скачать книгу бесплатно
Своя схима!..
АРИЯ
Не проходите мимо Мима:
Его душа, как дым, гонима
Ветрами крыльев Серафима!
Над пеплом ран Ерусалима,
Над оправданиями Рима,
Над ТрЕблинкой неизлечимой,
Над контурами Хиросимы —
Летит!..
Звездой Бездомности хранима,
Не Хама ради – ради Сима…
Летит, негдешняя, в полымя:
Чтобы восстать …неопалимой
В садах благого Анонима!..
РЕЧИТАТИВ («Рождение Мима»).
Где наго, там и босо.
Где босо, там и – «Ой!»…
Нога наткнулась в дорожной пыли на кусок плоти.
Малый кусок.
Пилигрим,
сотворив молитву, поднял находку:
на крепкой ладони лежал язык человеческий!..
Не отрезан, но – вырван.
И сроков не отгадать: когда,
в какую длительность бытия отторгнут был?..
Весь в гроздьях сухой грязи, с налипшей
со всех сторон всяческой дрянью —
соломинками
листьями,
шерстинками,
камешками,
пушинками,
осколком зуба
и даже длинным женским волосом —
шматок плоти выглядел давним и лежалым!..
Но, вот ведь что!.. Не проквасился он и не засмердел!…
А, коль не протух, то почему никакая тварь не соблазнилась прикушать мясцо? – ни зверь, ни птица, ни какая-нибудь жужелица?..
Вопросные укусы зудели в мозгу не долго: язык возьми да и шевельнись!..
Рука францисканца («язык предержащая»! ) отозвалась на шевеление лёгким продрогом – странствующего монаха испугать не просто.
Нетленная плоть – плеть знаменья.
Но меж знаменьем и знанием – река.
– Кому языки рвут? – спросил себя скиталец.
И тут же ответил:
– Языки рвут еретикам и пророкам…
– На какой мы дороге, брат?
– Аппиева. На Аппиевой. Она к Риму ведёт, – ответил попутчик.
– Дороги не ведут в Рим, они – бегут от него.
Всякая дорога – как беглая рабыня: – Эё, Дорога, куда ты бежишь? —
Не ведаю, куда, но знаю, откуда… Из Рима я, из Рима…
– Ах-ты! – странная находка в руке монаха вдругорядь шевельнулась!..
И показалось пилигриму, что тяжесть всего мира
как-то истончилась,
дымком воскурилась,
и развесила самоё себя в небе,
словно стираное бельё,
прозрачными, белёсыми хлопьями —
ожидая ветерка благодатной молитвы.
Свинцовость теней исчезла.
Или – затаилась на время.
Но, куда она ушла?
И возвернётся ли, чтобы окружничать подле души?..
Брат взглянул на брата…
С пустой рукой (ибо находка исчезла!), осиянный новизной чувств, оглоушенный праздником небывальщины, пилигрим жевал воздух непослушными юркими губами: будто обсуждал с Карусельщиком Бытия условия всеохватного счастья.
И всё бы хорошо, да не всё издали…
Пригляделся к францисканцу получше, придвинулся поближе и ахнул попутчик:
Изо рта в бороду – кровь!.. тёком течёт, струёй бежит…
С чего бы ей течь?..
И ещё: монах мычит, так мычит, что мычаньем пугает!..
Ну, словно телёнок-отъёмыш мамку зовёт!..
Что за притча в горле бедолаги недоглотком булькает, и нижет мык за мыком сквозь окровавленный сцеп межгубия?..
Но вот глаза!..
Глаза у пилигрима – несообразно веселые, искрятся потешками.
«Уж, не сошёл ли он с ума?»…
Верное сердце собрата кровью к смуте подплывает.
Холодит, беспокоит, опрокидывает душу картинка «Веселье на крови» —
нездешняя какая-то радость, шальная, всезначная!..
– Что с тобой, брат?!
– Мммм…. Ммм… ммм!..
ХОР.
Жестом – в жесть, по клину – клином:
Миму – мир. Отцовству – сына!..
