скачать книгу бесплатно
Кровь на алмазе «Шах»
Борис Павлович Балаян
В книге анализируются и обобщаются архивные материалы, разноязычная литература о дипломатической деятельности и политических мотивах убийства А.С. Грибоедова в Тегеране, накопленные в отечественной и зарубежной историографии за 150 лет после его гибели. Подвергаются критике антинаучные концепции по этим вопросам современных иранских историков, раскрывается выдающаяся роль А.С. Грибоедова как дипломата в освобождении армянского народа от каджарского ига и присоединении Восточной Армении к России Рассчитана на широкий круг читателей.
Борис Балаян
Кровь на алмазе «Шах»
Рецензент – доктор исторических наук, проф. Е. К. САРКИСЯН
Балаян Б. П.
Кровь на алмазе «Шах»: Трагедия А. С. Грибоедова.
В книге анализируются и обощаются архивные материалы, разноязычная литература о дипломатической деятельности и политических мотивах убийства А.С. Грибоедова в Тегеране, накопленные в отечественной и зарубежной историографии за 150 лет после его гибели. Подвергаются критике антинаучные концепции по этим вопросам современных иранских историков, раскрывается выдающаяся роль А.С. Грибоедова как дипломата в освобождении армянского народа от каджарского ига и присоединении Восточной Армении к России
Рассчитана на широкий круг читателей.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Алмаз «Шах» из сокровищ отечественного Алмазного фонда весит 88 каратов и представляет собой ромбическую призму большой чистоты с едва заметным желтоватым нацистом. На конце камня имеется круговая борозда глубиной 0,5 мм через которую пропускали шнур для подвешивания алмаза на небольшом расстоянии от трона, что обозначало своеобразную запретную границу, через которую не позволялось переступать. На трех отшлифованных поверхностях алмаза выгравированы три надписи, позволяющие прочесть его историю. Одна из них – «Бурхан-Незам-шах второй, 1000 год» – означает имя правителя индийской провинции Ахмад Нагар и дату. Другая надпись – «Сын Джахангир-шаха Джахан-шах, 1051 г.» – это имя императора из династии Великих Моголов, а третья – воспроизводит имя Фатх-Али-шаха Каджара[1 - См.: Базиянц А. П. Над архивом Лазаревых. М., 1982, с. 122. (Большинство крупных алмазов было найдено в алмазных копях Индии. В их числе алмаз «Кух-е нур» («Гора света») весом 190 каратов. В 1739 г. завоеватель Индии Надир-шах отобрал этот алмаз у «Великого Могола» Мохаммед-шаха, а в середине XIX в. «Кух-е нур» перекочевал в Англию, где и теперь украшает британскую корону. Другой алмаз «Лазарев» – «Орлов» до XVIII в. украшал статую одного из индийских божеств, затем был украден французским солдатом, охранявшим эту статую, а при Екатерине II перекочевал в Россию и находится сейчас в Алмазном фонде СССР. Крупнейший в мире бриллиант «Кюллинан» (530 каратов) украшает скипетр английской королевы. (Имеются данные, что алмаз «Шах» в 1591 г. принадлежал бухарскому эмиру).], который после убийства 30 января 1829 г. в Тегеране русского полномочного министра А. С. Грибоедова отправил в Петербург искупительную миссию своего 16-летнего внука Хосров-мирзы, вручившего Николаю I алмаз «Шах» – «цену крови» А. С. Грибоедова.
Несмотря на то, что Россия не требовала никакой виры за убийство Грибоедова, шах путался в догадках, думал, что русские выигрывают время, а как закончат войну с Турцией, потребуют у Ирана сверх неуплаченных двух куруров контрибуции огромную сумму за разгром русской миссии в Тегеране. В то же время шах выжидал, пока наступит решающий перелом в русско-турецкой войне и, чтобы не оттолкнуть от себя султана, а русских заставить сократить контрибуцию, не спешил с отправкой в Петербург искупительной миссии и не наказывал убийц, на чем настаивала Россия. Он заранее подсчитывал «цену крови» Грибоедова на случай, если все же придется отправить в Россию одного из Каджарских принцев, число которых было велико из-за обширности гаремов шаха и его наследника. Вскоре после убийства Грибоедова Фатх- Али-шах доверительно писал своему восьмому сыну, казвинскому губернатору Али-Наги-мирзе Рукн-эд-Довле, во что ему обойдется разгромленная русская миссия. В этом письме, впервые обнародованном проф. В. Минорским в 1923 г., шах не скрывает своего удовлетворения тем, что погромщики не могли обокрасть Грибоедова, так как «из Тавриза он приехал налегке, без дорогих вещей и украшений и даже без чайной посуды»[2 - См.: Минорский В. «Цена крови» Грибоедова. Неизданный документ. Прага, 1923, с. 9.]. К этому выводу шах пришел потому, что «посланник не угостил чаем навестившего его иранского министра внутренних дел Амин-эд-Довле». Шах подсчитал еще, что «всех грибоедовских вещей, вместе с его лошадьми и принадлежностями конюшни, было не более, чем на 5 тыс. туманов, а не на 17 тыс. туманов, как определил наследный принц Аббас-мирза». Шах уверял Али-Наги-мирзу, что «наследник хотел присвоить себе разницу в 12 тысяч туманов, а в другом случае собирался прикарманить еще 950 туманов за кровь убитого повара и конюха миссии, когда предлагал уплатить тысячу туманов вместо пятидесяти». Шах жаловался сыну, что «по законам шариата вира – (ашрафи) не превышает 1000 червонцев», хотя за убийство иранского посланника в Индии Хаджи- Халил-хана англичане ежегодно выплачивали его сыну пенсию в размере 2 тысяч рупий. «В Евангелие, – рассуждал далее шах, – тоже нигде не сказано, чтобы по христианским законам за одного человека вира доходила до 8 тыс. туманов. Я, – заключал шах, – согласен заплатить за Грибоедова и возмещение убытков 74 тысячи туманов, из которых 60 тысяч – за убийство посланника, а 14 тысяч – за грибоедовские вещи и украденных лошадей». «Ведь русские не могут заявить, что при Грибоедове было не 16 тысяч туманов, а два курура денег?»[3 - Минорский В. «Цена крови» Грибоедова. Неизданный документ. Прага, 1923, с. 11.], – писал шах и признавался сыну, что «никого не собирается наказывать или выдать в руки неверных некоторых людей под именем убийц и преступников, будь они уличными безобразниками. Деньги же мы платим и нам не к чему принимать на себя дурную славу»[4 - Минорский В. «Цена крови» Грибоедова. Неизданный документ. Прага, 1923, с. 11.]. Когда в Тегеран приехал князь Долгорукий для проверки наказания преступников, шах отправился в Мешхед, чтобы не встречаться с князем.
Основные расчеты по контрибуции производились в Тебризе.
Расставаясь со своими драгоценностями, Аббас-мирза приказал своим женам сдать бриллиантовые пуговицы, которыми они украшали свои одежды. «Изобретательность» наследного принца не имела пределов. Он даже направил в русскую миссию официальную ноту, в которой потребовал, чтобы ему возвратили подарки (пять шалей, алмазный перстень и 20 червонцев), сделанные им одной девице, дочери некоего Джафар-Кули-хана, которую он хотел сделать своей наложницей, а она вышла замуж за своего родственника[5 - Акты Кавказской архиографической комиссии (АКАК), т. VI, ч. II, N° 421, с. 299.].
Были расплавлены в слитки превосходные золотые канделябры, одна работа которых стоила столько же, сколько израсходованное на них золото[6 - См.: Грибоедов А. С. Деятельность его как дипломата. – «Русская старина», Спб., 1874, т. XII, с. 755.]. За 7 тыс. туманов был заложен золотой трон основателя Каджарской династии, «с которым весьма неохотно расстались, ибо он почитался государственной регалией»[7 - См.: Грибоедов А. С. Деятельность его как дипломата. – «Русская старина», Спб., 1874, т. XII, с. 755.].
Однако была определенная закономерность в том, что России передавался трон деспота, совершившего в сентябре 1795 г. разбойничье нападение на Грузию в наказание за Георгиевский трактат 1783 г. о протекторате России над Восточной Грузией. В мае 1797 г. Ага-Мохаммед-шах был убит во время осады Шуши[8 - См.: История Ирана. М., Изд-во МГУ, 1977, с. 216.].
Еще при жизни А. С. Грибоедова, в марте 1828 г., из десяти куруров контрибуции (20 млн. рублей серебром), предусмотренных статьей VI Туркманчайского договора[9 - ЦГИА Груз. ССР, ф. 1087, оп. 2, д. 2, л. 3.], седьмой курур был выплачен, после чего русские войска ушли из Урмии. В обеспечение уплаты восьмого курура в г. Хой были оставлены пять русских батальонов. В начале октября 1828 г. А. С. Грибоедов продлил срок выплаты восьмого курура до 10 марта 1829 г., но он не дожил до этой даты. До 11 ноября 1828 г. было внесено еще 374 189 туманов. Из оставшихся неуплаченными 125 810 туманов 100 тыс. туманов обеспечивались драгоценными камнями, переданными Паскевичу под залог. С учетом стоимости этих камней Иран должен был внести в счет восьмого курура еще 25 811 туманов[10 - ЦГВИА, ф. ВУА, д. 4329, л. 2-13.].
Грибоедов писал в Петербург, что в условиях продолжающейся русско-турецкой войны нельзя настаивать на немедленной уплате Ираном оставшегося долга, предлагал принять Аббас-мирзу в Петербурге, сократить неуплаченную часть контрибуции и присоединить Иран к антитурецкой коалиции. Однако инструкции Грибоедову не менялись, а его дипломатические проекты русско-иранского сближения, основанные на трезвом анализе международных отношений, отвергались.
В этих условиях Англия и Турция подогревали реваншистские стремления Каджаров в отношении Закавказья, а в декабре 1828 г. султан обещал шаху 8 куруров вознаграждения за вступление в войну против России[11 - АВПР, ф. Главный архив, д. 13, л. 132.].
Каджары в свою очередь действовали коварно, но осмотрительно. 30 января 1829 г. они убили Грибоедова, несмотря на его усилия сократить контрибуцию, и после того, как убедились, что не добьются сокращения контрибуции с помощью русского посланника. Таким путем Каджары угрожали России войной на два фронта в надежде, что Россия не вступит в войну, и в то же время выжидали решающего перелома в пользу турок в русско-турецкой войне. Но поскольку этот перелом наступил в пользу России, принц Хосров-мирза через полгода после разгрома русской миссии приехал в Петербург и вручил Николаю I знаменитый алмаз «Шах» – цену крови Грибоедова. Царь со своей стороны сократил контрибуцию на I курур, а выплату другого курура отсрочил на 5 лет.
После убийства А. С. Грибоедова Паскевич предупредил министра иностранных дел Нессельроде, что независимо от причин и обстоятельств этого убийства невозможно начать третью войну с Ираном «при настоящей войне с Турцией», а также «при тех значительных силах, которые турки собирают в Азии» и «при малочисленности русских войск в Закавказье»[12 - См.: «Кавказский сборник», т. XXX, с. 119-120.]. Последнее обстоятельство имело решающее значение. Нессельроде передал информацию Паскевича царю, а 16 марта 1829 г. написал Паскевичу: «Его величеству отрадна была бы уверенность, что шах персидский и наследник престола чужды гнусному и бесчеловечному умыслу и что сие происшествие должно приписать опрометчивым порывам усердия покойного Грибоедова, не соображавшего поведение свое с грубыми обычаями и понятиями черни тегеранской»[13 - См.: «Кавказский сборник», т. XXX (Нессельроде Паскевичу, 16 марта 1829 г.), с. 170. Ср.: Балаян Б. П. Международные отношения Ирана в 1813-1828 гг. Ереван, 1967, с. 257.].
Анализ персидских писем Фатх-Али-шаха и Аббас-мирзы, отправленных в Петербург через Хосров-мирзу по случаю убийства А. С. Грибоедова и устанавливающих полную невиновность российского посланника, не оставляет сомнений в том, что их перевод в российском МИД был фальсифицирован в духе желаний царя. Более того, письмо Нессельроде от 16 марта 1829 г. было приписано Фатх-Али-шаху, объявлено официальной версией Каджаров и в этом искаженном виде обошло отечественную и зарубежную литературу.
***
Тысячи нитей дружбы связывали А. С. Грибоедова с народами Закавказья. Вся его дипломатическая деятельность в годы второй русско-иранской войны была тесно связана с вековой мечтой армянского народа – об освобождении Восточной Армении от ига иранских завоевателей.
Находясь в действующей армии, А. С. Грибоедов мужественно сражался на подступах к Еревану, за что был награжден боевой медалью «За взятие Ереванской крепости». Он участвовал в боях под Нахичеваном и Аббас-Абадом, Джаванбулахом, Гарни и Арташатом. Велики были его заслуги и в организации переселения на родину 50 тысяч армян, оказавшихся на чужбине в результате насильственной миграции.
«К нам перешло до 8000 армянских семейств, – писал Грибоедов 3 декабря 1828 г., – и я теперь за оставшееся их имущество не имею ни днем, ни ночью покоя…»[14 - Грибоедов А. С. Полное собрание сочинений, Л., 1953, т. 3, с. 237.].
В Россию шли пешком многие десятки километров и вплавь – через бурные горные реки и мутный Аракс, а когда чиновники наследного принца и англичане уговаривали их остаться, отвечали им: «Лучше есть русскую траву, нежели персидский хлеб».
На переговорах с Аббас-мирзой в Каразиадине, Дех-Харгане и Туркманчае А. С. Грибоедов неизменно добивался присоединения к России Ереванского и Нахичеванского ханств.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
РОЛЬ ГРИБОЕДОВА В ОТКРЫТИИ ВТОРОГО ФРОНТА ПРОТИВ ТУРЦИИ В ЗАПАДНОЙ АРМЕНИИ И МЕСОПОТАМИИ В 1821 г.
А. С. Грибоедов и ирано-турецкая война 1821-1823 гг.
Революционный подъем в Европе начала 20-х годов XIX в. вызвал освободительные восстания порабощенных народов в Османской империи. Наибольшего размаха достигла освободительная война греческого народа, начавшаяся в апреле 1821 года.
А. С. Грибоедов, как и вся прогрессивная общественность тогдашней России, горячо симпатизировал греческим повстанцам. Он пристально следил за событиями на Балканах, несмотря на то, что царское министерство иностранных дел не считало нужным информировать свое дипломатическое представительство в Тебризе о позиции России в отношениях с Турцией. С глубокой верой в могучие силы передовой России А. С. Грибоедов отстаивал новое, хотя и неофициальное направление в русской дипломатии, основанное на поддержке освободительного движения порабощенных пародов Закавказья и Балкан против ига султанской Турции и Каджарского Ирана.
По мнению А. С. Грибоедова, наиболее эффективной помощью греческому народу в то время могла быть война России или Ирана против Турции с целью отвлечения войск султана от Балкан.
Грибоедов был уверен, что Россия начнет войну против Турции и, как показывают факты, стремился заинтересовать свое правительство и наследного принца Аббас-мирзу в создании антитурецкой коалиции.
Еще 12 мая 1821 года Александр I подписал декларацию трех монархов, подтверждающую незыблемость «Священного союза». Ради укрепления единства международных реакционных сил царизм отказывался от поддержки греков, рассчитывавших на помощь России, с которой их связывали исторические и экономические связи, а также общность культуры и религии. После этого в Иране должны были убедиться, что Россия отказалась от немедленного выступления против Турции. Впрочем, Александр I был верен декларации Лайбахского конгресса только до тех пор, пока зверства турецких чиновников касались одних греков. Когда же репрессии султана стали затрагивать интересы русских купцов и черноморской торговли, настроение Александра I резко изменилось. В интересах внешней торговли и политики «международного жандарма», неразрывно связанной с усилиями сохранить устои самодержавия и крепостничества, Александр I объявил, что намерен защищать греков как христиан, хотя и осуждает их как «мятежников». Выставляя греческий вопрос только как религиозный, царизм отводил от себя обвинения в помощи восставшим. 28 июня 1821 г. Александр I через своего посла в Константинополе Строганова направил султану ультиматум, содержание которого не оставляло сомнений в том, что царь собирается начать войну. Александр I предлагал султану Махмуду II в течение 8 дней восстановить церкви, разрушенные мусульманами, обеспечить защиту христианской религии и удалить из Дунайских княжеств турецкие войска.
Вручая эту ноту реис-эфенди, Строганов предупредил, что будет ждать ответа в течение восьми дней. Не получив от правительства султана удовлетворительного ответа, 10 августа 1821 г. Строганов объявил о разрыве дипломатических отношений и выехал из Константинополя.
Правительство Англии знало о симпатиях балканских народов к русскому народу и опасалось, что, в случае вступления России в войну и капитуляции Османской империи, народы Балкан могут перейти под протекторат России, в руках которой могут оказаться после этого балканские порты Средиземного моря, низовья Дуная и черноморские проливы, а это неминуемо подорвет торговую монополию Англии на средиземноморских рынках. Такая перспектива не могла не беспокоить Англию, которая сама планировала захват азиатских рынков и кратчайших путей из Индии в Европу через Персидский залив и Переднюю Азию и с этой целью вела наступление со стороны Средиземного моря, Мальты, Ионических островов и малоазиатских портов Турции. Анализируя эти проблемы К. Маркс указывал, что для европейских государств Восточный вопрос составлял «неисчерпаемый источник затруднений: как быть с Турцией?»[15 - Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 9, с. 4.]. Английская дипломатия пыталась решить эту проблему так, чтобы сохранить Османскую империю и систему угнетения подвластных султану народов для того, чтобы в будущем превратить Турцию в свою колонию[16 - Фадеев А. В. Россия и Восточный кризис 20-х годов XIX в. М., 1958, с. 45-46.].
Наилучшим решением Восточного вопроса Маркс и Энгельс считали не сохранение статус-кво, о котором лицемерно твердили европейские дипломаты, а действительное и полное освобождение балканских народов из-под турецкого гнета. Такое решение Восточного вопроса, по мнению Маркса и Энгельса, могло быть достигнуто лишь посредством европейской революции.
Для того, чтобы отвлечь армию султана от Балкан и облегчить борьбу греков за независимость, А. С. Грибоедов считал одновременную войну России и Ирана против Турции, в составе коалиции или без нее, одинаково полезной не только для греков, но и для русско-иранского сближения после Гюлистанского мира, потому что в отношениях сторон сохранялось напряжение. Иран настаивал на пересмотре Гюлистанского договора, и в частности границ, установленных этим договором.
А.С. Грибоедов хорошо знал о старых спорах на ирано-турецкой границе, обе стороны которой населяли объединения курдов Зилан, Милан, Шекак и Харки. Граница между государствами была определена неточно: стороны претендовали на отдельные спорные участки, а курдские кочевники и полукочевники в интересах своих скотоводческих хозяйств не считались с государственной границей, пересекавшей их этнические границы. Вражда персов и турок не утихала и из-за старых споров о Багдадском пашалыке, на который претендовал Иран, и еще потому, что иранские купцы и паломники, ездившие на поклонение шиитским святыням в Мекку и Кербалу, притеснялись на турецкой территории[17 - Ахмед Расем. Османская история, т. 4, Константинополь, 1949, с. 187 (на турецком яз.).]. Подробно пишет об этом иранский историк Абдул Рази в «Полной истории Ирана»: «Правитель Баязета Селим-паша, не считаясь с протестами иранских властей, организовал переход на турецкую территорию двух иранских племен Хейдаранлу и Висибки. В Багдаде и Эрзеруме велась злобная антишиитская пропаганда. Турция притесняла у себя шиитов – подданных шаха – и предъявила претензии на Салмаст (в северо-западном Иране. – Б. Б.), а начальник эрзерумского гарнизона угрожал убить иранского дипломата Садек-хана»[18 - Абдул Рази. Полная история Ирана, т. 2, Тегеран, 1956, с. 470-476 (на перс. яз.).].
Показательно в связи с этим, что в тщетных попытках оправдаться перед Каннингом за неспособность английской дипломатии предотвратить ирано-турецкую войну, 13 февраля 1823 г. английский поверенный в делах Г. Виллок уверял британского министра иностранных дел, что ирано-турецкая война, дескать, была следствием «разжигания религиозного антагонизма между шиитами-персами и суннитами-турками» Грибоедовым и Мазаровичем[19 - Али Акбар Бина. Политическая и дипломатическая история Ирана, Тегеран, 1958, с. 111-122 (на перс. яз.).].
Когда в Тебризе стало известно о переданном Порте ультиматуме России и отъезде русского посла Г. А. Строганова из Константинополя, А. С. Грибоедов и С. Мазарович встретились с Аббас-мирзой и изложили ему свои соображения о тех выгодах, которые могла принести Ирану война против Турции в условиях, когда султану Махмуду пришлось бы воевать одновременно на нескольких фронтах. Турки в то время перебросили большую часть своих войск на Балканы, а греческие повстанцы освободили Калафату, Миссолунги и Ливадию, в Афинах турецкий гарнизон загнали в Акрополь, а в Дарданеллах греческие моряки разбили флот султана.
Разрыв дипломатических отношений между Россией и Турцией сыграл не последнюю роль в окончательном решении Аббас-мирзы начать войну против Турции. Наследный принц явно рассчитывал компенсировать территориальные потери Ирана в Закавказье за счет завоеваний в Турции, а также наказать турок за оскорбительный для престижа Каджарской династии обыск турецкими пограничниками жены Фатх-Али-шаха, направлявшейся в паломничество в Мекку. Заодно Аббас-мирза собирался нанести удар и по интересам Англии, которая в это время захватила иранский остров Кешм в Персидском заливе и не предоставляла Ирану субсидий по Тегеранскому договору 1814 г.
По сообщению русского военного историка генерала В. Потто, Аббас-мирза с большой радостью объявил А. С. Грибоедову, что незамедлительно выставит против Турции 50-тысячную иранскую армию[20 - См.: Потто В. Кавказская война, т. 3. Спб., 1887, с. 9.]. Независимо от планов Аббас-мирзы и стремлений Грибоедова помочь греческим повстанцам, инициатива Александра Сергеевича вызвала негодование британского правительства. Д. Каннинг передал русскому послу в Лондоне X. А. Ливену ноту, осуждавшую деятельность русской миссии в Тавризе в связи с ирано-турецкой войной[21 - АКАК, т. 6, ч. 2, с. 257-272.]. Английский поверенный в делах Генри Виллок в письме Д. Каннингу от 13 февраля 1823 г. обвинил А. С. Грибоедова в разжигании войны между Ираном и Турцией[22 - См.: Игамбердыев М. А. Иран в международных отношениях в первой трети XIX в. Самарканд, 1961, с. 193.]. Г. Виллоку вторит турецкий историк Ахмед Расем: «Иран выступил против Турции только потому, что был союзником России»[23 - Ахмед Расем. Османская история. Константинополь, 1941, с. 177 (на турецком языке).], а иранский военный историк Джамиль Гузанлу утверждает, что русская миссия в Тебризе «использовала ирано-турецкие противоречия, чтобы разжечь между ними войну»[24 - Джамиль Гузанлу. Военная история Ирана. Тегеран, 1946, с. 820 (на перс. яз.).].
Между тем занятая летом 1821 г. Аббас-мирзой позиция не говорила о его несамостоятельности. Известно, например, что он написал генералу Ермолову, будто на войну против Турции его обязывает чувство негодования на жестокость турецкого правительства в отношении греческих христиан. После этого Аббас-мирза с большой помпой отправился в Эчмиадзинский монастырь и там просил армянского католикоса освятить его мечь на христианском алтаре[25 - См.: Потто В. Кавказская война, т. 3, Спб., 1887, с. 9.]. Наследного принца нисколько не смущало, что перед этим он финансировал кавказских мулл в Чечне и в горном Дагестане, поднимая их на «джихад» – «священную войну» против «неверных» христиан, а теперь дожидался выступления христианской России против мусульманской Турции, а себя выставлял защитником греков. Вместе с тем, начиная войну против Турции, Аббас-мирза опасался подавления восстания в Греции, после чего вся турецкая армия могла оказаться лицом к лицу с иранской, в то время как вступление России в войну могло устранить эту опасность.
Инициативы Грибоедова по греческому и турецкому вопросам целиком были одобрены генералом Ермоловым, который написал графу Нессельроде, что ирано-турецкая война «весьма для нас выгодная, ибо в случае разрыва с турками, хотя не имеем мы нужды в пособии персов, но вражда их между собой небесполезна»[26 - АКАК, т. VI, ч. 2, с. 253.].
Предложения А. С. Грибоедова обсуждались в правительственных сферах. Известно, что у Александра I было два министра иностранных дел. Один из них, грек по национальности И. Каподистрия, вместе с начальником Главного штаба генералом И. И. Дебичем настаивали на принятии грибоедовских предложений и на заключении военного союза с Ираном, а сам Александр I и другой министр иностранных, точнее проанглийских дел граф К. В. Нессельроде были противниками этого союза и немедленной войны с Турцией, чтобы этим не оказать помощь Греции, «ставшей на гибельную стезю революции»[27 - См.: Багданович М. И. История царствования Александра I и России в его время, т. VI. Спб., 1871, с. 37-38. Ср.: Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке, с. 72-73.]. А. С. Грибоедову трудно было представить, что Александр I порвал отношения с Турцией не для того, чтобы начать против Турции войну, а только для того, чтобы напугать западные державы перспективой разгрома их турецкого союзника, а также удовлетворить интересы российских помещиков и купцов и успокоить общественное мнение России, возмущенное зверствами турецкой реакции против греческих христиан. Более всего царизм опасался распада «Священного союза» и не хотел начинать войну для защиты греческих «бунтовщиков» в момент, когда Россия еще не оправилась от голода, выступления крестьян на Дону, в Приазовье и выступления кавказских горцев. Только в 1825 г. царизм начал склоняться к мысли о необходимости поддержки греков в целях укрепления русского влияния на Балканах[28 - См.: «Всемирная история», т. VI, М., 1959, с. 143.]. А в 1821 г. вопрос о вступлении России в войну с Турцией определялся политикой царизма на Балканах и в Европе, и А. С. Грибоедов «получил головомойку от Нессельроде»[29 - АКАК, т. VII. № 528, с. 531.]. Дело, однако, этим не ограничилось.
В фондах Центрального Государственного исторического архива СССР (ныне России – ред.) хранится малоизвестный документ, в котором указывается, что по поручению Нессельроде Грибоедов посетил Аббас-мирзу и официально объявил ему, что Россия воздержится от совместного выступления против Турции из-за решений Лайбахского конгресса «Священного союза», однако Александр I будет рад возможному выступлению Ирана против Турции[30 - ЦГИА СССР, ф. 1018, оп. 2, д. 90, л. 11.]. Царский министр иностранных дел К. Нессельроде, не допустивший создания русско-иранской коалиции, прикрывал эту позицию царя «дипломатическими» средствами: в угоду Англии А. Грибоедов был отозван из Ирана в Тифлис для работы секретарем по дипломатической части при канцелярии Ермолова[31 - К исполнению новой должности секретаря по дипломатической части при канцелярии главнокомандующего А. С. Грибоедов приступил 19 февраля 1822 г.] со значительным уменьшением жалования. Вспоминая об этом через семь лет, когда в разгар русско-турецкой войны русская миссия, возглавляемая Грибоедовым, снова возбудила вопрос о вступлении Ирана в войну против Османской империи, Грибоедов напомнил Ермолову, что, как и в 1821 г.: «Вы хвалите, а черти меня заклюют». Эти «черти» не доверяли автору «Горя от ума» и во всем угождали Англии, несмотря на то, что ирано-турецкая война должна была неизбежно привести к ослаблению армий этих потенциальных противников России. Кроме того, вопреки ожиданиям Англии, Аббас-мирза должен был использовать доставленное ему англичанами вооружение в войне с турками, которые ориентировались на Англию, тогда как это вооружение предназначалось для войны против России. Наконец, ирано-турецкая война должна была сорвать намечавшийся союз Турции и Ирана, над созданием которого Англия трудилась чуть ли не со дня заключения Бухарестского мира, а также значительно сократить объем англо-иранской торговли, так как в годы войны должны были закрыться главные торговые артерии Англии, проходившие через Османскую империю.
Отвлекающая турок от Греции ирано-турецкая война не устраивала Лондонский двор еще и потому, что английская буржуазия была напугана перспективой распространения революционного пожара в районе Средиземного моря и на захваченных Англией Ионических островах, где установленный ими в отношении греков режим мало чем отличался от турецкого.
17 декабря 1821 г., уже в разгар ирано-турецкой войны, К. В. Нессельроде снова предписал А. П. Ермолову избегать всего того, что могло дать повод Великобритании считать, что Россия хочет вооружить Персию против турок и дать Порте Оттоманской выгодную в ее затруднительном положении возможность примириться с Ираном[32 - См.: Иоаннисян А. З. Кавказ во внешней политике России в начале XIX в. – Уч. записки МПИ им. В. И. Ленина, т. XXXVII, 1964, с. 159-175.]. По смыслу этого странного предписания Россия должна была оберегать политическую «обидчивость» Англии, а Турция в тяжелом положении могла помириться с Ираном на выгодных условиях. Нессельроде предполагал, что, имея захватнические планы, армия Аббас-мирзы не искала примирения с турками. Аббас-мирзе было также небезразлично видеть результаты военных преобразований, которые осуществлялись в Иране под руководством английских, французских и итальянских военных специалистов, однако такая заинтересованность, на которую обратил внимание А. З. Иоаннисян, тоже была поводом, но не причиной войны.
Вначале Англия не предпринимала сколько-нибудь активных попыток к вмешательству в ирано-турецкую войну, несмотря на то, что поддерживала турецкого султана и опасалась русско-иранского сближения. Английское правительство не могло тогда не учитывать своих натянутых отношений с шахом, вызванных конфликтом в Персидском заливе из-за острова Кешм, захваченного Англией в 1821 г., а также сокращением английской помощи Ирану после заключения Тегеранского договора 1814 г. Однако, когда в 1822 г. успехи иранской армии стали очевидными, английская торговля начала терпеть убытки. Запретительные таможенные пошлины в Бушире и Басре привели к свертыванию британской торговли в Персидском заливе, а закрытие торговых путей Трапезунд – Тавриз и Багдад – Керманшах приостановило движение английских товаров в Иран через Малую Азию. Вместе с сокращением английской торговли в Иране неуклонно падало политическое влияние Англии, и она решительно пересмотрела свою внешнюю политику. Произошло это после того, как Кэстльри в состоянии аффекта перерезал себе сонную артерию и новым британским статс-секретарем по иностранным делам стал Джордж Каннинг. Будучи монархистом и консерватором, когда речь шла об Англии, Каннинг искусно играл на принципах свободы и выставлял Англию в качестве «защитницы» греческой революции и национально-освободительной борьбы народов Европы. Другая часть этого курса английской дипломатии предусматривала не только немедленное прекращение ирано-турецкой войны, но и создание ирано-турецкого блока для войны против России. Осуществляя этот план, Англия через своего поверенного в делах Г. Виллока и первого секретаря миссии Д. Макнейля[33 - Врач английской миссии Макнейл сменил на посту первого секретаря миссии Д. Кемпбелла.] потребовала у шаха прекращения ирано-турецкой войны, но цели не достигла[34 - АКАК, т. VI, ч. 2, с. 434 (Ермолов—Нессельроде, 22 февраля 1822 г.).]. Тогда в Иран были отправлены дипломатические миссии: майора Гарриота[35 - АКАК, т. VI, ч. 2, с. 434 (Ермолов—Нессельроде, 22 февраля 1822 г.).], а также Джакса и Д. Фрезера, которые для достижения поставленной перед ними задачи стремились ликвидировать англо-иранский конфликт, возникший из-за оккупированного Англией иранского острова Кешм[36 - Fraser J. В. Travels and Adventures in the Persian Provinces on the Southern Banks of the Caspian Sea. L., 1826, pp. 312-325.]. Их усилия также не имели успеха, и тогда Англия применила санкции: Г. Виллок приказал английским офицерам Линдзею, Макинтошу, Армстронгу и Вильямсону не участвовать в ирано-турецкой войне[37 - АКАК, т. VI, ч. 2, c. 253.]. Аббас-мирза с негодованием осудил это решение Г. Виллока и предложил английским офицерам покинуть пределы Ирана[38 - Bеlanger Ch. Voyage aux Indes, t. 2. Paris, 1838, p. 399.]. Шах тоже возмущался политикой Англии, а французские офицеры незамедлительно этим воспользовались и с одобрения Тегеранского двора заменили отозванных англичан. Аллар –бывший адъютант маршала Брюна – стал командовать иранской конницей, сформированной его соотечественником Гаспаром Друвиллем, а капитан гвардии Т. Этьен стал инструктором нахичеванского и марандского батальонов. Вместе с ними в ирано-турецкой войне приняли участие французские офицеры Вентура, Кур и Джиболли[39 - ЦГАДА, ф. 11, д. 1173, л. 293/293 об. Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20-е годы XIX в., ЛГУ, 1963, с. 53-54.].
В условиях франко-английского мира деятельность французских офицеров в Иране не могла быть прекращена статьей пятой англо-иранского договора 1814 г., не позволявшей шаху нанимать европейских офицеров в странах, воюющих с Англией. К тому же после Ватерлоо эти французы не вернулись на родину и, находясь в Иране, не поддерживали официальных контактов со своим правительством. Однако после Аахенского конгресса «Священного союза», когда Франция вернулась в «семью великих держав» и все более настойчиво стремилась усилить в Иране свою торговлю, чтобы восстановить там позиции, оставленные генералом Гарданом, этот прерванный контакт с Парижем наверняка был восстановлен. Несмотря на то, что англо-иранские противоречия достигли высокого накала, в 1822 г. шах обратился к Англии с требованием выдать Ирану 200 тыс. туманов в соответствии со статьей VI Тегеранского договора. «В случае, если какая-либо европейская держава будет вести войну с Персией, – говорилось в этой статье, – (а с Англией у нее будут мирные отношения), е. в. король Англии сделает все возможное, чтобы наладить дружественные отношения между Персией и данным европейским государством. Если это не удастся, Англия… обязуется послать войска из Индии или взамен этого выплачивать ежегодную сумму в размере 200 тыс. туманов для поддержки персидской армии на протяжении всего хода войны, пока Персия не заключит мир»[40 - См.: Балаян Б. П. Международные отношения Ирана в 1813-1828 гг., с. 20-21.]. Убедившись, что Россия не собирается воевать с Турцией, Англия отказала шаху в субсидии, тем более, что формально в статье VI речь шла о войне Ирана с европейской державой (имелась в виду Россия. – Б. Б.), а не с азиатской, какой была Османская империя. Это обращение шаха за деньгами показывает, что, начиная войну, он рассчитывал ежегодно получать от Англии 200 тыс. туманов (800 тыс. рублей), а когда эти ожидания не оправдались, шах направил Г. Виллоку ноту протеста, в которой в резких выражениях обвинил его в предательстве[41 - АКАК, т. VI, ч. 2, с. 264 (Мазарович – Ермолову, 3 мая 1822 г.).]. Не ответив на ноту шаха, глава английской миссии вместе с секретарем Макнейлем покинул Иран.
В иранской историографии деятельность Г. Виллока подвергается резкой критике. «Вся его деятельность в Иране, – пишет М. Махмуд, –заключалась в создании разногласий и конфликтов с правительством шаха»[42 - М. Махмуд. Политическая история англо-иранских отношений в XIX в. Тегеран, 1957, с. 190 (на перс. яз.).]. Иранский исследователь упрекает английских историков в необъективности за то, что они нигде и никогда не писали о том, что Г. Виллок был отозван в Лондон[43 - М. Махмуд не знал, что Г. Виллок отправился не в Лондон, а в Калькутту.] после того, как Фатх-Али-шах потребовал этого у английского правительства через находившегося в Лондоне статс-секретаря наследного принца Мирза-Салеха[44 - М. Махмуд. Политическая история англо-иранских отношений, с. 175 (на перс. яз.).].
Миссия этого иранского дипломата свидетельствовала о гибкости и изворотливости Аббас-мирзы, который заказал большую партию английского оружия, а за деньгами обратился к России. Аббас-мирза просил Ермолова предоставить Ирану краткосрочный беспроцентный заем (около 100 тыс. туманов) с переводом на Лондонский банк для оплаты стоимости заказанного оружия. Операция с Лондонским банком понадобилась ему еще и для того, чтобы в Англии поверили, что нет у него ни денег, ни оружия, а нужную сумму одалживает ему не Англия, а Россия. По этому поводу Аббас-мирза доверительно говорил Грибоедову и Мазаровичу, что «Ермолов не допустит, чтобы за деньгами он обратился к Ост-Индской компании»[45 - АКАК, т. VI, ч. 2, № 479, с. 259-260.]. Таким путем он угрожал России сближением с‘ Англией, чтобы обеспечить получение русского займа, а в Лондоне угрожал английскому правительству сближением с Россией, чтобы получить английскую субсидию.
В Петербурге не проявили беспокойства тем, что английское оружие приобретается Ираном для использования в войне против России и, несмотря на возражения Ермолова, согласились произвести оплату стоимости этого оружия и выдать соответствующий «кредитив» русскому послу в Англии X. А. Ливену[46 - Впоследствии Ермолов был вынужден согласиться с предоставлением этого займа, однако он не понимал целей Аббас-мирзы.]. По условиям этого займа, Иран должен был возвратить в Тифлисе занимаемую сумму, как только Россия внесет ее в Лондоне, в обеспечение чего в Тифлис было доставлено около одной пятой суммы[47 - Семенов Л. С. Россия и международные отношения на среднем Востоке, с. 74.]. Заметим, что условия этого займа были выдвинуты самим Аббас-мирзой и говорят о том, что он сам мог расплатиться за оружие и не хотел получать этих денег у России.
В апреле 1822 г. Мирза-Салех выехал в Англию (через Тифлис и Петербург). В Лондоне он передал Каннингу ноту Фатх-Али-шаха, в которой Г. Виллок был объявлен персоной нон грата. Разгневанный Каннинг ответил на это тем, что сорвал операцию с русским займом, затем передал русскому послу X. А. Ливену ноту, осуждающую деятельность русской миссии в Тебризе в связи с ирано-турецкой войной и русским займом[48 - АКАК. т. VI, ч. 2, с. 257-272.]. По смыслу ноты Англия использовала прецедент с займом для обвинения России во вмешательстве в англо-иранские отношения, в то время как сама эта нота говорила о вмешательстве Англии в русско-иранские отношения. Англия не могла запретить России финансировать или вооружать Иран, с которым поддерживала нормальные дипломатические отношения, так же как и не имела права обвинять Россию в том, что она вооружает Иран против себя самой или против Англии, которая тоже вооружала и обучала иранскую армию.
Каннинг опасался, что английское оружие будет использовано Аббас-мирзой против турок, а это могло обострить англо-турецкие отношения и стать помехой для создания антирусской коалиции. По этим причинам английское оружие еще долго пролежало в арсеналах и было доставлено англичанами в Иран лишь три года спустя, с расчетом, что оно наверняка будет применено против России.
Только в Лондоне Мирза-Салех установил, что посланника Г. Виллока вовсе не отозвали в британскую столицу и не дезавуировали его. Вопреки предположениям проф. М. Махмуда, этот английский дипломат находился не в Лондоне, а в Индии, а накануне второй русско-иранской войны вместе со своим братом Э. Виллоком доставил в Иран английское оружие.
Между тем нота Каннинга, переданная царскому правительству через X. А. Ливена, имела для Англии выгодные последствия. При всех обстоятельствах эту ноту следовало отклонить либо опровергнуть, потому что она осуждала деятельность Грибоедова и таким путем пыталась подчинить английскому контролю будущую деятельность русской миссии в Тебризе. Однако графа Нессельроде эта нота явно напугала. Он поспешил оправдаться перед Каннингом, свалив на шаха ответственность за действия русской дипломатической миссии и доказывая, что Иран первым обратился за займом[49 - АКАК, т. VI, ч. 2, с. 257-272.]. Затем он решился на шаг, после которого трудно было разобраться, чьи интересы он защищал.
Исследователи не обратили внимания, что когда английский поверенный в делах был бесцеремонно изгнан из Ирана, а шах угрожал порвать дипломатические отношения с Англией, русская миссия могла максимально использовать эту исключительно благоприятную обстановку в Иране для дипломатического наступления на ослабленные английские позиции. Вместо этого поверенному в делах Мазаровичу было приказано выехать к Ермолову в Тифлис. Туда же был отозван и А. С. Грибоедов, приступивший с 19 февраля 1822 г. к исполнению новой должности секретаря по дипломатической части при канцелярии главнокомандующего.
Таким образом, выгодное положение русских дипломатов было приравнено к положению провалившихся англичан, которые, будучи изгнанными из Ирана, отправились в Индию, чтобы после ирано-турецкой войны доставить Ирану деньги и оружие для войны против России. Получилось так, будто русские дипломаты были специально отозваны из Ирана, чтобы не взбудораживать Каннинга – этого лютого ненавистника России и подготовить для Англии наиболее благоприятные возможности для борьбы с Россией. Фактическое закрытие русской миссии[50 - АКАК, т. VI, ч. 2, с.259] ничем не оправдывалось. Грибоедова и Мазаровича незачем было отзывать в Тифлис, так как для разработки мер по реализации торговых статей Гюлистанского договора и организации транзитной торговли можно было привлечь и других специалистов.
***
Несмотря на неизменное стремление Каджаров к пересмотру Гюлистанского договора, шах и Аббас-мирза в 1821-1823 гг. объективно способствовали сближению с Россией. Основа этого «сближения» большей частью была шаткой и временной потому, что в основном держалась на стремлении Ирана использовать Англию для восстановления довоенных границ в Закавказье. Парадоксально, что Иран оказывал давление на Англию с помощью России, против которой были направлены реваншистские планы шаха. Грибоедов и Ермолов хорошо разбирались в особенностях этой иранской политики и всячески стремились превратить условное сближение с Ираном в безусловное, хотя это было нелегко сделать, так как к нескрываемому неудовольствию Каджаров на Кавказе ликвидировались ханства, существовавшие со времен иранского господства, а это означало, что русские не собираются уступать их Ирану. Нельзя, конечно, утверждать, что Иран шел на сближение с Россией только для получения английской помощи. Когда в годы ирано-турецкой войны вывоз иранских товаров в Османскую империю был прекращен, а конфликт с Англией приостановил иранский экспорт в Аравию и Индию, Иран стремился увеличить сбыт своих товаров в России. Это существенное обстоятельство, на которое первым обратил внимание французский эмиссар Беланже[51 - Bеlanger Ch. Voyage aux Indes, t. 2. Paris, 1838, p. 76.], имело для России выгодные последствия. Тем более, что к тому времени Россия освоила транс-кавказскую линию и доставляла в Иран свои товары кратчайшим путем, тогда как английские товары из-за закрытия основных торговых путей через Малую Азию и Месопотамию доставлялись в Иран далеким окружным маршрутом и нередко перепродавались иностранным коммерсантам, которые взвинчивали цены на них. В результате на иранском рынке произошли изменения в соотношении цен в пользу русских товаров. Этот перелом в торговле стал еще более ощутимым после того, как в апреле 1822 г. русский министр финансов Д. Гурьев в соответствии с Гюлистанским договором предписал таможням взимать 5-процентную пошлину с объявленной ценности иранских товаров[52 - ЦГИА, ф. 19, oп. 3, д. 98, л. 18-19.]. Вместе со снижением таможенных пошлин произошел рост товарооборота, увеличилась масса ввозимых в Иран русских товаров, расширилась сфера их сбыта и возросла доля русского торгового капитала.
В период ирано-турецкой войны 1821-1823 гг. среднегодовой торговый оборот между Россией и Ираном по сравнению с 1814-1818 гг. увеличился более чем вдвое, а в 1823 г. превысил 4 млн. рублей. За этот же период ввоз товаров из Ирана в Россию возрос на одну треть (до 1.800 тыс. руб.), а вывоз в два с половиной раза (до 1,2 млн. руб.) сравнительно со среднегодовым вывозом за предшествующие шесть лет[53 - «Виды внешней торговли» за 1820-1823 гг. Подробно об этом см.: Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20-е годы XIX в., ЛГУ, 1963, с. 75-79.]. Не удивительно после этого, что, по свидетельству И. Шопена, «большая часть Азербайджана (имеется в виду Южный Азербайджан. – Б. Б.) довольствовалась товарами из Тифлиса»[54 - Шопен И. Исторический памятник состояния Армянской области в эпоху присоединения ее к Российской империи. Спб., 1852. с. 872-873.]. Генерал Зубов тоже отмечал, что русские товары были дешевле английских и имели большой спрос[55 - Зубов И. Картина Кавказского края, ч. I, Спб., 1834, с. 202-203. Ср.: Бларамберг И. Статистическое обозрение Персии. Спб., 1857, с. 88.].
Другим важным фактором, активизировавшим торговлю России с Ираном, но уже с помощью иностранного торгового капитала, был 5-процентный льготный тариф ввоза в Иран и транзита западноевропейских товаров. Этот льготный тариф, введенный указом Александра I от 8 октября 1821 г. и вступивший в силу 1 июля 1822 г., позволил России и Франции организовать торговое наступление на ослабленные английские позиции. Показательно, что Франция стремилась направить свою торговлю из Смирны и Алеппо к Каспийскому морю через Астрахань и Баку, а также через Тифлис и связанные с Одессой черноморские порты. В ее планах Тифлису отводилось место центра транзитных путей из Европы и Азии, ведущих в Иран с севера, через Тебриз и южно-каспийские порты на Тегеран и далее к Персидскому заливу через Исфаган и Шираз. Любопытно, что в 1821 г. в работе над предварительным проектом транзитной торговли вместе с Ермоловым, Грибоедовым[56 - Позднее, в 1828 г., А. С. Грибоедов вместе с П. Д. Завилейским составили план хозяйственно-культурного преобразования Закавказского края. Ими же были составлены «Записка об учреждении Российской Закавказской компании» и «Записка о лучших способах вновь построить город Тифлис». См.: Агаян Ц. П. Вековая дружба народов Закавказья, ч. I, Ереван, 1970, с. 150.] и Мазаровичем приняли участие французы, королевский консул в Тифлисе Гамба, капитан гвардии Т. Этьен, купцы из Парижа, а также представитель Ирана статс-секретарь и переводчик наследного принца Мирза Масуд. Работа проводилась «втайне» от турок и англичан, против которых была направлена эта транзитная торговля. В определенной мере это могло означать, что Иран вступил в тайное соглашение с Россией и Францией для вытеснения из Ирана английской и турецкой торговли, несмотря на то, что участие Мирзы Масуда в разработке предварительного проекта было вызвано тем, что транзитная торговля должна была вестись с Ираном с ведома и согласия правительства шаха.
Англия с возрастающим беспокойством следила за ростом русской торговли и прибывшими в Иран французскими купцами.
В то время, когда представители парижского торгового дома «Коклен» и французской фирмы «Тори и К°» Зигфрид, Моген, Перье и др. привозили в Тавриз французские товары[57 - АВПР, ф. Консульство в Тавризе, д. 2, л. 5, 8 об; 28, 31; Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке, с. 82.], вместе с которыми непрерывно повышался приток и других западноевропейских товаров[58 - По свидетельству Гамба, французского королевского консула в Тифлисе, приток этих товаров наивысшего уровня достиг в первой половине 1823 г. Об этом см.: Camba J. Voyage dans la Russie Meridional, t. 2. Paris, p. 210.], английские товары, находившиеся у иранских купцов в Турции, были конфискованы султанскими чиновниками, несмотря на англо-турецкую дружбу. В Керманшахе, Бушире, Басре и Багдаде торговля Англии тормозилась персами, арабами и курдами. По этим причинам проблема прекращения ирано-турецкой войны оказалась в центре британской внешней политики. После провалившихся переговоров Г. Виллока, Д. Макнейля, Гарриота, Джекса и Д. Фрезера осталась чуть ли не единственная возможность для продолжения переговоров ио этому вопросу с Мирза-Салехом, которого для этой цели специально задержали в Лондоне. Прежде всего его «уговаривали» отказаться от русского займа. Англия согласилась уплатить за закупленное Ираном оружие, и, что более всего вероятно, согласилась безвозмездно передать это оружие Ирану, когда закончится ирано-турецкая война, а шах сблизится с султаном, чтобы вместе выступить против России. Присутствие в Лондоне турецкого посла облегчило задачу английского правительства, и 15 июля 1823 г. в столице Англии было заключено «политическое соглашение» с Мирза-Салехом о прекращении турецкой войны и совместном выступлении Ирана и Турции в Закавказье, после чего иранский дипломат выехал из Лондона[59 - АВПР, ф. Канцелярия, д. 6920, л. 500-505 об. (Ливен – Нессельроде, 2-го (14) июля 1823 г.) Ср.: АКАК, т. VI, ч. 2, с. 293.].
Через 13 дней после подписания этого соглашения ирано-турецкая война закончилась, как и следовало ожидать, безболезненной капитуляцией турок. По Эрзерумскому договору, заключенному 28 июля 1823 г., шах и Аббас-мирза вернули султану всех военнослужащих[60 - М. Махмуд. Политическая история англо-иранских отношений в XIX к., с. 190 (на перс. яз.). Договор был ратифицирован султаном в декабре 1823 г., а шахом – в январе 1824 г.] и все завоеванные города: Эрджин, Малазгирт, Ахпат, Битлис, Баязет, Сулеймание, Киркук и Мосул[61 - Абдул Рази. Полная история Ирана, с. 470 (на перс. яз.).]. А. К. Амбургер располагал в Тебризе данными о том, что Эрзерумский договор имел секретную статью, предусматривающую помощь Турции Ирану против России[62 - Семенов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20-е годы XIX в., с. 85.].
Достоверность информации А. К. Амбургера об этой секретной статье подтвердилась накануне второй русско-иранской войны, когда иранский посол в большой спешке в октябре 1825 г. был отправлен шахом в Константинополь, чтобы напомнить султану о его обязательстве «объединиться с Ираном против России»[63 - The Asiatic Journal», vol . 22, 1826, p. 734.].
Другие статьи Эрзерумского договора предусматривали 4-процентную пошлину на иранские товары, ввозимые в Турцию, и возвращение конфискованного во время войны имущества иранских подданных.
Дореволюционная историография (Потто, Щербатов, Дубровин и др.) территориальные уступки шаха объясняла только угрозой переброски турецких войск из Греции на войну с Ираном[64 - Об этом см., например, Потто В. Кавказская война, т. 3, с. 11.]. Эта угроза была весьма относительной и во всяком случае не была единственной причиной заключения Эрзерумского мира. Известно, что в конце 1822 и в начале 1823 г. греческие повстанцы выбили 20-тысячную армию султана из Морей, Навплиона и Коринфа, а греческие моряки изгнали турецкий флот из архипелага[65 - «Всемирная история», т. VI, М., 1959, с. 140-144.]. После этого Порта планировала наступательные операции на Балканах и потому не могла думать о переброске всех своих войск к Багдадскому пашалыку или к озеру Ван, где находились иранские аванпосты.
Мнения иранских историков об Эрзерумском мире обобщены Джамилем Гузанлу. В его интерпретации этот мир «был соглашением о взаимопомощи», так как «продолжение войны могло привести к невыгодным последствиям как для Ирана, так и для Турции»[66 - Джамиль Гузанлу. Военная история Ирана, т. 2, с. 842.]. Не касаясь существа этих последствий, Гузанлу указывает и на невыгодные последствия Эрзерумского мира, когда сожалеет, что договор этот «не вступил в силу в годы второй русско-иранской войны»[67 - Джамиль Гузанлу. Военная история Ирана, т. 2, с. 933.]. Тем самым он косвенно подтверждает наличие секретной статьи, направленной против России и подготовленной Мирза-Салехом в Лондоне.
Ирано-турецкая война была попыткой Каджаров компенсировать свои территориальные потери в Закавказье, а для А. С. Грибоедова и русской дипломатии создавала условия для нормализации русско-иранских отношений и ослабления в Иране влияния Англии. Война против султанской Турции была определенной моральной поддержкой и армянскому народу, находившемуся под турецким игом, и помощью «греческим бунтовщикам», которым сочувствовала вся просвещенная Россия.
Грибоедовский план стабилизации русско-иранских отношений
Всенародное восстание в Греции, контрреволюционная интервенция Египта и Турции, а также ирано-турецкая война 1821-1823 гг. находились в центре внимания европейских держав и привели к Восточному кризису 20-х годов.
В период наивысшего напряжения в русско-турецких отношениях, приведших 10 августа 1821 г. к разрыву между ними дипломатических отношений, Россия была крайне заинтересована в сохранении мира и в развитии торговли с Ираном. Однако в пограничных районах не прекращались конфликты и столкновения сторон. Династия Каджаров настойчиво добивалась возвращения Ирану Северного Талыша и части Карабаха. Иного мнения придерживалось правительство России. Еще перед поездкой Ермолова в Иран в 1817 г. Александр I писал ему: «Нельзя ли в самом деле уступить Персии какие-нибудь земли, в удержании коих нет для нас совершенной необходимости, но зато получить другие выгоды»[68 - АГАК, т. VI. ч. 2, № 267.].
В переданной Ермолову инструкции говорилось: «Было бы неплохо обменять Карабах и Северный Талыш на Эриванское и Нахичеванское ханства»[69 - ЦГА ВМФ, ф. 19, oп. 4. д. 441, л. 14 об.]. В то самое время, когда тегеранский двор без всякого основания ожидал, что генерал Ермолов вернет Ирану ханства в Закавказье, некогда захваченные иранскими войсками, Александр I предлагал обменять одну часть Восточной Армении на другую. Однако никаких территориальных уступок Ирану Ермолов не собирался делать, несмотря на то, что ежедневно после официальной части переговоров иранские министры по несколько раз посещали Ермолова и поочередно просили его уступить часть Закавказья.
В русских архивах мы не выявили материалов о переговорах Ермолова с шахом по территориальным вопросам и потому критически отнеслись к опубликованным иранскими историками данным, которые во многом расходились с официальным отчетом Ермолова об итогах его миссии. Иранский военный историк Голам Хусейн Моктадер, например, отмечал, что «на территориальные требования шаха и его министров Ермолов отвечал, что возвращение Ирану некоторых районов Карабаха невозможно из-за христианского большинства населения этой области. Однако Россия готова отдать Ирану южную часть Талышского ханства и некоторые другие пограничные участки, при условии, что в случае войны между Россией и Турцией Иран выступит па стороне России и воздержится от заключения сепаратного союза с Турцией»[70 - Голам Хусейн Моктадер. Военная история Ирана, с. 293 (на перс. яз.).]. Вопреки этой версии Ермолов добивался нейтралитета Ирана на случай войны между Россией и Турцией и открытия русского консульства в Реште, а Иран не принял эти предложения.
Бескомпромиссный дипломатический курс А. П. Ермолова, рассчитанный па сохранение границ Гюлистанского договора, не соответствовал реваншистской политике Каджаров. Поэтому после миссии Ермолова русско-иранская граница оставалась зоной огня и конфликтов, а Каджары большие надежды возлагали на английскую финансовую помощь, политику угроз и новую войну против России. С начала ирано-турецкой войны 1821-1823 гг. наибольшие споры вызвала граница, проходившая по области Мегри. Каджары пытались узаконить захват всей этой армянской области, несмотря на то, что ее половина принадлежала России, так как в момент прекращения войны русские войска находились в Мегри, а граница по Гюлистанскому договору устанавливалась по принципу статус-кво.
В ответ на оккупацию Ираном русской части этой области, подразделения русской пехоты заняли северо-западный берег Севана. После этого Ермолов пытался узаконить эти взаимные территориальные приобретения официальным соглашением. Однако переговоры Мадатова с Аббас-мирзой по этому вопросу ни к чему не привели.
В таком состоянии находились территориальные споры между Ираном и Россией, когда А. С. Грибоедов, с одной стороны, стремился оказать поддержку греческой революции, а с другой, настойчиво добивался обострения ирано-английских отношений. Это было необходимо России потому, что все надежды Ирана на пересмотр Гюлистанского договора и возвращение Ирану части Восточной Армении и азербайджанских ханств связывались с Англией, с ее военной и финансовой помощью. Когда же началась ирано-турецкая война, а Россия порвала дипломатические отношения с Турцией, англо-иранские отношения стали резко обостряться, а после ухода английских офицеров из армии Аббас-мирзы эти отношения оказались полностью парализованными.
В итоге возникли благоприятные условия для стабилизации русско-иранских отношений и устранения пограничных конфликтов в районах Мегри и озера Севан.
Каджары в это время уже не рассчитывали получить английскую помощь, хотя и не теряли надежду, что ирано-турецкая война подействует на Англию отрезвляюще, что она опомнится и поможет Ирану вернуться в Закавказье.
Сравнивая итоги дипломатической миссии Ермолова в Иране в 1817 г. с деятельностью А. С. Грибоедова в Тебризе в последующие четыре года, можно считать, что Грибоедов сделал то, чего не смог добиться Ермолов. в первую очередь – это освобождение и возвращение в Россию русских военнопленных первой русско-иранской войны. Переговоры с Аббас-мирзой и английскими дипломатами по этому вопросу в 1820 г. говорят о профессиональной зрелости Грибоедова как дипломата.
14 (25) августа 1820 г. Грибоедов вручил поверенному в делах Англии ноту протеста, осуждавшую в резкой форме провокационные действия брата поверенного – Эдуарда Виллока и его слуги, которые принудили двух русских военнопленных солдат к измене родине и доставили обманутых в Тебриз для пополнения «русского батальона».
Грибоедов отметил в ноте, что Э. Виллок, наверное, совершил свой поступок «по мгновенному недомыслию». Выразив надежду, что «поверенный в делах соизволит дать предписание другим английским офицерам избегать таких способов действия», Грибоедов указал, что «сообразно с современным положением вещей в Европе, не будет хорошо истолковано, что один русский помогал англичанину избавиться от законной службы своему монарху и наоборот»[71 - ЦГИА Груз. ССР, ф. «Депеши Российского поверенного в Персии по разным предметам» (Копия ноты собственноручно переписана Грибоедовым).].
«Не почувствуют ли персиане, – говорилось далее в ноте, – что им позволено продолжать свое, заслуживающее порицания поведение в отношении русских солдат, находя поощрение в снисходительности и добрых услугах, оказываемых им в этих случаях подданными одной Европейской и весьма дружественной России державы».
В английской миссии нота Грибоедова произвела переполох. Служащие миссии Кормик и майор Гарт сообщили Грибоедову, что поверенный огорчен серьезным обвинением.
В ответной ноте поверенный всячески выгораживал своего брата и, не ограничиваясь устными заверениями в нерушимости англо-русского союза, пытался рассеять впечатления от неожиданного разоблачения и в большой спешке отправился в путешествие по Кавказу[72 - См.: «Русская старина». 1903, т. VIII, с. 320. (На Кавказе Виллок встречался с А. С. Пушкиным).].
Нота Грибоедова была началом освобождения военнопленных, положение которых оставалось бедственным.
Грибоедов правильно рассчитал, что после его ноты английская миссия будет вынуждена ослабить свою враждебную деятельность против России. В нарушение Гюлистанского мирного договора, предусматривающего освобождение военнопленных русско-иранской войны 1804-1813 годов, Аббас-мирза сформировал из числа пленных этой войны так называемый «русский батальон», солдаты которого настойчиво добивались возвращения на родину.
Попытка генерала Ермолова решить проблему пленных во время его дипломатической миссии в 1817 г. не увенчалась успехом. Только спустя три года А. С. Грибоедов выполнил эту сложную задачу на тавризских переговорах с наследным принцем 30 августа 1820 г.
Освобожденных военнопленных Грибоедов сопровождал до Тбилиси. «Голову положу за соотечественников», – записал он в дневнике, предвидя свою судьбу.
Можно согласиться с проф. В. Минорским в том, что у Грибоедова был «резкий, порывистый и прямой характер» и что ему нужно было «гораздо больше спокойствия, созерцательности и юмора, чем у автора бичующих монологов Чацкого, чтобы схватить и оценить ритм пестрой и несвязной жизни, привыкнуть к смеси суеверий и преувеличений, сладких вежливостей и вычурных обрядностей, наивных вероломств и видимой податливости»[73 - Минорский В. «Цена крови» Грибоедова, с. 3.].
Однако эта «резкость» и «прямота» грибоедовского характера привела к освобождению военнопленных, чего не смогли сделать другие дипломаты за 7 лет после заключения Гюлистанского мира.
Факты показывают еще, что Грибоедов не разделял точку зрения Нессельроде и Ермолова о пользе нейтралитета Ирана в случае русско-турецкой войны и отстаивал необходимость участия Ирана в русско-турецкой войне на стороне России. Но поскольку это мнение не соответствовало тому, что предписывал Нессельроде и чего добивался Ермолов на переговорах в Иране в 1817 г., Грибоедов вначале договорился с Аббас-мирзой о вступлении Ирана в войну против Турции и дождался, пока Иран начал эту войну, и только после этого сообщил в Петербург о своих действиях.
***
Опасаясь восстаний, Фатх-Али-шах поставил своих сыновей во главе провинций. Наследником престола и наместником Южного Азербайджана – важной в стратегическом и экономическом отношениях провинции – шах назначил Аббас-мирзу, мать которого принадлежала к племени Каджаров, а два его старших брата, в том числе и Мохаммед-Али-мирза, управлявший Керманшахской провинцией, родились от невольниц[74 - ЦГИА Груз. ССР, ф. 1087, oп. I, д. 429, л. 1.] и потому, формально, не могли претендовать на престол. Несмотря на это, на окраинах страны каждый из принцев, и в первую очередь Мохаммед- Али-мирза, собирал вокруг себя приверженцев, вооружал их и готовился занять трон[75 - ЦГИА Груз. ССР, ф. 1087, oп. I, д. 429, л. 2.].
Если Фатх-Али-шах благодаря страху, внушенному народам Ирана его суровым предшественником Ага-Мохаммед-шахом, мог надеяться, что его сыновья не начнут междоусобной войны при его жизни, то положение Аббас-мирзы было сложнее. Он не сомневался, что после смерти отца опасность будет угрожать ему отовсюду: со стороны Мохаммед-Али-мирзы и других старших братьев, которые по традиции персидских династий претендовали на престол; со стороны младших братьев, часть которых почти независимо управляла отданными им областями и готовилась к захвату власти; со стороны народов Ирана, которые связывали поражение иранской армии в минувшей войне с именем Аббас-мирзы; наконец, со стороны шиитского духовенства, обвинявшего Каджаров и Аббас-мирзу в «унижении» мусульман перед «неверными» –христианами России за потерю мусульманских ханств в Закавказье.
