги, сетку – тоже. В книгах тех – ургуй и сарана…
Был старик поэтом. Я, похоже, заплатить не смог ему сполна.
Дети неба
Откуда эти звуки, веселый хоровод,
Как быстры ноги, руки, что это за народ?
И что это за пляски, все здравые притом!
