banner banner banner
Время надежд
Время надежд
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Время надежд

скачать книгу бесплатно

Прасковья Ивановна покачала головой, потянула за концы тёмного платка, который она не снимала с седой головы ни при какой погоде.

– Сдаётся мне, дед, того малый… – Бабушка покрутила у виска пальцем. – Поёть, а не балакаить: не осуждай меня, Прасковья… К чаму бы это, дед, а? Уж не хворый малый-то?

Павел Фёдорович неопределённо хмыкнул, глядя на меня весёлыми глазами:

– «К чаму! Да ни к чаму», – передразнил бабушку дед. – Понимать, Параша, нужно: человек от страхов избавляется… Разорил брошенный улик, значит, наступив своему страху на горло…

– А петь-то чаво?

– Для смелости. Боялся, накажешь за разорённый улик. Вот и запел. На поющего рука у кого подымется? – засмеялся Павел Фёдорович.

Бабушка перебила смеющегося деда:

– То ж мне, заступник!.. Вам смешки, а мне – слёзы. Вытопчет огород – зубы на полку можешь класть зимою.

Голос её дрогнул, она даже коротко всхлипнула, но быстро справилась с собой. А, справившись, уже миролюбиво продолжила:

– Ладно, старый и малый!.. Идите-ка лучше курам корма задайте. Да яйца по гнёздам соберите на завтрик. Мне ишшо Марту подоить надобно.

Говорят, что бедности (для баланса Господа Бога) в утешение дана мудрость. Спорное утверждение. А вот что нужда заставит и мышей ловить – это в точку. Мокрый человек, он ведь дождя не боится.

Дед, воевавший с немцами ещё в Первую мировую в составе драгунского полка, запечатлённый житомирским фотографом на пожелтевшую картонную карточку с шашкой на боку, в форме драгунского унтер-офицера, не любил возиться с домашней животиной, но нужда заставляла. Радости от домашних забот он не испытывал, но от «службы» не отказывался. Любил выпить. Когда хмелел, пел свою любимую, заунывную: «Не для меня придёт весна, не для меня Дон разольётся…». Бабушка вздыхала, а иногда и роняла слезу под эти пронзительные слова.

У бабушки Параши и деда Паши в их небогатом хозяйстве, кроме козы Марты, само собой, были и куры. И красный петух, не боявшийся ни собак, ни дедушкиной хворостины. Он гордо водил за собой свой небольшой, но дружный гарем, без устали разгребал навозные кучи в поисках пропитания себя и своих жён.

Пожалуй, Прасковья Ивановна могла бы гордиться не только огородом, но и своими курами. А как же без кур на Курщине? Без кур в Курской области деревенская жизнь немыслима. Река Кура, деревня со смешным названием Курица, город Курск – все эти названия с единым корнем «кур». Так что курица в этих благословенных краях, можно сказать, не только птица, но и всему голова.

Стоп! Совсем забыл про козу… У бабушки Наташи была корова немецкой породы с русским именем Милка. А у бабушки Параши – русская коза с немецким именем Марта.

Я не любил «продукцию» от козы Марты, но бабушка молча, без уговоров, каждое утро наливала мне большую эмалированную кружку козьего молока из глиняного кувшина, который она называла «кубан». Когда молоко уже не лезло в горло, я не капризничал, я пел, что для бабушки Параши было страшнее сказок о конце света. Зная, как бабуля реагирует на мои «арии», я понимал – возражений не будет. У дедушки Вася была одна старая граммофонная пластинка, на которой густой баритон в сердцах просил кого-то:

– О-о, дайте, дайте мне свобо-о-ду!
Я свой позор сумею искупи-и-ть!..

И я, как попугай, повторял эти слова своим детским голоском. Бабушка прекрасно понимала, что таким странным образом я прошусь к другим своим прародителям – деду Васи и бабушке Наташе. К моим андросовским родственникам она ревновала молча, но яростно. Это я видел по её глазам. И, погудев «для порядку», отпускала меня в обратную путь-дорогу. Но не забывала съязвить:

– Это ты у деда Васи навучился песенки заместо слов человеческих? Погоди, в Андросово тя и не тому эти куркули навучат…

– Это патефон меня научил.

– Тьфу ты! – сплёвывала бабушка и крестилась. – Вот я и грю: ихний пахтефон ничему хорошему не навучит…Василию Петровичу, сдаётся мне, деньги шальные, донбасские, девать некуда – на баловство всякое их изводит.

Я, еле сдерживая слёзы обиды, горой вставал за андросовских стариков, не понимая, что бабушка Прасковья не со зла это «сморозила». От любви так сказала. Точнее от побочного эффекта этого великого человеческого чувства – от ревности к моим адросовским прародителям, которые любили меня нисколько не меньше мартовских.

Глава 7

В СВОЁМ БОЛОТЕ И ЛЯГУШКА ПОЁТ

Василий Петрович был, по воспоминаниям родственников, плохим колхозником, но, как вы уже, надеюсь, поняли из вышесказанного, плотником он был Божьей милостью. Каким образом ему удавалось без паспорта не раз ускользать из-под неустанного контроля правления колхоза «Восход» на Донбасс, где он с другими подёнщиками ставил крепёж в шахтах Макеевки, Горловки, Енакиево, наверное, одному Богу известно.

Думаю, что именно дедовы походы на Донбасс, положительно сказались на благополучии и процветании хозяйства дедушки Васи и бабушки Наташи. На так называемые «трудодни» – довольно странная, с точки зрения нормального человека, единица измерения труда колхозника – уровень жизни крестьянина поднять было невозможно. Добротно сработанный, в основном умелыми руками самого деда, большой дом, выкрашенный синей краской, подвели под железную крышу. На подворье была птица – куры и гуси. В большой закуте росли и набирали вес свиньи, в новом амбаре содержалось небольшое стадо овец. И это не считая чёрно-белой немецкой коровы и её сыночка-телёнка с белой звездочкой на крутом лбу.

Дед Вася слыл в Андросово человеком образованным. Для деревни, судачили злые языки, «даже слишком». В его доме, кроме старинных церковных манускриптов, которые меня в ту пору совсем не занимали, водились разные интересные книжки – про далёкие от Андросово города и страны, про людей и зверей. Были и книжки с картинками, которые я любил рассматривать, слушая патефон. Книги были выстроены по ранжиру на лёгкой, ажурной этажерке, сделанной дедом из найденного ящика под снаряды.

Дед живо интересовался внутренней и внешней политикой страны, читал газеты и слушал чёрную тарелку, висевшую в углу – проводное радио. На колхозные собрания ходить не любил. Зато любил музыку, в том числе и классику. И откуда у него взялся этот интерес, тогда не понимал я. Позже, когда составлял свою родословную, откопал в архивах, что ещё до революции, в ранней молодости дед закончил в уездном городке, что в шестидесяти верстах от Андросово, земское реальное училище. Там, я думаю, ему и привили любовь к музыке и чтению.

– Ты никак в писатели сам метишь, внучик? – как-то сказал дед, видя мою страсть к его библиотеке.

– Куда… метю? – не понял я.

– Кем станешь, когда вырастишь? Книгочеем?

– Каким таким книгочеем?

– Ну, писателем. Чтобы самому книжки писать.

– Им, – серьёзно ответил я. – И шофёром. Как дядя Серёжа.

Дед неопределённо хмыкнул в окладистую бороду:

– Хм, мда-а…А я думал, что певцом, артистом стать думаешь.

– Нет, дедушка, певцом я уже стал. А вот писателем только думаю…

Василий Петрович погладил рукой корешки книжек, стоявших на этажерке.

– Ну-ну, – протянул дед, – а ведь писателей, не умеющих читать, не бывает.

– А я по картинкам читаю.

– Картинки картинками, а давай-ка я тебя грамотке обучу, – заглянув мне в глаза, серьёзно сказал дедушка Вася.

– В школу пойду, там научат, – парировал я.

Василий Петрович покопался на нижней полке этажерки, вытащил старый засаленный букварь, вздохнул, задумчиво глядя на меня:

– Рановато, конечно… Но в этом деле рано не поздно – лишь бы на пользу.

И за три вечера научил меня читать по слогам, а потом и писать печатными буквами по старому затрепанному букварю. По нему, думается, он учил грамоте всех своих детей, в том числе и моего батю.


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 10 форматов)