скачать книгу бесплатно
Социокультурный процесс символизации, таким образом, имеет непосредственное отношение к культурогенезу как процессу воссоздания, трансформации и появления новых культурных форм. Успех адаптации человека и человечества к изменяющимся условиям существования во многом обусловлен транслируемыми культурой традиционными моделями успешной деятельности и символами успеха как персонального, так и коллективного.
Формулируя идеальный тип целерационального действия в контексте понимания индивида как субъекта осмысленного целеполагания, М. Вебер выдвинул категорию успеха (Erfolg, Success) в качестве параметра измерения результативности социального действия[82 - Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.]. В 1930-х гг. Р. Мертон указывал на парадокс в соотношении символов успеха[83 - Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социология преступности: Современные буржуазные теории. М., 1966. C. 300–310.]. С одной стороны, любая социальная группа регламентирует культурными нормами допустимые и требуемые способы достижения каких-либо целей, с другой – порою наиболее эффективные способы достижения этих целей «исключены из институционной сферы дозволенного поведения»[84 - Там же… C. 300.]. «Антисоциальное поведение приобретает значительные масштабы только тогда, – пишет Р. Мертон, – когда система культурных ценностей превозносит, … превыше всего, определенные символы успеха, общие для населения в целом, в то время как социальная структура общества жестко ограничивает или полностью устраняет доступ к апробированным средствам овладения этими символами для большей части того же самого населения»[85 - Там же…С. 310.]. Успех оценивается в терминах процесса и результата[86 - Там же … С. 302.] и понимается как эффект адаптации субъекта к роли в социальном действии[87 - Там же … С. 305.]. В качестве мотиваторов целеполагания социального поведения обозначены символы успеха как комплексные производные систем культурных ценностей, достижение которых и предполагает положительный эффект адаптации субъекта в социальном окружении и, как основание аномии, подчеркнуто противоречие между символами успеха автономной деятельности отдельного субъекта и символически выраженными обществом ограничениями выбора апробированных средств «овладения этими символами». Мертон один из первых описал дихотомию двух видов транслируемых культурой символов успеха, обуславливающих аномию, когнитивный диссонанс[88 - Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса. СПб., 1999.], дуальную оппозицию (диспозицию), несущую в себе вектор конструктивной напряженности, «ценностную ориентацию субъекта, стимулирующую предпочтение движения от одного полюса к другому»[89 - Ахиезер А.С. Социокультурная динамика России. Новосибирск, 1997. С. 127–128]. С одной стороны, культура транслирует ценности общества и форм коллективного взаимодействия, с другой – ценность автономии социальных субъектов. Одни ценности выражаются коллективистскими символами успеха, табулирующими, ограничивающими автономию субъекта, другие – символами, мотивирующими преодоление общественных табу и запретов, индивидуалистскими или персональными символами.
Уже на этом этапе рассуждений можно обозначить проблему количественных измерений диспозиционно представленных символов коллективного и индивидуального успеха, предполагая, что значительный перевес одних над другими в нормативно-ценностном пространстве культуры предопределяет вектор социального действия, «движения от одного полюса к другому». Для этого необходимо уточнить значение категории символа успеха как культурной детерминанты деятельности, – то, что подлежит подсчету; и категорию общественного сознания, – то, что изменяется в следствии динамики количества символов успеха.
Собственно, идея целерационального действия уже предполагает, что действие направлено на цель, некоторую идеальную и осознанную модель изменения реальности, по отношению к которой оценивается продуктивность и эффективность действия, его успех. Продуктивность, в данном случае, – это достижение результата максимально близкого к запланированному (сходному с идеальной моделью изменения реальности), а эффективность – скорость достижения результата. Оба параметра действия подвержены шкалированию: первый – от максимально сходного с идеальной моделью к менее сходному; второй – от близкого по времени начала действия к отдаленному.
Дихотомия двух обозначенных категорий символов успеха рассматривается, с одной стороны, как конфликт коллективных и персональных ценностей, выраженный в столкновении индивидуалистских и коллективистских идеологем[90 - Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В., Чурилов В.А. Этика успеха: введение в доктрину, Центр прикладной этики, Тюмень; М., 1996; Данилова Е.Н. Дискурс выигравших и проигравших в российских трансформациях // Социологические исследования.2014. №5(361). С. 16–26.], в этом контексте нормативная база культуры понимается как подвижная субстанция, от конструкции которой зависит успех общества и индивида в нем. С другой, – трактуется как устоявшийся приоритет одних ценностей над другими и используется в качестве типологизации культур[91 - Hofstede G. Cultures and Organizations. Software of the Mind. London: Harper Collins Business, 1994; Онже… Multilevel Research of Human Systems: Flowers, Bouquets and Gardens // Human Systems Management. 1995. Vol. 14. P. 207–217; Hofstede G., Bond M.H. The Confucius Сonnection: From Сultural Кoots to economic growth // Organizational Dynamics. 1988. Vol. 16. № 4. P. 4–21; Hofstede G., McCrae R.R. Personality and Culture Revisited: Linking Traits and Dimensions of Culture // Cross-Cultural Research. 2004. Vol. 38. № 1. P. 52–88; Хофстеде Г., Маккрей Р.Р. Возвращаясь к обсуждению личности и культуры: связь личностных черт и культурных осей / пер. с англ. В. В. Солодников // Социологический журнал. 2010. № 4. С. 9–41; Хофстеде Г. Модель Хофстеде в контексте: параметры количественной характеристики культур / пер. с англ. В. Б. Кашкин // Язык, коммуникация и социальная среда. 2014. № 12. С. 9–49.] или состояний общества[92 - Данилова Е.Н. Баланс индивидуалистских и коллективистских ценностей: сравнение Санкт-Петербурга и Шанхая // Социологическая наука и социальная практика. 2013. № 2. С. 87–107.], в этом контексте культурная норма фигурирует как статичное или инертное по отношению к социальному дискурсу формообразование. Два обозначенных подхода, по существу, с разных сторон рассматривают культурную динамику: с позиции возможной модернизации нормативной базы культуры и с позиции эффективного использования устоявшихся норм в планировании, мотивации и реализации социального действия. Несмотря на расхождения, фундаментальных противоречий в указанных подходах нет, если учесть, что культура имеет не один, а несколько пластов развития, отличающихся различной скоростью происходящих изменений[93 - Голицын Г.А., Петров В.М. Социальная и культурная динамика: долговременные тенденции (информационный подход). М., 2005.]. При этом анализ модернизационного подхода позволяет заключить, что исторические примеры модернизации нормативной ценностно-смысловой базы культуры осуществлялись и осуществляются как совокупность мотивированных целерациональных действий социальных субъектов, направленных к достижению некоторой идеальной модели успеха. Здесь в качестве исторических примеров можно рассматривать не только социальные потрясения российского общества начала и конца XX в., но и более масштабные мировые процессы христианизации и исламизации народов Евразии, европеизации Азии, Африки, Америки, Австралии, волну американизации (или вестернизации) Старого света в XX в. и т. д.
Асимметрия движения социальных и культурных процессов обусловлена инертностью культуры по отношению к быстротекущим социальным изменениям. Модернистский подход, предполагающий подвижность и «пластичность» культуры, а как следствие и парадигму необходимой ее трансформации (изменений), отражает дисбаланс социальных изменений с изменениями в культурной сфере.
Состязательность – одна из форм взаимодействия культур, регулирующая ассимилятивные процессы. Преимущество, которое дает некоторая технология, как достижение одной из культур (будь то технология производства или символического обмена), широко распространяется, развиваясь и совершенствуясь. Например, распространение посуды с плоским дном (гончарного круга), пороха, двигателя внутреннего сгорания и пр. Многие технологии одновременно появляются и развиваются в различных локальных культурах как отклик на общую функциональную потребность: жилище, обувь и одежда, гигиена, разделение труда и пр.
По мысли Й. Хейзинги, культура возникает в форме игры, культура первоначально разыгрывается[94 - Хейзинга Й. Homo Ludens: Статьи по истории культуры / пер. Д. В. Сильвестров. М., 1997. С. 67.]. Несмотря на то, что в определенном контексте, по мнению П. С. Гуревича, игра —непродуктивная деятельность, мотивированная не результатом, а самим её процессом[95 - Гуревич П.С. Игра // Культурология. XX век. Энциклопедия: Т. 1. СПб.,1998. С. 236.], продуктивность игры можно оценивать не в материальных продуктах, а в символическом опыте. Одним из символических результатов и, одновременно, условием возобновления игры является категория успеха, которая не получает материальное воплощения, но в своем символическом выражении может считаться идентифицирующим параметром любой игры.
Й. Хейзинга предупреждает, что «не следует понимать …, что игра … перерастает или … преобразуется в культуру, но скорее так, что культуре в ее начальных фазах свойственно нечто игровое, что представляется в формах и атмосфере игры»[96 - Хейзинга Й. Указ. соч. … С. 61.]. В игре успех (так же, как и поражение) не обязательно получает когнитивное выражение или осмысление, но переживаем как ее составная часть, как условие игры. Дискретное сосуществование успеха и поражения, а также поэтапные стадии успеха, его персональные и коллективные формы присутствуют в содержательных функциях игры. В своей перцептивной составляющей успех переживаем в жизни по аналогии с игровой ситуацией. Поэтому целеполагание деятельности ориентировано на успех так же безусловно, как ориентирована игра на успех, на переживание и сопереживание успеха. Чувственное восприятие успеха в игре и в деятельности в символических формах приобретает идентичную дискретную с поражением выраженность. Перефразируя Хейзингу, можно выразиться, что успех первоначально разыгрывается, прежде чем обретает символическую выраженность, прежде чем символизируется. Поэтому символизация успеха сопровождает культурогенез как на стадии созидания культурных форм, так и при их эволюции и трансформациях. Символ успеха играет роль идеи прагматической выгоды свершения запланированного действия, предопределяя целеполагание, но не обязательно в практике реализуется, что ведет к дискредитации идеальной модели успеха, к ее трансформации или символизации новой модели.
П. Д. Тищенко замечает, что любой культуре свойственна специфическая игра перцептуальных форм: акустических, визуальных, тактильных. Между различными формами (зримыми, слышимыми и осязаемыми) можно обнаружить точки взаимопревращений и промежутки (разрывы), в которых и образуется особое «пространство» культуры. Культура, по мысли П. Д. Тищенко, «бытийствует на границах перцептуальных форм»[97 - Тищенко П.Д. Культура и перцепция: Метафизические уроки школьного диктанта // Языки культур: Взаимодействия. М., 2002. С. 81.]. Акцентируя внимание на некоторой онтологической нише между тремя формами перцепции культуры в ситуации школьного диктанта, П. Д. Тищенко указывает, что мышление является не только актом «внутренней речи» (Л. С. Выготский), но еще представляет собой и игру перекодирования ощущений, с текстом непосредственно не связанных, ориентирующих человека во внешней среде. Эта игра связана с личностной самоактуализацией и идентификацией другого, учит человека акцентировать внимание на бытовании между перцептивными ощущениями окружающего мира и видеть в другом эту онтологическую нишу. Обобщая опыт анализа «практик мышления, чувствования и действия» с доминированием визуальных форм и других форм чувствования над внешностью звука (над фоноцентричностью) М. Фуко, Р. Рорти, Г. Деборда, М. Джея, Г. П. Щедровицкого, П. Д. Тищенко обращает внимание, что школьный диктант представляет собой некоторую обучающую и формирующую личностную культуру «био-техно-логию». Школьный «диктант культивирует у школьника чистую (еще не обремененную нуждой в понимании) способность бытия на грани, в промежутке между видимым и слышимым. Способность дисциплинированно удерживать внимание в точке преобразования (бытия в возможности) перцептуальных био-лого-форм»[98 - Тищенко П.Д. Указ. соч. … С. 84.]. Далее автор подчеркивает, что диктующая культура («диктатура») – лишь одна из возможных моделей культуры, и проводит исторические параллели. Детально проанализированная коммуникативная ситуация школьного диктанта метафорично сопоставляется с диктующей смыслы культурой. Из чего вытекает положение, что диктующая культура развивает у человека специфический набор базовых навыков ориентации в окружающем мире, без которых невозможно его существование в более сложных культурных моделях, например, в модели диалога культур. Неразвитость способности дословного понимания порою становится причиной невнятицы публичных споров, письменной или устной речи. Когда человек торопится усвоить смысл вне дословного контекста, он перестает слышать и себя, и другого[99 - Тищенко П.Д. Указ. соч. … С. 84.]. Обычный школьный диктант «учит удерживать слово на стадии до-осмысленного, сохраняя пространство для присутствия другого во всей его вне- и не-понятности для “меня” слушающего или читающего. Вместе с тем, важно и обратное – если человек не подчиняется диктату сказанного или написанного им самим слова (не воспринимает их дословно), то он теряет так же и “себя”»[100 - Тищенко П.Д. Указ. соч. … С. 85.].
Образы диктующей культуры-учителя и человека-ученика в контексте статьи П. Д. Тищенко – не просто метафора, это форма обобщения, позволяющая сравнить модель диктующей культуры (в историческом контексте «диктатуры») с концептом традиционной культуры А. Моля[101 - Моль А. Социодинамика культуры / пер. Б. В. Бирюков, Р. X. Зарипов, С. Н. Плотников. М., 2008. С. 27–86.], противопоставленным мозаичной культуре[102 - Моль А. Указ. соч. С. 119–124.]. Сходство диктующей культуры П. Д. Тищенко и традиционной в понимании А. Моля заключается в трансляции в плоскость культуры личности структурированных ценностно-смысловых установок в их функциональном комплексе, который сопоставим с текстом, выражающим конкретный смысл. Образно эту коммуникативную ситуацию можно обрисовать так: культура-учитель диктует классу учеников (инкультурирующейся группе) нормы и стереотипы успешного социального поведения.
Коммуникативная ситуация мозаичной культуры совершенно иная. Образно это выглядит как множество диктующих различные тексты учителей вокруг единственного ученика. В результате ценностно-смысловая среда вокруг личности распадается на множество элементов (культурем), заданных вне контекста.
Разрабатывая кибернетическую модель культуры, А. Моль помимо слова выделяет «мифемы», «семантемы» и «морфемы» как смысловые элементы информационного пространства. Атомарные представления позволяют А. Молю структурировать теоретическую модель социокультурной динамики – процесс движения смысловых атомарных единиц между субъектами социокультурного пространства. Здесь субъектом может быть индивид или сообщество. Соответственно культура индивида обуславливает его личностные качества и формируется несколько иначе, чем культура сообщества. Для индивида существенно перцептивное восприятие окружающего мира, культура для него образуется на границах перцептуальных форм. Для сообщества же культура это применимый и интегрируемый опыт. Сообщество фильтрует субъективный опыт индивида, объективизирует его, кодируя перцептуальные его грани символическими формами. Чувственность положена и в основание теории социокультурной динамики П. А. Сорокиным[103 - Сорокин П.А. Социальная и культурная динамика. М., 2006. С. 49–51.], выступая базисом типологии культурных пластов социальности. Субъективный опыт индивида, выраженный символическими формами (отфильтрованных социальностью), становится социальным опытом, культурой сообщества в той мере, в какой может быть применен его членами. Отсюда возникает возможность дифференцировать сообщество на локальные образования на основании интегрированности в нем определенного опыта, на основании культурных различий.
Процесс символизации успеха непосредственно участвует в формировании культуры личности. Как мы уже указывали в публикациях, «успешное действие стимулирует неоднократное его повторение»[104 - Бакуменко Г.В. Перцепция в социокультурном процессе символизации успеха // Человек и культура. 2014. № 6. С. 21–28.], которое технологически упрощается благодаря символам успеха, как критериям атрибуции и идентификации успешной деятельности. Символы успеха являются факторами копирования (тиражирования) и распространения успешных технологий деятельности, выступают системными регуляторами технологической эволюции. Поэтому вокруг символов успеха социокультурные системы самоорганизуются из разрозненных элементов, преодолевая энтропийные факторы дезинтеграции. В культурогенезе закономерности символизации успеха, в этой связи, могут рассматриваться в качестве принципов пространственно-средовой ориентации субъектов социокультурного пространства, являясь важными социообразующими факторами. Социокультурный процесс символизации успеха развивается от идеи успеха в игре к идеальной модели успешной деятельности. Успешная деятельность неоднократно повторяется и копируется, складываются символические формы хранения, передачи и освоения успешного опыта – сложная система символов успеха. В этой системе структурированные модели успешной деятельности представляют собой как устоявшиеся технологии, так и адаптивные технологии инновационного освоения изменчивой окружающей среды. Инновации связаны с планированием деятельности, с конструированием новых идеальных моделей успеха. Осуществление инновационной идеальной модели успешного освоения окружающего мира ведет к изменению условий среды обитания. В связи с чем идеальная модель успешной деятельности не может в полной мере соответствовать меняющимся условиям. В процессе взаимодействия человека с внешним миром на опыте идеальные модели проверяются, видоизменяются или полностью дискредитируются как несоответствующие реальности, что ведет к поиску и созиданию новых идеальных моделей успеха.
Отмеченная П. Д. Тищенко игра перцептуальных форм в пространстве диктующей культуры – это не обязательно историко-культурный контекст диктатуры как формы организации социальности. Это еще и контекст доосмысленного слова, предисловия, контекст игры с окружающим пространством вне его словесной выраженности. Так же как ребенок дословно учится ориентироваться в окружающем мире посредством игры с ним, человечество, играя с окружающей средой, окружает себя культурой и уже посредством культурных форм (религия, искусство, наука) продолжает познавать мир сквозь призму культуры. Опыт ориентации в материальном мире с помощью игры перцептуальных форм переносится на объекты культуры. Культура со временем воспринимается человеком как часть окружающего мира только потому, что становится основным проводником сведений о реальности.
Социокультурный процесс символизации успеха в онтогенетическом механизме культуры (культурогенезе) сопровождает эволюцию человечества с момента появления первых символических форм регламентации игровой или деятельностной активности. В этом смысле, важными факторами выживания человечества являются две формы осуществления деятельности по освоению среды обитания: коллективное взаимодействие и автономная активность индивида. Отсюда две порою взаимоисключающие парадигмы выживания, две формы игры, два универсальных значения символа успеха: сообща или порознь.
Совместная деятельность требует унификации символов успеха, которая осуществляется с ориентацией на приоритет социальности – коллективных форм взаимодействия. Важнейшим показателем унификации символов успеха является уровень персонального доверия индивида к коллективу и ведущей коллективной концепции бытия. Общие унифицированные символы успеха, оставаясь идеальными моделями, складывающимися в идеологические концепции, сплачивают общество, пока не перестают соответствовать реальности. В направлении унификации развивается и процесс самоописания семиотических систем (Ю. М. Лотман[105 - Лотман Ю.М. О семиотическом механизме культуры / Ю. М. Лотман, Б. А. Успенский // Текст и культура. Труды по знаковым системам. Вып 5. Тарту, 1971. С. 144–166.]). Однако на пределе самоописания семиотических систем накапливается и латентный опыт дискредитации идеальных унифицированных моделей успеха, связанный с индивидуализированным положительным опытом, не соответствующим общей ведущей парадигме. В этих условиях формируются альтернативные (вне ведущей парадигмы) семиотические и социальные связи, развиваются быстротекущие процессы переоценки ценностных приоритетов, накапливается потенциал взрывных процессов, латентно нарастает амбивалентность текста и метасистем[106 - Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства. СПб., 2002. С. 52.].
Рассматривая социокультурный процесс символизации успеха в онтогенетическом механизме культуры, можно выделить бинарные динамические его характеристики, противоположные по направленности развития: унификация символов успеха (индукция движения смыслов и ценностей) и их поляризация (дедукция), коллективные формы созидательной деятельности и персональные (автономные), социальная консолидация (сплочение) и разобщение, интеграция культур и их локализация (индивидуализация). Одна общая тенденция (унификация, индукция, коллективизация, консолидация, интеграция) связана с определенного рода символами успеха, характеризующимися социоцентризмом. Другая (поляризация, дедукция, персонализация, разобщение, локализация, индивидуализация) – с символами противоположной характеристики, с персоноцентристскими. Пока одна тенденция развивается, ее символы успеха занимают высшее положение на социальной ценностной шкале, другая – остается латентной альтернативой.
Компиляция культурем – ценностно регулируемый процесс, зависящий от сформированных корреляций успеха и результативной деятельности. В игре задаются критерии успеха, приобретающие символическую выраженность в форме идеальных моделей успешности. И эти модели направляют деятельность индивида и групп в предсказуемое целесообразное русло. Без этих базовых коррелятов смысла и ценности невозможно представить социальную коммуникацию, основанную, по мысли Ч. Пирса[107 - Пирс Ч. С. Избранные философские произведения. М., 2000.]
