скачать книгу бесплатно
Эмма закрыла лицо руками, но в то же мгновение резко их отбросила. Собственные руки были ей омерзительны: от них разило смертью и гнилью. И как она раньше не чувствовала этот запах? Эмма стиснула зубы и посмотрела невидящим взглядом на стену перед собой: она не узнавала этот цвет, эти узоры на обоях, не узнавала собственный дом… Её лицо перекосило от злости, злости на саму себя и на тех, кто превратил её в безвольную куклу.
Эмма просидела бы в коридоре до самой ночи, но Том не должен был увидеть её в таком состоянии – надо было подниматься и приводить себя в порядок. Еле волоча ноги, она дошла до ванной и начала отмывать руки от многолетнего слоя грязи: до боли и красноты натёрла каждую мочалкой, но даже после этого не могла спокойно смотреть на свои ладони, которые, как назло, так и норовили оказаться прямо перед её лицом.
– Ты никого не убивала, – напомнила она отражению в зеркале, и то тактично промолчало в ответ.
На кухне Эмма собиралась включить чайник, но вместо этого свалилась на стул и начала изучать узоры на стенах. В кастрюле на плите заурчала вода. Ничто в этой комнате не напоминало о том страшном преступлении, частью которого она, сама того не подозревая, стала. Тогда весь мир ограничивался стенами их маленькой кухни, и в этом мире было комфортно. Эмма хотела бы остаться там навсегда, забыв про голод и боль.
Но голод и боль имели другое мнение на этот счёт и напомнили о себе сами. В животе снова разгорался пожар, и в этот раз простое самовнушение уже не помогало. Решение проблемы возникло прямо перед глазами Эммы: она схватила стоявший на столе стакан с водой и принялась жадно пить, как будто кто-то мог в любую секунду забрать у неё это сокровище. Прохладная жидкость возымела невероятное действие: желудок попался на уловку и буря внутри него поутихла. Эмма была довольна собой: было приятно сделать хоть что-то без указаний Ребекки, своими силами.
Не сразу она поняла, какую ошибку только что допустила. Крик застыл у неё в гортани: одним своим шагом она в мгновение разрушила всё. В ту ж минуту она почувствовала, как мутнел её рассудок, как угасала в ней способность мыслить, как утекало из головы всё ненужное и лишнее, как пробуждалась после недолго сна слепая животная покорность. Неужели это могло подействовать так быстро?
Эмма прыгнула в это болото добровольно, и рядом не было решительно никого, кто подал бы ей руку помощи. Ей впервые нужно было самой спасать себя. От напряжения её голова, казалось, вздулась. У неё оставались считанные минуты до точки невозврата. К тому моменту Эмма уже не помнила, что в её жизни когда-то присутствовал человек по имени Ребекка.
Одна единственная идея маячила на горизонте: Эмма, хватаясь за остатки сознания, как за спасительный круг, на четвереньках доползла до уборной, наклонилась над унитазом и засунула два пальца в рот так глубоко, как могла. Рефлексы работали исправно: поток мутной воды вперемешку с кровью и желудочным соком хлынул из неё и продолжался, пока Эмма не была опустошена окончательно. Она обнимала унитаз и смеялась: сработало, спасена. Самое сложное осталось позади.
Входная дверь открылась неожиданно и с тихим скрипом. До ночи было ещё далеко, и Эмма резко встала, сжав кулаки. Она была готова драться насмерть, кто бы ни стоял за этой дверью. Голос Тома вернул её в реальность. Всего лишь муж вернулся с работы, а она чуть не набросилась на него с кулаками. Нервная система стала ни к чёрту.
Прежде чем выйти из ванной, Эмма обрызнула лицо холодной водой и натянула улыбку. Эту маску она надевала в последний раз. Том стоял в коридоре и улыбался всё так же отталкивающе, но Эмма уже не винила его в этом: яд по-прежнему тёк по его венам и отравлял его разум. Он был лишь жертвой.
Том обнял её, и мурашки пробежали по её плечам. Эти руки, покрытые толстым слоем крови и грязи, и пустые глаза… Она больше не могла находиться рядом с ним, ни с кем из них. Все рабочие были смертельным оружием в руках незримого палача, и это пугало Эмму ещё больше. Она не хотела жить в постоянном страхе, оглядываться на каждый шорох и проверять, не тянулись ли эти руки в жёлтых перчатках к её шее.
Том незаметно управился со своей порцией и жадно смотрел на тарелку Эммы.
– Можешь взять, я неголодна, – именно этого она и дожидалась.
– А как же?.. – было видно, что мысленно он уже поедал её порцию и этот вопрос задал лишь для приличия.
– Я хорошо поела за обедом, не переживай, – врать Эмме понравилось.
Том ничего не ответил и взял её тарелку. Он и не переживал.
Эмма даже завидовала ему в этот момент. Ни о чём не волновался, ни о чём не догадывался, и в его голове с каждой секундой по экспоненте не росло количество вопросов, в то время как количество ответов на них стабильно стремилось к нулю.
После ужина Том пошёл в душ, а она подошла к входной двери и повернула ключ, стараясь не дышать, хотя из-за шума воды Том не услышал бы и стрельбу в соседнем доме. Чрезмерной осторожностью Эмма заразилась от Ребекки.
Теперь она боялась только того, что силы могли покинуть её в самый ответственный момент, она могла просто не проснуться в нужное время и упустить из-за этого свой единственный шанс.
Эмма сложила одежду на пол возле тумбочки, чтобы ночью не тратить времени на поиски, и легла на спину. Лампа светила ей прямо в лицо, но она не отворачивалась, несмотря на жжение в глазах. Пока она что-то чувствовала, она могла быть уверена, что всё ещё существовала.
Том вышел из ванной через пятнадцать минут, улыбнулся себе под нос и, подойдя вплотную к кровати, скинул на пол полотенце, под которым ничего не было. В его глазах горело неудержимое животное желание. Эмма не успела даже дёрнуться в сторону: он схватил её за ноги и резко притянул к краю кровати. В ту же секунду она ощутила его внутри. Он сделал то, чего так давно добивался, без ненужных прелюдий. Он и не думал спрашивать. Он словно почувствовал, что больше такой возможности у него никогда не будет.
Эмма почти уснула к тому моменту: сил сопротивляться у неё не осталось. Она не могла даже сказать что-то, не то что закричать или попробовать вырваться. Её тело сотрясалось от потусторонних ритмичных толчков, и ей оставалось лишь мысленно проклинать этого человека, навалившегося на неё всеми килограммами своего веса. Когда его руки коснулись её лица, когда его длинные пальцы оказались у неё во рту, внутри неё надломилось что-то очень хрупкое и ценное.
Всё это время Том не переставал улыбаться и тяжело дышать. Её молчание он принял за покорное согласие.
К счастью, если счастье вообще ещё существовало в этом мире, продлилось это недолго. Том отдал ей последний супружеский долг и свалился на кровати рядом с ней с таким видом, словно только что завершил марафон. Его гладкая грудь вздымалась и блестела от пота. Он с силой сжал руку Эммы, так, что она ощутила пульсацию его вен. В тот вечер Том оставил в ней частичку себя.
Он уснул почти сразу, и в комнате погас свет. Лампы чувствовали, что живым в доме в тот момент был только Том. А Эмма чувствовала, как две неуверенные слезы потекли по её лицу. Всё тело изнывало, и она поняла, что уснуть у неё уже не получится.
В темноте минуты превращались в часы, а часы – в годы. Эмме казалось, что она медленно умирала, превращалась в бесформенную жижу и просачивалась сквозь матрас прямиком в ад. Голод жёг её изнутри, а снаружи по всему телу горели отметины от рук мужа. Желудок будто выворачивали наизнанку. Может быть, она это заслужила. И дёрнул её чёрт взять кота домой, поднять этот проклятый листок, променять сытую спокойную жизнь… На что? На боль и страх?
Что ждало её там, за порогом дома? Что приготовила ей судьба? У неё не было ни одной догадки. Мир был полон самых разных вещей, как отвратительных, так и прекрасных: она убедилась в этом сама – какие встретятся ей, когда она сделает шаг за территорию зоны комфорта? С чего она вообще взяла, что у неё получится сделать этот самый шаг? От этих мыслей ей стало ещё хуже. Эмма не чувствовала своих ног. Она надеялась только на чудо и молила время, чтобы то просто продолжало идти, дотянуло хотя бы до утра, до завтрака… Она была бы рада даже творожной запеканке.
Эмма вздрагивала при любом шорохе. Вытерпеть это было мучительно. Она уже не ждала прихода Ребекки, а хотела просто пережить эту ночь.
Она боялась уснуть и не проснуться и поэтому не закрывала глаза, которые так и не привыкли к темноте. Может, она уже давно умерла и просто ещё не поняла этого: собственные чувства не вызывали у неё доверия. Эмма подняла руку, и экран на стене нехотя показал 1:32, убедив её: она ещё была жива. Полвторого ночи: прошло всего полтора часа… Она бы заплакала, но сил не было даже на это.
Эмма догадывалась, что дело было не только в голоде. Тот, кто подмешивал отраву ей в еду все эти годы, явно должен был предусмотреть такой исход. Может, ей и не суждено было дожить до завтра. Может, Ребекка знала это и шутки ради приговорила её к мучительной смерти. Сколько раз она сомневалась в соседке и та в итоге доказывала обратное? Эмме оставалось только надеяться и ждать.
Перед её глазами появилась тарелка с жидким супом, который она бездумно вылила днём, и в этот раз сдержать слёзы у Эммы не получилось. Тихие всхлипывания эхом отражались от стен и потолка и наполняли комнату тоской.
Прошёл ещё час, она снова подняла руку: 1:48. Всего пятнадцать минут? Это не могло быть правдой. Наверное, даже экран отвернулся от неё – другого объяснения Эмма найти не могла. Рука Тома в этот момент опустилась на её живот: он сопел, как невинный младенец, и улыбался даже во сне. Эмма чуть не взвыла от отвращения, но пересилила себя и неловким движением скинула руку мужа со своего тела.
Тогда она пообещала себе, что через час уйдёт отсюда сама. Уползёт в крайнем случае. И не имело значения куда. Не могла она оставаться здесь, рядом с этим человеком, в этом доме, в этом мире… Интересно, что сейчас делал кот? Наверное, охотился на летучих мышей в лесу. Или на летучих мышей охотились только летучие коты? Мысли спутались окончательно.
Так она пролежала чуть меньше вечности, пока тихий скрежет двери не вывел её из транса. У Эммы замерло сердце. Ребекка? В коридоре послышались осторожные шаги: соседка сразу прошла на кухню, даже не заглянув в их спальню. Наверное, не хотела разбудить Тома.
Это был момент истины. Сейчас или никогда. Эмма поднялась на кровати, и каждый сустав в её теле застонал, каждый нерв накалился. Боль всё ещё была доказательством жизни, а не предвестником смерти. Эмма встала на ватные ноги, затем аккуратно достала из книги многострадальный листок, тайну которого ей только предстояло узнать, и сделала шаг к двери. Рука Тома в это время опустилась на то место, где только что лежала его жена, он пробормотал что-то невнятное и повернулся на другой бок. На пару секунд Эмма перестала дышать. Она была готова задушить мужа голыми руками, но не дать ему всё испортить.
Опираясь на стену, Эмма дошла до кухни. В дальнем углу комнаты виднелись очертания фигуры в капюшоне: Ребекка как-то обошла датчики движения и сидела теперь в полной тишине. Она молчала. Кухня была наполнена неопределённостью, даже воздух там был чужим. Эмма почувствовала неладное слишком поздно: свет загорелся, и она в страхе отпрыгнула к двери. Лица этого человека по-прежнему не было видно, но это точно была не Ребекка: в куртке такого размера могло поместиться три Ребекки. Неужели… Всё-таки незримый палач добрался до неё раньше, пришёл сейчас, когда спасение было так близко… В следующую секунду Эмма схватила со стола стакан и без колебаний разбила его о стену: теперь у неё было оружие. Слишком долго этот человек отравлял её жизнь: она планировала забрать его на тот свет с собой и выжидала, как львица, сверкая глазами. Предчувствие мести опьяняло её.
Ночной пришелец не шелохнулся. Между ними повисла зыбкая тишина, которую никто не хотел нарушать: никто не хотел нападать первым. Через минуту Эмма уже жалела, что выбрала такой путь: никаких шансов у неё в этом бою не было – надо было просто с улыбкой на лице шагнуть в это болото и остаться в нём навсегда.
Вдруг у незнакомца в руках загорелся маленький огонёк, осветивший нижнюю часть его лица, которая была покрыта густой чёрной бородой: наблюдательской маски на нём не было. Попытка втереться в доверие? Он начал искать что-то в карманах своей куртки и через мгновение вытащил оттуда маленький свёрток. Эмма крепче сжала смертоносный осколок.
– Возьми, – сказал он сухо, бросив свёрток на стол.
Эмма не дрогнула. Дрожало только стекло в её руках.
– Возьми, – повторил он уже мягче, – Ребекка сказала, что тебе нужно поесть.
Эмма посмотрела на ночного гостя уже не так холодно: его голос совсем не был похож на голос страшного убийцы. От него вообще исходило удивительное тепло. Может, его прислала Ребекка? Она никогда не говорила, что придёт этой ночью сама, но могла хотя бы предупредить, что замещать её будет огромный бородатый мужчина. Страх в глазах Эммы постепенно угасал.
Не опуская осколок, она одной рукой развернула свёрток – внутри действительно лежал кусок хлеба. Эмма не заметила, как он оказался у неё во рту. Изголодавшаяся и обессилевшая, она в тот момент и не думала о том, что в тесто могли подмешать яд, о том, можно ли было доверять сидевшему перед ней человеку, – голод перекрывал все остальные чувства. Хлеб был твёрдым, как камень, и пахнул старостью, – ничего вкуснее она никогда не ела.
Как приятно было жевать, чувствовать во рту пищу, глотать. У неё снова, как по волшебству, появились не только силы, но и желание жить дальше. На её глазах мир наполнялся надеждой.
Эмма расправилась с куском хлеба слишком быстро и теперь жадно смотрела на своего спасителя, ожидая подачки, как животное в зоопарке: не мог же он прийти с одним только куском хлеба. Минуты шли, а добавка на столе всё не появлялась. Похоже, запасы в карманах у незнакомца и правда подошли к концу. Эмма смиренно сглотнула: сытой жизни ей никто не обещал.
– Вот, оденься, – на столе образовалась стопка одежды. Эмма успела забыть, что этот человек пришёл сюда не для того, чтобы её кормить.
Она чувствовала, как бородач сверлил её взглядом из-под капюшона, и только тогда осознала, что все пять минут на кухне провела в одном нижнем белье. Полуголая лысая женщина, у которой текут слюни при виде зачерствевшего куска хлеба и которая бьёт стаканы при виде незнакомцев. Ради неё этот человек был здесь. Странно, что он вытерпел так долго.
Эмме было на удивление весело: вся эта ситуация была слишком неправдоподобной, чтобы оказаться реальностью. Слишком быстро её жизнь выворачивалась наизнанку и менялась до неузнаваемости – в настоящем мире так не бывает. Вероятно, она всё ещё спала, а во сне можно было не бояться ни последствий, ни мнений других людей.
На столе лежали чёрные спортивные штаны и кофта, цвет которой в темноте нельзя было разобрать. Одежда пахла сыростью, но на это Эмма не обращала внимания: она была счастлива впервые надеть хоть что-то помимо своей старой униформы, которая пахла только смертью. Новая одежда была ознаменованием новой жизни.
– Ботинки пока бери свои, – друг Ребекки был ещё более немногословен, чем она сама.
После этой фразы он встал и направился к выходу, не сказав больше ничего. Эмма покорно пошла за ним, как будто они были связаны невидимой, но очень прочной нитью. Одежда была ей чуть велика, но жаловаться, судя по всему, было бесполезно: гардероб её ночной посетитель с собой не притащил.
В слабом лунном свете, проникавшем в коридор через открытую дверь, Эмма наконец смогла разглядеть его. Мужчина был по-настоящему исполинского размера, и даже через объёмную куртку виднелись всевозможные мышцы, покрывавшие его могучее тело. Эмме было удивительно комфортно рядом с ним: своим молчаливым спокойствием он напоминал ей кота. За его спиной она была в безопасности.
Жаль, что кот не дождался всего пару дней, – сейчас Эмма взяла бы его с собой, понесла бы его на руках, разделила бы с ним свой кусок хлеба и свою радость… Кот был единственной частью её прошлого, которую она не хотела сжечь.
Бородач ждал у двери, пока она обувалась. Терять время этот человек явно не любил: нервно перебирал руками, держа их то у груди, то по швам, то за спиной, и постоянно бросал взгляд на своё запястье. Эмма была слишком возбуждена, чтобы придавать этому значение. Всё равно без неё он не уйдет, иначе не приходил бы совсем.
Эти двое, потерявшаяся и нашедший, наконец, показались на улице, за ними с глухим стуком закрылась дверь – дверь в прошлое. Эмма надеялась, что ей больше никогда не придётся её открыть. Впервые она появилась на улице без парика, предстала перед миром в своём настоящем обличье. Тёплый ночной ветер нежно коснулся её лица. Эмма посмотрела на пустую дорогу и улыбнулась: впервые за долгое время она делала это искренне. Два дня страданий подошли к концу.
Она посмотрела на дом напротив и неуклюже махнула рукой тому, кто наблюдал за ней из тени: Эмма была уверена, что Ребекка следила за каждым их шагом, несмотря на задвинутые шторы. Соседка не могла пустить всё на самотёк.
Здоровяк издал звук, больше походивший на уханье совы, чем на человеческую речь, и пошёл в сторону леса, не оборачиваясь. Эмма в последний раз взглянула на свой дом, но ничто внутри неё не дрогнуло, и это было неопровержимым доказательством, что время пришло. Это место больше ничего для неё не значило. Это место она покидала навсегда. Дальше – только вперёд.
Из-за непроглядных стен её провожали полные материнской любви карие глаза.
Эмма поравнялась со своим спутником, когда на горизонте уже показался знакомый лес: один его шаг стоил ей трёх. Она едва поспевала за ним и очень скоро снова отстала. Ей предстояла не лёгкая вечерняя прогулка. Прошлое не хотело отпускать её так просто и липкими щупальцами тянуло назад.
Её колени заныли ещё в самом начале пути, но это было ещё полбеды: с каждым шагом становилось всё тяжелее дышать. До этой ночи Эмма и представить не могла, насколько она была слабой. Она ведь выдерживала целый рабочий день на ногах, куда делась вся её выносливость?
Ещё тяжелее было идти молча, когда ответы были буквально в метре от неё. Бородачу точно было о чём рассказать, но заговорить Эмма не решалась. Она не знала, с чего начать, боялась сказать глупость и показаться наивной дурой. Она не знала даже имени этого человека.
Начинало светать, когда они, наконец, вошли в лес. В свете восходящего солнца он выглядел ещё таинственнее. Бесконечно длинные тени деревьев тянулись до самого горизонта и манили путников за собой. По земле клубилась и заметала их следы невесомая дымка. Только сонный ветер недовольно гудел, встречая на своём пути незваных гостей.
Эмма впервые видела этот мир вблизи. В каждом дереве она находила что-то новое, будь то трещина в коре или причудливые корни, выглядывавшие из-под земли. Молчаливые хранители леса на короткое время забрали у неё усталость. Ей хотелось прыгать от счастья и прикоснуться к каждому из них, но её провожатый не давал ей остановиться ни на мгновение. Наверное, его можно было понять: молодой лес просматривался насквозь, а они отошли от дороги всего на пару километров. К тому же небо в тот день было предательски чистым.
Прилив сил оказался лишь иллюзией: бившая ключом энергия постепенно улетучилась. Снова Эмма почувствовала тяжесть и жжение в груди, желудок начал недовольно ворчать, а голова закружилась. Когда её спутник делал очередной поворот, она молила безымянных богов, чтобы тот оказался последним, но её молитвы оставались неуслышанными. Вокруг, насколько хватало глаз, не было ничего, похожего на дом, или хижину, или хотя бы берлогу. Эмма отчаялась.
Наверное, обладая настолько широкой спиной, здоровяк мог бы понести её на руках, но попросить о таком у Эммы язык бы не повернулся. Этот человек и так сделал для неё слишком многое.
«Я дойду, я справлюсь, я смогу», – убеждала она себя, но получалось неубедительно. Деревья у неё в глазах задвоились и поплыли.
Ещё один поворот, и сил идти не осталось совсем. Эмма опёрлась спиной о ближайшее дерево, и сказала так громко, как могла, – едва слышным шёпотом:
– Стойте… Пожалуйста…
В этот момент ноги подвели её, и она упала на землю, покрытую опавшими сосновыми иголками. Последним, что она увидела перед погружением во тьму, были исполинские руки, тянувшиеся к ней, и испуганные голубые глаза.
Глава 4
Эмма почувствовала на лице что-то холодное, в ту же секунду в её полуоткрытый рот попали капли воды. Маленькие и несущие жизнь.
Она открыла глаза и увидела только белую ткань, через которую пробивался тусклый жёлтый свет. Откуда-то доносились мужские голоса.
– … одна из кукол? О ней говорила Ребекка? – этот высокий голос Эмма раньше не слышала.
– Не называй её так, – прогудел знакомый бас.
– Ребекку не называть Ребеккой? – обладатель этого голоса засмеялся. Эмме этот человек заранее не понравился.
– Ты меня понял, – после этих слов послышались приближавшиеся шаги.
В комнате, где лежала Эмма, пахло спиртом, табачным дымом и затхлостью. Она никогда до этого не имела дела ни со спиртом, ни с табачным дымом, но была уверена, что это были именно они. Когда открылась дверь, ко всем прочим запахам добавился запах пота.
Эмма пошевелилась, чтобы показать, что она была в сознании, и протянула руку к тряпке у себя на лице, но её остановили аккуратным прикосновением.
– Не стоит, ты ещё слишком слаба, – это был её ночной знакомый. Он стоял совсем рядом с ней и старался говорить настолько мягко, насколько это было возможно.
– Нет, всё в порядке, правда, – Эмма вызволила руку из его ладони, убрала с лица ткань и сразу зажмурилась от яркого света.
Раздался тяжёлый вздох.
Эмма медленно открыла глаза и увидела рядом с кроватью, если это сооружение из коробок можно было так назвать, того, чьё лицо ей так и не довелось рассмотреть в их первую встречу. Никогда она не видела таких голубых глаз, столь выразительных на фоне густых чёрных волос, которые, казалось, покрывали всю нижнюю половину его лица. Он выглядел уставшим, хоть и старался бодриться.
– Люди, у которых всё в порядке, не падают в обморок, – его бас приятно разливался по комнате и пьянил, предметы вокруг начали расплываться.
Эмма почувствовала, как неведомые силы снова медленно, но верно утягивали её в царство Морфея, и мир вокруг начал блекнуть, пока не исчез совсем. Она действительно была слишком слаба.
Бородач аккуратно поправил на ней одеяло и вышел из комнаты, оставив Эмму наедине со сновидениями.
Серые тонкие пальцы тянутся к ней, как змеи, а Эмма всё бежит. Она пытается кричать, звать на помощь, но голос покинул её: изо рта вырывается только жуткий хрип.
Со всех сторон её окружают знакомые дома: её родной район, над которым время поиздевалось особенно жестоко. Газон вдоль домов пожух и пожелтел, все стёкла были разбиты, а асфальт покрылся паутиной трещин. В воздухе витают снежинки из пепла и тишина. Этим местом правят мёртвые.
Эмма оборачивается: безжизненные руки не отстают. Она продолжает бежать, чувствуя, как её плеч касается что-то холодное. Она бежит в свой дом. Она спрячется там, заставит окна мебелью, спасётся. Ещё чуть-чуть.
Мимо неё пролетает и уносится прочь чёрная птица.
Вот и их дом, стоит там же, где и должен. Эмма делает последний рывок. Дверь открывается перед её носом: на пороге улыбается Том серо-зелёного цвета. Его глазницы пустуют. Из его горла вырывается режущий крик…
Эмма резко поднялась на кровати и отдышалась: мир был таким же, как и всегда. Сознание постепенно возвращалось на место. Никакие руки к ней не тянулись. Только её ночной спаситель, стоявший в дверном проёме со стаканом воды, смотрел на неё с беспокойством – наверное, она кричала во сне. Эмма попыталась улыбнуться, но губы ей не повиновались. Бородач улыбнулся за них обоих и подал ей стакан: вода была удивительно вкусной.
– Приснился кошмар? – его голос обладал уникальными свойствами: залечивал самые глубокие раны.
Эмма кивнула, не отрываясь от стакана, и огляделась: комната была завалена разнообразными вещами и больше походила на бюро находок, чем на спальню. На книжных полках вдоль стен стояло всё, кроме книг: ржавый чайник, консервные банки, шахматная доска, пожелтевшие газеты, дырявая каска, пустые стеклянные бутылки, какие-то приборы, о предназначении которых Эмма не догадывалась, и сотни других предметов. На всех горизонтальных поверхностях стопками лежала одежда всех цветов и размеров, и Эмме оставалось только гадать, откуда здесь взялось место для её самодельной кровати.
Единственное окно было завалено однорукими манекенами, и источником света служила одна голая лампочка на потолке, которая на личном примере показывала, что иногда и один в поле воин.
Посреди комнаты стоял мольберт с недописанным портретом, который очень отдаленно напоминал Ребекку. По крайней мере, цвет волос был тот же. Эмма решила, что это было дело рук того неизвестного, чей голос она слышала сквозь сон.
– Не хоромы, но чём богаты, – сказал здоровяк, заметив взгляд Эммы. В этот раз у неё получилось улыбнуться. Она поставила стакан рядом с глобусом и зевнула.
Дверь в комнату открылась, и вошёл совсем молодой человек с едва проклюнувшимися усами. Он был высоким и худым и всё время нервно облизывал губы. С его лица не сходила хитрая улыбка, которая совсем не походила на так опротивевшие Эмме улыбки рабочих. Его улыбка сочетала в себе молодецкую дерзость и ясный ум.
Парень был одет в кожаную куртку, из-под которой виднелся белый воротник рубашки, джинсы и чёрные кеды с жёлтой звездой, а его каштановые волосы торчали во все стороны. В руках он держал внушительных размеров контейнер, который, судя по всему, и был причиной его радости.
Первым делом он оценивающе оглядел Эмму и, судя по всему, остался доволен. Её лысина его не смутила.
– Любишь же ты поспать, – сказал он и, увидев непонимающий взгляд Эммы, добавил: – ты провалялась почти двое суток, мы уже начали переживать, – по лицу бородача в этот момент можно было понять, что переживать начал только он. – Я Финн, кстати, рад знакомству, – молодой человек поставил контейнер на пол и протянул ей руку.
